Превращение первобытной доземледельческой общины в раннеземледельческую
Становление производящей экономики, как и любое переходное состояние в природе и в истории общества, заслуживает внимательного изучения. Последствия этого процесса, с которым связаны величайшие сдвиги в истории человечества, - образование классового общества, частной собственности и государства - имеют революционное значение. Становление производящей экономики - это вместе с тем и превращение первобытной доземледельческой общины в раннеземледельческую.
Возможности, заложенные в производящей экономике, реализовались далеко не сразу. Это была революция, растянувшаяся на тысячелетия, что вполне соответствовало темпам социально-экономического и культурного развития, свойственным той эпохе. Развитие общества и культуры - кумулятивный процесс. Он ускоряется, достигает грандиозных масштабов, по мере накопления новых достижений количество переходит в новое качество, н наступает перелом. Напротив, чем ниже уровень этого развития, тем медленнее, как бы исподволь совершаются изменения.
Становление производящей экономики нередко называют неолитической революцией. Но по сравнению с промышленной революцией XVIII - начала XIX в. или современной научно-технической революцией этот переворот начинается в хозяйстве, что обусловлено вплетением хозяйства в саму ткань общественной жизни. В первобытном обществе хозяйство тесно связано с социальной организацией и идеологией. Это - одно из проявлений первобытного синкретизма, нерасчлененности основных функций, свойственных первобытному обществу и первобытной культуре. На более высоких уровнях развития, по мере все более глубокой дифференциации общественных, экономических, идеологических функций, хозяйственная деятельность утрачивает всеобъемлющее значение.
Основой неолитической революции является переход от одного типа хозяйственной деятельности к другому - от присваивающего хозяйства к производящему. Формы хозяйственной деятельности не единственный, но важный критерий для выделения стадий эволюции первобытного общества. Это дает основание различать социально-экономические структуры на стадии присваивающего и на стадии производящего хозяйства.
Неолитическая революция была подготовлена всем развитием обществ, базировавшихся на присваивающих формах хозяйства. Последним свойственны черты, которые можно рассматривать как предпосылки производящего хозяйства. Мы не будем касаться предпосылок животноводства и форм перехода к нему - это особая тема, которой посвящена большая литература, - а обратимся к предпосылкам земледелия как ведущей формы производящего хозяйства. Впрочем, процессы становления земледелия и животноводства нередко были тесно связаны и совершались внутри одних и тех же обществ. «Вместе с земледелием наступила новая эра в истории человечества - начался процесс преобразования живой природы» [125, с. 4]. Но вместе с земледелием начался и процесс преобразования самого человеческого общества.
В качестве главных предпосылок земледелия обычно указывают на благоприятный геоботанический фон, прежде всего на наличие растений, пригодных для культивации, на достаточно высокий уровень развития собирательской техники и отсутствие неосвоенных территорий, препятствующее отливу избыточного населения, на кризис присваивающего хозяйства [44; 175; 233]. Мимо этих факторов нельзя пройти, исследуя такое сложное явление, как становление производящей экономики. Но на те процессы в охотничье-собирательской общине, которые стали социально-экономическими предпосылками земледелия, обращалось значительно меньше внимания.
В свое время А. Н. Максимов показал, что такой народ, как австралийцы (классический пример охотников и собирателей, находящихся на мезолитическом уровне развития культуры), очень близко подошел к производящему хозяйству [93]. Они умеют ухаживать за растениями, собирают в определенные сезоны урожай, владеют разнообразными приемами обработки растений для приготовления пищи, включая обезвреживание ядовитых растений, вымолачивание, провеивание, помол.
Позднейшие исследования показали, что аборигены Австралии подошли к земледелию даже ближе, чем представлялось Максимову. Об этом свидетельствуют, например, примитивные формы ирригации, сооружение оросительных плотин и искусственных водоемов, которые предотвращают губительные последствия засухи и способствуют произрастанию полезных растений, привлекают рыб, птиц и животных. Местами длина искусственных каналов, которые делались еще до колонизации, достигала нескольких сот метров. Это было сознательное, целенаправленное воздействие на природу, еще более впечатляющее, чем опыты с высаживанием ямса и других растений, засвидетельствованные в Австралии [220].
Но австралийцы не перешли к систематическому преднамеренному выращиванию растений. Эпизодические посадки дикорастущих растений австралийцами и некоторыми другими примитивными собирателями - лишь первые робкие шаги. Но это - уже один из истоков производящей экономики.
Земледелие не было «изобретено» - человек начал культивировать растения в процессе собирательства. Более того, по мнению Ю. Ф. Новикова, человек создал культурные растения еще в эпоху собирательства в итоге непреднамеренной селекции, или, по его терминологии, «докультурного отбора» [107].
Собирательство было более устойчивым и надежным источником пищи, чем охота, и в этом отношении, несмотря на более примитивные технические приемы и оснащение (это не относится к приемам обработки и приготовления продуктов собирательства, достаточно сложным и многообразным), оно было более перспективным видом хозяйственной деятельности, потому что вело к земледелию.
И все же австралийцы так и не сделали решающего шага, отделяющего охотников и собирателей от земледельцев, даже самых примитивных, - не приступили к систематическому возделыванию почвы и культивации растений. И причина не в том, что в Австралии не было пригодных для этого растений. Здесь произрастают те же клубнеплоды, которые издавна выращиваются на соседней Новой Гвинее, да и природные условия Северной Австралии очень близки к условиям на Новой Гвинее. К тому же между земледельцами Новой Гвинеи и Индонезии, с одной стороны, и аборигенами Северной Австралии - с другой, на протяжении столетий поддерживались регулярные контакты, и австралийцы заимствовали ряд культурных достижений своих более развитых соседей. Но земледельцами они так и не стали. Причина в другом, и об этом будет сказано ниже.
Собирательство австралийцев, которые уже умели перерабатывать растительные продукты, является предпосылкой земледелия, известной на этнографическом уровне; археологически то же самое показано А. Н. Рогачевым в применении к палеолиту Восточной Европы [122]. Собирательство, подобно охоте, развивалось и совершенствовалось на протяжении всего палеолита и как форма хозяйства и источник пищи занимало важное место.
У охотников и собирателей роль женщин особенно велика в собирательстве и домашнем хозяйстве. Это вызвало в культуре позднепалеолитического населения Европы некоторые явления, знакомые ранним земледельцам, в обществе которых женщины играли такую же роль в земледелии. Для европейского позднего палеолита, как известно, характерны статуэтки женщин с подчеркнутыми вторичными признаками пола, а для ранних земледельцев Восточной Европы, Передней и Средней Азии - статуэтки женских божеств, богинь-матерей. Те и другие, несомненно, связаны с культами плодородия, возрождения растительности, животного мира и самого человеческого рода. Возможно, что в основе этих культов находился родственный круг идей, сложившихся в одном случае на почве собирательства, в другом - на почве раннего земледелия.
Уже в позднем палеолите широкое распространение получила каменная зернотерка, с помощью которой обрабатывались продукты собирательства. Тогда же появилась мотыга и возникла палочно-мотыжная техника - один из самых ранних способов обработки земли, еще связанный с собирательством. Уже в мезолите, на стадии собирательства, существовали жатвенные ножи - предшественники серпов. Позднее появились отшлифованные топоры, сделавшие возможным подсечно-огневое земледелие. Однако всего этого не было достаточно, чтобы произошла неолитическая революция. Австралийцы в течение многих тысячелетий обладали зернотеркой и отшлифованным топором, которые были орудиями присваивающего хозяйства. Элементом присваивающего хозяйства была у австралийцев и ирригация. Техника - лишь предпосылка, условие переворота, а активной силой являются люди, точнее - общество. Для того чтобы общество охотников и собирателей приступило к сознательным поискам принципиально новых путей освоения экологической среды, оно должно испытать мощный толчок либо в виде кризиса, нарушения равновесия вследствие резкого изменения природных условий (какое произошло, например, в постглациальную эпоху на обширных пространствах земного шара), человеческой деятельности (например, истребления животных), демографических сдвигов, либо в виде влияния извне, со стороны более развитых обществ. Но для распространения производящего хозяйства также необходимы предпосылки или в виде кризиса присваивающего хозяйства, или в виде каких-то иных обстоятельств. К тому же, чтобы воспринять новое, общество должно достичь известного уровня развития.
Если этого не происходит, техника превосходно вписывается в традиционную общественно-экономическую систему, так и оставаясь на уровне предпосылки. Австралийцы не испытывали кризиса присваивающего хозяйства, а других стимулов заимствовать земледелие у папуасов или индонезийцев у них не было. Существует еще третий путь - медленное, постепенное накопление явлений, ведущих к производящему хозяйству, которое может возникнуть как бы стихийно, независимо от воли людей, на каком-то этапе данного процесса, когда количество превращается в новое качество. Это новое качество - первые, еще неуверенные опыты производящего хозяйства. Австралийцы уже приступили к таким опытам, но дальнейшее естественное развитие процесса нарушила колонизация.
Этот путь прошли, вероятно, многие раннеземледельческие и раннескотоводческие общества, прежде всего общества, населявшие зоны с особенно благоприятными для культивации растений и доместикации животных условиями. Именно эти общества были пионерами производящего хозяйства. Н. И. Вавилов установил, что главные очаги мирового земледелия находились в горных тропических и субтропических зонах, где существовали максимально благоприятные условия для видообразовательного процесса и для жизни древнего человека [42]. К таким зонам относится, например, Западная Азия, один из древнейших очагов производящего хозяйства. Значение экологических сдвигов для Западной Азии в отличие от приледниковой Европы было невелико. В Европе следствием экологических потрясений стал кризис присваивающего хозяйства, но, возможно, она восприняла элементы западноазиатского производящего хозяйства.
В. М. Массон предлагает три модели неолитической революции, или три основных пути, по которым она развивалась. Первая модель - сложение земледельческо-скотоводческого хозяйства на базе высокоразвитой экономики охотников-собирателей, вторая - сложение земледельческой экономики на основе высокоспециализированного хозяйства собирателей в условиях кризиса охоты, вызванного палеоклиматическими сдвигами, третья - формирование земледельческой экономики по мере повышения роли рыболовства или морской охоты, обусловивших развитие оседлости [97, с. 111]. Первая модель характерна, вероятно, для западноазиатских обществ. Вторая была широко распространена в других областях земного шара. Третья модель имела сравнительно более ограниченное распространение. Специализированное хозяйство рыболовов и морских охотников, как правило, удовлетворяет потребности общества в регулярном, устойчивом поступлении продуктов питания. Переход такого общества к интенсивному производящему хозяйству обычно связан с кризисом присваивающего хозяйства, и тогда это, по существу, вариант второй модели. Оседлость не является необходимой предпосылкой производящего хозяйства, хотя и облегчает переход к нему. Следует иметь в виду и тенденцию высокоразвитых культур к экспансии. Заимствование элементов производящего хозяйства присваивающими обществами осложняет пути неолитической революции.
Существует мнение, что ведущим противоречием первобытнообщинного способа производства было противоречие между жизненно необходимыми потребностями первобытных людей и низким уровнем развития производительных сил. Разрешение этого противоречия привело к развитию производительных сил первобытного общества, а это развитие, в свою очередь, - к возникновению производящего хозяйства [116, с. 36]. Необходимо отметить, однако, что такое противоречие обнаруживалось главным образом в кризисных ситуациях, когда потребности общества действительно не могли быть удовлетворены существующими производительными силами, а ведь последние все же развивались. Представление о том, что охотники и собиратели влачат жалкое существование чуть ли не под постоянной угрозой голодной смерти, требует пересмотра. Опровергнуть его пытался еще один из первых исследователей Австралии, Дж. Грей: «Абориген точно знает, что производит его земля и в какое именно время года, он знает, какими способами обеспечить себя всем необходимым. Соответственно он распределяет свои посещения различных частей принадлежащей ему охотничьей территории; и я могу только засвидетельствовать, что в хижинах туземцев всегда царит изобилие... За два-три часа они могут добыть пищи на целый день» [302, с. 262-263]. Исключение составляют два сравнительно непродолжительных периода года - самый жаркий и самый дождливый, - когда аборигены действительно страдают от голода.
То, о чем пишет Грей, полностью согласуется с сообщениями других исследователей XIX в. [264, с. 250-255; 240, т. 1, с. 240]. Так же обстоит дело и в наше время в общинах австралийцев, ведущих традиционный образ жизни. Взрослые члены двух локальных групп, изученных в 1948 г. Ф. Маккарти и М. Макартур, трудились в среднем четыре-пять часов в день. И этого времени вполне хватало для того, чтобы обеспечить каждого члена группы достаточным и по составу, и по калорийности количеством пищи [431, с. 145-194].
По данным Р. Ли, изучавшего бушменов кунг, для того чтобы обеспечить пищей всех членов группы, каждому взрослому достаточно было трудиться 2,5 дня в неделю при продолжительности рабочего дня в шесть часов. Если же учесть время, затрачиваемое на приготовление пищи и изготовление орудий, то полученная цифра будет близка к той, которую установили Маккарти и Макартур. Свои наблюдения Р. Ли вел в июле и августе, когда люди из более благоприятных условий попадали в менее благоприятные, т. е. в переходное, а следовательно, достаточно репрезентативное время. Подсчеты показывают, что труд одного человека, охотника и собирателя, может обеспечить пищей четыре-пять человек, а работоспособная часть населения составляет у бушменов 61,3% [389]. Дж. Вудберн пишет, что охотники и собиратели хадза, живущие в Восточной Африке, затрачивают на добывание пищи в среднем не более двух часов в день [616, с. 54]. По мнению М. Салинза, средств, имеющихся в распоряжении первобытного доземледельческого общества, вполне достаточно для удовлетворения его потребностей. А наши палеолитические предки жили в более благоприятных условиях [498, с. 1-39].
Действительность, конечно, гораздо сложнее и противоречивее, чем представляется Салинзу. Многие охотники и собиратели, населяющие экстремальные экологические зоны земного шара, страдают от периодических голодовок (это относится и к земледельцам). Условия, в которых жили палеолитические общества, были различными в разных частях обитаемого мира и в разные эпохи, например в ледниковые и межледниковые периоды. Но для большинства охотников и собирателей в основном характерна нарисованная выше картина. Следовательно, развитие производительных сил в первобытном обществе и переход к производящему хозяйству объясняются не только противоречием, о котором уже говорилось, но и другими факторами. Среди них важное место занимает кумулятивный процесс развития культуры. Культура развивается по своим внутренним закономерностям на основе уже накопленных ценностей. Культурные ценности создаются обществом, испытывающим потребность в них, но и сами потребности создаются культурой. Например, у бродячих охотников и собирателей нет нужды в долговременных жилищах, гончарных изделиях, больших запасах пищи и многом другом - все это только мешало бы им. Известный минимум потребностей обусловлен их образом жизни. Необходимость в этих и многих других вещах появляется у них лишь после перехода к производящему хозяйству и прочной оседлости. Да и в самом этом переходе тоже нет необходимости, пока потребности общества удовлетворяются хозяйством присваивающего типа.
Австралийское общество - пример постепенного накопления явлений, ведущих к производящему хозяйству, к переходу количества в новое качество, пример сознательного, целенаправленного воздействия на природу. Тасманийцы - единственное общество, сохранившееся к началу европейской колонизации на уровне позднего палеолита - по своему культурному развитию в целом стояли ниже австралийцев. Согласно многочисленным свидетельствам, и те и другие сознательно выжигали на своих охотничьих угодьях старую траву, чтобы обеспечить кенгуру, на которых они охотились, свежей, зеленой травой. При этом они предусмотрительно сохраняли группы деревьев или небольшие рощи, которые могли бы служить для животных укрытием. В этом сказывалась забота охотников о поддержании главного источника мясной пищи на оптимальном уровне [72, с. 116-119]. Такое стихийное постижение некоторых закономерностей природы, понимание связи причины и следствия, отделенных друг от друга значительным промежутком времени, - замечательная черта, по широко распространенному мнению якобы несвойственная первобытным охотникам. Такого рода деятельность Р. Джонс даже называет «сельским хозяйством с горящей головней» [354]. По своим последствиям, по воздействию на природу она в какой-то мере сравнима с земледелием. Задолго до земледелия, с которым обычно связывают появление антропогенного, «очеловеченного» ландшафта, стихийно создавалась новая, искусственная среда - дело воли и рук человека. Т. Митчелл, один из первых исследователей Австралии, пишет в своих записках: «Огонь, трава, кенгуру и люди в Австралии зависят друг от друга, и, если бы чего-то одного недоставало, остальное тоже не смогло бы существовать» [438, с. 306, 412-413]. Хотя это и явное преувеличение, все же здесь подмечено важное обстоятельство - существование в Австралии своего рода экологического равновесия, активным фактором которого является сам первобытный охотник. Будучи частью экосистемы, он в то же время выступает в ней силой, регулирующей в своих интересах взаимодействие остальных частей.
Вследствие активного и систематического воздействия человека на окружающую среду экологическое равновесие рано или поздно нарушается. Выжигание травы было причиной периодических пожаров, которые охватывали огромные территории. Экологический эффект этих пожаров очень велик: на обширных пространствах Тасмании произошла смена растительности, влажные леса уступили место кустарникам и открытым саваннам, изменились характер почвы, климат. Освобождение от непроходимых лесов целых областей имело большие преимущества для охотников. Но при этом растительный покров на значительных площадях был разрушен, усилилась эрозия. Все это говорит о том, что даже на раннем этапе общественно-экономического и культурного развития люди не только приспосабливаются к природной среде, но и активно воздействуют на нее, причем не только самим своим присутствием, но и нередко совершенно сознательно. Огонь был наиболее эффективным орудием воздействия первобытного человека на природу в его интересах, и он, конечно, не мог предвидеть всех последствий его вмешательства.
Каким бы путем ни пришли люди к земледелию - вследствие благоприятных естественно-географических условий, кризиса присваивающего хозяйства или других причин, - можно утверждать, что оно возникло на основе собирательства, нередко специализированного, достигшего высокой степени развития.
Специализированное собирательство, прежде всего собирательство урожая (понятие «собирательство урожая» введено Ю. и Е. Липс [90; 399; 400]), образует как бы промежуточное звено между неспециализированным собирательством, свойственным большинству охотников и собирателей первобытнообщинной эпохи, и ранним земледелием. Хозяйство народов - собирателей урожая основано на планомерном собирании больших количеств одного или немногих видов дикорастущих растений, которые служат главным источником их существования в течение всего года. Это наиболее совершенная форма собирательства, существующая лишь там, где произрастают растения, дающие регулярный, устойчивый, обильный урожай.
Провести границу между неспециализированным собирательством и собирательством урожая не всегда легко. Так, собирательство урожая желудей благодаря изобилию желудей и умению сохранять их, а также изготовленную из них муку в течение длительного времени играло большую роль в хозяйстве индейцев Калифорнии, которых, однако, следует рассматривать скорее как неспециализированных охотников и собирателей. Типичными собирателями урожая были такие племена североамериканских индейцев, как, например, оджибве и сиу. Они специализировались на собирательстве урожая дикорастущего водяного риса. У оджибве август называется «месяцем жатвы риса». Жатва была важнейшим событием их хозяйственной жизни: заранее устанавливался день начала работ, определялись участки рисовых полей, где будет производиться жатва, количество людей и лодок. Собранное зерно сушили на солнце, обмолачивали, провеивали в больших корзинах, мололи. Весь процесс обработки зерна был таким же, каким он стал впоследствии у земледельцев, сеющих рис на возделанных полях. Рисовое поле индейцев находилось в собственности всей общины, однако каждый раз перед созреванием урожая оно распределялось между семьями заново [348]. У некоторых народов - собирателей урожая во время созревания урожая на жатвенные поля накладывается табу, которое снимается лишь в определенный день вождем или советом старейшин.
К специализированным собирателям можно отнести и рубщиков саго - папуасов Новой Гвинеи (маринд-аним, арапеш, квома и некоторых других). У них саго, добываемое из сердцевины саговых пальм, является основным видом растительной пищи. Муж и жена квома заготовляют за утро до 50 фунтов саго, что обеспечивает их семью пищей на 3-4 дня. Мужчина топором валит пальму, сдирает кору, разрубает ствол. Женщина с помощью сагодробилки вынимает куски съедобной сердцевины, а мужчина промывает их в особом желобе из коры. После этого женщина выбирает осевшую в корыте мучнистую массу, завертывает ее в листья и относит домой. У папуасов арапеш рубит саго мужчина, а промывает женщина, но и здесь наблюдается кооперация труда на семейном уровне - явление редкое для неспециализированных собирателей. По сравнению с другими видами собирательства рубка саго - технологически довольно сложный процесс, требующий специальных орудий и особых форм организации труда [16].
Собирательство урожая существовало и в древности. Так, древние перуанцы собирали преимущественно дикорастущий картофель, который был экономической основой государства инков. Собирание урожая дикорастущих растений занимало важное место в хозяйстве многих народов Африки. Согласно Геродоту, древние египтяне собирали лотос, сушили его на солнце, растирали в муку и употребляли для изготовления хлеба.
Продукты, добытые собирателями урожая, хранятся либо необработанными, либо обработанными. Они не только главный источник пищи, но и предмет обмена или торговли.
Для общин собирателей урожая, концентрирующихся в непосредственной близости от жатвенных полей, рощ и т. д., характерна постоянная или долговременная оседлость. Циклы концентрации и дисперсии им несвойственны. Все это отличает их от неспециализированных собирателей. Да и сами общины собирателей урожая намного превосходят по размерам общины неспециализированных охотников и собирателей. В поселениях собирателей урожая сооружаются амбары и склады для хранения собранных запасов. Но для собирателей урожая, как и для неспециализированных собирателей, земля все еще выступает в качестве естественного, данного им природой средства производства. В этом их качественное отличие даже от самых примитивных земледельцев, которые обрабатывают землю и искусственно выращивают растения. В сфере общественных отношений собиратели урожая уже во многом отличаются от большинства собирателей первобытнообщинной эпохи. Накопление прибавочного продукта и его распределение создают предпосылку для развития имущественного и социального расслоения, подрывающего устои первобытнообщинного строя. Возникают социальные функции организации труда и распределения общественного продукта, требующие особых социальных ролей и институтов.
Собиратели урожая, которые жнут, не сея, и труд которых так сходен с деятельностью земледельцев, подготовлены – социально-экономически и психологически - к земледелию в неизмеримо большей степени, чем типичные собиратели.
Оседлость часто рассматривается как одна из важнейших предпосылок перехода к производящему хозяйству. Действительно, оседлость - условие, способствующее его возникновению как в сфере земледелия, так и в сфере скотоводства, в последней, быть может, еще в большей степени. Но известны и полукочевые формы земледелия, которое само становится предпосылкой оседлости. Еще Н. И. Зибер заметил, что «этот род первоначального бродячего земледелия одинаково удобно совмещается как с охотничьим и кочевым бытом, так и с зачатками оседлого» [62, с. 40]. Переход к производящему хозяйству и постепенное оседание общества - взаимно связанные и взаимообусловленные процессы. Оседлость на уровне присваивающего хозяйства - полная или периодическая, длительная - возможна лишь в особенно благоприятных условиях. Примером могут служить оседлые рыболовы и охотники Дальнего Востока и Северо-Западной Америки и, вероятно, позднепалеолитические охотники Европы. Но при относительном изобилии пищи охотники, рыболовы и собиратели не испытывают потребности в переходе к производящему хозяйству. Приручение животных (собак, оленей, верблюдов) не меняет основного направления их хозяйства. В целом оно остается хозяйством присваивающего типа, причем в ряде случаев высокопродуктивным. А продуктивное присваивающее хозяйство может на протяжении многих поколений воспроизводить себя, так и не переходя к производящим формам хозяйственной деятельности. Это, вероятно, относится и к оседлым и полуоседлым охотникам Европы эпохи позднего палеолита. Лишь резкие изменения экологических условий в мезолите привели к перестройке хозяйства и всего образа жизни уже полукочевых охотников и собирателей, а в конечном счете - к кризису охотничьего хозяйства. В дальнейшем это обусловило их переход к производящему хозяйству.
Этнография располагает обширными материалами об обществах, которые находятся как бы на рубеже присваивающего и производящего хозяйства. Они уже не вполне охотники, рыболовы и собиратели, но еще не совсем земледельцы. Таких обществ немало в Южной Америке. Племен, совершенно незнакомых с земледелием, здесь очень мало. В большинстве случаев у них присутствуют зачаточные формы земледелия, которые не вытесняют полностью тех или иных присваивающих форм хозяйства. Одним из таких племен являются намбиквара (Бразилия). Некоторые его группы незнакомы со строительством постоянных жилищ и гончарством, они кочуют небольшими хозяйственными группами, состоящими из пяти-шести семей, а иногда из одной простой семьи, подобно типичным собирателям и охотникам. В зависимости от времени года основную роль в хозяйстве намбиквара играют либо собирательство и охота, либо земледелие. В течение пяти дождливых месяцев они живут оседло общинами по берегам рек, обрабатывают небольшие участки земли, на которых выращивают маниоку, маис и другие культуры. В это время собирательство и охота имеют второстепенное значение. В течение семи сухих месяцев намбиквара небольшими хозяйственными группами бродят по саванне, занимаясь исключительно собирательством и охотой. Не только образ жизни, но и орудия труда, жилища, тип оседлости в эти периоды совершенно различны. Как и у многих других охотников, у намбиквара мужчины занимают главенствующее положение. Руководит каждой группой лучший охотник. Браки вирилокальны [395, с. 359-360, 375; 394, с. 109 - 110, 113; 27]. В сущности, намбиквара - полуоседлые охотники, для которых примитивное земледелие является временным занятием.
Обществом со слаборазвитым мотыжным земледелием и преобладающей ролью охоты и собирательства являются и сирионо. Они обитают в лесах Восточной Боливии, ведут полукочевой образ жизни. Их общины насчитывают от 30 до 120 человек [338; 447].
Р. Л. Карнейро, отметив, что индейцы Амазонки, у которых земледелие появилось за 1,5 тыс. лет до н. э., и до сих пор не перешли к нему полностью, попытался объяснить различную степень перехода к земледелию отдельных племен. Индейцы амахуака около 50 % средств существования получают от земледелия и около 40 % от охоты; остальное дают рыболовство и собирательство. В прошлом, до введения металлических орудий, затраты труда в охоте, в расчете на 1 млн. калорий, были ненамного выше, чем в земледелии. Самих по себе преимуществ земледелия недостаточно, чтобы оно стало преобладающей формой хозяйства. Основную массу белков дает мясная пища, добываемая охотой, которая несовместима с оседлой жизнью в деревнях. Образ жизни амахуака и сирионо все еще определяется перекочевками групп в поисках пищи. Племена, живущие вдоль больших рек, являются сравнительно оседлыми рыболовами, а оседлость благоприятствует развитию у них земледелия. Таковы, например, индейцы куикуру, живущие в верховьях реки Шингу в Центральной Бразилии. 15 % потребности куикуру в средствах существования удовлетворяются за счет рыболовства, не менее 80 % за счет земледелия (выращивание маниоки). Если для амахуака характерны небольшие общины примерно в 15 человек, то общины куикуру составляют около 145 человек (222; 76]. Подсечно-огневое земледелие племен, обитающих в бассейне Амазонки, не является чисто оседлым типом хозяйства. Не полностью оседлы даже рыболовы, например куикуру.
И все же расселение вблизи крупных рек повышает роль рыболовства и земледелия в хозяйстве, что, в свою очередь, способствует дальнейшему оседанию и концентрации населения, а расселение вдали от рек ведет к повышению роли охоты и собирательства и к атомизации общества. В бассейне Амазонки, как и повсюду в мире, переход к производящему хозяйству в значительной мере определяется экологическими факторами.
Основой хозяйства большинства индейцев Бразилии было подсечно-огневое земледелие, которое сочеталось с рыболовством, охотой и собирательством. Многие индейцы лишь недавно начали осваивать земледелие. В конце XIX в. бакаири еще помнили, что их деды «ничего не знали о маисе и маниоке», а охотники-бороро относились к посевам соседей-земледельцев, как и к другим дарам природы: при любой возможности они вырывали корни молодой маниоки, пекли их и ели [543, с. 195]. В прошлом земледельцы расчищали лес с помощью каменных топоров, землю разбивали деревянными палицами, углубления в земле для посадки растений делали острыми палками. И орудия труда, и сама технология производства пришли еще из эпохи собирательства. Каждые шесть-восемь лет общины переселялись на новое место, так как земля вблизи селений полностью истощалась. Роль присваивающих форм хозяйства была еще очень велика. И в земледелии, особенно при расчистке леса, и в рыбной ловле, и в охоте значительное место принадлежало коллективному труду, в котором принимали участие все мужчины общины. Разделение труда, совместный труд, значение мужских коллективов в производстве - все это сближало переходное - в экономическом смысле - общество индейцев Бразилии с обществами типичных охотников, рыболовов и собирателей. С главенствующей ролью мужских коллективов в производстве, вероятно, связано преобладание у бразильских индейцев отцовско-родовой организации. Земля принадлежала общинам, но участки, обрабатывавшиеся простыми семьями, находились в их распоряжении. Следует отметить, что и у других ранних земледельцев семья занимала более заметное, чем у охотников, место в экономике. Однако потребление часто носило еще коллективный, общинный характер [133, с. 8 - 14]. Как и у многих других народов с присваивающей экономикой, у индейцев Бразилии наряду с локально-родовыми существовали, видимо, также гетерогенные общины, состоявшие из представителей различных родов.
Интересные процессы выявлены, в частности, у индейцев верховьев Шингу. Основным производящим и потребляющим коллективом у них была община, в земледелии, охоте и рыболовстве, как и у индейцев других районов Бразилии, использовались различные формы совместного труда. Но уже к концу XIX в., а может быть, и значительно раньше община поделилась на домохозяйства, в состав каждого из которых входили три-восемь простых семей, игравших важную социально-экономическую роль. Домохозяйства ранних земледельцев, у которых становление производящего хозяйства еще не завершено, - переходная форма. Одна из главных функций домохозяйств -совместная обработка земли. Ведущая форма хозяйства - земледелие определяет социально-экономическую структуру. Домохозяйство, становясь основным производственным коллективом, стремится подменить собою общину. Этого не было и не могло быть в общине охотников-собирателей.
В Северной Америке самые первые шаги производящей экономики были зафиксированы у тех групп индейцев (оджибве, ассинибойн), которые не только собирали урожай дикого риса, но и знали некоторые приемы его возделывания. Те участки поля, которые они засевали, находились в собственности семей. Неудивительно, что у оджибве начали складываться отношения семейной собственности и на участки дикого риса [348]. Явление это характерно скорее для ранних земледельцев, но ведь речь идет об обществах, вступающих в эпоху производящей экономики.
Первые шаги производящего хозяйства отмечены и у береговых селишей (северо-западное побережье Америки). Традиционное рыболовство в сочетании с собирательством определяет их относительную оседлость: полгода они живут в одном месте, полгода в другом (на расстоянии двухдневного перехода). А это, в свою очередь, позволяет женщинам ухаживать за посадками картофеля (проникшего к селишам недавно), не нарушая привычного образа жизни [556].
Для некоторых групп банту, обитающих в Экваториальной Африке, еще недавно было характерно экстенсивное полукочевое подсечно-огневое земледелие. Община покидала истощенную землю и рядом с новым полем возводила временное селение, в которое со временем полностью переселялась. Весь цикл продолжался около 20 лет [101, с. 93]. Примером африканского общества, вынужденного оставить бродячий образ жизни охотников и собирателей и приступить к неустойчивому земледелию, являются ик (Северная Уганда). Насильственный перевод их к земледелию привел к катастрофическим последствиям [588].
Оседлые группы веддов - охотников и собирателей Шри Ланки подошли к подсечно-огневому земледелию, возможно, под воздействием своих более развитых соседей - сингалов. Начатки возделывания растений засвидетельствованы у охотников и собирателей п-ова Малакка - семангов и сеноев, у некоторых народов Таиланда [269; 125, с. 15 - 16].
Охота, не будучи жизненно необходимым занятием для земледельцев -папуасов Новой Гвинеи и меланезийцев, все же занимает большое место в их жизни [208; 532]. Маори Новой Зеландии сочетали выращивание кумары с собирательством урожая корней дикорасту<