Глава 7 от «стряпухи» до «соловьевки»

Между тем врастание Высоцкого в «Таганку» проходит столь успешно, что уже в январе 65-гоего переводят из вспомогательного состава в основной. На душе у него радостно: кажется, впервые за долгие годы странствий по разным театрам он понимает, что нашел то, что надо.

Супруге Высоцкого начало нового года запомнилось иным: «За хлебом – очереди, мука – по талонам, к праздникам. Крупа – по талонам – только для детей», – вспоминает Л.Абрамова. Все это было прямым следствием, мягко говоря, неразумной политики «дурачины-простофили» – бывшего главы государства, а теперь персонального пенсионера союзного значения Никиты Сергеевича Хрущева.

Помнится, и мне родители рассказывали об этих очередях, а я все думал, в какую же

зиму это было? Оказывается, в 65-ом. Родители вставали к магазину с раннего утра по оче-

реди, пока один стоял, другой находился со мной дома. Магазин, старая булочная, известная

еще с дореволюционных времен, находился на знаменитом Разгуляе, напротив того самого

МИСИ, где В.Высоцкий проучился полгода. Теперь на месте этой булочной стоит здание Бауманского райсовета.

И вновь воспоминания Л. Абрамовой: «И вот кончилась зима, и Никита выздоравливал,

но такая досада – в этих очередях я простудилась, горло заболело. Как никогда в жизни –

не то что глотать, дышать нельзя – такая боль. Да еще сыпь на лице, на руках. Побежала

в поликлинику – думала, ненадолго. Надолго нельзя – маму оставила с Аркашей, а ей на

работу надо, она нервничает, что опоздает. Володя в театре. Причем я уже 2 дня его не

видела и мучилась дурным предчувствием – пьет, опять пьет…

Врач посмотрела мое горло. Позвала еще одного врача. Потом меня повели к третьему.

Потом к главному. Я сперва только сердилась, что время идет, что я маму подвожу, а потом

испугалась: вдруг что-то опасное у меня. И болит горло – просто терпеть невозможно. Врач

же не торопится меня лечить – позвали процедурную сестру, чтобы взять кровь из вены.

Слышу разговор – на анализ на Вассермана. Я уже не спрашиваю ничего, молчу, только

догадываюсь, о чем они думают. Пришел милиционер. И стали записывать: не замужем,

двое детей, не работает, фамилия сожителя (слово такое специальное), где работает сожи-

тель… Первый контакт… Где работают родители… Последние случайные связи… Состояла

ли раньше на учёте… Домой не отпустили: Мы сообщим… о детях ваших позаботятся…

Его сейчас найдут. Он обязан сдать кровь на анализ… «Я сидела на стуле в коридоре. И

молчала. Думать тоже не могла. Внизу страшно хлопнула дверь. Стены не то что задрожали,

а прогнулись от его крика. ОН шел по лестнице через 2 ступеньки и кричал, не смотрел

по сторонам – очами поводил. Никто не пытался даже ЕГО остановить. У двери кабинета

ОН на секунду замер рядом с моим стулом. „Сейчас, Люсенька, пойдем, одну минуту…“

И всё стало на свои места. Я была как за каменной стеной: ОН пришёл на помощь,

пришел защитить. Вот после этого случая он развелся с Изой, своей первой женой, и мы

расписались…

А горло? Есть такая очень редкая болезнь – ангина Симановского-Венсана. Она дей-

ствительно чем-то, какими-то внешними проявлениями, похожа на венерическую болезнь,

но есть существенная разница: при этой болезни язвы на слизистой оболочке гортани абсолютно не болят».

Дела в театре у Высоцкого складываются как нельзя хорошо. 13 февралясостоялась

премьера спектакля «Антимиры» по А. Вознесенскому, где у него одна из главных ролей. 2

апреляследует еще одна премьера – «Десять дней, которые потрясли мир». В тот же день

с Высоцким заключается договор на написание песен для спектакля «Павшие и живые» (об

этом спектакле речь подробно пойдет чуть ниже).

Песенное творчество Высоцкого также не стояло на месте: 20 апреляв ленинградском

Институте высокомолекулярных соединений (в кафе «Молекула») состоялись два его кон-

церта. 2 первых концерта перед широкой аудиторией! Эти выступления длились по 2

часа, в каждом было исполнено по 18 песен.

Прорыв в военную тематику, совершенный Высоцким в прошлом году, в 65-мбыл

продолжен всего лишь одной песней «Солдаты группы „Центр“. В маеим была написана

песня «Корабли» («Корабли постоят и ложатся на курс…»). А чувство одиночества и душев-

ного раздала с самим собой, по всей видимости, толкнуло Высоцкого на написание в тот год

песен: «У меня запой от одиночества» и «Сыт я по горло».

Сыт я по горло, до подбородка –

Даже от песен стал уставать, –

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

Чтоб не могли запеленговать!..

В том же году Высоцкий навсегда распрощался с «блатной» тематикой, поскольку,

попав в «Таганку», вырос из блатных «штанишек» и явно почувствовал вкус к другим, более

серьезным и актуальным темам, должным прибавить ему веса в либеральной среде («блат-

няк» этого сделать уже не мог). Последними песнями уходящего «блатного» цикла стали

«Катерина, Катя, Катерина», «В тюрьме Таганской…» и «Мне ребята сказали».

В том же маесудьба вновь сводит Высоцкого с первым космонавтом Земли Юрием

Гагариным. Как мы помним, впервые они встретились в ноябре 63-гов доме у Левона Коча-

ряна, но тогда космонавт «номер один» не обратил на Высоцкого особого внимания (тот

не пел своих песен и почти всю встречу молчал). Но затем, в январе 65-го, Гагарину пода-

рили магнитофонную кассету с песнями Высоцкого и он, плененный его талантом, захотел

познакомиться с артистом поближе. Эту встречу организовал коллега Гагарина А. Утыльев,

знавший Высоцкого. Вот как он сам об этом вспоминает:

«Встреча двух кумиров произошла в квартире 25 дома 5/20 на Смоленской набереж-

ной. Был теплый субботний день. Гагарин приехал из Звёздного с друзьями на своей чёрной

„Волге“, а Высоцкий с гитарой – на метро. Они крепко, по-мужски обнялись и, по-моему,

сразу понравились друг другу. Юра сказал, что Володины песни производят на него силь-

ное впечатление. Оживленный разговор продолжился за столом. Произносили, конечно, и

тосты, но Высоцкий пил только сок – он был в „завязке“. Зато песен спел множество. Володя

в тот день был в ударе. Засиделись допоздна. Договорились почаще встречаться…»

Между тем в том году кинематограф предложил Высоцкому две роли: в маепосту-

пило предложение от Виктора Турова с «Беларусьфильма» сыграть эпизодическую роль обо-

жженного лейтенанта-танкиста Володи в картине «Я родом из детства», а Эдмонд Кеосаян

взял его на роль гармониста Андрея Пчелки в комедию «Стряпуха». В понимании самого

Высоцкого роли были явно неравнозначные. Начнем с первой.

У Турова была суровая военная драма, съемки в которой гарантировали Высоцкому не

столько материальное удовлетворение, сколько моральное – во-первых, тема благородная,

во-вторых – была возможность впервыеисполнить с большого экрана свои песни. Таковых

было целых 4 (!): «Песня о госпитале», «Песня о звёздах», «В холода, в холода» и

«Высота». Кроме этого, Высоцкому хотелось, что называется, открыть для себя как актёра

новую республику, где он до этого ни разу не бывал (до сего момента киношная карьера

забрасывала его, помимо Москвы, на Украину, в Ленинград, Казахстан и Латвию).

Отметим, что киностудия «Беларусьфильм» была создана в 1925 году(как «Белгос-

кино») и в сонме советских киностудии считалась крепким середняком. Начав свое суще-

ствование с выпуска 1–2 фильмов в год, киностудия в 60-е годы перешла на производство

6 картин ежегодно. Однако по-настоящему значимых картин выпускалось немного. Чтобы

оживить деятельность республиканской кинематографии, в начале 1965 года(на волне

смены хрущевских кадров) был назначен новый руководитель Госкино Белоруссии – Борис

Павленок, который до этого работал помощником 1-го секретаря ЦК КПБ Кирилла Мазу-

рова и главным редактором газеты «Советская Белоруссия». На последнем посту Павленок

стал широко известен после громкого скандала, касавшегося опять же еврейской темы.

Эта история произошла в начале 64-го, когда в Белоруссию приехал композитор Дми-

трий Шостакович с той самой 13-й симфонией («Бабий Яр»), о которой речь у нас

уже шла выше. По случаю этого визита в «Советской Белоруссии» была опубликована статья

женщины-музыковеда, которая, положительно отзываясь о симфонии, в то же время отме-

тила, что текст стихов Евтушенко адресует мировую трагедию к конкретному событию –

расстрелу немцами еврейского населения Киева в Бабьем Яре. Но поэт ни слова не говорит о трагедии соседней с Украиной Белоруссии, которая от рук фашистов потеряла 2 200 000 мирных граждан, в том числе 300 000 евреев.

Отметим, что Евтушенко давно славился среди своих коллег умением держать нос по

ветру – то есть склонностью к конъюктурщине. Он легко откликался на любую даже мало-

значительную общественную проблему и тут же выдавал «на-гора» хлесткое (часто весьма

талантливое) стихотворение. Поэтому, когда он написал «Бабий Яр», где описал трагедию

лишь еврейского народа, многие опять же расценили это как ничем не прикрытую конъюк-

турщину. Ведь Евтушенко в те годы стал выездным, весьма активно колесил по миру и пре-

красно был осведомлен, что влиятельное мировое еврейство, зацикленное на теме «холоко-

ста», не оставит без внимания его «Бабий Яр». Так оно, собственно, и вышло: именно это

стихотворение, а также скандал с симфонией Шостаковича, сделали из Евтушенко на Западе

«самого прогрессивного советского поэта». С таким карт-бланшем в кармане он мог доста-

точно смело вести себя с любым советским руководителем, не опасаясь, что кто-то из них

может всерьез осложнить его карьеру. И та действительно покатится как по маслу. Доста-

точно сказать, что за два десятка лет Евтушенко посетит с визитами 92 страны мира, причем многие из них неоднократно.

Но вернемся к статье в «Советской Белоруссии».

Она не осталась незамеченной на Западе. В частности, большой отклик на нее поместила на своих страницах американская газета, базирующаяся в главной вотчине американских евреев городе Нью-Йорке, – «Нью-Йорк геральд трибюн», в которой музыковед из «Советской Белоруссии» был обвинен… в антисемитизме. Вполне стандартное обвинение, едва речь заходит о еврейской теме.

Именно вскоре после этого скандала Павленок и пошел на повышение – возглавил

белорусское Госкино. Что было совсем не случайно, а прямо вытекало из той политики, кото-

рую стал осуществлять в стране новый Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев.

Суть этой политики заключалась в некотором уравновешивании позиций всех политических

течений, существовавших в стране: речь идет о все тех же державниках и либералах. То есть

если Хрущев лихорадочно метался от одного лагеря к другому и устраивал один публичный

разнос за другим, то Брежнев решил занять четкую центристскую позицию, однако с некото-

рым уклоном в державную сторону. Вызвано это было не только тем, что в самом Брежневе

текла лишь славянская кровь (он был наполовину великоросс, наполовину украинец, хотя жена

у него была еврейкой), но и теми событиями, которые тогда происходили внутри страны и

за ее пределами. А происходило там следующее.

Во-первых, хрущёвская «оттепель» с её ярко выраженной антисталинской направлен-

ностью разбалансировала страну как в экономике, так и в идеологии; во-вторых – вмеша-

лись 2 мощных внешнеполитических фактора – агрессивная политика США (вторжения

во Вьетнам и в Доминиканскую Республику) и смена курса в Израиле, где при новом пре-

мьере страны (в 63-мим стал Леви Эшкол, который сменил на этом посту Бен Гуриона) был

взят курс на активное сотрудничество с международным сионизмом. Этот курс был про-

возглашен на XXVI сионистском конгрессе, который прошел в январе 65-гов Тель-Авиве.

Несмотря на то что данный процесс вызвал яростное неприятие «национальных» сиони-

стов, обитавших в самом Израиле, их мнение было проигнорировано, поскольку дружба

с международным сионизмом гарантировала Израилю большие денежные вливания, плюс

значительную помощь в арабо-израильском конфликте. С этого момента Израилю стала

отводиться еще более значимая роль в том пасьянсе, который раскладывали теневые миро-

вые лидеры, базировавшиеся в США и Англии. Руководители СССР это прекрасно поняли,

потому и решили делать упор на державной идеологии, а не на либеральной, поскольку

среди приверженцев последней больше всего было ненадежного элемента – евреев.

Когда готовились торжества по случаю 20-летия Победы (май 1965 года), было подго-

товлено несколько вариантов доклада Брежнева, где по-разному оценивалась роль Сталина.

Так, либеральный вариант (его готовила группа под руководством работника Международ-

ного отдела ЦК КПСС, либерала Ф.Бурлацкого – он же был одним из активных участ-

ников антикитайской кампании, а также большим симпатизантом «Таганки») содержал в

себе те же оценки Сталина, которые содержались в докладе Хрущева на ХХ съезде партии. А

вот вариант члена Политбюро и представителя державной группировки Александра Шеле-

пина был совершенно иной: в нем речь шла о восстановлении доброго имени Сталина. В

итоге Политбюро сошлось на компромиссном варианте: имя Сталина было упомянуто всего

лишь один раз, но в положительном контексте (сообщалось, что он возглавил Государствен-

ный комитет обороны). Однако даже это единственное упоминание вождя народов вызвало

настоящий шквал восторга среди присутствующих в Кремлевском дворце съездов, что ясно

указывало на то, какие настроения царили тогда в верхах партии. Сошлюсь на слова исто-

рика С. Семанова: «И вот Брежнев зачитал упомянутый краткий текст. Что началось в зале! Неистовый

шквал аплодисментов, казалось, сотрясёт стены Кремлёвского дворца, так много повидав-

шего. Кто-то стал уже вставать, прозвучали приветственные клики в честь Вождя. Брежнев,

окружённый безмолвно застывшим президиумом, сперва оторопело смотрел в зал, потом

быстро-быстро стал читать дальнейшие фразы текста. Зал постепенно и явно неохотно

затих. А зал этот состоял как раз из тех, кто именуется „партийным активом“, то есть лиц,

которые именуются „кадровым резервом“. Это был именно ИХ глас…»

Почувствовав за собой поддержку большинства, державники тут же пробили в «Правде» статью видного историка страны академика В.Трухановского, в которой заявлялось, что положение о «периоде культа личности» является антиисторическим понятием.

Эта статья стала сигналом для всех идеологических работников о том, что антисталинская

кампания в стране должна быть свернута. Что и было сделано. Однако о возвращении ста-

линских методов управления страной (и той же бюрократией) речи даже не шло.

Под влиянием событий, которые происходили в Израиле (а поворот этой страны лицом

к международному сионизму обещал обязательную радикализацию и советского еврейства),

Брежнев предпринял шаги по дальнейшему организационному объединению интеллиген-

тов из державного лагеря. Для этого в 1965 г.на свет стали появляться так называемые

Русские клубы, и первым из них стал ВООПИК (Всероссийское общество охраны памятни-

ков истории и культуры). Как вспоминает свидетель тех событий А. Байгушев: «Брежнев

лично поручил К. Черненко проследить, чтобы в оргкомитет ВООПИК попали лишь „госу-

дарственники“ – не перекати-поле иудеи, а крепкие русские люди. И тщательный отбор и

подготовка к Учредительному съезду ВООПИК шли почти год. Но поработали на славу.

Чужих не было!..»

Параллельно этому Брежнев стал перетягивать периферийных державников в Москву,

чтобы укрепить ими свои позиции во власти. Особую ставку он делал на белорусских поли-

тиков, поскольку Белоруссия была наименее засорена западниками (иного и быть не могло,

поскольку менталитет белоруссов был исконно русский, державный, за что фашисты и

обрушили на них всю свою ненависть: они уничтожили каждого 4-го жителя респу-

блики, попутно стерев с лица земли 200 городов, 9000 деревень, причем более 200 из них

вместе с жителями). В 1965 г. Брежнев назначил 1-го секретаря ЦК КП Белоруссии

Кирилла Мазурова первым заместителем председателя Совета Министров СССР и ввёл его

в Политбюро, а секретаря ЦК КП Белоруссии по пропаганде Василия Шауро назначил кура-

тором всей советской культуры по линии ЦК КПСС. А спустя год, в апреле 66-го, кандида-

том в члены Политбюро стал еще один белорус – новый глава республики Пётр Машеров.

Продвижение вверх по служебной лестнице Бориса Павленка тоже было из этого же ряда

назначений (через некоторое время его переведут на работу в Москву, в союзное Госкино,

назначив заместителем председателя).

Появление фильма «Я родом из детства» прямо вытекало из этих же событий. В поис-

ках удобного повода для консолидации общества брежневское руководство решило исполь-

зовать под это дело празднование 20-летия со дня победы в Великой Отечественной войне,

поскольку эта тема оставалась по сути единственной незапятнанной в процессе хрущев-

ской десталинизации (как и в сегодняшней капиталистической России, где тема войны также

активно используется властью, в то время как весь остальной советский период подается

исключительно в негативном свете). К этой кампании были подключены все СМИ, а также

литература и искусство. Фильм «Я родом из детства» был включен в студийный план именно

как приуроченный к 20-летию Победы.

Между тем никаких песен в нем не должно было быть, как и самого Высоцкого. А

пригласил его Туров в Минск с единственной целью. Какой? Вот как сам режиссер рассказывает об этом:

«На эту роль (обожженного лейтенанта) я пробовал актера Алексея Петренко, который

впоследствии появился в „Агонии“ в роли Распутина. Естественно, в то время Петренко

обладал и большим мастерством, и больше подходил к роли, на которую пробовался и

Высоцкий. Мы, если честно сейчас говорить, скорее пригласили В.Высоцкого,

чтобы познакомиться с ним, послушать его песни и заодно узнать, что сейчас поется и сочи-

няется вне официальной сцены, все официальной эстрады, вне официальных концертных

залов. Но кончилось это тем, что мы как-то очень близко расположились друг к другу. В тот

вечер мы сдали его билеты (он должен был ехать в Москву), чтобы провести вместе всю

ночь. А утром я его проводил, ему нужно было обязательно быть в театре, где его судьба

тогда тоже висела на волоске. Уже поднимаясь по трапу, он вдруг обернулся и сказал:

– Витя! Возьми меня на эту роль. Честное слово, я не подведу. Я сделаю все, что смогу!

Эти слова мне тогда так запали, что я отказался от более хорошей пробы Петренко,

поверил Володе и благодарен судьбе, что она мне подарила эту встречу…»

Думается, в своем рассказе режиссер опускает некоторые неудобные нюансы. Судя по

всему, дело было не в более удачной пробе Петренко, а в том шлейфе, который тянулся за

Высоцким, – пьющего человека. И тогдашние его проблемы в театре были связаны опять

же с выпивкой. Режиссёр об этом знал и, видимо, поэтому не хотел с ним связываться. Ведь

простои могли дорого обойтись киногруппе. Однако ночь, проведённая в беседах с Высоц-

ким, и особенно его слова (по сути клятва: «я тебя не подведу») убедили Турова пойти ему

навстречу. Так Высоцкий попал в картину, и его песни вместе с ним.

Что касается фильма «Стряпуха», то в нем Высоцкий согласился сниматься исключи-

тельно ради денег и отдыха (съёмки проходили на хлебосольной Кубани). К автору сюжета

– драматургу Анатолию Софронову – он относился с неприязнью, как к одному из лиде-

ров державного направления. Это был тот самый А. Софронов, который в уничижительном

плане упоминался М.Роммом в его речи 62-го года. Он принадлежал к группе дер-

жавников-сталинистов (возглавлял с 1953 г.их журнал «Огонёк») и либералами-запад-

никами активно презирался не только за свои взгляды, но и за творчество: в своих пьесах он

всячески воспевал советский строй. Практически каждые два года в свет выходила его новая

пьеса, которая тут же ставилась не в одном или двух, а сразу в десятках (!) советских театров

по всей стране. Отметим, что делалось это в основном не по разнарядке сверху, а по велению

финансового плана: пьесы Софронова делали неплохие сборы – на ту же «Стряпуху» (1959)

народ валил, что называется, рядами и колоннами.

Возвращаясь к М.Ромму, отметим, что в конце 64-гоВысоцкий побывал у него

дома и даже пел ему свои песни. Это было данью уважения с его стороны человеку, кото-

рый считался духовным лидером либеральной (еврейской) интеллигенции, а также когда-

то был преподавателем его нынешней жены во ВГИКе (теперь же Ромм был в полуопале и

после событий ноября 62-гов киношном институте не работал; он вернется туда весной 65-

го). Однако, несмотря на свою полуопалу, Ромм продолжал оставаться одним из самых вли-

ятельных советских кинематографистов (был заместителем председателя Оргбюро Союза

кинематографистов СССР и директором одного из мосфильмовских объединений), и вполне

вероятно, что именно он стал инициатором того, чтобы на «Мосфильме» перед Высоцким

вновь зажегся «зеленый свет» (как мы помним, там у него имелись недоброжелатели, в том

числе и руководитель актерского отдела Адольф Гуревич).

Кстати, у Высоцкого на том же «Мосфильме» могла случиться еще одна кинороль: в

фильме «Андрей Рублев» Андрея Тарковского (отметим: он был учеником того же М. Рома,

и именно тот устроил его на главную киностудию страны) он должен был сыграть сотника

Степана (пробы для фильма проходили с 17 декабря 64-го по март 65-го). Но Высоцкий

сам все испортил. Он удачно прошел фотопробы, но перед кинопробами… внезапно ушел в

запой. Тарковский ему тогда сказал: «Извини, Володя, но я с тобой больше никогда не буду

работать». Режиссёр имел право на подобное резюме: это был уже второй похожий инци-

дент между ними. В первый раз Высоцкий точно так же подвёл Тарковского перед съёмками

телевизионного спектакля по рассказу Фолкнера.

Съемки в «Стряпухе» и «Я родом…» начались почти одновременно (первую начали

снимать 4 июля, второй – 11 августа), и Высоцкому пришлось их совмещать. Правда, в

белорусской картине эпизодов с его участием было значительно меньше, поэтому там он был

считаное количество дней, заработав за съемки 660 рублей. Другое дело «Стряпуха», где у

Высоцкого роль была помасштабнее (отсюда и гонорар в 740 рублей), правда, сам он, как

уже говорилось выше, относился к ней как к недоразумению. Мало того, что ему пришлось

покрасить волосы в рыжий цвет, так еще и песни петь под гармошку не свои. Одно было

хорошо – фильм снимался в благодатном Краснодарском крае (в Усть-Лабинске), где овощей

и фруктов было немерено и вино лилось чуть ли не из водопроводных кранов. На почве

любви к вину на съёмках несколько раз случались скандалы. Вот как об этом вспоминает В.

Акимов (второй режиссер на картине): «2 месяца снимались почти без перерыва. Работы было очень много, все делалось

очень быстро. Поэтому в 5 утра я уже всех поднимал, в 6 выезжали в степь на съемки

и – пока не стемнеет… А потом набивалось в хату много народу, появлялась гитара со всеми

вытекающими последствиями: часов до двух ночи пение, общение. А Эдик Кеосаян Володю

пару раз чуть не выгнал. Поскольку мы ежедневно ложились спать в 2–3 ночи, а в 5 уже

вставали, то, естественно, на лице артиста и на его самочувствии это отражается. И Эдик

был страшно недоволен, скандалил, грозился отправить Володю в Москву…»

Сам Высоцкий о тех съёмках тоже отзывался нелицеприятно: «Ничего, кроме питья, в Краснодаре интересного не было, стало быть, про этот период – всё». По сути Высоцкий вычеркнул из своей киношной биографии этот фильм, видимо,

пожалев, что вообще в нем снимался. Погнавшись за гонораром и закрыв глаза на идео-

логическую составляющую (авторство А.Софронова), Высоцкий, по мере врастания в

«Таганку», вдруг понял, какую непростительную ошибку он совершил. По выражению

Фаины Раневской, этот поступок был сродни «плевку в вечность». Ведь либералы превра-

тили «Стряпуху» в нарицательное явление (нечто вроде «Кубанских казаков»), олицетворя-

ющее в их понимание верх лакировки и лизоблюдства. Им (либералам) вообще очень часто

было органически чуждо то, что нравилось большинству советских людей. Поэтому они

зло высмеивали эти массовые предпочтения, полагая, что они – следствие дурного вкуса

малообразованного населения. На самом деле этот снобизм был следствием испорченности

самих либералов – ярким проявлением их презрения к народному волеизъявлению. При этом

существенную роль играл здесь национальный вопрос. Об этом писал еще А. Чехов почти сто лет назад:

«Такие писатели, как Н. С. Лесков и С. В. Максимов, не могут иметь у нашей критики

успеха, так как наши критики почти все – евреи, не знающие, чуждые русской коренной

жизни, ее духа, ее формы, ее юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском

человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца. У петербургской публики, в боль-

шинстве руководимой этими критиками, никогда не имел успеха Островский; Гоголь уже не

смешит ее…»

Не стоит, конечно, сравнивать А. Софронова с русскими классиками, но по советским

меркам он был вполне добротным автором, умеющим найти путь к сердцам и душам мно-

гомиллионной аудитории. Как уже отмечалось, многие его комедии («Московский харак-

тер», «Стряпуха» и др.) имели устойчивый успех у зрителей не благодаря их насильствен-

ному навязыванию «сверху», а по причине соответствия запросам массовой аудитории. Но

поскольку советская «петербургская публика» относилась к ней как с «скучным инородцам»,

эти запросы ее откровенно раздражали. Кроме этого, сюда еще примешивалась идеология,

а именно – Софронов давно принадлежал к «русской партии» и возглавлял (с 1953г.)

ненавистный для всех либералов журнал «Огонек» (только в годы горбачевской перестройки

это издание наконец попадет в их руки – его возглавит еврей Виталий Коротич, после чего

журнал мгновенно станет горячо любим всеми либералами поголовно).

Но вернемся к Высоцкому и событиям лета 65-го.

Наш герой находился на съемках в «Стряпухе», когда в Москве открылся 4-й Междуна-

родный кинофестиваль. На него в числе многочисленных гостей была приглашена и звезда

французского кинематографа Марина Влади. В Москву она приехала не одна, а со своим

тогдашним мужем, бывшим лётчиком, а теперь владельцем аэропорта в Гонконге. 8 июля

они посетили Большой театр, где в тот вечер шел спектакль «Дон Кихот» с Марисом Лиепой

в главной роли (это был его дебют в этой роли).

Между тем во время одного из перерывов в съемках Высоцкий слетал в Москву, где

25 июлясходил-таки в ЗАГС и узаконил свои отношения с Людмилой Абрамовой. Тогда же

они с женой снялись на телевидении в фильме «Картина», где Высоцкому досталась роль

молодого художника, а Абрамовой роль его возлюбленной. По словам самой актрисы, их

первая и последняя телевизионная попытка закончилась провалом, и все это действо она

образно назвала «кошкин навоз».

В начале сентября«Таганка» открыла очередной сезон. Высоцкому вновь приходится

разрываться на несколько фронтов: играть в театре и летать на съемки двух фильмов. Так, в

начале месяца он летит в Ружаны, где снимают «Я родом из детства» (съемки там начались

30 августа). Вспоминает А. Грибова:

«Костюмерная находилась на месте съемок, а основная группа жила в Слониме. И

вот приезжает туда со съемок „Стряпухи“ Высоцкий и привозит огромную бутыль вина

„Каберне“. Они ее там распили, а потом, видно, Княжинский вспомнил, что я в Ружанах. И

вот с остатками этого вина, на военном джипе Руднев, Туров и Сивицкий поехали к нам…

Я спросила: „А где Высоцкий?“ А его, говорят, пришлось оставить…

Утром они стали чинить джип, чуть не сорвали съемку (снимали эпизод, где люди смо-

трят в клубе фильм «Чапаев». – Ф. Р.). Потом привезли Высоцкого, а он на ногах не стоит.

Сивицкий его держал, а мы с Клавдией Тарасовной одевали на него съёмочный костюм.

Со съёмок Высоцкого привозят назад в автобусе в том же виде. Раздевали уже Сивицкий

и Клавдия Тарасовна, а Володя при этом очень дёргался. И как стукнет головой в челюсть

Клавдии Тарасовне. А она закричала: «У меня зубы золотые. У тебя денег нет их вставить,

если выбьешь». В этот день Володя, видимо, не снялся. Эпизод в клубе, наверное, пересни-

мали в другой раз, там были большие съемки…»

В те же дни Высоцким была написана песня «В холода, в холода…» – на первый

взгляд вроде бы обычная песня вечного командированного человека. Однако, учитывая, что

у Высоцкого почти нет обычныхпесен (в каждый есть свой подтекст), рискую предполо-

жить, что холодами он обозначил ту политическую атмосферу, которая складывалась тогда в

стране, – заморозки на почве сворачивания антисталинской кампании. По Высоцкому-либе-

ралу, страна скатывалась «в холода, в холода».

Вспоминает Б. Сивицкий: «В первый же день, вечером, была сделана запись песен

Высоцкого для картины. Кстати, песня „В холода, в холода…“ была написана утром – после

того, как мы распили „Каберне“. Мы с Высоцким спали в одном номере. Утром он попро-

сил у меня листок бумаги, куда переписал текст песни. Лист пришлось вырвать из рабочей

тетради тренера. Тут же Володя взял гитару и исполнил эту песню. Спросил: „Пойдет?“ – и отнес Турову.

Вернемся к истории записи песен в Ружанах. Там был деревянный клуб с необычной

акустикой, где и была сделана запись песен Высоцкого на профессиональной аппаратуре.

На записи присутствовали Туров, Княжинский и еще несколько человек, записывал звуко-

оператор Бакк… Разговоров во время записи не было, так как в зале был сильный резонанс.

Володя пел тогда всё подряд без заказов. После записи, когда мы вышли из клуба, нас обсту-

пили ветераны: «Как? Что? Почему нас не пригласили?» Чтобы избежать разговоров, Туров

поскорее посадил нас в машину, и мы уехали в Слоним. Закончился этот день обильным

возлиянием молдавского вина «Алб де Масе» и проводами Высоцкого на поезд. Он все кри-

чал, что у него запись на телевидении и ему непременно надо быть в Первопрестольной…»

В Москве Высоцкого ждали дурные вести («холода, холода»): он узнал, что 8 сентября

КГБ арестовал его бывшего преподавателя по Школе-студии А.Синявского (4

дня спустя по этому же делу был арестован еще один фигурант – писатель Юлий Даниэль, с

которым наш герой тоже был знаком – как-то был у него на дне рождения). Как мы помним,

Синявский давно жил двойной жизнью – с конца 50-х, когда начал писать антисоветские

гротескно-сатирические повести и статьи на разные темы. Вместе с Даниэлем они перепра-

вили их на Запад (с помощью дочери бывшего французского военно-морского атташе Елены

Пельтье-Замойской, знакомой Синявского по Московскому университету), где публикова-

лись под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак. Так длилось в течение нескольких

лет. За это время одна повесть Синявского «Суд идёт» была издана на 24 языках в разных

странах мира, а также транслировалась радиостанцией «Свобода». В итоге КГБ все же напал

на след писателей и арестовал их. Причем в этом деле не обошлось без участия… ЦРУ.

Как выяснится позже, именно американская разведка сдала их по заданию своего Гос-

депа, чтобы мировая пресса отвлеклась от бомбардировок американцами Вьетнама и пере-

ключилась на преследование не просто либеральной, а еврейской интеллигенции в СССР.

Цель эта была достигнута – только ленивый на Западе не писал сначала об аресте Синяв-

ского и Даниэля, а потом и о судебном процессе над ними (о нем речь пойдет ниже).

Между тем во время обыска на квартире Синявского были обнаружены магнитофон-

ные кассеты с записями Высоцкого (как мы помним, писатель весьма ценил его творчество).

И Высоцкому было чего опасаться, учитывая, что в одной из песен он весьма язвительно

отзывался о сотрудниках КГБ. Песня называлась «Личность в штатском» (так негласно назы-

вали кагэбэшников, которые сопровождали различные советские делегации за рубежом).

…Со мной он завтракал, обедал,

Он везде – за мною следом, –

Будто у него нет дел.

Я однажды для порядку

Заглянул в его тетрадку –

Просто о-бал-дел!

…Он писал – такая стерьва! –

Что в Париже я на мэра

С кулаками нападал,

Что я к женщинам несдержан

И влияниям подвержен

Будто За-па-да…

Как ни странно, однако у чекистов никаких особых претензий к автору этой песни не возникло. Судя по всему, на Высоцкого там давно «положили глаз», копили на него материал, но не трогали, поскольку гораздо эффективнее было внедрять в его окружение стукачей и таким образом контролировать круг его общения.

Вообще эта тема – «Высоцкий и КГБ» – требует отдельного разговора. Судя по всему, в поле зрения компетентных органов наш герой угодил еще в начале 60-х, когда его песни стали распространяться на магнитофонных лентах по Москве и области. Причем внимание это еще не было пристальным – запомнилась лишь его фамилия (как пел сам Высоцкий

в 61-м: «мою фамилью-имя-отчество прекрасно знали в КГБ»). За бардовским движением

тогда хоть и следили, но эта слежка включала в себя лишь несколько особо одиозных фигур

вроде Булата Окуджавы или Александра Галича. Ведь в те годы «блатняком» (и полублат-

няком) баловались многие люди из актёрской среды (Николай Рыбников, Михаил Ножкин

и др.), поэтому обращать особое внимание на кого-то из них КГБ особо не стремился, да

и не имел такой возможности. Дело в том, что в структуре Комитета еще не было Идеоло-

гического управления (оно появится при Ю.Андропове), а существовал всего лишь отдел

в составе 2-го управления (контрразведка), в компетенцию которого и входил надзор за

творческой интеллигенцией. Однако в 1960 году, когда Хрущев затеял массовые сокраще-

ния в правоохранительной системе и армии, именно штат этого отдела был ужат, чтобы

не трогать другие контрразведовательные подразделения. Поэтому распылять свои силы чекисты-«идеологи» не могли.

Судя по всему, собирать досье («дело объекта» или «объективку») на Высоцкого в КГБ начали в 1963 – 1964 гг.

Во-первых, именно тогда Хрущёв особенно сильно осерчал на либеральную интеллигенцию (после выступления М. Ромма в ВТО и выставки в Манеже – все события произошли в ноябре-декабре 62-го),

во-вторых – прекратились сокращения в КГБ (до этого в течение нескольких лет было уволено 1300 сотрудников), и даже начался набор туда новых сотрудников, которые должны были закрыть возникшие бреши на некото-

рых направлениях, в том числе и по линии надзора за творческой интеллигенцией. Коллегия

КГБ была увеличена на 2 человека, были объединены ранее разъединённые Управления

по Москве и Московской области. Кстати, видимо, именно в последнем и начали собирать

досье на Высоцкого, а не в Центре, в компетенции которого были более значимые фигуры.

Отметим, что в январе 1962 г.новым начальником УКГБ по Москве и области был назна-

чен Михаил Светличный, который вскоре сыграет в судьбе Высоцкого определенную роль (о чем ниже).

Из-за увеличения объема текущей работы в ноябре 1963 г.из ведения председателя

КГБ Владимира Семичастного будет изъято 2-е Главное управление (контрразведка) и пере-