Со времен протестантского переворота Бог утрачивает прежние качества христианского Бога, предпочитающего

«нищих духом», и начинает больше напоминать ветхозавет- ного Бога Израиля, спасающего не всех, но только избран- ных — способных не к разовому подвигу просветления и по- каяния, а к методической повседневной аскезе. Почему про- тестантские аскеты так стремились к успеху в практических повседневных делах? Потому что, не имея коллективных га- рантий спасения, даваемых прежде церковью, они испыты- вали гнетущее давление неуверенности и страха и лечились от этого работой. «Для него (протестанта. — А. П.), подверг- нутого такому давлению, единственным средством умень- шить неуверенность, уменьшить психическое неблагополу- чие... было не покладая рук предаваться работе»23.

Но масштабность того переворота во взглядах на капита- лизм, который связан с М. Вебером, мы можем оценить лишь тогда, когда не ограничимся психологическими и куль- турополитическими интерпретациями его дискурса о капи- тализме. Аскетическая жертва протестанта у Вебера чем-то существенным напоминает человеческую жертву, приноси- мую пролетарием. Труд пролетария у Маркса оказывается той чудодейственной субстанцией, которая является источ-

А. С Панарин

А. С. Панарин

Ником прибавочной стоимости и помогает тем самым пре- одолеть примитивное представления о капиталистической экономике как основанной на грабеже, экспроприаторстве и перераспределительстве. Последние создают, по Марксу, только первичную предпосылку капитализма; в дальнейшем он функционирует уже не как паразитическая, проедающая ранее созданное богатство, а как производительная, создаю- щая богатство система — и все это благодаря труду наемных рабочих, производящих не только стоимости, но и прибавоч- ную стоимость как источник всеобщего экономического роста.

Тайна протестантского аскета у М Вебера в чем-то пора- зительно напоминает тайну марксистского пролетария. Благо- даря своему повседневному неуклонному усердию и последо- вательному воздержанию от проедания излишков предпри- ниматель-протестант создает некую «прибавочную стоимость», а точнее прибыль, качественно отличающуюся от традици- онных типов дохода тем, что наряду с частью, предназначае- мой для потребления, содержит растущую часть, предназна- ченную для накопления.

Так буржуазное накопление связывается с жертвой — от- казом от радостей раскованного потребительства, что требу- ет не только пламенной религиозной веры, но и большой ре- лигиозной воли. Подвиг такой воли требуется для того, что- бы перейти от спонтанности безответственного потребления к вымученности накопления. Жертвенность веберовского про- тестанта напоминает жертвенность марксистского пролета- рия и по целому ряду других признаков. Вспомним, что про- летарий у Маркса отлучен от культуры, от досуга и от всех достижений и радостей цивилизации, связанных с буржуаз- ной паразитической «надстройкой».

Он хорошо знает, что только его труд является произво- дительным — создающим общественное богатство, тогда как все остальные общественные слои усердствуют либо в пере- распределении этого богатства, либо в его прямом расхище- нии. Отсюда — известная из практики социалистического строительства классовая подозрительность пролетариата к буржуазным излишествам, к деятельности, связанной с куль-

Искушение глобализмом 163

турной надстройкой, к попыткам приписать науке, культуре и образованию автономный самоценный статус Всем памят- ный «пролетарский классовый подход» демонстрировал не- выносимую утилитарную узость «пролетарской культуры», готовой ставить на подозрение -и безжалостно преследовать

«буржуазную» культурную богему — всех адептов чистой науки и искусства ради искусства.

Однако если мы сравним отношения пролетарской дик- татуры к культуре и цивилизации с отношением к ним со стороны носителей протестантской аскетики, мы поразимся недвусмысленному совпадению. Мещанство протестантской (в России — старообрядческой) закваски с величайшим по- дозрением относилось к деятельности интеллигентного куль- турного авангарда и группирующейся вокруг него эстетствую- щей богеме. Не случайно по мере продвижения протестант- ской реформации на север, в Скандинавию и на Британские острова, вся художественная богема мигрирует на католичес- кий юг: Париж, Рим и Мадрид становятся для них местом эс- тетского карнавала — «праздником, который всегда с тобой».

В эпоху Ренессанса между авантюристом-буржуа и аван- тюристом-художником имелось взаимное понимание: оба они утверждали свой эмансипаторский проект на развалинах средневековой культуры. После протестантского переворота, превратившего буржуа в скопидома, который отыскивает свою прибыль не на пути бесшабашных колониальных аван- тюр, а на путях методического самоотказа в повседневности, между левым авангардом, художественным и политическим, и буржуа-пуританином пролегла настоящая пропасть. Пури- тане отвергли как неугодное Богу «баловство» не только пре- сыщенность аристократической жизни, но и моральные экс- перименты культурного авангарда, презирающего пресную мещанскую мораль.

Маркс объяснял враждебность буржуазии «известным отраслям духовного производства» характерной скупостью и приземленностью буржуазного класса, признающего один только утилитарный подход к действительности Вебер объ- яснил бы ее посредством ссылки на аскетическую традицию, обязывающую подозрительно относиться ко всякого рода де-

А. С. Панарин