Глава XXXVIII. Возвращение на остров голых женщин
Боцман Чугайло очень обиделся, что его не взяли на остров голых женщин.
– Гады! – орал он в камбузе. – Высадили меня на остров сухой груши, а к голым женщинам сами поплыли!
Так он распинался, так бодал рогом мачту, что Суер не выдержал.
– Так и знал, – мрачно сказал он, – что от этого острова нам не отвязаться. Разворачивайся, Пахомыч.
«Лавр Георгиевич» сменил галс и двинулся по океану вспять.
Эти манёвры боцмана обеспокоили.
– Куда это вы плывёте? – орал он, прыгая с бака на полубак.
– Везём вас, боцман, на остров голых женщин.
– Да что я, бык, что ли? – ревел боцман. – На закланье, что ль, меня?
Короче, когда мы подплыли к острову, боцман Чугайло категорически отказался от сходу на берег.
– Один не пойду! – твердил он. – Отпустите со мной сотоварища, ну хуть бы матроса Вампирова.
Голые женщины между тем прыгали по берегам и дружно скандировали:
– Чугайлу нам! Чугайлу! Даёшь боцмана!
– А Вампирова не хочите? – орал с борта Чугайло.
– Тащи и Вампирова, хрен с ним! – кричали в ответ женщины.
Обсуждаемый Вампиров метался по палубе, посылая дамам воздушные поцелуи.
К сожалению, долетев до берега, поцелуи в дам не попадали и большею частью зарывались в песок. Правда, две каких-то особенно шустрых дамы быстренько раскопали один поцелуй и заглотили, разорвав пополам.
Вся эта возня с поцелуями Суеру не понравилась.
– Вампирова связать и бросить в трюм, – приказал капитан. – Я очень не люблю, когда на песчаных пляжах валяются всякие пробки, бутылки, обрывки бумажек и поцелуев. Пошлём с боцманом лоцмана, как более опытного.
Вампирова охотно связали, а боцмана и лоцмана бросили в ялик. Лоцман, как более опытный, прихватил с собою патефон.
– Голые женщины любят повеселиться! – уверял он. Как только боцман с лоцманом выскочили на берег, голые женщины стали прыгать вокруг них и танцевать известный танец «Корни Гонолулу».
Они сладостно извивались и текли, как струи, обволакивая боцмана и лоцмана. Наши дураки растерянно уселись на песок и стали крутить патефон.
– Потанцуйте с нами! – кричали голые женщины.
Лоцман, как более опытный, крепился а Чугайло стал притоптывать дубовым сапогом. Это было ошибкой. Боцманский сапог до того насмешил голых женщин, что они хором кинулись его снимать.
Боцман ржал и пытался хватать женщин, но они увёртывались и сыпали ему за шиворот песок.
– Иди ко мне, косуля! – орал Чугайло.
– Ко мне, ко мне, – пищал и Кацман, накручивая патефон.
– Чёрт бы их побрал! – ругался Суер, глядя в подзорную трубу. – Эти дураки совершенно не умеют обращаться с голыми женщинами.
Отвернувшись, сэр Суер спустился в кают-компанию, я же остался на палубе, наблюдая с интересом за происходящим.
– Что это за странные звуки доносятся с острова? – крикнул из кают-компании капитан.
– Извините, сэр! Это рычит Чугайло.
– Неужели дорвался?
– Пытается, сэр.
Боцман, надо сказать, демонстрировал редкое рвение, и вдруг совершенно неожиданно он, как бы это сказать… оттопырился.
Девицы растерялись, а боцман оттопыривался всё сильнее и сильнее.
– Что там происходит? – спрашивал из кают-компании сэр Суер-Выер.
– Да ничего особенного, капитан… Чугайло… немного оттопырился.
– Вот всё-таки скотина, – неожиданно сказал капитан. – И сильно?
– Да, примерно на семьдесят гектопаскалей.
– А что с лоцманом? – спрашивал капитан.
Вот это был неприятный, скажу вам, вопрос.
С лоцманом происходило неладное. Потрясённый поведением боцмана, Кацман ощеперился. Докладывать об этом капитану не хотелось. Ну скажите на милость, что может почувствовать капитан, которому докладывают, что боцман оттопырился, а лоцман ощеперился?
Голые между тем женщины подхватили наших героев и, размахивая ими, как флагами, вскачь увлекли в прерии.
Вечером они всё-таки вернули нам нечто, что капитан впоследствии назвал одним метким капитанским словом: «блоцман».
Глава XXXIX. Остров посланных на…
Необычной какой-то неокеанической красоты, высоты, изящной длины открылся нам вдруг остров, стоящий посреди океана.
Казалось, он – вулканического происхождения, потом казалось – нет. И всё же что-то вулканическое угадывалось в его мощных очертаниях.
Когда мы подплыли поближе, то с удивлением обнаружили, что остров весь уставлен людьми. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и, казалось, втиснуться между ними не было никакой возможности.
Подведя «Лавра» поближе, старпом крикнул в мегафон:
– Кто вы?
Островитяне обрадовались нашему неожиданному любопытству и дружно прокричали: – Мы – посланные на …
– Ничего не понимаю, – сказал Суер, – давайте подойдём к острову с зюйда.
«Лавра» привели к другому берегу, и старпом снова проревел в трубу:
– Кто вы?
– Мы – посланные на …, – дружно ответствовали островитяне.
– Приходится констатировать, – пожал плечами Суер, – что это действительно люди, посланные на …
– А за что вас послали? – крикнул старпом.
– А по разным причинам, – дружелюбно поясняли островитяне, – а больше без причин.
– Ну и что вы теперь делаете?
– А ничего особенного. Стоим на этом каменном …ю посреди океана. Иногда хлебопашествуем. Бортничаем. Выращиваем сахарную свёклу.
– Но позвольте, – развивал беседу сэр Суер-Выер, – признаться, меня самого не раз посылали на … Но что-то я не вижу среди вас, так сказать, себя. Я тут, на корабле, а вы – на острове.
– О, что вы, капитан, – ответствовали посланцы, – где-то между нами, конечно, имеетесь не только вы, но и вся ваша команда.
– Эй, ребята, – крикнул кто-то из посланцев, – нет ли среди нас Суера-Выера или кого-нибудь из команды этого фрегата?
К нашему изумлению, островитяне слегка пораздвинулись и к берегу протиснулись семь или восемь Суеров-Выеров в капитанских фуражках.
За Суерами продирались лоцманы Кацманы, а за ними пятнадцать штук меня.
Наши двойники замахали нам пилотками, восклицая:
– Да-да, это мы… А мы – это вы, посланные на … Вас посылают, а мы тут отдуваемся, сахарную свёклу выращиваем.
За Суером, за лоцманом, за мною стала продираться к берегу пожалуй что вся наша команда.
– Наши приехали, наши, – радостно гомонили они. – Хоть поглядеть на братьев.
Были тут, конечно, и многочисленные Хреновы, и многократные Семёновы, но особенно много оказалось боцманов Чугайло. Он измерялся сотнями.
Это неожиданно понравилось капитану.
– Позовите боцмана, – приказал он.
Чугайло явился на палубу в каких-то полупортах, в одной подтяжке, крайне раздражённый тем, что его разбудили.
– В чём дело, кэп? – ревел он. – Чья вахта? Поспать не дадут! В чём дело?
– А дело в том, господин Чугайло, что я хотел бы послать вас на …
И тут Суер не долго думая взял да и послал.
И что же вы думаете?
Среди островитян немедленно объявился новенький боцман в полупортах и подтяжке.
А старый Чугайло, хоть и посланный, остался стоять на борту. Тут все наперебой стали посылать боцмана на …, и на острове становилось всё больше и больше боцманов.
Чугайло терпел-терпел, да вдруг взял да и всех нас послал на …, и мы тут же очутились на берегу, хотя и оставались на борту.
Тут на нас разобиделись островитяне.
– И так места нет, – бубнили они, – а вы друг друга всё посылаете и посылаете. А ведь вы не одни на свете. Вся планета, а в особенности Московская область, то и дело посылает кого-нибудь на … Если уж вы так хотите, то пошлите нам кого-нибудь из чиновных сановников или руководителей банкионерных обществ.
Ну, мы не стали чиниться и дружно послали пару сановников и с десяток руководителей другого ранга.
Островитяне охотно потеснились, и наши посланцы дружно выстроились в их рядах.
Надо сказать, что они тут же стали демократичны, жали другим посланным руки и всячески братались.
– С посланными нам всё ясно, – сказал капитан, – но интересует ещё и судьба пославших. Неужели для них особый остров?
– Что вы, что вы, капитан. Пославшие тоже тут, среди нас. Ведь любой посланный тут же пославшего посылает. Так что у нас большое равенство. Настоящая демократия, сэр!
– Ах, – сказал Суер, – надо отплывать, но всё-таки напоследок я очень хочу послать на … такого-то товарища, вроде господина … Разрешите, братцы!
Мы дружно разрешили, и капитан послал.
Я крепился-крепился, а потом последовал примеру нашего великого капитана, взял да и послал одного там на … Послал, но тут же пожалел, такой уж у меня характер. Но отозвать посланного обратно, как вы сами понимаете, было уже невозможно.