Ударный истребитель «Харриер GR9a». Бортовой номер 015

- На берегу первым делом пойду к дантисту, - уже третий раз всплывала в уме мешающая сосредоточиться мысль. Это как привязавшаяся и постоянно напеваемая дурацкая мелодия – гонишь её, а она опять, и от своей прилипчивости кажется ещё мерзостней. Правда, здесь было немного другое – всякий раз проводя языком по появившееся непривычной шершавости, Бекхэм ощущал сломанный зуб.

- Чёрт побери, - уже вслух выругался лётчик. Он никак не ожидал, что придёт в такую ярость от вида пылающего авианосца. Ярость с полным бессилием, при котором он так сжал челюсти, что хрустнула новая дорогущая металлокерамика.

Минута полёта – впереди источник неприятностей, серый на чёрном вытянутый силуэт. За ним белая длинная кильватерная полоса – прёт, толкает от себя воду, пузырит, взбивает пену. Дым из трубы сносит, рассеивая в сторону – курс изменил. Что там в наушниках? Отбомбиться и осмотреть квадрат…. Как он при такой навигации найдёт этот проклятый квадрат? Ага, «немец» открыл зенитный огонь – зажглись белые и оранжевые лампочки по борту. Как же, напугал! Он нещадно форсировал двигатель, раскручивая турбину на максимальный предел, то прижимая истребитель к высоким гребням, то надрывая организм и конструкцию планера, подбрасывал выше. Под брюхом висели две по 454 кг – фугасные свободнопадающие бомбы.

Снова в наушниках: «пиджаки» пытаются вести переговоры с выходцем из прошлого? Повременить с атакой? Пожалуйста - переговаривайтесь! А я отбомблюсь. Проклятье! По-моему порезал язык об обломок зуба.

Увидев маячивший на носу крупный знак свастики, британец не удержался и решил первый заход пройтись, молотя из пушек. Плавно потянув гашетку, он почувствовал как затрясся самолёт.

Однако, из-за бешенной скорости не мог видеть результата атаки, но представил, как заплясали вспышки разрывов, кромсая корпус, отрывая куски, дробя надстройки, проникая в нутро.

«U-211».

Когда «U- 211» подошла к месту трагедии, подводники обнаружили лишь прыгающий на волнах грязно-жёлтый надувной плотик. Атакованный корабль оставил после себя кляксу маслянистого пятна, стягивающего волны своей жирной плёнкой, и на редкость минимум обломков.

- Вили, я хоть тебе и запрещал с твоей простудой появляться на мостике, но твой английский более внятный, - проорал ухмыляющийся командир, поднявшемуся наверх обер-лейтенанту.

- Как мы их вылавливать будем при такой качке, - ответил помощник капитана, указывая на болтающийся плот, - ты посмотри какая устойчивая конструкция, не переворачивается.

- Это из-за разлитого топлива. Волна покатая.

В этот момент сбоку на жёлтой поверхности спасательного средства прорезалась тёмная щель, высунулось побелевшее лицо, послышалась английская речь.

- Что он там кричит?

- Ругается, - не совсем уверенно ответил Шульц, - слышно плохо.

- Спроси его что за корабль мы потопили, и пусть перебираются к нам. Спасём этих засранцев. Эй, - крикнул он вниз, - тащите верёвки.

В рубке стало тесно от засуетившихся матросов с длинными канатами. Однако англичане по-прежнему оставались в своей надувной лоханке. Перекрикивающая вой ветра и шум волн словесная перепалка длилась буквально пять минут.

- Они наотрез отказываются «спасаться». Говорят, что к ним придёт помощь, а нас непременно потопят. В основном ругаются. Посудина фрегатом каким-то была, название не разобрал, - с плотика продолжали что-то орать, а обер-лейтенат вдруг стал весьма озадаченным, выслушав последнюю тираду, он, сглотнув вымолвил, - Курт по всей видимости в чём-то ты был прав,

- Ты по поводу чего, - не понял командир.

- Они говорят что сейчас второе тысячелетие и война давно закончена. Что-то про какой-то североатлантический альянс и союзничество. Опять ругаются. Говорят, что однозначно нашу примитивную допотопную лодку утопят, - он сумел выдавить улыбку на лице, - Прямо каламбур.

- Ха! Ты спроси, а кто их в свинячую задницу загнал, не наша ли допотопная субмарина. Всё, - Хаузе не стал дожидаться, когда обер-лейтенант закончит орать в сторону англичан, - не хотят, чёрт с ними. Спускаемся. Мы и так пошли на нарушение приказа.

Его голос вдруг стал вязнуть в резко накатывающемся свисте, а потом сверху навалилась ударившая по ушам волна. Задрав голову, они увидели промчавшуюся почти над водой ревущую стремительную тень. В паре десятках метров на волнах заплясали фонтанчики, вбиваемых в воду снарядов. Самолёт!

Самолёт почти сразу вернулся, но в это раз стрелять не стал, боясь зацепить своих. Проходя в сотне метров от подлодки, острокрылая машина, едва не брея вершки волн, резко изменила угол атаки, уходя ввысь. Реактивная струя, сбивая барашки волн, короткой дорожкой подняла белую водяную пыль.

- В это да! – Проговорил кто-то из вперёдсмотрящих. Хаузе не слышал, но видел орущие, радостные лица англичан.

- Всё! Концерт окончен, погружение. Задраить люк.

Он стал шумно сползать по трапу, уже снизу послышался громкая команда:

- Главмех! Срочное погружение!

Вниз сапогами по скобам загремел и помощник. Матросы быстро задраивали рубочный люк.

Пуская пузыри субмарина стремительно погружалась. Заработали электродвигатели.

- Герр капитан! - Радист и акустик сидели в одной рубке. Рожи у них были словно они познали великую тайну.

- Давайте выкладывайте.

Однако сначала командир отдал распоряжения главмеху о глубине и курсе. Только потом повернулся к радисту:

- Что у тебя?

- На поверхности был установлен устойчивый приём радиосигналов. Сначала я решил, что англичане сбрендили. Эта их радиостанция на немецком языке. Но пришла шифровка с нашей командной базы. Правда, сигнал не характерный.

- Ну, - нетерпеливо поторопил радиста командир.

- Они открытым текстом обращаются к адмиралу Лютьенсу, требуют прекратить огонь. Война закончилась…

- Стоп, стоп, стоп! Лютьенс? «Бисмарк»! Что я тебе говорил! – Восторженно воскликнул Хаузе, бросив взгляд на Шульца, - продолжай.

- Я пробежался по другим частотам, даже поймал Берлин. Они все с ума сошли! - Радист вдруг как то сник, - прошло столько лет! Как это всё объяснить?

- Никак, - обрезал командир. Перед ним стоял по сути дела мальчишка, ещё не закончивший старших курсов офицерского училища, проходящий последнюю практику перед присвоением звания, - соберитесь кадет, идите выполнять свои обязанности.

- Вы слышали? – Обратился командир к офицерам, - они требуют прекратить огонь. Эй, фенрих, - он снова окликнул радиста, ты точно слышал: «требуют»?

- Так точно, герр капитан.

- Обратите внимание, не просят – требуют, - бородатая физиономия криво и невесело усмехнулась, - старый сухарь и упрямец Лютьенс только обозлится.

- Как быть нам, вот вопрос? – Старший помощник был мрачнее тучи.

- Война закончена!? Я склонен верить этому. Однако мы приказ не получали. Это – первое. Во-вторых, англичане, едва мы всплывём, могут сразу нас утопить к чёртовой матери. И ещё, мне тоже не травится это их «требуют». Чьей, по-вашему, победой закончилась война? Судя по последним тенденциям нашей подводной войны и их наглому «требуют», сдаётся мне, Германии вполне могли снова навязать «договор насилия».

- Мы совершенно не владеем ситуацией и не знаем обстановку наверху, - с прежней угрюмостью вставил обер-лейтенант, - не хотелось бы пропасть почём зря.

- Господа офицеры! У нас не много вариантов. Сдаться или воевать. Можно попробовать добраться до германских портов – идти придётся мимо проклятых Островов, пересекаясь с их основными военными коммуникациями. Порты Франции и Италии я тоже отметаю. Аргентина? Для этого нам нужна как минимум «дойная корова»[33], и опять же - что мы знаем о нынешнем положении дел? Поэтому предлагаю предпринять то, что для нас самое привычное: удрать отсюда подальше, залечь на дно и выжидать до выяснения обстановки. И спрятаться нам надо там, где они меньше всего нас будут искать. Согласны?

И не долго выжидая ответа, убедительный командир вынес решение:

- Всё! По местам, господа! Акустической вахте – особо следить за кормовыми секторами. Штурман, карту с прибрежными глубинами Канарских островов.

Линкор «Бисмарк».

Рули на «Бисмарке» были установлены между струями от винтов, которые на высоких оборотах усиливали их эффективность, от этого двухсот пятидесятиметровый стальной громила при больших скоростях, всегда чутко улавливал малейшее отклонение в управлении. Теперь же рулевой Ганс Хансен, меняя галсы, почувствовал как 52- тонный гигант стал более неуклюжим.

Вражеские корабли пропали с горизонта, укрытые очередным дождевым выбросом.

Последние данные наблюдателей предполагали уклонение противника влево. Десять минут линкор, задробив стрельбу, ощерившись носовыми орудиями, шёл новым курсом.

Боевая рубка была наполнена рабочим шумом: звонками телефонов, короткими репликами команд и рапортами о подчинённых. Линдеманн принимал доклады о повреждениях и неисправностях, а так же об их устранении. Покончив с очагами возгораний, расчет пожарного дивизиона, доложил о полной боевой готовности. «Кормовые помпы работают на полную мощность, откачивая воду из затопленных коридоров и отсеков» - рапорт старшего инженер-капитана Юнака. Аварийные партии накладывали паруса-пластыри на пробоину в рулевом отсеке. Главный инженер Леман доложил, что пока придётся управлять турбинами из-за погнутого рулевого пера. Через десять минут дальномерщик кормового поста доложил, что наблюдает огонь на правом крамболе линкора. Однако, не совсем уверенный в своих данных, не торопился выдавать пеленг.

Линдеманн выругался – авианосец оказался не там где он рассчитывал. Удивила и дистанция – видимо из-за повреждения «англичанин» потерял ход. Он уже собирался отдать команду «право на борт», когда подняв бинокль, и сам увидел вдалеке тёмную полоску. Быстро сообразив, что повёрнутые орудия кормовых башен под таким углом вполне могут накрыть врага, приказал выдать новое целеуказание комендорам. Главный артиллерийский офицер быстро рассчитал упреждение для текущей дистанции.

Башня «Бруно» загудела гидроприводом, поворачиваясь на правый борт.

- Кормовым и носовым, огонь индивидуальный, беглый! – Приказал командир, - после трёх залпов меняем курс!

«Дора» и «Цезарь» бахнули первыми. С двухминутным опозданием пальнули орудия носовой башни.

- Это хорошо! – Пробормотал Линдеманн. Комендоры башен получили одинаковые данные о цели, но носовые орудия, стрелявшие более часто, имели уже иные баллистические характеристики, пусть незначительные, но дистанция по-прежнему оставалась большой. При традиционных методах наблюдения за целью и всплесками накрытий, теперь канониры кормовых орудий смогут скорректировать второй залп, не спутав падения своих снарядов с двумя посланцами орудия «Бруно».

От быстро последовавших один за другим выстрелов, по линкору прошла вибрация. Отсчитав за запаздывающей башней третий залп, Линдеманн склонился над переговорным устройством:

- Право - двадцать!

- Отлично, капитан Линдеманн, - закричал не отрывающийся от бинокля адмирал. Да и Линдеманн, даже невооружённым глазом видел яркую вспышку и медленно вырастающий чёрный столб дыма.

Явное попадание.

- Герр капитан! – Доложил наблюдатель, прежде чем видимость опять пропала, - он горит.

- Отлично Линдеманн, - повторил адмирал, - надо опасаться торпедной атаки эсминцев. Но подойдём ближе. Я обращусь к экипажу, надо подбодрить наших моряков.

В это время показался весьма озадаченный офицер связи.

- Герр капитан! – Он протянул командиру радиограмму, прочитав которую Линдеманн оторопело уставился на связиста, потом снова попытался вникнуть в шокирующий текст.

- Сообщение передано по кодам группы «Запад», но радист говорит, что почерк и характер изменился. И…, я послушал гражданские радиоканалы…, - офицер сделал паузу, не зная как точнее выразить мысль. В это момент стальная коробка рубки наполнилась грохотом.

Атака самолёта была неожиданной. Вывалившись из низких туч со стороны носа проревев на бешеной скорости, долбя из пушек, густо усеяв мелкими взрывами от носа до кормы надстройки, трубу, броню башен, мелькнув скошенными крыльями, машина снова пропала в тучах.

Броня рубки прикрыла офицеров от разрывов пушечных снарядов, несколько осколков взвизгнули, проскочив в смотровую щель, вскрикнул раненный в руку офицер связи.

- Возможно, это что-то объяснит, - протянул адмиралу лист с текстом Линдеманн, - однако «томми» умудряются совмещать слова со свинцом.

Лютьенс не успел взглянуть на текст, как завыла боевая тревога. Теперь к быстро усиливающемуся рёву двигателя самолёта примешивалось тявканье зенитных пушек и стрекотня пулемётов.

- Лево руля! - Успел крикнуть Линдеманн, помня на какой борт лучше маневрирует линкор. Однако самолёт был быстрее. Стремительный силуэт снова показался с носа – навстречу потянулись жгуты трассеров. Но машина словно была неуязвима – прорвавшись через белые шарики разрывов зенитных снарядов и мельканье искр пулемётных очередей, уронив две чёрные точки, высветив огни форсажа, ушла ввысь.

Два взрыва прогремели почти одновременно. Удары пришлись в левую сторону сразу за трубой и в район грот-мачты, пробив палубу цитадели и скосы, сметая все шлюпки и катера. Были уничтожены все зенитные установки левого борта, искорёжены мидельные башни и пост управления огнём артиллерии вспомогательного калибра.Корабль лишился кормового дальномерного поста вместе с расчётом. Осколками посекло трубы и вентиляционные дефлекторы. Погреба вспомогательных орудий сразу были затоплены, но на палубе продолжали взрываться зенитные снаряды и патроны, не давая приблизиться пожарным расчётам. Дым от пожаров тянулся на целую милю, теряясь в низких тучах.

- Ну, давай старина, поворачивай! – шептал Хансен перекладывая рули. Линкор при циркуляции направо стал заметно неповоротлив.

Англичане. Штаб.

Адмирал Трэвор Соар сжал побелевшие кулаки, сквозь зубы почти не разжимая рта, брызгая слюной, спускал на волю бессвязные ругательства. Членораздельно выделялись только отдельные слова, среди которых особо прорезались: лорд Джонс, «ром, педерастия и плетка», «драконовские» сокращения. Офицеры за консолями уткнулись в экраны, не желая попасть под гнев начальства, лишь тихо зашушукались две военнослужащие из отдела связи. Они хоть и имели несколько лошадиные лица, но пользуясь тем, что их - представительниц прекрасного пола было всего две на пару десятков мужиков, позволяли себе некоторые неуставные вольности. Дамочки были незамужние, а возмущения непосредственного начальства косвенно касались их конкурентов, в некоторой степени, конечно.[34]

Между тем адмирал продолжал бушевать:

- Они бы ещё целоваться полезли к этим нацикам. Почему-то русские обложили этих недобитков в восточной Европе и не церемонятся. А эти лорды-морды сначала сократили, уволили треть армии и флота, а теперь пытаются вести какие-то переговоры.

Собственно на решение о переговорах повлияло обращение Германии. Немецкое правительство в данный момент находилось в незавидной ситуации. В Европе оперировали войска СС, официально, по итогам второй мировой войны, осуждённые за военные преступления и объявленные преступниками.

Хрен его знает, стыдятся ли немцы действительно своего нацистского прошлого, как заявляют об этом, но попытку заступиться за простых военных моряков и как-то разрешить ситуацию мирным путём, они предприняли.

Вся Европа, забыв о неприятностях американцев, буквально «стояла на ушах». Прокатилась волна неофашистского движения, жестоко подавляемая, оттянувшая на себя значительные силы полиций и армий разных стран. Захлёбывались СМИ. Люди не отрывались от экранов телевизоров. Конечно в усеченном варианте – большинство спутников связи и телекоммуникаций не работали, но что не сделаешь ради рейтинга, наживы и успеха. Телевизионщики весьма оперативно и гибко наладили кабельные и аналоговые коммуникации. Не могли не просочиться сведенья о «Бисмарке». Британские военные поначалу сами не поверили, дешифровав короткое сообщение с немецкого линкора. На представителей Королевского флота надавили, и с запозданием стала поступать официальная информация, правда пока моряки умалчивали о потерях. В штабе ВМФ постоянно крутились с десяток мастистых журналистов, ведущих репортажи в прямом эфире. В лондонских пабах, как некогда в 1941, когда происходило знаменитое сражение крупных кораблей в Атлантике, делались ставки и фактически уже в пух и прах разгромили противника, за часто меняющимися бокалами эля, пива и всяких остальных приятных изобретений человечества в сфере алкоголя. При этом за стойками баров самой терпимой страны вполне беззлобно уживались и патриоты и «бритоголовые». Но до поры.

Вскоре до британского командования стала доходить достоверная тактическая информация. С эсминца «Диамант» поступил краткий доклад о повреждениях авианосца, потери фрегата и вероятно эсминца.

Атлантика.

«Илластриес» неумолимо выписывал большую дугу, становясь к волне, долбящей в левый борт. Брызги поднимались выше палубы, на радость пожарным расчётам, заливая незатухающие костры. Оставив на палубе минимальное количество людей для подавления очагов возгорания, офицеры погнали матросов во внутренние отсеки в район кормы, где продолжалась борьба за живучесть корабля. В тушении пожаров были задействованы все дивизионы, включая техников обеспечения полётов и лётчиков.

Майор Самюэл Питт, безлошадный пилот, сбитый и удачно подобранный в студёных вόдах Атлантики, разжал одеревеневшие кисти рук, отпуская толстую кишку пожарного шланга. Пользуясь тем, что число людей участвовавших в тушении пожара увеличилось, он смог без угрызений совести покинуть свой участок. Теперь и без него справятся! Он видел, что мало того, что все самолёты в кормовой части ангара уже не способны взлететь, проблема была в многотонном лифте-подъёмнике. Искорёженные узлы гидравлического агрегата теперь годились только что на металлолом. Пилот, не узнавая привычные внутренности корабля, путаясь в переходах, трапах и коридорах, бежал в носовую часть, где должны были оставаться целёхонькие, спасительные самолёты. И что важно, работал подъёмник.

Майор не верил, что удастся спасти терпящий бедствие авианосец. Ещё вчера его высокие борта и устойчивый ход внушали уверенность и спокойствие. Теперь же бортовая качка заставляла всю команду приноравливаться к экстремальному способу перемещения. Казалось, что все основательно перебрали и не могут разбрестись по каютам. Чумазые, в копоти, мокрые, в дыму и полутьме, словно не находя успокоение в дурной хмелюге, шарахались удерживаясь за стены коридоров, перекрикивая грохот и взрывы, непонятные звуки, не поддающиеся классификации шорохи и скрипы. Корабль вдруг дёрнулся так, что рифлёный пол трапа ушёл в сторону, сбивая с ног пилота. Прилипнув плашмя к переборке, он удержался и, восстановив равновесие, грохоча ботинками, помчался дальше.

Ему нужен был как минимум костюм пилота со всеми прибамбасами, аварийно-спасательный комплект и ремни парашютной системы. Свои частично были утеряны, часть осталась на издырявленной корме.

Он влетел в помещение для дежурных экипажей сам словно снаряд. Быстро оценив обстановку (три лётчика уже облачились в антиперегрузочные костюмы, навешивали остальное снаряжение, два пилота были уже почти готовы, даже водрузив на голову шлемы), он выпалил:

- Так, головы чугунные, всем строится, - майор лихорадочно соображал, что же сказать дальше.

- Чего?

- Всем приказано явиться на мостик, а потом за инструкциями в оперативную секцию.

- Чёрт побери, Питт, мы только что оттуда, - один из пилотов стащил шлем, недовольно взирая на майора, - а на мостик за каким чёртом?

- Мне почём знать, - майор чувствовал – время уходит, - адмирал требует. Что-то связанное с уходом на запасные аэродромы.

- Мы обсудили уже всё с командиром, - лётчиков не прельщало тащиться в полётных костюмах по узким трапам, однако у них не было повода не верить майору. Прихватив остатки снаряжения, они быстро пошли на выход.

Майор, едва дождавшись, когда они удалятся, нервничая, слишком резко дёрнул, загромыхав железом, шкафчик с резервным полётным снаряжением. Напяливая на себя, буквально на ходу основное и непременно нужное, он уже бежал вниз в ангар.

В «гараже» после тёмного коридора было заметно светло. Деловая суета техников напоминала муравьиную и почти штатную, но опытный взгляд майора сразу обратил внимание на какое-то отчаяние в лицах обслуги, некоторый беспорядок и даже валявшуюся в стороне ракету со сломанным стабилизатором. При иных обстоятельствах такая потенциальная угроза была бы срочно локализована, но сейчас видимо времени было в обрез, а все и так вкалывали как черти.

К стоящему на площадке подъёмника самолёту уже подцепили ракеты – пустую тележку катили назад. Питт удовлетворённо оценил толстые округлости подвесных баков и, засучив ногами по лесенке, взобрался в кабину.

Контр-адмирал Вильям Джеймс, словно махающий палочкой дирижёр свихнувшегося оркестра, с продуваемого ветром ходового мостика управлял планомерно прогрессирующей катастрофой. Состояние, в котором он находился, можно было обозначить двумя словами: «нечего терять». Он давно уже просчитал шансы и вероятности авианосца уцелеть и выйти из боя, только пока помалкивал – не стоит сеять панику среди команды.

Оперативный офицер постоянно докладывал пеленг и дистанцию до линкора – она неумолимо сокращалась. Только что офицер связист огорошил новостью, что «Сент-Альбанс» подаёт сигнал бедствия!

- Вот там! Он должен быть сейчас где-то там, - бормотал контр-адмирал Вильям Джеймс, пытаясь сквозь задуваемый с кормы дым и дождевые выбросы разглядеть вражеский корабль. Он стоял как влитой, широко расставив ноги, умудряясь при неслабой качке держать двумя руками бинокль.

- Лейтенант, пусть постоянно ставят дымовую завесу. Надо выпустить на волю наших последних «птичек», - распорядился контр-адмирал Вильям Джеймс, - передайте приказ в пост управления авиацией.

- Сэр! Получено сообщение от командования, нам приказано прекратить глушить радиодиапазон частот немецкого корабля. Вас требует на связь штаб.

- Давай, - контр-адмирал опустил бинокль, схватил трубку. Выслушав короткий приказ, он буркнул «слушаюсь» и почти гадливо положил её на место.

- Выполняйте приказ. Эти деятели в Лондоне надеются решить вопрос мирно, как будто в бронированной тевтонской железяке сидят потерянные овечки. У нас один самолёт в воздухе? Передайте на командно-диспетчерский пост, что бы повременили с атакой, пока эти умники пытаются достучаться до «бошей» по радио. Выдайте пилоту квадрат и последнюю пеленгацию фрегата «Сент-Альбанс», пусть снизится и посмотрит, что там.

Мы можем выйти на немецкую частоту? Интересно послушать, что они будут сливать в нацистские уши? И кто-нибудь, свяжитесь с главным инженером или кто там разбирается с рулевым управлением – удалось что-нибудь сделать?

Буквально через минуту офицер связи доложил, что канал налажен, но разобрать что-либо невозможно.

- Видимо они для достоверности вышли на немцев, используя их шифровальную систему.

- Шустрые ребята. Один бы чёрт мы ничего не поняли, немецкий язык кто-нибудь знает? Я последний раз практиковался пять лет назад, уже всё позабыл.

- Сэр, - встрял командир корабля, - штурман владеет языком, и ещё два офицера из дивизиона связи.

- Да? Похвально, - криво усмехнулся Джеймс, снова берясь за бинокль.

- Сэр! Сообщение с диспетчерского поста! Самолёт с бортовым номером «Ноль пятнадцать» не отвечает на запросы.

- Ну вот. Я и не надеялся, что мрачные тевтонцы поверят той ерунде, что будут им пытаться донести с материка, а теперь, когда наш парень свалит на них пару тонн взрывчатки, они и подавно…. Вот он! – Контр-адмирал весь подался вперёд. Возможно, он бы не увидел серое пятно линкора, если бы тот не произвёл залп. Вспышка пробила нулевую видимость, выдала черты корабля, и серая хмарь снова скрыла исполина с глаз.

- Сейчас жахнет! – Заворожено произнёс командир корабля, тоже увидевший вспышку и понимавший что предпринять что-либо за 30, максимум 40 секунд полёта снарядов почти нереально, однако отдал команду на уклонение.

- Правее пять градусов, - подсказал кто-то из наблюдавших в бинокль офицеров, - он не по нам ударил.

- «Норфолк»! – догадался командир.

- Да, - сдавленно произнёс контр-адмирал, - добил.

Пожар пожирал тонущий фрегат. Вокруг горящего корабля в водяной взвеси образовался красный ореол, высвечивая, подкрашивая низкое небо и тёмные волны. Сквозь дым угадывались углы надстроек и антенны. Коль скоро пламя погасло, можно было судить что «Норфолк» ушёл на дно.

- Есть! – С едва заметным придыханием молвил командир корабля.

- Что? Он опять дал залп?

- Нет, это наш парень сбросил бомбы, - радостно прокомментировал офицер связи, держась рукой за наушник, - это лейтенант Бекхэм. Он доложил, что поразил корабль противника. И ещё сэр, если вам интересно немецкое правительство обращается к командиру линкора на открытой волне.

- Боюсь что уже поздно.

Увеличенный мощной кратностью, вражеский корабль, охвативший всю дальномерную шкалу в окулярах бинокля контр-адмирала, заставил его затаить дыхание и замереть. Расплывчатые языки пожара, колыхающиеся на ветру, сбиваемые в сторону, отбрасывали причудливые тени и отсветы. Корабль с носа выглядел монолитом, распластавшись широкой палубой, массивно и основательно вгрызаясь в волну. Симметричность и грацию стального монстра портили изломанные при попаданиях фрагменты надстройки, сбитые прожектора, слегка согнутая фок-мачта и торчащая вбок стрела крана. Но контр-адмирал словно не замечал повреждений и пожара, он смотрел на поблёскивающие носовые орудия, маячившие чёрными провалами жерл. Через нос корабля перекатывались, бьющие в левый борт пенные волны, забрызгивая башни и стволы орудий, заставляла их мокро блестеть, отсвечивать красным зловещим светом от огней пожаров. Ему даже показалось, что он увидел, как они опускаются, корректируя вертикальную наводку. А потом блеснуло ярко-оранжевым, почти белым пламенем, мгновенно окутав линкор чёрным дымом дульных газов – залп!

«Бисмарк».

Командир корабля, получая доклады о повреждениях, удовлетворённо кивнул на сообщение, что взрывы не повредили важных узлов и механизмов линкора.

- Что вы об этом думаете Линдеманн? – Спросил Лютьенс, до этого нервно крутя в руках листок с радиограммой, терпеливо ждал, когда командир корабля закончит отдавать распоряжения.

- Я ещё раз скажу, что многое объясняет, но не главное: как такое могло произойти. Я думаю вам надо пойти в радиорубку. Связисты говорят о поразительных вещах.

- Я не верю ни одному слову этих проклятых «томми». Неужели они думают, что я клюну на такую немыслимую чушь, - казалось, что адмирал распалялся от своих собственных слов, утратив присущее ему хладнокровие, - я не дам себя обмануть как Лангсдорфа[35].

- Вам всё-таки надо пойти в рубку, - Линдеманн устало прикрыл глаза, - решение принимать вам.

- Да, чёрт побери! Я выскажу им всё, что думаю о них! – Адмирала словно отрезвил вид помрачневшего Линдеманна. Он, резко развернувшись, задрав подбородок, громко печатая шаг, выскочил с мостика.

- Командир! Герр капитан!

Линдеманн вздрогнув, открыл глаза, уставившись на помощника.

- Прямо по курсу корабль. Дистанция миль десять. По всей вероятности авианосец.

Линдеманн взявшись за бинокль, увидел высокий борт с вытянутой центральной надстройкой, быстро теряющейся в дымовой завесе.

- Дальномерщики в носовых башнях определили дистанцию?

- Так точно. Ждём команды открыть огонь.

- Огонь, - тихо сказал Линдеманн, - а что же за посудину мы потопили.

Ёльс проорал в переговорное устройство команду, и почти мгновенно отреагировали орудия.

До корабля противника было уже 15 километров, ветер сносил дымовую завесу от авианосца в сторону и наконец, немецкие моряки смогли рассмотреть корабль противника. Корма «англичанина» высветилась взрывом, запылала. Черный дым вытянулся в широкую полосу, рассеиваясь только под тяжёлыми тучами. Линкор вздрагивал и через двадцать секунд вражеский корабль закрывали белые колоссы недолётов, вздрагивал - и белые султаны смешивались с огненно дымными тучами разрывов, вздрагивал - и снова попадание, недолёт, перелёт.

Разрезая волну со скоростью двадцать узлов «Бисмарк» шёл курсом выверенного треугольника на пересечение с жертвой.

«Илластриес».

Ни за что не удерживающийся контр-адмирал слетел на пол, ощутимо зацепившись об угол консоли управления. Уже упав, он получил ещё чем-то по затылку, да так сильно, что посыпались искры из глаз. Сверху его присыпало осколками экрана, ныне бесполезного GPS-приёмника. Он слышал тупые удары, резко диссонировавшие с тонкими шлёпающими звуками прошиваемых навылет рубочных переборок и тонкой обшивки аппаратуры. Перед глазами стояли два близких взрыва на воде, поднявших тонны воды. Одновременно гулко дошёл глухой удар, от которого судорожно дёрнулся весь корабль. Контр-адмиралу понадобились секунды, чтобы встать на ноги. Пнув в сердцах тяжёлую телефонную трубку, слетевшую с тангентки и, видимо приложившую его по голове, он стал озираться. Свет на мостике потух и в полумраке он с трудом различал копошащихся, дезориентированных офицеров. Взгляд на палубу – внизу тёмный провал опустившегося подъёмника, корма снова в огне, дальше к горизонту – в сторону зримой угрозы: огни выстрелов едва различимы, раскат докатившегося залпа совпал с очередными всплесками – снаряды упали в метрах двадцати, разбросав в стороны воду. И тут же белая вспышка ударила по глазам. Пол подпрыгнул - пятки болезненно восприняли удар. Докатился грохот. Снова попытка встать. Ни черта невидно. Чей-то хрип и надрывный крик. Завоняло горящим пластиком электропроводки, отвалившиеся панели обнажили жгуты проводов. В некоторых узлах били фонтаны искр. Снизу подступало пламя и дым - стальная коробка рубки медленно превращалась в раскаленную удушливую печь. Джеймс подхватил первого попавшегося - кашляющего помощника капитана и поволок его вниз по трапу наружу. Вывалившись на свежий воздух, они уцепились за леера надстройки, кашляя, блюя и отплёвываясь. Воздух был свеж условно, потому как дым чего-то горящего в надстройке под фок-мачтой, куда встрял снаряд, смешивался с коптящим, пробитым в нескольких местах газовыхлопным трактом, и широко расползался по кораблю. Откашливающийся Джеймс свесился головой вниз, с ужасом увидев свежие изломы металла, развороченные взрывом. Палуба на корме выглядела как скомканная, изжёванная бумага. Из многочисленных дыр вырывался огонь, чёрный и белый дым. На фоне этого кошмара деловито поднимающаяся платформа с самолётом выглядела, словно островок штатного спокойствия.

Однако пилот поступил так, как никогда бы и сам помыслить не мог за всю свою военную карьеру. Лётчик запустил двигатель во время подъёма элеватора. Рампе подъёмника нужно было подняться ещё три, четыре метра, чтобы уровняться палубой, как самолёт, взвыв на пределе турбиной, был, буквально выдернут лётчиком из ангара. Ветер тугим напором сразу погнал крылатую машину на надстройку, пилот видимо ожидал подобного, накренив «Харриер» на левое крыло, тянул, тянул, заваливаясь в сторону. Уже перемахнув за левый борт, он просел вниз, едва не зацепившись за волны. Но всё же пилот успел выправить машину, набирая горизонтальную скорость, подхватывая воздух крыльями.

Всё произошло так быстро, что контр-адмирал и старпом не успели отпрянуть назад, их отбросило выхлопом из сопел, обдав лица горячим, но не смертельным воздухом. Зато следом из открытого зева ангара вырвалось запоздалое огненное облако горящего керосина, лишь голодно лизнувшего, заставшего тлеть форменные брюки и плавиться синтетические шнурки на ботинках.

Майор Самюэл Питт захлопнул фонарь. Всё сразу стало привычным, словно не горели жуткими пожарами кормовые ангары, не разъедал глаза и лёгкие едкий дым горящей изоляции, не было сумасшедшей гонки по громыхающим трапам и ставшими тесными коридорами. «Харриер» уже выползал наверх на платформе лифта. Ключ на старт – самолёт завибрировал, звук запустившейся турбины отразился от стенок подъёмника, загудел в ушах, проникая через фонарь кабины. Лётчик подтянул ремни кислородной маски, проверил натяжение привязных ремней, защёлкал тумблерами, приводя аппаратуру в рабочее состояние. Теперь главное удачно взлететь при таком сильном боковом ветре и раскачивающейся палубе. Он на удивление, а скорее в силу профессионализма, вспомнил показания на табло в «дежурке» о скорости и направлении ветра относительно курса корабля. Рука уже привычно легла на ручки управления, в голове просчитывался вариант отклонения реактивных насадок сразу после отрыва от палубы.

Вектор тяги - на взлёт, осталось только дать полные обороты.

Платформа ещё не поднялся до конца, как вдруг остановилась. Питу показалась какая-то суета в дальнем конце ангара, прищурившись, он разглядел бегущих к подъёмнику пилотов. Не раздумывая, он дал полный газ, выдёргивая самолёт на волю.

Какой-то смесью опыта, чутья машины и окружающей её стихии, а возможно просто чудом, он вытянул самолёт, выведя в устойчивый полёт. Ещё борясь с болтанкой, боковым зрением зафиксировал яркий всполох огня на покинутом им авианосце, и только стабилизировавшись, смог подробней разглядеть, что же произошло. Собственно увиденное его не удивило – «Илластриес» фонтанировал пожарами из всех щелей: открытых провалов подъёмников, технических вырезов и отверстий, проломленных рваных дыр, оставленных непрошеными, разрушительными гостями.

Очередной фугасный снаряд, с грохотом пробив борт авианосца, не соизволив взорваться, ненамного потеряв в скорости, ворвался в ангар, разметав скопление летающей техники, часть которой была нашпигованной оружием и под завязку заправленной топливом. Внутри корабля наступил сущий ад. Упавшие адмирал и старпом, инстинктивно поджав ноги, блестя красными глазами, отражавшими беснующееся пламя, вылупились на выплеснувшийся мимо них вулкан, не в силах оторваться, словно загипнотизированные.

Так же дружно они взвыли, засучив ногами, второпях скидывая перегревшиеся ботинки. Это вывело их из ступора.

- Как только огонь доберётся до нижних палуб – все взлетим на воздух, - проорал помощник, - надо собирать всех кто выжил, и уходить с корабля. Попытаемся перебраться на эсминец.

- Нет! – Упрямо замотал головой Джеймс, он помнил данное себе обещание не бросать корабль, - если мы не предпримем попыток потушить пожары, огонь действительно дойдёт до цистерн с топливом и погребов.

- Да идите вы к чёрту, - заорал старпом, - вы посмотрите!

Он обвёл рукой, охватывая всю катастрофу и, развернувшись, наткнулся взглядом на две фигуры, вывалившиеся из открытого проёма люка. Они были покрыты копотью, их буквально выворачивало наизнанку, изорванная форменная одежда тлела. В одном из них старпом с трудом узнал командира корабля.

- Сэр! – Он наклонился над ним, растеряно вспоминая, что надо делать при отравлении и ожогах, - вы слышите меня.

Адмирал, пошевелив второго офицера, похлопав его по щекам, и видимо пересмотрел свои планы:

- В помещении противопожарного снаряжения полно аптечек. Идите туда. Может, найдёте кого-нибудь из медперсонала. Я попробую с поста управления авиацией связаться с эсминцем. Корабль придётся покинуть. Действуйте!