Как видим, вопрос не в обмене как таковом. Вопрос в том, чтобы все на свете сделать отчуждаемым — причем в глобальном масштабе.

Когда речь заходила о прежнем типе рынка — рынке то- варов, экономическая теория рассматривала рыночный от- бор как процедуру открытия наиболее эффективных произ- водителей, находящих в системе рынка эффективное поощ- рение. Теперь, когда речь идет о рынке ценных бумаг и манипуляциях с краткосрочным спекулятивным капиталом, рынок превращается в процедуру абстрагирования и отчуж- дения — денатурализации богатства, без остатка растворяе- мого в денежных знаках и без следа исчезающего в процессе глобальных финансовых игр. Деньги оставляют от предметов лишь чистые знаки, связывающие их с одной формой суще- ствования — обменом и коммуникацией.

Но монетаризм символизирует не только абстрагирую- щую способность денежной знаковой системы, которая, на- подобие платоновских идей, стоит за натуральными форма- ми богатства и делает их мгновенно отчужденными. Деньги являются специфической формой перманентной револю- ции, переворачивающей социальные статусы и авторитеты. В основе сребростяжания лежит страсть; но ошибаются те, кто сводит ее к наживе. Не в меньшей мере это страсть соци- ального реванша со стороны предельно самолюбивых групп, которые ощущают себя предельно униженными.

Как пишет Г. Московичи, комментируя Г. Зиммеля, «день- ги — родина безродных... Если ментальная тенденция транс- формировать деньги в их собственную цель укореняется в обществе, необходимо предположить, что какая-то особая социальная категория более, чем другие, способна ее реали- зовать... Прежде всего, эта категория должна находиться на некоторой дистанции по отношению к ценностям и благам коллектива, проявлять безразличие по отношению к его судьбе. Далее, ей должно быть отмерено время, и она должна

Искушение глобализмом 181

жить под угрозой постоянного ультиматума... Повсюду суще- ствуют инородцы, еретики... люди, исключенные из общест- ва из-за опасности, которую они представляют для общест- ва, если не для всего человеческого рода... Никакая другая роль не позволяет им существовать и даже приобрести неко- торое могущество. Лишь деньги могут дать это, и они хвата- ются за них как за спасательный круг»27.

Таким образом, мы действительно сталкиваемся с пара- доксом. Наши либералы, которые с таким жаром сегодня осуждают революционные перевороты и революционный террор — и прежде всего за то, что они перевертывают нор- мальную социальную перспективу, ниспровергая лучших, способнейших и возвышая худших, — не заметили, что «террор монетаризма» выполняет точь-в-точь ту же роль. Посредст- вом денег люди, ничем не заслужившие доверия общества и часто демонстрирующие наихудшие моральные качества, получают возможность торжествовать над наилучшими — совестливыми, чуткими, бескорыстными, просто честными.

Не является нынешняя монетаристская революция, на глазах изумленного мира переворачивающая все статусы и возвышающая над всеми нами ранее никому не известных и к тому же сомнительных личностей, — не является ли она превращенной формой старого революционного экстремиз- ма, в котором, как известно, задавали тон эти же обиженные инородцы, мстительные местечковые честолюбцы люмпен- интеллигенты, которым обычное течение дел не давало ни- какой надежды? И те и другие заинтересованы в том, чтобы взломать существующий социальный порядок, нарушить правила игры и, перевернув общество вверх дном, добиться выгодного им перевертывания статусов.

Реванш отщепенцев — вот что роднит бывшую больше- вистскую и нынешнюю монетаристскую революции. И не случайно обеим революциям сопутствовали специфические культурные революции. Культурная революция — это взрыв нормальной ценностной системы и системы оценок, без чего взявшие реванш отщепенцы все равно обречены на нравст- венный остракизм, на духовную отверженность. Поэтому они крайне озабочены тем, чтобы навязать обществу «новую

А. С. Панарин

Мораль» — как раз такую, которая обеспечивала бы легитим- ность их нелегитимным практикам.

Нынешние «революционеры монетаризма» менее склон- ны в этом сознаваться. Их борьбе со «старым менталитетом» недостает доктринальной ясности. Тем не менее весьма оши- бутся те, кто в нынешней волне имморализма и прямого криминала усмотрят действие одной только «варварской стихии». Здесь, как и в культурной революции большевизма, чувствуется направляющая рука компетентных технологов, ведающих, что творят. Главная их цель — морально разру- шить и обескуражить общество, лишить его способности нравственного суждения, перевернуть систему оценок.

Судя по многим признакам, монетаристская «революция отщепенцев» является действительно мировой. Поскольку она смазывает все качественные различия, касающиеся про- исхождения денег, и, главное, смазывает различие между продуктивной и спекулятивной прибылью, между нормаль- ной и теневой экономикой, то она неминуемо влечет за со- бой целый шлейф криминальных монетаристских практик, включая такие сверхрентабельные, как торговля наркотика- ми, торговля живым товаром, торговля человеческими орга- нами и пр.

Что-то случилось с цивилизацией, какой-то микроб опа- сно ослабил ее, коли она оказалась не в состоянии предупре- дить наступления новых буржуа, с революционной энергией взламывающих все социальные и моральные нормы. Только многозначительная двусмысленность цивилизованного за- конодательства позволяет создателям финансовых пирамид безнаказанно разорять целые континенты, обессмысливать труд миллионов людей, вывозить сотни миллиардов долла- ров из разоренных стран, не подпадая ни под одну из статей уголовного кодекса. Монетаристы осуществляют тихий ге- ноцид оказавшихся незащищенными народов, подрывая ус- ловия их демографического воспроизводства и всякой нор- мальной жизни вообще.