Глава сорок девятая. Ложь и правда.

Я постаралась записать события из жизни моего отца, пока он вкладывал их в своего волка-дракона. Могу сказать, что когда я подступала к нему с пером, он выбирал, о чем рассказать, с превеликой осторожностью. Понимаю, у него должно быть много воспоминаний, слишком личных для того, чтобы делиться ими со своей дочерью.

Сегодня он в основном рассказывал о времени, проведенном с тем, кого он называет Шутом. Какое нелепое имя. Возможно, если бы меня угораздило называться «Любимая», то имя «Шут» я бы воспринимала куда охотнее. О чем только думали его родители? Они, правда, воображали, что каждый, кого он встретит в жизни, захочет называть его Любимым?

Я заметила одну вещь. Когда отец говорит о матери, он абсолютно уверен в том, что она любила его. Я хорошо помню мою мать. Она могла быть раздражительной и придирчивой, критикующей и требовательной. Но она позволяла это себе, пребывая в уверенности, что их любовь выдержит такие пустяки. Она даже злилась на него в основном от обиды на то, что он вообще способен в ней усомниться. Всё это чувствуется, когда он говорит о ней.

Но когда он говорит о своей долгой и глубокой дружбе с Шутом, в этом всегда присутствует оттенок неуверенности. Сомнения. Насмешливая песенка, вспышка злости - и мой отец повержен в замешательство отвергнутого человека, который не может понять, насколько серьезен был упрек. Я вижу Изменяющего, который был использован своим Пророком, и использован безжалостно. Может ли кто-то поступать так с тем, кого любит? Полагаю, это и есть тот вопрос, над которым сейчас бьется мой отец. Он всегда отдавал - и зачастую чувствовал, что это признавалось недостаточным: Шут всегда желал от него большего, и то, чего он желал, выходило далеко за пределы возможного. И когда Шут покинул его, скорее всего ни разу не обернувшись назад, для моего отца это было как удар кинжалом, от которого он так никогда и не оправился полностью.

И ему пришлось переосмыслить их отношения. Когда Шут так неожиданно вернулся в жизнь моего отца, тот больше не был уверен в безграничности их дружбы. Теперь он всегда мыслил с оглядкой на то, что Шут может еще раз использовать его в своих целях, а потом снова бросить одного.

И, несомненно, так и случилось.

Дневник Пчелки Видящей

- Они должны уйти, – прошептала я Неттл. – Он наш отец. Я думаю, он не хотел бы, чтобы даже мы видели его таким.

Я не хотела видеть своего отца таким - висящим на каменном волке, как сохнущее белье на заборе. Выглядел он ужасно: человек, словно сшитый из лоскутов гладкого серебра и изглоданной червями плоти. А пах он хуже, чем выглядел. Чистый балахон, который мы на него надели, сейчас был весь покрыт пролитым чаем и другими пятнами. По шее змеились потёки засохшей свернувшейся крови из ушей. В уголке рта скопилась кровавая слюна. Серебряная же часть его лица была гладкой и глянцевой, без морщин - как напоминание о том, каким он был еще совсем недавно.

Прошлой ночью я смотрела, как угрюмая Неттл протирала те части его лица, где была плоть. Он пытался протестовать, но она настояла, а на сопротивление сил у него не хватило. Она была осторожной, прикладывала влажную ткань, сворачивая испачканную часть так, что ни разу не прикоснулась к его коже напрямую. Из его язвочек выходили маленькие извивающиеся существа. Она выкинула тряпку в огонь.

- Им нет до него дела. Они просто хотят быть здесь, на случай если волк пробудится к жизни.

- Я это знаю. Они это знают. Папа это знает, – она покачала головой. – Это не имеет значения.

- Для меня - имело бы. Я бы хотела умереть без свидетелей. А не так.

- Он Видящий. Королевская кровь - всегда на виду. Научись этому сейчас, Пчелка. Кеттрикен воспринимает это должным образом. Мы - слуги для всех них, и они берут у нас то, в чем нуждаются. Или желают.

- Лучше бы ты вернулась домой к дочке.

- Будь выбор только за мной, я бы так и сделала. Я ужасно скучаю по ней и по Риддлу. Но нельзя, чтобы видели, как в таких обстоятельствах я покидаю своего отца и сестру. Ты понимаешь? – она взглянула на меня глазами моей матери. – Я не хочу, чтобы так было и с тобой, Пчелка. Я попытаюсь тебя от этого защитить. Поэтому я должна попросить у тебя быть настолько незаметной, насколько возможно. Если ты не будешь мне подчиняться, если ты будешь дерзкой и сумасбродной, все взгляды будут прикованы к тебе. Притворись, что ты невзрачная паинька, и тогда тебе достанется часть жизни, где ты сможешь принадлежать самой себе, – она устало улыбнулась мне. – Даже если твоя сестра всегда будет знать, что ты, какая угодно, но только не невзрачная паинька.

- Ох.

Вот бы кто-нибудь объяснил мне это раньше, до того, как я все усложнила. Но я ничего не сказала, только взяла ее за руку.

- Отличные стены, – сказала она. – Олух хорошо тебя обучил.

Я кивнула.

День становился светлее. В шатре отца входной полог был поднят, чтобы впустить внутрь раннее тепло дня и выпустить запах смерти. Я сидела рядом с его волком, сжимая в руках книгу, в которой записывала его воспоминания. Прошло два дня, с тех пор как он был способен говорить достаточно связно, чтобы я могла его понимать. Но я все еще оставалась подле него, добавляя иллюстрации к воспоминаниям, о которых он говорил вслух.

Неттл объяснила мне то немногое, что она знала о процессе. Похоже, некогда состарившиеся члены групп Скилла из Шести Герцогств добирались сюда, чтобы изваять драконов и уйти в них. Эту традицию они переняли у Элдерлингов. Человек таким образом обретал в некотором роде бессмертие.

- Камень, похоже, оживает ненадолго. Верити сражался в виде дракона до тех пор, пока Красные корабли не были повержены. Папа сумел пробудить спящих драконов и отправить их на помощь Верити, но как именно он это сделал, до конца никто не понял. Некоторые основанные мною группы Скилла сказали, что в старости предпримут попытку повторить этот подвиг. Папа однажды сказал мне, что старая детская песенка «Шесть мудрецов в Джампи пришли» на самом деле о группе Скилла, отправляющийся в горы, чтобы создать своего дракона.

- И что, все они умерли таким уродливым и болезненным способом?

- Я так не думаю. Но все записи о том, как это делалось, были утеряны, когда Регал распродал библиотеку свитков о Скилле. Надеюсь, мы сможем найти информацию в камнях памяти на Аслевджале. Только пока ничего не нашли.

В том, что она рассказала, не было для меня утешения. Изъеденный червями, мой отец был выставлен напоказ, словно подвешенный в клетке преступник в Калсидийском городе. Может, ему и суждено умереть, но я бы хотела, чтобы это произошло на удобной постели в уютной спальне. Или как с моей матерью - просто упасть замертво посреди какого-нибудь занятия, которое он любил. И чтобы я имела возможность коснуться его руки и предложить ему утешение. Я вздохнула и переступила с ноги на ногу.

- Тебе не обязательно смотреть на это. Могу попросить одного из моих учеников забрать тебя обратно в Олений замок.

- Ты уже объяснила, почему я не могу так сделать.

- Верно.

Наступила ночь, мы разожгли костер, и он все еще тлел. Я чувствовала, что от этого сама готова умереть еще быстрее, чем отец. В воздухе повисло ужасающее напряжение. Мы хотели, чтобы он умер сейчас, и ненавидели себя за это желание.

Мы - по моему представлению, его подлинная семья - сидели в узком кругу рядом с костром, спиной к карьеру. Внезапно Пер спросил:

- Мы можем ему помочь? Не вложить ли каждому из нас что-нибудь в его волка? – и тут он произнес первую на моей памяти ложь: – Мне не страшно попробовать.

Он поднялся.

- Пер! – предупреждающе вскрикнула Неттл, но он успел с хлопком опустить руку на волка.

- Не знаю, как это делается, но я отдаю тебе то, как моя мать забыла меня и выгнала из дому. Такое воспоминание мне не нужно. Не хочу это чувствовать.

Человеческая рука моего отца слегка дернулась. Пер стоял, ожидая. Затем он поднял свою руку.

- Не думаю, что получилось, – признал он.

- Не переживай, – сказала ему Неттл. – Скорее всего, чтобы что-то получилось, нужно хотя бы отчасти обладать Скиллом. Но идея мне нравится. И он сейчас не в том положении, чтобы нам помешать.

Она встала, как всегда, грациозно. Положила руку на морду волка.

- Ночной волк, прими из моих воспоминаний о тебе кое-что милое, – она не сказала, что именно это было, но по ее позе я поняла, что у нее получилось.

Когда она села, встал Лант и сказал:

- Тоже попробую. Хочу, чтобы он забрал нашу с ним первую встречу. Я был в ужасе, - он положил руку на плечо волку и стоял так очень долго. А потом приложил палец к руке моего отца, туда, где кожа не была покрыта серебром. - Фитц, возьми это, – сказал он, и, возможно, всё получилось.

Спарк попыталась, но у нее не вышло.

Кеттрикен чуть улыбнулась:

- Я уже дала ему то, что предназначалось для нашего волка, – объяснила она, оставив нас в недоумении. А Нед сказал:

- Нет, лучше я сохраню каждое переживание и воспоминание о нем, которые у меня есть. Они мне нужны. А как вы думали, откуда менестрели берут свои песни? Он это знает. Он не захотел бы, чтобы я расстался с ними.

Встал Дьютифул и жестом велел двум своим сыновьям отступить назад.

- Вам, парни, нужно крепко держаться за то немногое, что вы о нем знаете. Но у меня есть кое-что. Была ночь, мы с ним сражались, и я его ненавидел. Я всегда об этом сожалел. Возможно теперь это принесет пользу.

Когда он закончил, то вытер слезы со щек и сел.

Я сердито посмотрела на Шута. Сейчас это был именно Шут: все маски лорда Шанса, леди Янтарь и лорда Голдена содраны с него горем. И он не был ничьим Любимым - просто грустным маленьким человечком, сломанным паяцем. Но он не встал и не сказал, что даст что-нибудь моему отцу. Я сидела тихо. Мне нужно было придумать какой-то план, иначе меня оттащат прочь, не дав и шагу ступить. Я свесила голову, словно бы страшилась попробовать, а через мгновение люди зашевелились, и Спарк предложила принести для всех чай.

- И немного холодной воды, – попросила Кеттрикен. – Я бы хоть немного смочила ему рот. Ему так плохо.

Не сейчас. Нельзя этого делать при свидетелях. Все привыкли, что я сплю рядом с отцовским волком. По крайней мере, некоторые скоро уснут. Я послала яростную мысль отцу: только пока не умирай!Использовать для этого Скилл я не осмелилась и, чтобы Неттл не пронюхала о моем намерении, крепко держала стены поднятыми.

Никогда еще ночь не наступала так медленно. Мы разлили чай, а Кеттрикен намочила потрескавшиеся губы отца влажной тряпицей. Его глаза были закрыты и, скорее всего, больше не откроются. Костлявая спина поднималась и опускалась под его редкими вздохами. Спарк убедила Кеттрикен лечь поспать, а затем ушла с Лантом на верхний выступ карьера, постоять на страже. Дьютифул и Неттл отошли в сторонку и что-то напряженно обсуждали. Принцы сидели, прислонившись друг к другу спина к спине, и дремали. Нед устроился подальше, пальцами перебирая струны. Мне было понятно, что он исполняет свои воспоминания - интересно, может ли волк впитать в себя звук?

Я свернулась калачиком и притворилась спящей. Выждав подольше, я открыла глаза. Все было тихо. Я повернулась ближе к волку, будто ворочаясь во сне. Моя рука скользнула по шершавому камню, в направлении волчьей лапы. Но стоило мне расправить пальцы и потянуться к ней, раздался голос Шута:

- Пчелка, перестань. Ты знаешь, я не могу тебе этого позволить.

Он не бросился останавливать меня, всего лишь наклонился вперед и подбросил пару поленьев в костер. Я слегка отодвинула руку назад.

- Кто-то должен это сделать, – возразила я ему. - Он держится, терпит боль, чтобы накопить еще толику того, что можно вложить в камень. Потому что ему не хватает.

- Он бы не хотел, чтоб ты влила себя в его волка.

Я уставилась ему в глаза, отказываясь отвести взгляд. Мне была открыта наиужаснейшая правда. Уходя в камень, мой отец не хотел бы, чтобы я присоединилась к нему. Он бы хотел, чтобы это сделал его Шут. Я почти сказала это вслух. Почти. Вместо этого я спросила:

- Почему бы тогда тебе не пойти?

Я хотела услышать от него, что он хочет жить, что у него все еще остались важные дела, которые нужно сделать. Что он боится. Вместо этого он очень спокойно сказал:

- Мы оба знаем, почему, Пчелка. Ты это записала, да и мне он сказал примерно то же самое. Сейчас решение принимает он - и, наконец-то, это будет его собственное решение. В твоих снах это подтверждается. Ты их записала для меня, и я прочитал. Черно-белая крыса убегает от него. В последнем его письме ко мне говорится, как он хотел, чтобы я никогда не возвращался - тогда он сможет принимать самостоятельные решения, без меня. Что он знал, как я его использовал неоднократно, - он вдруг вздохнул так, будто ему не хватало воздуха, и закрыл свое лицо руками. Ужасное рыдание сотрясло его. – Если он когда либо желал мне мести за все, что я сотворил, то вот она. Это худшее, что он мог сделать. Теперь я понимаю, каково это - быть покинутым. Как я сам покинул его.

Что я наделала?

Мне вспомнилось старинное высказывание. Я знала его от отца, читала где-то, слышала от других людей:

- Никогда не делай то, что не исправить, пока не поймешь, чего уже не сделать после того, как сделал это.

Он медленно поднял лицо.

- Не идеальная цитата, но близко к ней, - вид у него был болезненный и угасший. - «Не делай того, что нельзя исправить, до тех пор, пока не поймешь, чего ты уже не сможешь сделать, когда сделаешь это». Слова, которые мне приснились очень давно. Я прошел огромный путь, чтобы сказать их королю Шрюду, чтобы тот не позволил принцу Регалу убить бастарда Чивэла. Я знал, что если скажу ему эти слова, то сохраню Фитцу жизнь. В первый раз, – он помотал головой, – в первый раз из многих, когда я вмешивался, чтобы протолкнуть его через узкую лазейку в его судьбе. Чтобы сохранить ему жизнь, чтобы иметь рычаг, которым я смогу менять течение будущего.

И мир заново собрался вокруг меня. Я тщательно произнесла каждое слово.

- Ты такой глупый.

Изумление прорвалось сквозь его боль.

Могу ли я все еще изменить то, что сделала? Так, чтобы он мог сделать то, что должен.

- Я соврала! – яростно зашептала я ему. - Я знала, что ты читаешь мой дневник. Знала, что ты читаешь мои сны. Я написала там то, что ранило бы тебя больнее всего! Я врала, чтобы мучить тебя. За то, что ты позволил ему умереть, а сам остался жив. За то, что тебя он любил больше, чем меня! – я перевела дыхание. – Он любил тебя больше, чем кого-либо из нас!

- Что? – после этого слова его рот так и остался открыт, глаза широко распахнуты. От удивления он стал похож на глупца.

Как будто он не знал всегда, что был любим больше всех. Что это он - Любимый.

- Точно глупец! Задаешь глупые вопросы. Уйди с ним. Уйди сейчас. Это тебя он хочет, а не меня. Иди!

И когда мой голос успел повыситься до крика? Не знаю, меня это не заботило. Пусть будет такой спектакль, пусть хоть весь лагерь проснется, и люди станут пялиться на меня. Собственно, именно это и происходило. Дьютифул вспрыгнул на ноги, с мечом в руке, оглядываясь в поисках врага. Разбуженные моими криками, поднимались полусонные люди. Нед уставился на меня с открытым ртом, Неттл прижала руки к лицу, придя в ужас от истины, которую я выкрикнула.

И мой отец поднял руку. Смотреть в его изуродованное лицо было все равно что смотреть в лицо самой смерти. Только посеребренная часть была гладкой и нетронутой. Его человеческая рука медленно поднималась, и, наконец, он развернул ее окровавленной ладонью кверху. Потрескавшиеся губы зашевелились.

Любимый.

Он не мог произнести и слова, но я поняла.

Шут тоже понял.

Он поднялся, уронив на землю одеяло, которым укрывал плечи. Снял с руки перчатку и позволил ей упасть. И пошел неуверенно, будто марионетка, чьи веревочки дергает ученик кукловода. Он дошел до моего отца и очень нежно взял его за руку. Потом он наклонился, пока совсем не лег на волка, лицом повернувшись к моему отцу и положив руку ему на спину. Притянул его ближе и затем коснулся серебряными пальцами волка.

На какую-то минуту всё замерло. Затем я увидела, как пальцы Любимого привели в движение мягкий мех на волчьей спине. Озаренные светом костра, тела моего отца и Любимого расплылись и слились. Я почувствовала что-то, чего не могу описать. Как свист ветра, когда дверь открыли, а потом снова закрыли, но происходило это в потоке Скилла и было таким мощным, что я заметила, как Неттл при этом тоже вздрогнула. Один краткий миг я видела свет, лучами исходящий от них - связующая нить, узел на тропе судьбы. И вот всё кончено. Нечто, наконец, полностью завершенное, такое, каким и должно быть.

Их цвета померкли, а волчий взгляд заблестел. Вроде бы постепенно, но в то же время неожиданно они пропали, и остался только волк. Оскал исчез. Волк навострил уши и пошевелил ими. Его широкая голова медленно повернулась. Он поднял нос и понюхал воздух. Какие у него были глаза! Они были тьмой, наполненной великолепием жизни. На одно краткое мгновение в них отразился свет, и они блеснули зеленым. Все мы замерли под взглядом огромного хищника. Затем, как намокший пес, волк отряхнулся, и каменная крошка полетела во все стороны, словно до того он вывалялся в ней.

Его взгляд неторопливо заскользил по нам, на время, останавливаясь на каждом. Последней в очереди была я. Он смотрел на меня одновременно жестко и весело.

Это была изумительная ложь, щенок. А последний обман - самый вдохновенный. Этот талант у тебя от отца.

Он встряхнулся в последний раз.

Я отправляюсь на охоту!

Когти оставили глубокие царапины на камне, когда он прыгнул - не только над костром, но над всеми нами. На секунду он стал смутным движением в темноте. А затем исчез.

- Он сделал это! Он сделал это! - закричал Дьютифул, сжал Неттл в своих объятиях и закружил.

Нед поднялся на ноги и торжественным голосом менестреля объявил полусонному лагерю:

- И так Волк Запада восстал из камня. И так он восстанет снова, если когда-нибудь народ Шести Герцогств призовет его в нужде.

- Семи Герцогств, - поправила его Кеттрикен.

Глава пятидесятая. Горы.

Думаю, что дорога Скилла в горах надолго переживет людей, Элдерлингов и драконов. Камень помнит. Это то, о чем в давние времена узнали Элдерлинги, и это урок, который они оставили нам. Люди умирают, и память о том, кем они были и что делали, исчезает. Но камень хранит воспоминания.

Из записей Фитца Чивэла Видящего.

- Это плохая идея, - повторила Неттл.

- Это отличная идея, - ответила Кетриккен. - И это Фитц подал мне ее. Не беспокойся, что я буду слишком снисходительной с ней. Ты знаешь, этого не будет.

Не прошло и дня. Все палатки были убраны. Дьютифул сдался под напором своей матери и, прихватив с собой Проспера и Ланта, со своим Кругом спешил вернуться к королеве Эллиане.

Интегрити и Нед остались. Как и Пер, Спарк и я. Члены Круга Неттл толпились в стороне, ожидая ее. Все стремились вернуться в Баккип, чтобы поделиться своими версиями увиденного. Я уже чувствовала суматошный обмен сообщениями через Скилл с другими Кругами.

Дьютифул отвел взгляд от своих сыновей и посмотрел сначала на меня, а затем на мать.

- Я не боюсь, что ты будешь слишком снисходительна с кем-либо. Я знаю, что ты много лет не допускала этого. Но я скажу откровенно. Даже верхом на лошадях это будет нелегким путешествием для тебя.

Кетриккен поудобнее уселась на серой кобыле.

- Мой дорогой, путешествие домой всегда легче, чем любое другое. Для меня, по крайней мере. А теперь ты должен отпустить нас. Пока есть дневной свет, я хочу этим воспользоваться.

Моя сестра открыла рот, чтобы заговорить. Кетриккен тронулась с места на своей лошади.

- До свидания, Неттл! Передавай нашу любовь Риддлу и Хоуп.

Спарк, которой было не слишком удобно в седле, двинулась следом. Интегрити подъехал к ней. Я услышала, как он сказал:

- Ты привыкнешь.

Нед занял место по другую сторону от нее.

- Не слушай его, - предупредил он. - Наверняка у тебя все будет сильно болеть сегодня вечером. Если раньше нас не съедят медведи.

- Лживый менестрель, - отметил Интегрити, и все засмеялись, Спарк немного нервно. Мотли, забравшаяся на плечо Неда, как на насест, шумно смеялась вместе с остальными. Менестрель был доволен, что она выбрала его. Но я знала, что она ждет, чтобы украсть одну из его ярких сережек.

Пер стоял неподалеку, держа поводья обеих наших лошадей.

Неттл обняла меня, и я позволила это. Затем я потребовала от себя быть чуточку лучше и обняла ее в ответ.

- Я буду больше стараться, - сказала я ей.

- Я знаю, что будешь. А теперь езжай, пока не отстала.

Пер шагнул вперед, но Неттл сама подсадила меня на лошадь.

- Будь умницей! - строго предостерегла она меня.

- Постараюсь, - ответила я.

- Присматривай за ней, - велела она Перу и отвернулась. Она не плакала. Я не думаю, что у кого-то из нас еще остались слезы. Она подошла к своему Кругу.

- Уходим, - сказала она им.

И мы расстались.

Я ехала рядом с Пером. У меня была самая маленькая лошадь. Гнедая, с черными гривой и хвостом и со звездочкой на лбу. Мы уже выяснили, что ей нравится кусаться. Пер сказал, что мог бы лучше обучить ее. Сам он ехал на сером мерине. Булавка в виде лисички сверкала на его груди.

Я размышляла об этом: кусачие лошади и булавки-лисички. Вороватые вороны. Как скоро мы сможем отправить за нашими собственными лошадьми, чтобы их доставили в Горы. Что чувствуют друг к другу Спарк и Лант и что теперь им с этим делать. Нед подбирал строки и рифмы.

- Ничего не рифмуется с волком! - услышали мы его разраженное восклицание.

- Должно быть что-то, - настаивал Интегрити и начал предлагать всякие глупости.

Когда мы покинули каменоломню, я была поражена, обнаружив, что мы находимся на гладкой дороге, почти не тронутой лесом. Дорога Скилла. Я слегка опустила стены и услышала шепот множества путешественников, которые когда-то прошли по ней. Это раздражало. Я снова подняла стены.

- Вы что-нибудь слышали? - внезапно спросил нас Пер.

Это удивило меня. У него не было никакой магии. В этом мы абсолютно были уверены.

- Ворона не беспокоится, - заметил Нед, а затем: - Ой! - когда она впервые ухватилась за серьгу.

Пер был серьезен:

- Держись рядом, - предупредил он меня и заставил свою лошадь поехать быстрее. Он проследил за всеми нами, пока мы двигались через пятнистую тень леса. Поравнявшись с Кетриккен, он с тревогой сказал:

- Что-то нас преследует. В стороне от дороги, движется по лесу.

Кетриккен улыбнулась.

Перевод осуществлен командой https://vk.com/robin_hobb (целиком и полностью на на бескорыстной основе)