Как это изменение повлияло на характеристику героя Домби-отца?

Увеличение значений — семантизация[7]. Она благодаря использованию разных типов знака придает мотиву полифункциональность. В литературе используется три типа знаков, Диккенс использует в романе все три в одном мотиве. Их понимание, наблюдение за изменениями и дает читателю возможность интерпретировать тот или иной мотив. Это иконический (метафорический[8]) знак, индексальный (метонимический[9]) знак, символический (аллегорический[10]) знак.

Для вас важно не запомнить названия знаков, а научиться их различать, так как каждый из них несет свою, только ему присущую функцию в художественном тексте.

Так в 1-ой главе иконический знак мотива Времени, а его метафора — Часы. Но неоднократное упоминание часов всякий знак меняе значение, чем и развивает мотив:

«Девочка пристально взглянула на синий фрак и жесткий белый галстук, которые вместе с парой блестящих башмаков и очень громко тикающими часами, воплощали ее представление об отце». (С. 11.)

«- Фанни! Фанни! Ни звука в ответ, только громкое тикание часов мистера Домби и доктора Паркера Пейса, словно состязавшихся в беге среди мертвой тишины.

Фанни, милая моя,—притворно веселым тоном сказала миссис Чик, - мистер Домби пришел вас навестить.

Она приблизила ухо к постели и прислушалась, в то же время окинув взглядом окружающих и подняв палец.

- Что? - повторила она.— Что вы сказали, Фанни? Я не расслышала.

Ни слова, ни звука в ответ. Часы мистера Дрмби и часы доктора Паркера Пенса словно ускорили бег.

В спустившейся тишине состязание в беге стало неистовым и ожесточенным. Часы словно налетали друг на друга и подставляли друг другу ножку» (с.16-17).

В разных фрагментах знаковые функции в мотиве или заменяют одна другую, или присутствуют одновременно.

Так, одновременно с метафорой в мотиве времени «Часы» через аллегорию олицетворяют, символизируют самого косного героя — Домби: «Часы воплощали представление Флоренс об отце».

С первых страниц романа начинается семиологическая игра функциями одного мотива. Это сразу создает движение и развитие мотива в дальнейшем развитии.

Игра значениями открывает сюжетное пространство, выходящее за пределы фабулы. Так возникает постоянный контраст между обыденным миром и онтологическим миром, обозначенным словом Тишина (“...ни слова, ни звука в ответ”, “...среди мертвой тишины”, “...спустившаяся тишина”). Через метонимический знак — контрастирующую тишину — расширяются границы обыденного мира комнаты, дома, семьи, фирмы и отца, и в образовавшемся сюжетном пространстве оказывается онтологическая сфера.

Проследите за этим в следующем фрагменте:

«… Оба медика, стоявшие по обеим сторонам кровати, обменялись взглядами, и домашний врач, нагнувшись, шепнул что-то на ухо девочке. Не понимая смысла его слов, малютка повернула к нему мертвенно-бледное лицо с глубокими темными глазами, но не раз­жала объятий. Снова шепот.

— Мама! — сказала девочка.

Детский голос, знакомый и горячо любимый, вызвал проблеск сознания, уже угасавшего. На мгновение опущенные веки дрогнули, ноздри затрепетали, п мелькнула слабая тень улыбки.

— Мама! — рыдая, воскликнула девочка. — О мамочка, ма­мочка!

Доктор мягко отвел рассыпавшиеся кудри ребенка от лица и губ матери. Увы, они лежали недвижно — слишком слабо было ды­хание, чтобы их пошевелить.

Так, держась крепко за эту хрупкую тростинку, прильнувшую к ней, мать уплыла в темный и неведомый океан, который омывает весь мир» (с. 17).

Онтологическая сфера входит в текст через расширение-перетекание мотива времени в новый, другой художественный мотивВоды-Океана.Новый мотивотсылает нас к мифологической символике:по Пифагору, море — слеза Сатурна — время космическое.

Окончание 1-ой главы романа — окончание и земного времени, тщательно отмеряемого Часами. Оно завершило переход Фанни, матери, в мир неподдающихся часовому механизму в мир Движения и Пространства (“...так мать уплыла в темный и неведомый океан, который омывает весь мир”).

На границе двух первых глав романа “один мотив вызвал другой как рифма рифму”, оказался валентным, вступившим в отношения с другими мотивами.

I - 2

Новые создавшиеся отношения двух мотивов – времени и воды - сопровождают в сюжете фабульную линию Поля Домби. Они создают художественный портрет сына Домби Поля, который создается одновременно в двух пространствах — на границе двойного бытия. Символическая функция мотива Времени-Океана, создает онтологический мир Вечности и поддерживает в романе Диккенса важнейшее свойство сюжета — предвестие-предсказание дальнейшего движения и повествования.

В этом художественно запрограммированном будущем история Поля оказывается не «неспособностью противостоять утилитаризму”, как пишет в предисловии к собранию сочинений Ч. Диккенса критик М.В. Урнов. История Поля — поэтически запечатленный драматический переход, длительное движение из обыденного мира в онтологический — “...мальчик вряд ли мог сказать, было то во сне или наяву, мысль об этой стремительной реке”, “...это скольжение лодки по реке”.

Перекрещивание двух мотивов времени и воды сопровождает всю историю Поля. Подмигивающие Полю Часы, которые задают один и тот же вопрос: «Как поживаете, сэр», и Море-Вода, говорящие с Полем:

«— Он очень славный старик, сударыня,— рассказал он о Глабе. — Он возил мою колясочку. Он знает все об океане, о рыбах, которые в нем водятся, и об огромных чудищах, которые выползают на скалы и греются на солнце и снова ныряют в воду, если их испугать, итак пыхтят и плещутся, что их слышно за много миль. Есть там животные, — продолжалПоль, увлекаясь своим рассказом,— не знаю сколько ярдов в длину и я забыл, как они называются, но Флоренс знает, которые притворяются, как будто им грозит беда, а когда из жалости приближается к ним, они разевают огромную пасть и нападают на него. Но все, что нужно делать,— продолжал Поль, храбро сообщая эти сведения самому доктору,— это сворачивать то в одну, то в другую сторону, и тогда непременно от них убежишь, потому что они такие длинные и поворачиваются медленно. И хотя старыйГлаб не знает, почему море напоминает мне о моей маме, которая умерла, и о чем это оно всегда говорит! — но все-таки он знает о нем очень много» (с. 137).

«Сколько раз золотая вода струилась по стене, сколько ночей темная, темная река, невзирая на него, катила свои воды к океану, Поль не считал, не пытался узнать. Если бы доброта всех окружающих или его ощущение этой доброты могли стать еще больше, что пришлось бы допустить, что они становились добрее, а он признательнее с каждым днем; но много или мало дней прошло — казалось теперь неважным кроткому мальчику» (с. 199).

Вопрос.