Лекция 9. Представления древнерусского человека об окружающем мире

1. Символическое восприятие мира древнерусского человека.
2. Язык икон.
3. Животные – реальные и мифические.
4. Животные как символы.
5. Нравоучительный смысл повествований об окружающем мире.
6. Главенство символики над фактами.

Сегодня наш разговор пойдет о мире, в котором жил человек Древней Руси, мы поговорим о том, как воспринималось то, что называлось миром тварным. То есть то, что было создано Богом, и то, что окружало человека. Это прежде всего различные животные, камни, растения – окружающий мир в целом. Надо сказать, что тварный мир воспринимался нашими предками преимущественно символически. В основе мировосприятия древней Руси лежит, говоря сравнительно поздним языком, то, что называлось молчаливым богословием. Именно поэтому на Руси мы не встречаем богословских трактатов, которые подробно рассказывают о том, как человек видит мир, как он его воспринимает, как в нем живет. Православный верующий стремился постичь божественное откровение не путем схоластических рассуждений или наблюдений, не разумом, не внешним взором, как скажем, католик, но – очами внутренними. Сущность мира, как считалось, не может быть понята. Она постигается только путем погружения в верочитные тексты, в канонические изображения, в утвержденные авторитетом отцов церкви и закрепленные традицией высказывания. Именно поэтому на Руси богословские трактаты отсутствуют. Мало того, в Древней Руси мы не встречаем изображений, стремящихся к иллюзорности, фотографической точности передачи внешних черт видимого мира, подобно западноевропейской живописи. На Руси до конца 17 в. и в живописи, и в литературе господствовала икона – особое образное восприятие и отображение мира. Здесь строго регламентировано все: сюжет, композиция, даже цвет. Поэтому, на первый взгляд, древнерусские иконы так «похожи» друг на друга – при том что они могут быть совершенно различны, даже если написаны на один и тот же сюжет .
Стоит к ним приглядеться – ведь они рассчитаны на то, что человек будет смотреть на них во время ежедневной молитвы по несколько часов – и мы убедимся, сколь различны они по своему внутреннему миру, по настроению, по чувствам, заложенными безымянными художниками прошлого. Кроме этого каждый элемент иконы – от жеста персонажа до отсутствия каких-то обязательных деталей – несет в себе целый ряд смыслов. Но для того чтобы проникнуть в них, надо владеть языком, на котором разговаривает со зрителем древнерусская «икона», в широком смысле этого слова – и тексты, и изображения. Лучше всего о смыслах, которые древнерусский человек закладывал в окружающий его мир, говорят тексты, которые знакомили читателя с окружающим миром, которые прямо разъясняют читателю, что имеется в виду под каждым конкретным образом. Приведу несколько примеров.
Скажем, на Руси довольно своеобразно воспринимали животных. С реальными, обычными животными люди Древней Руси , разумеется, сталкивались, хотя далеко не со всеми. О животных, обитавших в других землях, человек Древней Руси читал в различных «Физиологах», «Космографиях», которые описывали дальние страны. Возьмем, к примеру, льва. Естественно, со львом древнерусский человек сталкивался чрезвычайно редко, если не считать изображений, которые появляются в древнерусских храмах в 12 веке. В «Физиологе» о льве рассказывали чрезвычайно интересные вещи . В частности, писали, что лев имеет три естества, и, когда львица рождает детеныша, то этот детеныш мертв и слеп. И львица сидит над ним три дня. А после трех дней придет лев и дунет в ноздри детенышу, и тот оживает. Это имело символический смысл, который разъяснялся в «Физиологе»: так и об обращенных язычниках следует говорить – до крещения они мертвы, а после крещения оживают от Святого Духа. Что касается второго естества льва, то оно разъяснялось так: когда лев спит, очи его бдят. Это тоже имеет символический смысл: так и Господь говорит, что Я сплю, а очи мои божественные и сердце бдят, они открыты для мира. Третье естество льва: когда львица убегает от преследователей, то она хвостом заметает следы, чтобы ловец не мог отыскать ее по ним. Мы знаем русские сказки про лисичку-сестричку, которая заметает своим хвостом следы. Казалось бы – сугубо народная деталь, которая появляется в сказках, но оказывается, что она имеет книжное происхождение, восходит к таким «Физиологам». Символический смысл третьего свойства льва объяснен в «Физиологе» тоже: так и ты человек, когда творишь милостыню, да не знает левая рука твоя, что творит правая – чтобы дьявол не вмешался в помыслы человека, которые имеют положительный смысл.
А вот еще один текст – рассказ о пеликане или, как его называли на Руси, неясыти. Неясыть описывалась как детолюбивая птица, самка неясыти проклевывает себе ребра и кормит (оживляет) птенцов своей кровью: «Проклюют ребра своя, да исходящи кровь оживляет птенца». Так, разъясняли символическое значение этого образа, и Господь был прободен копьем, из Его тела вышли кровь и вода, и тем самым была оживлена мертвая вселенная. Поэтому пророки уподобляли Христа такой неясыти пустынной, то есть пеликану. Любопытно, что и сейчас образ пеликана используется в символическом значении: в частности, на конкурсе «Учитель года» учителям вручают хрустальных пеликанов, разрывающих свое тело клювом – намек на то, что своею жизнью учитель дает жизнь своим ученикам.
Уже из приведенных примеров видно, что в системе традиционных народных представлений об окружающем мире животные одновременно предстают и как природные объекты, и как разновидность мифологических персонажей. В книжной традиции почти нет описаний настоящих животных, даже в «естественнонаучных» трактатах преобладает баснословный элемент. Создается впечатление, что авторы стремились передать не какие-то конкретные сведения о реальных животных, а пытались сформировать у читателя представления о символической сути того мира, который окружает человека. Эти представления основаны на традициях разных культур, зафиксированных в трактатах.
Животные-символы не являются «двойниками» своих реальных прототипов. Непременное наличие фантастики в рассказах о животных приводило к тому, что описываемое животное могло носить имя хорошо известного читателю зверя или птицы, но резко отличаться от него своими свойствами. От персонажа-прототипа часто оставалась только его словесная оболочка (имя). При этом образ обычно не соотносился с набором признаков, которые соответствовали данному имени и формировали образ животного в обыденном сознании. Это еще раз подтверждает обособленность друг от друга двух систем знаний о природе, существовавших одновременно – «практической», с которой сталкивался человек в своей повседневной жизни, и «книжной», которая формировала символические представления.
В пределах такого описания животного можно отметить распределение реальных и фантастических свойств. Часто животное описывается в соответствии с биологической природой; в основе подобных текстов лежат, вероятнее всего, практические наблюдения. Например, писали о том, что лисица – очень льстива и хитра: если она хочет есть и ничего не может найти, то она ищет хозяйственную постройку, сарай, где хранят солому или мякину, ляжет около него, сделав вид, что она сдохла, и так «яко издохши лежить». А птицы, которые вьются вокруг, думают, что она умерла, садятся на нее и начинают ее клевать. Тогда она вскакивает быстро, хватает этих птиц и съедает их.
Это достаточно известный сюжет, И он восходит к описаниям из «Физиолога». Или вот рассказ о дятле. Он построен на описании свойства дятла – умения долбить клювом деревья; в описании кукушки акцент ставился на привычке этой птицы откладывать яйца в чужие гнезда; отмечалась удивительная искусность бобра в строительстве жилища, а ласточки – в устройстве своего гнезда.
Но иногда реальный объект наделялся только вымышленными свойствами. В этом случае связь персонажа с реальным животным сохранялась лишь в имени. Так, скажем, на Руси прекрасно знали, кто такой бобр – на него охотились, его шкуры были важным предметом торговли. В то же время в «Физиологах» есть описание «индийского» бобра, из внутренностей которого добывают мускус, а также описание какого-то хищного зверя, похожего скорее на тигра или росомаху; во всяком случае, на миниатюрах он изображался иногда полосатым, с огромными когтями и зубами. Кстати сказать, Владимир Иванович Даль зафиксировал диалектное название уссурийского тигра – «бобр». Судя по всему, представление, уже сформировавшееся у древнерусского человека, было впоследствии перенесено на нового зверя, с которым встретились первопроходцы, отправившиеся на Дальний Восток.

А вот еще одно животное, которое хорошо было известно древнерусскому человеку – вол. Под этим именем знали не только домашнее животное, но и «индийского» вола, который обладал любопытным свойством: боясь потерять хоть один волос из своего хвоста, он стоит недвижимо, если зацепится хвостом за дерево. Так на него и охотились, подставляя колючие ветки кустарника, с тем, чтобы, зацепившись за них, индийский вол останавливался. «Волом» называли также мифическое морское существо. Кроме того, считалось, что в Индии существуют огромные волы, между рогами которого может сидеть человек (не исключено, что в основе этого образа лежит впечатление от слона). Упоминались волы с тремя рогами и с тремя ногами и, наконец, волы «задопасы», длинные рога которых не позволяли им двигаться вперед, и поэтому они могли питаться, только двигаясь задом наперед.
Описания слонов в свою очередь чрезвычайно любопытны в «Физиологах» и «Космографиях». Так, считалось, что у слонов нет коленных суставов, поэтому если слон ляжет, то встать уже не сможет. И спит он, прислонившись к дереву или к какому-нибудь другому высокому и мощному предмету.
Описывались и такие совершенно не знакомые древнерусскому человеку животные, как саламандра. Под саламандрой имелась в виду ящерица, иногда – ядовитая змея и животное величиной с собаку, способное угашать огонь.
В зависимости от смыслового наполнения одно и то же имя животного могло означать как реально существующее животное, так и фантастический персонаж. Набор свойств, которые, с точки зрения современного читателя, не имеют под собой никакой реальной основы, часто соотносился с именами животных далеких стран и определял представления о них читателя средневековья. Так, «Физиолог» рассказывал, будто для произведения на свет потомства слону необходим корень мандрагоры. Там же говорилось, что панфир (пантера, барс) имеет свойство спать в течение трех дней, а на четвертый день приманивать к себе других зверей своим благоуханием и голосом. Неведомый древнерусскому человеку жираф – велбудопардус – представлялся помесью парда (рыси) с верблюдом.
Наиболее широко были распространены описания, в которых животное наделялось как реальными, так и вымышленными признаками. Так, помимо пристрастия ворон к падали и обычая этих птиц образовывать брачные пары, древнерусские описания включали рассказ о том, что вран в июле месяце не пьет воды. Почему? Потому что наказан Богом за небрежение к своим птенцам. Утверждалось, будто ворон умеет «оживлять» сваренные яйца с помощью ему одному известной травы. Как тут не вспомнить сказки, в которых ворон приносит живую или мертвую воду! Считалось, что птица еродий (цапля) способна отличать христиан, знающих греческий язык, от людей «прочего колена». Бытовал рассказ, что енудр (выдра) убивает спящего крокодила, добравшись через раскрытую пасть до его внутренностей. Кстати, и крокодил мог быть нарисован в виде зверя с огромной гривой, хвостом с кисточкой, с когтями и зубами. При достаточно верном описании повадок дельфина (он приходит на помощь тонущим в море людям и т.п.) автор такого трактата мог назвать его «зелфинъ птица», а на древней миниатюре изображена пара дельфинов, спасающих святого Василия Нового, в виде двух собак.
Возникающее в результате перераспределения признаков совпадение персонажей устранялось путем присвоения одному из них (чаще всего тому, в описании которого баснословные свойства преобладали, или он соотносился с «чужими», экзотическим регионом – Индией, Эфиопией, Аравией и т.д.) необычного (иноязычного) имени. Этим как бы снималось возможное несоответствие каких-либо свойств объекта привычному набору признаков, объединенных под «своим», знакомым именем. Так, «индийский» бобр носил также имя «мьскоус».
Следует учитывать, что свободное приложение признаков к имени персонажа играло важную роль при символическом истолковании его свойств. Наиболее авторитетный специалист в области изучения символики животных в древнерусской книжности Ольга Владиславовна Белова отмечает случаи, когда набор признаков полностью переходил от одного имени к другому и животное, принимающее чужие признаки, получало новое свойство. Так, оказавшись объединенными сначала в своих признаках, гиена и медведь впоследствии «обменялись» и названиями. В древнерусских азбуковниках слово «оуена» наряду со значением «дикий зверь, подражающий человеческому голосу», «мифический ядовитый зверь с человеческим лицом, обвитый змеями», «зверь из породы кошачьих» имеет значение «медведь, медведица».
С точки зрения средневековой книжности, такие описания не были примерами чистого вымысла. Всякая информация воспринималась как данность, будучи подкрепленной авторитетными источниками – если уж об этом было написано в книгах, значит, так оно и было, невзирая на то, что проверить рассказы древнерусский человек не мог. Для книжного, «научного» описания животных признак реальный–нереальный не является определяющим.
Имена животных расценивались как изначально данные, определенные Божественным промыслом. Причем, имена эти были даны столь удачно и так точно отражали сущность всех созданий, что Бог и после их уже не менял.
Все животные и все их свойства, реальные и вымышленные, рассматриваются древнерусскими книжниками с точки зрения тайного нравоучительного смысла, заключенного в них. Символика животных давала обильный материал для средневековых моралистов. В «Физиологе» и сходных с ним памятниках каждое животное само по себе удивительно, будь то сверхъестественное создание (единорог, кентавр или феникс; экзотический зверь далеких стран (слон или лев) или хорошо знакомое существо (лисица, еж, куропатка, бобр;). Все упоминавшиеся твари выступают в своей сокровенной функции, доступной только духовному прозрению. Каждое животное что-либо означает, причем значений, зачастую противоположных, может быть несколько. Символы эти могут быть отнесены к разряду «неподобных образов»: они основаны не на очевидном сходстве, а на трудно объяснимых, традиционно закрепленных смысловых тождествах. Идея внешнего подобия им чужда.
Представления о животных были настолько своеобразными, что современный человек сплошь и рядом думает, глядя на то или иное изображение, что это изображение восходит еще к языческой древности. Например, на многих храмах Владимиро-Суздальской земли мы видим изображение грифона. Часто пишут, что это следствие обращения древнерусских камнерезов к языческим истокам. На самом деле грифон – это существо, о котором писали христианские «Физиологи». Под грифоном имелось в виду мифическое существо, которое сочетает в себе черты птицы и льва. Он изображался в виде четвероного существа с острым клювом, высунутым языком, крыльями и хвостом, похожим на львиный. В то же время писалось, что грипсос – это огромная мифическая птица, собирающая крыльями солнечную зарю. Грифон мог быть обозначением архангела Михаила и Богородицы. А агнец – обычно символ Иисуса Христа как жертвы, искупления человеческих грехов, обозначавший и мучеников за веру, – мог в то же время изображать и Антихриста. Правда, внешний вид такого агнца был несколько необычен: он изображался без нимба, тело его было в пестринах, лапы с острыми когтями, у него были острые уши, зубастая пасть с высунутым языком и длинный хвост. Такой агнец антихриста очень отличался от агнца – символического изображения Христа.
В контексте культуры Древней Руси живая тварь, лишенная своего символического значения, противоречит стройному миропорядку, да и просто не существует в отрыве от своего значения. Какими бы занимательными ни казались свойства описываемого животного, древнерусский автор всегда подчеркивал главенство символики над фактическим описанием. Для него наименования животных – это наименование символов, а не конкретных созданий, реальных или фантастических. Составители «Физиологов» не ставили своей целью дать более или менее полные характеристики зверей и птиц, о которых рассказывали. Среди свойств животных отмечались только те, с помощью которых можно было найти аналогии с каким-либо богословским понятием или сделать нравственные выводы.
Приблизительно так же воспринимались древнерусскими книжниками камни, их природа, свойства и качества, цвет. Вот как описывает рубин древнерусский автор: «Камень сардион (или рубин) вавилонский красен как кровь, находят его в Вавилоне на земле, путешествующие к Ассирии. Этот камень прозрачен, сила целебная в нем есть, им лечат опухоли, язвы, а также нарывы, для этого этот нарыв надо помазать». В то же время говорилось, что этот камень уподоблен Рувиму – сыну Иакова, потому что этот камень силен и крепок на дело. Надо сказать, что цветовые обозначение камней и символический их смысл переносились потом на цвета, которые использовались в миниатюрах и в иконописи. Каждый из цветов имел свое символическое значение и давал чрезвычайно богатый спектр смыслов, которые привносил автор в свое произведение. Именно цветовые символические значения позволяют сплошь и рядом понять, что изображено на иконе, какой именно персонаж изображен и какими качествами этот персонаж обладает.
Культура Древней Руси – это культура многоуровневая. В каждом тексте, независимо от того, написан этот текст или изображен с помощью визуальных элементов, содержится несколько смыслов, по меньшей мере пять: буквальный явный, буквальный тайный, символический, аллегорический и нравственный. И поэтому каждый из текстов Древней Руси, который мы читаем, всегда чрезвычайно глубок. Глубже, чем мы привыкли думать, ориентируясь на литературу современную. Нас, нынешних, больше интересует сюжет. Древнерусского читателя гораздо больше интересовали смыслы, которые стоят за тем, что они читали, что они видели, за теми животными, птицами, камнями и растениями, с которыми они сталкивались. Это – другой мир, и к нему надо очень внимательно прислушиваться, чтобы его понять

.