Глава ii. я направляюсь к гастеровскому болоту
Я еще завтракал, когда до меня донеслись грохот посуды и шум шагов моей
хозяйки Она направлялась к своей новой жилице. А спустя мгновение миссис
Адамс, пробежав по коридору, ворвалась в мою комнату с воздетыми руками и
испуганным взглядом.
- Господи боже мои! - кричала она. - Уж простите, что обеспокоила вас,
сэр, но я так перепугалась из-за молодой леди: ее нет дома.
- Как так, - сказал я, - вон она где. - Я поднялся со стула и взглянул
в окно. - Она перебирает - цветы, которые оставила на скамейке.
- О сэр, поглядите-ка на ее ботинки и платье, - с негодованием
воскликнула хозяйка. - Хотелось бы мне, чтобы здесь была ее мать, очень
хотелось бы. Где она пропадала, я не знаю, но ее кровать не тронута.
- Очевидно, она гуляла. Хотя время было, конечно, не совсем подходящим,
- ответил я.
Миссис Адамс поджала губы и покачала головой. Но пока она стояла у
окна, девушка с улыбкой взглянула вверх и веселым жестом попросила открыть
окно.
- Вы приготовили мне чаю? - спросила она ясным и мягким голосом с
легким французским акцентом.
- Он в вашей комнате, мисс.
Мисс Камерон собрала цветы в подол, и через мгновение мы услышали по
ступенькам ее легкую эластичную походку. Итак, эта удивительная незнакомка
бродила где-то всю ночь. Что могло заставить ее покинуть свою уютную комнату
и отправиться к этим мрачным холмам, открытым всем ветрам? Было ли это
только следствие неугомонного нрава, любви к приключениям? А может быть, это
ночное путешествие имело более веские причины?
Расхаживая взад и вперед по комнате, я думал о склоненной головке,
скорбном лице и о диком взрыве рыданий, подсмотренном мною в саду. Значит,
ночная прогулка, какова бы ни была ее цель, не допускала мысли о
развлечении. И все же, идя домой, я слышал ее веселый звонкий смех и
голосок, громко протестующий против материнской заботы, с которой миссис
Адамс настаивала, чтобы она тут же сменила испачканное платье. Мои ученые
занятия приучили меня разрешать глубокие и серьезные проблемы, а тут "передо
мной оказалась столь же серьезная человеческая проблема, которая в данный
момент была недоступна моему пониманию.
В то утро я вышел на прогулку по болотам. На обратном пути, когда я
поднялся на холм, возвышающийся над нашей местностью, я вдруг увидел среди
скал мисс Камерон. Она поставила перед собою легкий мольберт с прикрепленной
бумагой и готовилась писать красками великолепный ландшафт скал и поросшей
вереском местности расстилавшейся перед нею. Наблюдая за девушкой, я увидел,
что она беспокойно озирается. Рядом со мною была впадина, заполненная водой,
и я, зачерпнув крышкой своей фляжки воду, подошел к девушке.
- Мне кажется, вам сейчас необходимо это, - сказал я, снимая фуражку и
улыбаясь.
- Спасибо, - ответила она, заполняя водой свою баночку. - Я как раз
разыскивала воду.
- Я имею честь говорит с мисс Камерон? - спросил я. - Я ваш сосед. Моя
фамилия Эппертон. В этих диких краях приходится знакомиться без помощи
посредников: ведь иначе мы никогда не смогли бы познакомиться.
- О, значит, вы тоже живете у миссис Адаме! - воскликнула девушка. - А
я думала, что тут нет никого, кроме местных крестьян.
- Я приезжий, как и вы, - ответил я. - Веду научную работу и приехал
сюда в поисках покоя и тишины.
- Да, здесь действительно тихо, - сказала она, оглядывая огромные
пространства, поросшие вереском. Только одна-единственная тоненькая полоска
серых домиков была видна в отдалении.
- И все же здесь недостаточно тихо, - ответил я, - смеясь. - И потому
мне приходится переселиться в глубь этой болотистой местности для моей
работы требуется полный покой и уединение.
- Неужели вы построили себе жилье на этих болотах? - спросила она,
вскидывая брови.
- Да, и думаю в ближайшие дни поселиться там.
- Ах, как это печально, - воскликнула она. - А где же этот дом, что вы
построили?
- Вон там, - ответил я. - Видите этот ручей, который издали похож на
серебряный пояс. Это ручей Гастер, текущий с Гастеровских болот.
При этих словах она вздрогнула и обратила на меня большие темные
вопрошающие глаза, в которых боролись удивление, недоверие и что-то похожее
на ужас.
- И выбудете жить на Гастеровских болотах?! - воскликнула она.
- Да. А вы что, знаете что-либо о Гастеровских болотах? - спросил я. -
Я думал, что вы совсем чужая в этих краях.
- Это правда. Я никогда не бывала здесь, - ответила она. Но мой брат
рассказывал мне об этих Йоркширских болотах, и, если я не ошибаюсь, он
называл их невероятно дикими и безлюдными.
- Вполне возможно, - сказал я беззаботно. - Это действительно тоскливое
место.
- Но тогда зачем же вам жить там! - воскликнула она с волнением. -
Подумайте об одиночестве, скуке, отсутствии удобств и помощи, которая вдруг
может понадобиться вам.
- Помощи? Какая помощь может мне понадобиться на Гастеровских болотах?
Она опустила глаза и пожала плечами.
- Заболеть можно всюду, - сказал она. - Если бы я была мужчиной, я не
согласилась бы жить в одиночестве на Гастеровских болотах.
- Мне приходилось преодолевать гораздо большие неудобства, чем эти, -
ответил я, смеясь. - Но, боюсь, ваша картина будет испорчена: кажется,
начинается дождь.
Действительно, пора уже было искать укрытия, потому что не успел я
закончить фразу, как пошел сильный дождь. Весело смеясь, моя спутница
набросила на голову легкую шаль и, схватив мольберт, бросилась бежать с
грациозной гибкостью молодой лани по заросшему дроком склону. Я следовал за
нею со складным стулом и коробкой красок.
Это странное заблудшее существо, заброшенное судьбой в нашу деревушку в
Западном Райдинге, в сильнейшей степени возбудило мое любопытство. И по мере
того как я все больше узнавал ее, мое любопытство не только не уменьшалось,
но, напротив, все увеличивалось. Здесь мы были отрезаны от окружающего мира,
и поэтому не требовалось много времени, чтобы между нами возникли чувства
дружбы и взаимного доверия. Мы бродили по утрам на болотах, а вечерами, стоя
на утесе, глядели, как огненное солнце медленно погружается в далекие воды
Моркэмба. О себе девушка говорила откровенно, ничего не скрывая. Ее мать
умерла совсем молодая, юность мисс Камерон провела в бельгийском монастыре,
который она только что окончательно покинула. Ее отец и единственный брат,
говорила она, составляли всю ее семью. И все же, когда разговор случайно
заходил о том, что побудило ее поселиться в такой уединенной местности, она
проявляла странную сдержанность и либо погружалась в безмолвие, либо
переводила разговор на другие темы. В остальном она была превосходным
товарищем; симпатичная, начитанная, с острым и тонким умом и широким
кругозором. И все же какое-то темное облако, которое я заметил еще в первое
утро, как только увидел ее, никогда не покидало девушки. Я не раз замечал,
как ее смех вдруг застывал на губах, как будто какая-то тайная мысль
скрывалась в ней и подавляла ее радость и юное веселье.
Но вот настал вечер перед моим отъездом из Киркби-Мальхауза. Мы сидели
на зеленой скамье в саду. Темные мечтательные глаза мисс Камерон грустно
глядели на мрачные болота. У меня на коленях лежала книга, но я украдкой
разглядывал прелестный профиль девушки, удивляясь, как могли двадцать лет
жизни оставить на ней такой грустный отпечаток.
- Вы много читали? - спросил я. - Сейчас женщины имеют эту возможность
в большей степени, чем их матери. Задумывались ли вы о будущем, о
прохождении курса в колледже или об ученой профессии?
Она устало улыбнулась в ответ.
- У меня нет цели, нет стремлений, - сказала она. - Мое будущее темно,
запутанно, хаотично. Моя жизнь похожа на тропинку в этих болотах. Вы видели
такие тропинки, мсье Эппертон. Она ровные, прямые и четкие только в самом
начале, но потом поворачивают то влево, то вправо по скалам и утесам, пока
не исчезнут в трясине. В Брюсселе моя тропа была прямой, а сейчас, боже мой,
кто может мне сказать, куда она ведет!
- Не нужно быть пророком, чтобы ответить на этот вопрос, мисс Камерон,
- молвил я с отцовской нежностью (ведь я был вдвое старше ее). - Если бы мне
было позволено предсказать ваше будущее, я сказал бы, что вам назначена
участь всех женщин: дать счастье какому-нибудь мужчине.
- Я никогда не выйду замуж, - сказала она твердо, что удивило и немного
рассмешило меня.
- Не выйдете замуж, но почему?
Странное выражение промелькнуло по тонким чертам ее лица, и она стала
нервно рвать травинки около себя.
- Я не могу рисковать, - сказала она дрожащим от волнения голосом.
- Не можете рисковать?
- Нет, это не для меня. У меня другие дела. Та тропинка, о которой я
вам говорила, должна быть пройдена мною в одиночестве.
- Но ведь это ужасно, - сказал я. - Почему ваша участь, мисс Камерой,
должна быть не такой, как у моих сестер или у тысячи других молодых девушек?
Возможно, в вас говорит недоверие к мужчинам или страх перед ними. Конечно,
замужество связано с некоторой долей риска, но оно приносит счастье.
- Риск пришелся бы на долю того мужчины, который женился бы на мне! -
воскликнула она. И вдруг в одно мгновение, как будто поняв, что сказала
слишком много, она вскочила на ноги и закуталась в свою накидку. - Воздух
становится прохладным, мсье Эппертон, - сказала она и быстро исчезла,
оставив меня в размышлении над странными словами, сорвавшимися с ее уст.
Я боялся, что прибытие этой девушки может отвлечь меня от моих занятий,
но я никогда не предполагал, что все мои мысли, мои увлечения могут
измениться за такой короткий промежуток времени. В этот вечер я допоздна
бодрствовал в своей маленькой комнатке, удивляясь собственному поведению.
Мисс Камерон молода, красива, влечет к себе и красотой, и странной тайной,
окружающей ее. Неужели она могла бы отвлечь меня от занятий, которые
заполняли мой ум? Неужели могла бы изменить направление всей моей жизни,
какое я сам наметил для себя? Я не был юнцом, которого могли бы поколебать
или вывести из состояния равновесия черные глазки и нежные улыбки женщин.
Но, как-никак, прошло уже три дня, а мой труд лежал без движения. Ясно, мне
пора уходить отсюда. Я сжал зубы и дал себе клятву, что не пройдет и дня,
как я порву эти нежданные узы и удалюсь в одинокое пристанище, которое
ожидало меня на болотах. На следующее утро, как только я позавтракал,
крестьянин подтащил к моей двери ручную тележку, на которой нужно было
перевезти в новое жилище мои немногочисленные пожитки. Мисс Камерон не
выходила из комнаты, и, хотя я внутренне боролся с ее чарами, я все же был
очень огорчен, боясь, что она даст мне уйти, не сказав ни слова на прощание.
Ручная тележка с грузом книг уже тронулась в путь, и я, пожав руку миссис
Адаме, готовился последовать за ней, когда слышал шелест быстрых шагов по
лестнице. И вот мисс Камерон уже была рядом со Мной, задыхаясь от спешки.
- Так вы уходите, на самом деле уходите?! - воскликнула она.
- Меня зовут мои научные занятия.
- И вы направляетесь к Гастеровским болотам? - спросила девушка.
- Да, к тому домику, что я там построил.
- И вы будете жить там совсем один?
- Со мной будет сотня друзей - вон они там лежат в тележке.
- Ах, книги! - воскликнула она, сопровождая эти слова прелестным,
грациозным пожатием плеч. - Но вы выполните мою просьбу?
- Какую? - спросил я удивленно.
- О, это такой пустяк. Вы не откажете мне, не правда ли?
- Вам стоит только сказать...
Она склонила ко мне свое прелестное личико, на котором была написана
самая напряженная серьезность.
- Вы обещаете запирать на ночь вашу дверь на засов? - сказала она и
исчезла, прежде чем я успел сказать хотя бы слово в ответ на ее удивительную
просьбу.
Мне даже не верилось, что я наконец-то водворился в свое уединенное
жилище, которое окружали многочисленные мрачные гранитные утесы. Более
безрадостной и скучной пустыни мне не приходилось видеть, но в самой этой
безрадостности таилось какое-то обаяние. Что могло здесь, в этих бесплодных
волнообразных холмах или в голубом молчаливом своде неба, отвлечь мои мысли
от высоких дум, в которые я был углублен? Я покинул людей, ушел от них -
хорошо это или плохо - по своей собственной тропинке. Я надеялся забыть
печаль, разочарования, волнения и все прочие мелкие человеческие слабости.
Жить для одной только науки - это самое высокое стремление, которое возможно
в жизни. Но в первую же ночь, которую я провел на Гастеровских болотах,
произошел странный случай, который вновь вернул мои мысли к покинутому мною
миру.
Вечер был мрачный и душный, на западе собирались большие гряды
синевато-багровых облаков. Ночь тянулась медленно, и воздух в моей маленькой
хижине был спертым, и гнетущим. Казалось, какая-то тяжесть лежит у меня на
груди. Издалека донесся низкий стонущий раскат грома. Заснуть было
невозможно. Я оделся и, стоя у дверей хижины, глядел в окружавший меня мрак,
тускло подсвеченный лунным светом. Журчание Гастеровского ручья и монотонное
уханье далекой совы были единственными звуками, достигавшими моего слуха.
Избрав узкую овечью тропку, проходившую возле реки, я прошел по ней с сотню
ярдов и только повернул, чтобы пойти обратно, как вдруг нашедшая туча
закрыла луну и стало совершенно темно. Мрак стал настолько полным, что я не
мог различить ни тропинки под ногами, ни ручья, текущего правее меня, ни
скал с левой стороны. Я медленно шел, пытаясь на ощупь найти путь в густом
мраке, как вдруг раздался грохот грома, ярко сверкнула молния, осветив все
пространство болот. Каждый кустик, каждая скала вырисовывались ясно и четко
в мертвенно-бледном свете. Это продолжалось одно только мгновение, но я
вдруг затрепетал от изумления и страха: на моей тропинке в каких-нибудь
двадцати метрах от меня стояла женщина. Вспышка молнии озарила каждую
черточку ее лица, платья. Я увидел темные глаза, высокую грациозную фигуру.
Ошибки быть не могло. Это была она - Ева Камерон, девушка, которую я, по мои
предположениям, потерял навсегда. Какое-то мгновение я стоял остолбенев.
Неужели это действительно была она или только плод моего воображения? Я
быстро побежал вперед в том направлении, где ее увидел. Громко закричал.
Однако ответа не было. Я кричал снова и снова, однако все было бесполезно.
Вторая вспышка молнии осветила местность, и луна наконец прорвалась из-за
туч. Но хотя я поднялся на холм, с которого была видна вся равнина, заросшая
вереском, я не увидел ни признака этой странной полуночной путешественницы.
А затем я вернулся в свою маленькую хижину, не уверенный, была ли это
действительно мисс Камерон.
В течение трех дней, последовавших за этим полуночным происшествием, я
яростно работал с раннего утра и до поздней ночи. Запирался в четырех стенах
моего рабочего кабинета, и все мои мысли были погружены в книги и рукописи.
Мне казалось, что наконец-то я достиг тихой пристани, оазиса в научных
работах, о котором я так долго мечтал. Но увы! Моим надеждам и замыслам не
было суждено осуществиться. Вскоре со мною произошел ряд странных и
неожиданных событий, которые полностью нарушили монотонность моего
существования.