Притча про одного спортсмена

Теперь самое время рассказать о самарском воззрении на спелеологию (по крайней мере, в нашем клубе), на этот раз уже для иногородних читателей, чтобы в свою очередь наше поведение стало понятным.

Нашему клубу всего десять лет. Основал его Логинов Владимир Анатольевич (он же Фомич), когда не нашел единомышленников среди других спелеологов Самары. Клуб существует при аэрокосмическом университете, и в настоящее время я занимаюсь в нем обучением студентов. Когда мы – первый набор – начинали заниматься, нам было 16-18 лет. Спелеологическая направленность клуба изменялась с годами вместе с изменениями наших амбиций и взглядов. Чтобы наиболее понятно объяснить, о чем идет речь, расскажу вам историю одного своего друга Вершинникова Юрия, с коим мы ходили в первый поход, и с кем дружим сейчас. Итак, притча про одного спортсмена.

Юрий всегда был спортсменом в самом прямом и чистом смысле этого слова. Свои амбиции он хотел реализовать в пещерах. Его манили цифры, манили рекорды. Цифры на секундомере контеста, цифры глубины пещеры. Юрий был настолько увлеченным, что легко мог соревноваться с секундомером. Он бегал по утрам большие и малые дистанции на время, стремясь выжать из тела максимум и пробежать лучше, чем вчера. Контест был постоянным спутником и другом молодого спортсмена, и разлучить их могли лишь внушительные шрамы на теле Юрия, оставленные обвязкой.

Урал сменил Алек, его, в свою очередь, Арабика. Постепенно глубина иссякла. Юрий стоял на берегу большого озера с прозрачной водой в Зале Советских спелеологов, в пещере Крубера-Воронья, на известной отметке -1710 метров. Это была максимальная глубина, куда можно спуститься без акваланга.

Что делать далее, было не ясно, Юрий бросился вверх – в горы, в альпинизм, в скалолазание. Пару лет он упорно тренировался на скалодромах, но выше семерки «а» шагнуть не смог. Альпинизм тоже оказался «не тем». Лыжные кроссы, двухсоткилометровые веломарафоны, мультиспортивные гонки, ледолазание и драйтулинг, скайранинг и многое другое перепробовал Юрий в поисках нужного увлечения.

Он всегда стремился проникнуть в самую суть вещей и разобраться, почему происходит именно так. В первую очередь его интересовало, почему его тело во всех спортивных начинаниях не может шагнуть дальше некого предела, и есть ли такая область, где можно развиваться бесконечно. Юрий прочел немало книг спортивного содержания и вывел для себя известный многим тезис «физкультура против спорта», который можно взять за основу и для нашего клуба. Мы хотим заниматься физкультурой, но ни в коем случае не спортом! Думаю, разница этих понятий очевидна, но все равно поясню. Спорт предполагает выход на предельные режимы работы организма, а физкультура – это просто физическое развитие. А если чуть глубже – некоторый активный образ жизни в соответствии с потребностями и возможностями своего тела.

Каким бы вы хотели обладать автомобилем – на котором ставили рекорды, исследуя его предельные возможности по скорости, дальности, прочности и грузоподъемности, или тем, что эксплуатировали, разумно избегая пределов? Автомобиль всегда можно купить новый, тело дается один раз. Сорокакилограммовый рюкзак в нашей среде признак не силы и воли, а скорее слабости ума. В инструкции к вашему телу это обязательно написано, спросите у любого врача.

Сегодня Юрий из всего перечня активных увлечений целеустремленно занимается лишь слэклайном (хождением по натянутой стропе) и йогой, и считает, что самое главное, чтобы усилие над собой не переросло в насилие.

Фраза «ученик должен уметь сделать 15 подтягиваний на турнике» содержит серьезную ошибку: слово «должен» предполагает насилие над собой. Да и количественная оценка достижений весьма примитивна.

Я никогда не был спортсменом в чистом смысле слова, мой путь к простым истинам был несколько короче и не включал столь разнообразные и экзотические увлечения. Хотя, признаюсь честно, были в нем и такие этапы, когда я хвалился и количеством выпитого алкоголя и рюкзаком под пятьдесят кг.

В чем же смысл всего вышеизложенного: он банален и прост – умей получать удовольствие от процесса, а не от результата. Вот такая простая концепция.

Вдоль стены за горизонт

Утром мы согласно плану отправлялись с Женей Цурихиным на разведку будущего места под лагерь для группы «центр» и для нашей группы.

О Жене Цурихине нужно обязательно сказать пару слов. Как-то после прошлой экспедиции уральцы попросили написать меня несколько строчек к юбилею Жени (по моему, пятидесятилетию), но у меня тогда не получилось, зато расскажу про него сейчас. И, хотя на любом солнце имеются пятна, и у каждого человека есть свои недостатки, Женя Цурихин, несомненно, положительный персонаж моего повествования.

Первое, что поражает и восхищает, его физическая форма. После экспедиции уже в Самарканде, в альплагере Артуч, Женя первый подошел к турнику, сделал несколько раз выход силой, затем провисел на одной руке в полном блоке (в полностью согнутом состоянии) более минуты, потом поменял руки и повторил упражнение. Разумеется, это было не хорошо подготовленное выступление, а следствие отличной физической подготовки. Женя не был атлетом или скалолазом – он спелеолог, а для посещения пещер необходимо крепкое тело. Не хотел бы я оказаться с ним в одной пещере, чтобы не чувствовать себя неполноценным. Думаю, под землей он перемещался изящно и быстро.

Женя не старался мотивировать людей, беря их «на слабо», что было весьма распространенно в этой поездке: «ну что вы, не мужики что ли, неужели не дотащите, не дойдете и т.д.». Он использовал другие, более разумные аргументы, агитируя заниматься, например, топосъемкой. Алкоголь для Цурихина не важный, неотъемлемый элемент, а не более чем традиция клуба, которую следует соблюдать из уважения, так же, как, например, традицию пить зеленый чай в Азии, предварительно трижды перелив его из пиалы в чайник.

И самое главное – Женя безумно любит пещеры. Кто-то скажет, что эта черта характерна для всех спелеологов, но тут случай особенный. Его влекут не цифры, рекорды и последующая слава. Ему нравятся сами подземные пространства, как в целом, так и отдельные камни, натеки, красивые и не очень. По крайней мере, я так думаю.

Мы вышли из лагеря рано утром, наскоро перекусив вчерашним супом. Наш путь лежал вдоль подножья стены далеко за горизонт. Солнце еще не успело подняться высоко и достигнуть жарких углов падения лучей, и идти было достаточно просто. У меня с собой был литр воды с лимоном и сахаром – величайшая ценность в наших условиях. У Жени была баклажка зеленого чай и литровая запечатанная бутылка минералки, которую он собирался открыть непосредственно около входа в Улугбек. Под отвесной стеной начинался наклонный участок, по которому и пролегал наш путь. Местами это был сыпучий склон, местами, где сошел сель, это был конус из твердой засохшей глины, на поверхности которого ботинки держались плохо. В основном же подножье стены имело три горизонтальные полочки, и передвигаться следовало по самой нижней и самой широкой третьей полке. Мы искали в первую очередь источник воды, места под палатки и удобную дорогу.

Место для группы «центр» нашлось быстро по прошлогодней отметке «ручей» на навигаторе, о чем мы сообщили по рации руководителю экспедиции Вадику. Внизу на одной из скал был установлен самодельный ретранслятор – рация и устройство «попугай». Это устройство повторяло каждую фразу, брошенную в эфир. Промежуточная радиоточка позволяла держать связь с лагерем и за перегибом стены.

Вскоре мы поднялись на один из гребней, уходящий наклонно вниз от подножья стены. Кулуар с нашим лагерем остался позади, мы ушли за горизонт.

Стена высотой от двухсот до четырехсот метров являлась серьезной опасностью для летательных аппаратов. В этом районе разбился один вертолет и два самолета. Мы подходили к месту крушения истребителя. От самолета остались лишь мелкие осколки, видимо он врезался в скалу на полной скорости.

Полтора часа мы шли от места ночевки до будущего лагеря группы «центр», затем еще полтора часа до прошлогоднего лагеря под входом в пещеру Дарк Стар. В прошлой экспедиции соединили пещеры Дарк Стар и R21, и теперь работы велись через R21, вход в которую располагался ближе на пару километров и несколько ниже.

От старого лагеря мы шли еще пару часов до Улугбека, снова перешагнув за линию горизонта. Солнце достигло зенита, становилось жарко, но на наше счастье, поднялись кучевые облака, тень которых принесла приятную прохладу.

Место крушение второго самолета выглядело несколько мрачнее. Это был пассажирский Ил. Он врезался в верхушку стены в условиях плохой видимости, как раз в том месте, где стена наиболее высока. Взял бы он чуть левее и спокойно бы пролетел. Останки каркаса были несколько крупнее, чем у истребителя. Явно выделялось основание хвостового оперения. Здесь можно было бы изучать анатомию самолета, словно в кабинете на кафедре конструкции и проектирования летательных аппаратов, если опустить тот мрачный факт, что здесь погибло несколько десятков человек, и среди обломков можно случайно обнаружить, например, обгоревшие детские туфельки. В общем, место было жутковатое, но именно здесь была вода, и трещина входа в нашу пещеру маячила где-то наверху. В этом месте нам предстояло поставить лагерь.

Наскоро перекусив, мы двинулись обратно. Женя перемещался по сыпухам и склонам с необычайной легкостью. И пока я, молодой и акклиматизированный, ковылял до очередного камня, Цурихин успевал поставить на нем опознавательный турик – пирамидку из камней, чтобы в следующий раз было проще найти тропу. Уже скоро по нашим расчетам за очередным гребнем должен был показаться наш огромный кулуар, с маленькой точкой лагеря в конце, но этого почему-то не происходило. Мы проходили уже не то пятый, не то седьмой гребень, за которым появлялся очередной. Обратный путь явно затянулся и был длиннее, чем дорога туда.

В лагерь я вернулся практически без сил. Ребят не было – все переносили груз для группы «центр». Хотелось сидеть неподвижно. Я заставил себя переодеться и приготовить чай, затем залез в спальник и немного подремал, ожидая ужина.

За острый край стены…

Новости из пещеры Фестивальной, к входу которой отправилась двойка разведки, были плохими. Исчезло несколько трансов с веревкой и резиновая лодка, оставленные в привходовой части пещеры с прошлого года. Видимо, кто-то из местных пастухов заметил, что спелеологи что-то прятали в пещере. Вход в Фестивальную находится на стене, попасть туда не очень просто, но возможно. Теперь в каком-то из аулов ишаков привязывают юкропом (украинская веревка) или даже кордасом (веревка хорошего европейского производителя), а экспедиция должна сократить свои амбиции минимум на 500 метров.

Надо сказать, что местным сложно понять такое европейское явление как туризм – то есть путешествие ради удовольствия (не говоря уже о скалолазании, спелеологии и т.д.). Если человек идет в горы, значит либо должна быть какая-то цель, либо он просто дурак. А у дурака не зазорно и веревку стырить. Возможно, веревку взяли без злого умысла – спелеологи часто выбрасывают ненужные вещи, (старые сапоги, например), представляющие для пастухов большую ценность. В самом факте пропаже нет ничего удивительного – в России бы стырили, не задумываясь (в Башкирии у нас как-то сняли веревку, что висела на стене в качестве страховочных перил). Удивляют масштабы и объем работы: 500 метров – это четыре транспортных мешка и пятый с лодкой, которые нужно спустить вниз от входа практически по скалолазной трассе. В последствии пришлось снимать веревку с нижних этажей пещеры Фестивальной, с направления Кавказ, как раз ту самую, что два года назад мы мерили и сортировали на моей даче, а затем группа Владимира Логинова повесила в пещере.

Новости от второй штурмовой группы были хорошими. Эта группа отделилась от основного состава еще вчера утром, обогнула стену, поднялась наверх и сделала навеску с верха стены вниз по имеющимся прошлогодним точкам. Вход в пещеру Улугбек находился в верхней половине стены, и теперь настало время определиться с концепцией – либо стоять под стеной, либо на плато сверху. Второй вариант предполагал менее комфортные условия жизни в лагере, но позволял существенно сэкономить веревку – поскольку в этом случае не требовалось провешивать всю стену целиком. К тому же по плато перемещаться было проще, чем вдоль подножья стены. Таким образом, был выбран второй вариант, а наш разведывательный выход с Женей большей частью оказался напрасным и не принес ничего кроме положительных ощущений.

С утра мы собрали лагерь и начали подъем. Предстояло сначала набрать метров сто высоты до стены по круто-наклонной осыпи, затем добраться до входа в Фестивальную по различным веревочкам и перилам. После нас ждал подъем около ста метров в верхней части стены, оснащенной срт-трассой. Жумарить (подниматься по веревке вверх) с рюкзаком вместо транспортного мешка было непривычно. К высоте я адаптироваться еще не успел, поэтому мне было не сказать что страшно, но некомфортно. Еще я планировал поснимать видео на стене, но в процессе подъема желание достать камеру не возникло. Отчасти это связано еще и с тем, что мы двигались плотным потоком, держа безопасный промежуток в две перестежки между участниками. Поднимать груз на стену нам помогали почти все представители групп «центр» и «оазис».

В верхней части стены гулял вольный ветер. Он задувал в уши, срывал камни с сыпучих склонов и бросал их вниз. Затем вертикаль сменилась наклонкой. На вершине был сложен огромный тур из здоровых камней, за который крепился конец веревки, чтобы его не унесло ветром. Я поднялся к туру. За перегибом моему взору предстала поверхность плато, словно поверхность новой планеты. Вдалеке, за отворотом скалы ютилась, спрятавшись от ветра, маленькая палатка группы навески. У входа сидел итальянец Стефане и кипятил чай для поднимающихся.

По нашему гениальному плану нам сегодня предстояло провести ночь здесь втроем. Лена, сделав рейс на плато, для более плавной акклиматизации возвращалась в предыдущий лагерь, где еще были ребята из группы «оазис», а завтра должна была подняться к нам. Четверо же наиболее отважных отправлялись вместе со всем необходимым для ночевки к Улугбеку, а мы с ребятами из групп «центр» и «оазис» помогали им донести груз.

Мы двигались большой группой по поверхности плато, удивляясь космическим пейзажам и чудесам верхнего мира. Сначала наш путь пролегал по краю стены. Местами край напоминал крышу многоэтажного дома – настолько остро выражен был угол между плато и отвесной частью. Временами наш путь проходил между живописных скал и больших камней, строгие геометрические формы которых на ровной поверхности плато напоминали полотна Сальвадора Дали.

Край стены был неровный – первоначально мы находились на огромном, уходящем вперед и вверх выносе стены. Нам предстояло спуститься вдоль края до нижней точки, а затем подняться на еще более значительный вынос.

Часа через полтора прогулки мы вышли на большую идеально ровную наклонную площадку, дальний край которой обрывался вниз стеной. С двух сторон площадка была ограничена трехметровыми стенами. В нижней же части имелся большой нависающий камень, а под ним значительный снежник. Миша Рафиков, наш проводник, бывший на плато в прошлом году, предположил, что это место можно использовать для болдеринга (скалолазания без страховки на небольшой высоте). Снежник внизу играл роль мата, Михаил даже продемонстрировал пару движений под аплодисменты иностранных коллег. Место окрестили болдером. Здесь же мы расстались с ребятами из «оазиса» и «центра» (им было пора возвращаться в лагерь). Иностранцы и кое-кто из ребят сбрасывались с гор раньше, и с ними мы виделись последний раз.

Далее мы продолжили путь небольшим составом. Вскоре появились промытые водой скалы, словно изъеденные гигантскими червями. Затем шел участок стены, где произошел провал и образовались огромные воронки, ограниченные по краям еще не рухнувшими булыжниками. Место напоминало древний разрушенный город. Затем мы снова вышли на ровную наклонную поверхность и подошли вплотную к краю. Наклон позволял лечь на плоскость и безопасно заглянуть вниз. Это действие завораживало. Михаил с Сергеем сбросили вниз огромный камень. Он пролетел всю стену и взорвался на мелкий щебень, ударившись об уступ. Облако пыли поднялось до верха стены и запахло серой и гарью.

В пять часов мы расстались, ребятам оставалось до нового лагеря не более километра, судя по навигатору, а нам – пару часов налегке. Мой организм полностью акклиматизировался и вышел на оптимальные обороты. Я легко шел домой, временами дожидаясь Сашу, которому прогулка давалась чуть тяжелее.

На плато солнце садилось значительно позже. Внизу в четыре часа дня светило скрывалось за краем стены, становилось прохладно. Здесь же солнечный диск плавно исчезал в туманной дымке, и, если не знать, что находишься в самой сухопутной стране континента и до ближайшего моря тысячи километров, то можно представить, что оно тонет в море словно на Арабике.

Катя готовила ужин. Саша достал из рюкзака большое яблоко, последнее из тех, что раздавали на заброске, и съел его, отрезая ножом небольшие кусочки. Из огромного снежника снизу вытекал ручей, и я набрал воды и даже постирал носки.

В бутылке с водой, из которой мы делали чай, плавал старый кусок лимона – видно в ней кто-то на заброске делал себе кисленькую воду. Лимончик попал мне в кружку и заварился, добавив чаю знакомый вкус. Я выпил все до последней капли. На поверхности новой планеты цитрусовых не предполагалось, и теперь вкус чая с лимоном удастся отведать лишь много дней спустя.

НА ОБРАТНОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ

Знакомство с Улугбеком

На следующий день мы дождались Лену и перенесли лагерь к Улугбеку, а днем позже сходили за остатками груза.

Новый лагерь находился в очень странном месте. Единственное его достоинство заключалось в близости к веревке в Улугбек, которую ребята повесили, пока мы переносили вещи. Это был огромный холм на краю плато щедро посыпанный мелкими камнями. Место можно было назвать «камни на склоне». Никакими иными особенностями рельефа оно не обладало.

Нас встретил Михаил, он как раз разгребал камни и ровнял место для нашей палатки. Мы стали ему помогать. В лагере постоянно дул ветер, и помимо площадки приходилось строить оградительные сооружения. Также строили кухню и тропинки. При строительстве на сыпучих склонах главное – сделать крепкое основание, дабы конструкция из камней не уехала вниз по склону. Рядом с палатками располагался снежник, из которого мы брали воду. В восьмом часу вечера солнце погружалось в мнимое узбекское море, и становилось темно и холодно. Утро же наступало здесь значительно позже. Если внизу под стеной в шесть часов утра первые лучи проникали сквозь палатку, то на плато солнце появлялось лишь в восемь. До этого времени было холодно. Ночью чаще всего температура опускалась ниже нуля, и вода в бутылках замерзала. Высота нового лагеря составляла 3800 метров над уровнем моря.

Пещеру Улугбек открыла итальянская экспедиция примерно в девяностом году. В то время это была пещера с самым высоким расположением входа в мире, а, следовательно, имеющая огромные перспективы по глубине. Улугбек, в честь которого и названа пещера, был умный мужик, ученый, физик, астроном. Будучи внуком легендарного Тамерлана, он в отличие от воинствующего дедушки занимался наукой, а не войной. Улугбек основал в Самарканде университет, в здании которого мы были на экскурсии, и еще он построил обсерваторию. Не знаю почему итальянцы, открывшие и исследовавшие пещеру, назвали ее так. Говорят, они тоже любили астрономию и уважали Улугбека.

Итальянская экспедиция для доставки в место работы использовала воздушный транспорт. Сразу после распада Советского Союза вертолеты в этих местах были легко доступны для спелеологов. Запасов горючего на военных базах, оставшегося еще со времен боевых действий в Афганистане, было предостаточно. В те славные годы даже к пещере Бой–Булок, до которой идти всего четыре часа, забрасывались на вертушке.

И вот, на шестой день активной части экспедиции и на одиннадцатые сутки с момента отъезда из Самары, мы собирали личное подземное снаряжение, готовясь к ознакомительному выходу в пещеру.

Некоторую тревогу вызывал предстоящий спуск ко входу. Он находился на стене высотой около 350 метров, на которую мы попадали с самого верху и должны были спуститься по срт-трассе метров на сто, где и располагался грот. Я никогда не работал с веревкой на такой высоте, причем еще не в темноте пещеры, а при свете дня, когда все видно. Поэтому было немного страшно. Руки сами выполняли привычные при движении по срт-навеске действия, естественно с чрезвычайной осторожностью. Взгляд сфокусирован на фрагменте скалы перед собой, веревке и железках. Если не обращать внимания на то, что находилось в поле бокового зрения, то можно было потихонечку спуститься. Карем, другой, третий… вроде бы все нормально, но вдруг стена резко ушла из под ног, а взгляд волей неволей провалился в открывшуюся пустоту и сфокусировался на предметах, расположенных на триста метров ниже. Передо мной был карниз – выступающий, словно громадный балкон, участок стены. Далее веревка шла в свободный отвес, а до стены метра два-три. Ветер пронзительно завывал в ушах. Спуск без возможности упереться ногами в скалу был крайне неуютен, и, казалось, будто он никогда не закончится. Скала плавно уплывала в сторону (меня начало вращать), открывая мне чудесную панораму долины. Наконец, рукой, контролирующей веревку ниже спускового устройства, я почувствовал натяжение очередного карема, нехитрая операция, и короткий ус вернул мои подошвы к спасительной тверди скалы. Первый спуск в Улугбек взбодрил меня, вызвав массу острых ощущений. Из привходового грота я посмотрел на Сашу и по лицу понял, что спуск впечатлил и его.

Сама же пещера окзалась длинным и не очень широким меандром, в котором временами исчезал пол, и можно было идти на разных уровнях по высоте. Около входа нам встретилась древняя натечка, затем шел колодец, стены которого были щедро покрыты льдом. В местах, где меандр поворачивал, имелись небольшие расширения. Здесь приходилось подниматься на гору из камней и спускаться снова. Остальные же участки преодолевались техникой распора.

Сделав не менее десяти поворотов, меандр снова привел нас ко льду. Мы уперлись в первую группу, которая в свою очередь уперлась в ледяную пробку. Сверху лил водопад, внизу была лужа, а прямо был лед, который нам предстояло пройти. Но для ознакомительного выхода этого было достаточно.

Динозавры и каньоны

Нас, участников группы «динозавры» было восемь человек. Четверо известных персонажей из Самары, Сергей Терехин из Екатеринбурга, Михаил Рафиков и Катерина Яцуценко из Москвы, и Гульназ из Уфы.

Руководителем нашей группы был Сергей Сергеевич Терехин – самый взрослый среди нас, настоящий гладиатор СГС. За свою карьеру на арене он участвовал во многих соревнованиях, пробегал 120-ти метровую веревку за 5:20. Обе коленки и плечо были облачены в эластичные фиксаторы. Травмы свидетельствовали о немалых прежних спортивных подвигах. Удивляло, что, несмотря на уже четвертый десяток, его спортивный пыл не угас ни капели. Сергей был настроен на максимум. Окружающее его несильно интересовало, он не смотрел по сторонам, а был более сосредоточен на движении вперед и достижении цели. Любые препятствия в пещере вызывали в нем желания их преодолеть. Он радовался, обнаружив очередную ледяную пробку, и был готов бежать в пещеру, чтобы бороться с ней. Если существовал какой-то вариант действий, скажем «вариант А», позволяющий худо-бедно достигнуть заданной цели, и вдруг появлялся «вариант Б», возможно чуть более удобный и легкий, но несколько более сложный, Сергей произносил свою коронную фразу: «Валентин, не вижу смысла использовать «вариант Б».

Терехин был руководителем нашей группы, Михаил – штурманом. Сергей приехал на гору Ходжа-Гур-Гур-Ата впервые, Миха же работал на плато в прошлом году и знал здесь почти каждый камень. Именно Михаил в прошлом году сделал навеску на стене с самого верха до низа в районе пещеры Дарк Стар, обеспечив тем самым возможность попадать в пещеру снизу. Миха работает промышленным альпинистом и не боится высоты, в экспедициях специализируется на восхождениях и закачках. Его прямо таки прет от сложных работ на вертикальных участках. Михаил – хороший друг Андрея Шувалова, человек весьма позитивный и веселый, любит тусовки, рок-концерты, ска панк, слэмы и праздники.

Михаила многое интересовало. Он задавал вопросы и внимательно слушал, говоря после каждой фразы «ага» или «угу». В случае с «вариантами» он пытался вникнуть в плюсы «варианта Б», а затем убедить тебя, что «вариант А» все же лучше.

Нам предстояло работать в Улугбеке: найти в пещере продолжение или доказать, что подобного не существует. Улугбек был основной целью нашей группы. Также можно было поискать пещеры на плато.

Я, когда только планировал принять участие в двух экспедициях, достаточно четко представлял себе, что это весьма сложно физически, и, возможно, после первой поездки желание идти в пещеру у меня иссякнет настолько, что и силой не затащить. Поэтому обрадовался, что попал в группу «динозавров», где предполагалось множество прогулок по поверхности, а подходы и отходы составляли почти половину экспедиционного времени. Я ехал в Азию не в пещеры (их хватало и на Арабике), а в большей степени в путешествие и ради приключений. Желание подземной работы у меня не иссякло, но по всем моим подсчетам у остальных оно должно было быть куда сильнее, поэтому первое время я особо не стремился в Улугбек, давая товарищам возможность утолить пещерный голод.

Я выбрал прогулку по плато, как наиболее интересное и полезное занятие. Мы отправились искать пещеры вместе с Гульназ. Она была самой молодой участницей нашей группы. Ее привлекало все оригинальное и креативное, удивляло многообразие вкусов жизни. Она только окончила институт, и перед ней были открыты все дороги, и ее опьяняла внезапная свобода выбора. Ей не нравилось все обыденное, скучное и формализованное. Она бежала от этого прочь. Она искала работу, но не хотела работать на дядю, желала быть хозяйкой самой себе и своему времени.

В общем, думаю понятно, о каком возрасте идет речь. Я старался с ней не разговаривать на отвлеченные темы о жизни, дабы не показаться слишком скучным и старым, и чтобы не разбить ее чудный внутренний мир своим цинизмом.

Кроме того, Гульназ была спортсменкой, специализировалась на длительных, практически марафонских аэробных нагрузках: велопробеги, мультиспортивные гонки. Веревку 120 метров она проходила быстрее Терехина, о чем тот немало сокрушался. Интересно, что никаким «настоящим» видом спорта (типа легкой атлетики) она никогда не занималась, только туризм и все сопутствующее ему. Гульназ путешествовала по стране, перевозя с собой из города в город в плацкартных вагонах свой велик, и обещала заехать к нам покататься. Вот примерно об этом мы говорили, гуляя по плато.

Как искать пещеры и где, было непонятно. Нижнюю часть плато прорезали многочисленные каньоны. Предположительно, в них могли быть пещеры, но могли быть и на плато. И как искать пещеры в каньонах, тоже не очень ясно. Взять один и исследовать его досконально до метра или поверхностно осмотреть как можно большее число каньонов? Первоначально я решил пронумеровать все каньоны, которые мы посетили, и привязать их на навигаторе.

Большей частью нам встречались пустые щели в бортах каньонов. Каньон №2, куда более живописный, чем первый, порадовал нас зеленой полочкой с водопадом. Ручей вытекал из пещеры, которая уходила вглубь весьма далеко и требовала для посещения специального снаряжения. У нас же были с собой только фонари. Разумеется, об этом месте знали пастухи, были видны следы их ночевок, и возможно тут даже бывали спелеологи, но все равно – было крайне интересно.

На следующий день мы полезли в эту пещерку с Леной. Ход очень скоро стал узким, но все еще проходимым. По дну бежал ручей, и тяга воздуха – верная примета продолжения – была хорошей. Мы были полны энтузиазма и ринулись вперед, не жалея комбезов. Пещера шла на редкость долго, поражая своим однообразием. Была на нашем пути пара развилок, после которых основной ход становился чуть уже. Это напоминало долгий муторный сон. С одной стороны, я желал, чтобы пещера продолжалась. С другой стороны, хотелось бы какого-нибудь изменения – зал или колодец – хоть что-нибудь иное. Но пещера продолжала развиваться узкой едва проходимой щелью. На экране бортового компьютера появилось информационное сообщение: «А вот в пещере Бой-Булок, что находится здесь неподалеку, примерно такой же ход тянется очень долго…». Я закрыл сообщение, щелкнув по крестику в верхнем правом уголке окошка. Вскоре, после очередной развилки я решил, что достаточно узко и можно с чистой совестью поворачивать назад. Но тут инициативу в свои руки взяла Лена, сказав: «а дай я попробую». Мы вернулись к развилке, где можно было разойтись, я пропустил напарницу вперед, а сам пошел сзади. Лена сняла каску и вскоре скрылась за поворотом, сообщив, что пещера продолжается. Пришлось тоже снять головной убор и протиснуться дальше. Мы еще погуляли ползком минут сорок до тех пор, пока Лена не нашла для себя критически узкого места. Затем мы вернулись к выходу. Обратный путь занял пятьдесят минут. Отдохнув некоторое время и обсохнув, мы продолжили исследование пещер каньона. Из соседней сквозной пещеры, что была за водопадом, можно было попасть на полку, а по ней в свою очередь в дырку, напоминающую вход. До вечера мы делали навеску, по которой ребята пару дней спустя сходили в эту пещеру и не обнаружили там ничего стоящего.

Струйки холодного льда

Вскоре настала и моя очередь идти в Улугбек. Все уже сходили туда разок или два, первый пыл поиссяк, а пещере не было конца. Улугбек нас радостно встречал новыми ледяными преградами. Иногда это были непроходимые ледовые пробки, в другой раз страшные многокилограммовые сосульки, угрожающе свисающие с потолка, иногда ледяные катушки, требующие веревки для безопасного прохождения.

Мы спускались в двойке с Гульназ. Второй раз проходить спуск по стене чуть менее страшно, но в том то и дело, что лишь «чуть». Я старался не показывать страха в присутствии Гульназ. Мы без приключений дошли до того места, где водопад, лужи и лед.

Для прохождения водопада было придумано использовать полиэтиленовые дождевики, совершенно ненужные на поверхности. К сожалению, они весьма быстро рвались. Проходя через лужу, я наступил в какое-то глубокое место и промочил ногу. Как выяснилось позднее в лагере, у меня были самые легкие, но в то же время самые короткие сапоги. На экране бортового компьютера появилось информационное сообщение, видимо, из какого-то советского учебника спелеологии: «Если спелеолог в пещере промочил одну ногу, то переохлаждение наступит через десять часов независимо от интенсивности физической деятельности. Если обе ноги – через пять часов». Я привычно щелкнул мышкой по крестику в углу, но сообщение не исчезало. Я остановился, тщательно выжал воду из носка и сдвинул сообщение в угол экрана, чтобы оно не загораживало обзор.

Нам предстояло исследовать тупиковое ответвление, в которое уходил ручей. Ход представлял собой узкий бездонный меандр, верхняя часть которого была чуть-чуть шире, поэтому перемещались по ней. За несколько десятков метров до конца у меандра появлялся пол, который потом плавно, но неумолимо приближался к потолку. Вода уходила куда-то ниже, и вроде бы туда можно было спуститься по веревке.

Первоначально я думал, что поступлю по своей любимой схеме – вручу Гульназ молоток и пробойник, чтобы она не мерзла, а сам займусь поиском обхода или чего-нибудь еще. Но когда мы добрались до колодца, я понял, что замерз и не готов расстаться с этим инструментом. Я начал колотить спиты.

Я понимал, что поступаю не совсем правильно, заставляя напарницу мерзнуть. Она ведь с Урала – никогда не скажет, что устала, никогда не отдаст и не бросит транс, а о том, что замерзла, сообщит лишь тогда, когда будет уже поздно отогревать. Я неистово колотил молотком, временами посматривая на Гульназ и пытаясь оценить ее состояние. Она сначала переминалась с ноги на ногу, потом начала петь. Пела она, кстати, очень неплохо. Мы спустились в первый уступ, который сильно напоминал горлышко бутылки. Меандр продолжался подлейшим образом – он представлял собой вертикальный лабиринт – можно было спуститься ниже или подняться по щели, но проход был всего лишь один. Ход был узок, приходилось распираться в стены плечами и бедрами, а стены сочились холодной водичкой. Перед нами встал очередной уступ, я схватился за молоток, плотно расклинившись всем телом в меандре, а по каске постоянно стучали капельки. Вскоре получил первый message от Гульназ – она сказала: «Может быть, сделаем начало навески с одной точки?». Это означало, что она уже весьма сильно замерзла, поскольку положено начинать навеску с двух крюков. Меандр был гадкий. Пришлось вскоре бить еще одну точку. На экране бортового компьютера появилось очередное сообщение, на этот раз что-то из лекций по медицине от нашего доктора Дмитрия Степанова: «Если человек замерз до состояния дрожи – бесполезно пытаться согреться физической активностью – необходим подвод тепла извне…». Это сообщение я отправил в угол экрана. Крюк был готов, я спустился вниз. Меандр продолжался…

Среди спелеологов есть такое мнение, что каждый находит новую пещеру в соответствии со своими возможностями, желаниями и душевным состоянием. Грубо говоря, романтик пойдет в пещеру и обнаружит там красивый ход с озером и сталактитами, а спортсмен-контестмен найдет глубокий колодец, где нужно вешать веревку. Что-то вроде зеркала… Наверное у меня что-то не в порядке с кармой, может быть много грешил, или в моей башке кошмарнейшие заморочки, если мне нашлось такое… И тот ручей, куда мы с Леной ходили, и это… Да, меандр продолжался, но лучше бы он закончился, чем развивался дальше таким же образом.

Перед нами был очередной уступчик, куда я прыгнул не глядя, одержимый каким-то нездоровым нетерпением. За поворотом шел все тот же узкий мокрый ход без дна, чтобы пройти по которому, нужно было упираться плечами в сырые стены. На экране –очередное заумное сообщение о том, что переохлаждение вызывает ослабление внимания и притупление бдительности. Я оценил свое состояние, и понял, что данное сообщение имеет ко мне прямое отношение. Об этом свидетельствовал и мой неосторожный спуск с уступа, на который я теперь пытался забраться.

Мы повернули обратно, чуть не заблудились на двадцатиметровом участке между двумя нашими навесками. Видимо ослаблялось внимание и сообразительность тоже. Я ломанул наверх по веревке в колодце, напоминающем горлышко бутылки, и словно пробка, встрял в этом самом горлышке. Веревку я повесил, мягко говоря, неудобно. Закрепить бы ее чуть выше и левее – проблем было бы меньше. Меня охватило отчаяние и злость – вместо того, чтобы бежать наверх к теплу, я застрял в этой дурацкой щели и даром теряю время и силы, а напарница в это время мерзнет внизу.

К счастью, подтормаживал только головной компьютер, тело работало на удивление отлично, и, извиваясь червяком и срывая ненужные кусочки комбинезона, я вырвался из узости. Когда Гульназ поднималась, я достал шоколад и накормил ее, пока она корячилась в горлышке бутылки. Потом побежал наверх. Каждое движение, каждое напряжение мышц на какую-то долю секунды прерывало ощущение холода, и я стремился делать движения как можно чаще, насколько хватало дыхания.

Гульназ, видимо, согрелась быстрее, и как только мы выбежали из ответвления в основной ствол, предложила перекусить. Я же мог чувствовать себя более менее нормально только безостановочно двигаясь. Мы закинули во рты орехи и побежали дальше. И снова заблудились в вертикальной щели. Пещера требовала внимательности и терпения. Через ледовую катушку шли веревочные перила для страховки, но мы уже второй раз выходили ко льду намного ниже веревки. Она висела в нескольких метрах выше, и если бы не обледеневшие стены – вылезти было бы плевое дело. Хорошо хватило ума не лезть, а мысль такая была. Наконец, мы нашли верный путь. Далее дорога была вроде бы однозначной – можно было ускориться.

Мы вышли в сухую и пыльную часть пещеры. Мой промокший комбез оставлял на сухих стенах темные сырые полосы, но сам суше от этого не становился. Наконец, появилась веревка! Тут можно не искать зацепки на стенах и нужные движения, а просто греться поднимаясь. Вскоре Улугбек выплюнул из своего ледяного нутра двух горе-посетителей.

Через день мы с Андреем Афанасьевым продолжили поиски в этом ответвлении. На этот раз я подготовился чуть лучше. Перед лужей я снимал носки и проходил водную преграду в сапогах на босу ногу. Так что к нашему меандру подходил с сухими ногами.

Наш ход стал еще более мерзким и гадким: он стал уже и еще более запутанным в плане ориентирования. Мы закладывали за выступы в стенах кусочки синего полиэтилена от плаща в каждом неоднозначном месте, каких было немало. Через пару сотен метров ход разнообразился уступчиком, а за ним расширением. И все же находка была весьма подлой. Как только ход стал чуть суше и чуть шире, и появилась надежда на уютную и добрую пещеру, он сразу же закончился, оставив нас в сомнении, то ли радоваться этому факту, то ли наоборот. Топосъемку найденного участка мы не строили, так что, если у вас есть лютые враги, каких вы ненавидите всем сердцем и душей, можете порекомендовать им перспективное направление пещеры Улугбек, которого нет на карте. Хотя, на мой взгляд, это слишком жестоко. У меня таких врагов нет.