Вдохновительными «метарассказами», против которых так предостерегают теоретики постмодерна?

Никто не сможет отказать Просвещению в том, что оно сформировало новое явление в истории — масштабный субъ- ект действия, обладающий мироустроительными амбиция- ми. Но именно в этом постмодернисты видят не заслугу, а изъян Просвещения. Давайте сопоставим два ряда аргумен- тов.

Первый — в пользу субъекта. В современном мире нако- пилась масса неотложных проблем, не решив которые чело- вечество вряд ли сможет выжить. Как же в этом случае мож- но радоваться разрушению субъекта и даже всеми силами способствовать этому? Ведь глобальные проблемы, с кото- рыми сегодня столкнулось человечество, на то и глобальные, что к ним нельзя подходить с позиций сиюминутно устраи- вающегося потребителя, подменяющего долговременные стратегии прихотью стихийного желания (чему учит постмо- дерн). Не стоит ли нам всерьез задуматься над тем, как вос- становить способность современного человека выстраивать долговременные масштабные проекты и мобилизовать кол- лективные усилия для их претворения в жизнь. С логической стороны это требует восстановления рациональной способ- ности суждения, умеющего выстраивать мозаику бесчислен- ных фактов в стройный смысловой ряд. С волевой сторо- ны — восстановления дерзания и пафоса, которых современ- ная культура стала чураться.

Второй ряд аргументов — против субъекта. Здесь пози- ция постмодернистов фактически сливается с позицией ли- беральных теоретиков свободного рынка. Вспомним, как эти теоретики, в лице, в частности, Ф. Хайека, критиковали «па- губную самонадеянность» рационально планирующего субъ- екта, дерзко замыслившего стохастический мир рынка, включающий бесконечное множество событий, заменить бюрократической рациональностью плановых предписаний. Следовательно, вместо возвеличения субъекта, пытающегося стать над фактами и регулировать процесс с позиций апри- орного замысла или задания, требуется умаление субъекта — его готовность подчиниться рыночной стихии, несущей не-

А. С. Панарин

сравненно больше информации, чем та, какую какой бы то ни было субъект способен обрести и представить в виде сис- темы решений. Как пишет Ф. Хайек, «путаница, царящая в данном вопросе, во многом объясняется ошибочной трак- товкой создаваемого рынком порядка в качестве «хозяйства» в прямом смысле слова (то есть хозяйственного двора. — А. П.) и оценкой результатов рыночного процесса в соответ- ствии с критериями, приложимыми только к такому авто- номно организованному сообществу, которое служит задан- ной иерархии целей»39.

С позиций такой же «рыночной» критики постмодернис- ты подходят к-историческому процессу. Вдохновленный ам- бициями Просвещения субъект задумал подчинить стихию истории своему плановому замыслу. Отсюда — все эти про- метеевы замысли, направленные на преобразование общест- ва в соответствии с определенным идеалом. Этот историчес- кий титанизм, связанный с подчинением жизни грандиозно- му проекту и во имя стройности последнего готовый ломать и калечить жизнь, во всем зловещем блеске проявил себя в XX веке. Так не пора ли нам обойтись с историческим про- ектированием так же, как современный рыночный либера- лизм обошелся с бюрократическим государственным плани- рованием, — выбросить его на свалку. Такова примерно ар- гументация постмодернистской теории в данном вопросе. Эта аргументация еще недавно почти всем казалась несокру- шимой, ибо была подтверждена трагическим опытом тотали- тарных движений и режимов, планирующих и экономику, и историю.

Однако сегодня мы имеем не менее плачевный и обеску- раживающий опыт постмодернистской деконструкции всех институтов, связанных с рационалистическим титанизмом. Амбициозный субъект Просвещения был обескуражен и обезволен, с тем чтобы потесниться в пользу множества сти- хийных частных практик.

И вот здесь случилось самое неожиданное: большинство этих практик на глазах перерастает в криминальные, так что либерализм встал перед дилеммой: либо заново реабилити- ровать великого усмирителя — Субъекта с большой буквы,

Искушение глобализмом 221

Либо выдать алиби бесчисленным «теневикам». Кажется, ли- берализм склоняется ко второму, постмодернистскому ре- шению.

Но нас здесь меньше всего интересует догматическая по- следовательность либерализма. Нам надо обсудить проблему по существу: чем грозит современному человечеству сама тенденция вымывания легитимных практик, по сугубо ры- ночным критериям оказавшихся менее рентабельными и эф- фективными, в пользу нелегитимных, теневых. Не ожидает ли нас впереди умопомрачительный эксперимент — покруп- нее «культурных революция» коммунизма, — связанный с самим отказом от различия легитимного и нелегитимного или с отождествлением легитимного с эффективным (дости- жительным)? Такая перспектива ведет к появлению «героя», по сравнению с которым прежний люмпен-пролетарий мо- жет показаться безобидным шалуном.

Обсуждению этой перспективы с серьезными аргумента- ми в руках немало способствует постмодернистская анали- тика, когда она не довольствуется ролью эпатажа. Примером такой аналитики, мне кажется, является уже цитируемый труд Ж.-Ф. Лиотара «Состояние постмодерна». Лиотар ста- вит вопрос, может быть, о самом важном: чем становится на- ука в условиях, когда большой субъект просвещения исчезает?

Каким образом легитимировала себя классическая нау- ка? Согласно Лиотору, она достигала социального оправда- ния (а тем самым и статуса), вступая в противоречие с собст- венными имманентными установками. Имманентная уста- новка точного научного знания — безжалостно отсеивать суждения, не подтверждаемые в точном эмпирическом на- блюдении и эксперименте либо не имеющие формы строго дедуктивного вывода из достоверных посылок. Ясно, что такие суждения, как «наука должна служить народу», про- грессу, перспективе освобождения личности и т. п., не явля- ются строго верифицируемыми научными суждениями — их нельзя подтвердить или опровергнуть в форме научного экс- перимента.