Предпринимательская организация отхода. Строительство.

Еще до революции у нас существовал ежегодный отход части крестьян из деревни на заработки. Недавно вышла книга т. Минца, специально посвященная этому вопросу. Там сведены довоенные данные, а также данные последних обследований, которые производились уже при советской власти. Из всех этих сводок видно, что за последние годы перед революцией, примерно с 1900 г. до 1913 г., в среднем количество отходников ежегодно было около 6^½ млн. чел. Причем из них около 3 млн. составлял отход на земледельческие заработки и около 3^1/2 млн.—на неземледельческие, в том числе 2^1/2 млн. чел. строительных и дорожных рабочих (из них 1 750 тыс. чернорабочих) и 1 млн. занимавшихся разного рода другими отхожими промыслами, в частности работами по рубке леса и т. п. (Минц, стр. 38—39). Во время мировой войны под влиянием мобилизации отход сократился и в 1917 г. составил всего 2 700 тыс. чел. (там же). В первые годы после революции отход совершенно прекратился. Контрреволюционные армии Деникина, Колчака и других отделили от центра военными фронтами те районы, куда обычно отправлялась изрядная часть отходников—юг Украины, Северный Кавказ, Заволжье. В самом центре было уничтожено помещичье хозяйство, и почти уничтожено кулацкое хозяйство. Что касается отхода в город, то под влиянием голода 1918—1919 гг., наоборот, из городов люди уезжали в деревню. Но затем, после окончания войны и нового объединения страны, постепенно отход стал восстанавливаться, приблизительно с 1921—1922 гг., когда новая экономическая политика облегчила возможность роста применения наёмного труда в восстанавливавшемся неземледельческом хозяйстве и в земледелии. По «Контрольным цифрам» Госплана (стр. 286), за последние три года, с 1923/24 г. по 1926/27 г., у нас прибавилось 3 млн. чел. пролетариата—в среднем по 1 млн. чел. в год. Это увеличение шло преимущественно за счет переселения из деревень в города как возвращавшихся, так и перебиравшихся окончательно впервые.

Кроме того, стал постепенно расти и ежегодный сезонный отход из деревни, подобный дореволюционному. В настоящее время он достигает около 3 млн. чел. в год (за 1926 г.). Из этих 3 млн. чел. не менее миллиона—строительные рабочие, около 500 тыс.—лесные, т. е. такие рабочие, которые отправляются в лес рубить дрова, и т. д. У тех и других очень распространен отход «артелями». Далее, приблизительно 1 млн. составляет та масса чернорабочих, которая у нас в городах состоит безработными, затем тысяч 500 идут в разные другие отрасли—на водный транспорт и т. д., в том числе и в сельское хозяйство (на сезонные работы в совхозы Сахаротреста, на табачные и виноградные плантации в Крым, на Северный Кавказ и т. д.). Должен оговориться по поводу этой цифры—1 млн. безработных чернорабочих. В данных статистики наших бирж труда нельзя найти такую цифру, там цифра безработных чернорабочих гораздо меньше. Это объясняется чрезвычайной неполнотой той статистики безработицы через биржи труда, какая существует у нас. Биржи труда регистрировали безработицу до 1 октября 1926 г. только в 256 городах, а после 1 октября 1926 г.—лишь в 283 городах. Между тем безработные имеются не только там. По предложению ВЦСПС, профсоюзы произвели на 1 апреля 1926 г. подсчет—какое количество членов профсоюзов находится без работы и сколько из них зарегистрировано на биржах труда (эти данные опубликованы в докладе ВЦСПС бывшему недавно VII Съезду профсоюзов на стр. 247). Безработных членов профсоюзов оказалось 1182 тыс. чел., а между тем на биржах труда в этих 256 городах было зарегистрировано из них только 509 тыс. чел., т. е. 43 %—около половины. Другая, большая половина, почти 700 тыс. чел. приходится, очевидно, на ту часть страны, где не существует регистрации безработных биржами труда. Надо полагать, что среди безработных, не состоящих членами профсоюзов, тоже немало находится в таких местах, где нет бирж труда и учет безработных потому не производится. На биржах труда в конце декабря 1926 г. состояло 1310 тыс. безработных (по «Справочнику» ЦСУ, стр. 302). Значит в общем фактически у нас имеется не менее двух миллионов безработных. Что же касается процентного распределения их по категориям, то последние данные опубликованы (по данным бирж труда) на 1 октября 1926 г.: квалифицированных рабочих всех видов—25 %, советских служащих всех видов—20 %и Деквалифицированных—55 % (стр. 303 «Справочника»). Отсюда и получаем до миллиона чернорабочих, перебивающихся кое-как (помощь родных, ручная продажа без патента, стоянье по найму в очередях и т. д.,—из чернорабочих мало кто получает государственное пособие).

Из всего отхода, который происходит из деревень, часть организуется предпринимателями. Основные виды отхода сейчас—на строительство и в лес. Существует много строительных артелей. Некоторые строительные артели, вернее большинство их являются действительно трудовыми объединениями, но часть организуется предпринимателем под видом старшего рабочего, старосты и т. д., по отношению к которому остальные члены артели являются на деле наемными рабочими. Для определения, какая часть строительного отхода организована таким образом, приходится остановиться на вопросе о роли частного капитала в производстве строительных работ по СССР вообще.

Затраты на ремонт и постройку жилых помещений в СССР больше, чем это часто предполагают. Роль при этом частного строительства точно так же гораздо значительнее, чем иногда «ориентировочно» оценивается.

По данным Наркомвнудела (справка от 22 февраля 1927 г. за № 33/064/10), частным владельцам принадлежит 83 %строений, 66 %квартир и 50 % жилой площади городов РСФСР; в остальной части СССР процент этот выше (ибо наиболее крупные площади муниципализированы как раз в Москве и Ленинграде); поэтому можно считать, что частникам принадлежит сейчас не менее 17^1/2 млн. кв. саж. жилой площади (расчет Госплана). По переписи декабря 1926 г., все городское население СССР составляет около 25 млн. чел., что при средней фактической номе около 10^1/2 кв. арш. на душу дает всего около 29^1/2 млн. кв. саж. жилплощади в городах.

В ведении кооперации в настоящее время состоит почти 6 млн. кв. саж. жилой площади, а на ремонт за 1925/26 хозяйственный год кооперация израсходовала почти 37 млн. руб., или свыше 50 коп. в месяц на 1 кв. саж. жилой площади в среднем (по отчетным1 данным Союзного совета жилкооперации, № 4 «Жилищной кооперации» за 1927 г., стр. 14). По жилой площади, находящейся в ведении госорганов, расход этот примерно на 20 % на сажень меньше (судя по данным обследований в обеих столицах и др.) и всего составляет, следовательно, у госорганов около 30 млн. руб. Наконец, в частных домах он еще менее (около 30 коп. в месяц на сажень), а всего должен достигать в них 63 млн. руб.

Весь расход на ремонт городских жилых домов составил, таким образом, за год не менее 130 млн. руб. Частные владельцы осуществляют ремонт через частных подрядчиков и предпринимательские артели по крайней мере наполовину. Что касается ремонта кооперативных домов, то имеются данные по Ленинграду, на который приходится 40 % всех кооперативных расходов на ремонт (и столько же процентов кооперированной жилой площади городов СССР). Согласно этим данным (передовая в № 1 за 1927 г. ленинградского журнала «Жилищное дело»), работы через частных подрядчиков из всей суммы ремонта кооперативных домов Ленинграда составили около 25 % (за 1925/26 хозяйственный год), в том числе около половины путем прямых заказов частнику-подрядчику, и еще столько же «скрыто», т. е. в форме лжеартелей (являющихся лишь прикрытием того же частного подрядчика). Нет оснований думать, что процент этот ниже в прочих городах (в провинции даже, несомненно, значительно выше) и в домах госорганов (данные по Москве и т. д.). Вместе от суммы ремонта жилых домов госорганов и кооперации (67 млн. руб.) это составит около 17 млн. руб., а всего из всей суммы годового ремонта городских жилых домов придется на работу через явного и скрытого частного подрядчика около 47 млн. руб. и через государственные строи-тельные конторы и трудовые артели—около 38 млн. руб. (в том числе и хозяйственный наем отдельных рабочих).

Что касается постройки новых жилых домов в городах, то, по данным НКВД (справка от 22 февраля 1927 г. за № 33/061/10), в 1925 г. стройка частных домовладельцев составила 49,9 %, или почти ровно половину всей новой жилой площади в городах РСФСР. На каждую тысячу городских жителей РСФСР, по данным НКВД, это составило 80 м² жилой площади, а в следующем, 1926 г., по ориентировочному расчету НКВД, достигло уже 100м², или 22 кв. саж, на каждую тысячу жителей. Распространяя это на остальную часть СССР, получаем для 1926 г. все новое частное строительство в 550 тыс. кв. саж. жилой площади за год.

Новые частные дома—почти сплошь небольшие деревянные или каменные (часто упрощенного типа) постройки, рассчитанные в среднем не более чем на две семьи каждая. Благодаря упрощенности типа и преимуществам работ через частных подрядчиков и частные артели (покупается у крестьян лес, заготовляемый ими по закону о трудовых отводах без попенной платы, не платится за членов артелей социального страхования и т. д.) эти частные дома (более чем на 90%деревянные, по данным НКВД) обходятся значительно дешевле государственного и кооперативного строительства. Каменные дома в Москве обошлись в 1926 г. в среднем по 802 руб. за 1 кв. саж. жилой площади. Деревянные дома кооперации (по РСФСР, по данным НКВД, у кооперации на деревянное строительство приходится все еще почти 89 % жилой площади) в среднем по государству обходятся 480 руб. за 1 кв. саж. жилой площади ( данные кооперации по брошюре инж. Глаголева—«Условия жилищного строительства», М., 1927 г.). Цена же частного строительства в городах должна быть принята в среднем еще на 25 % дешевле, или около 360 руб. за 1 кв.. саж. жилой площади. Это дает цену всего нового городского частного жилищного строительства около 200 млн. руб. в год. Все оно осуществляется частными подрядчиками, частными трудовыми артелями и нанимаемыми хозяйственным образом отдельными печниками,кровельщиками и т. д. (в том числе лжеартелями). Роль подрядчиков и лжеартелей специалисты оценивают до четверти.

Новое кооперативное строительство жилищ в поселениях городского типа (включая прифабричные поселки) составило в 1926 г. сумму всего в 42 млн. руб. (по данным Центрожилсоюза). По справке Центрожилсоюза (от 19 февраля 1927 г. за № 2/411/10), на строительство через частных подрядчиков приходится в том числе лишь около 2 %, т.-е. не более 1 млн. руб. Отличие от ремонтных работ понятно. При ремонтных работах часто речь идет о небольших суммах, какие не оправдывают создания собственного хозяйственного аппарата и какие недостаточны, чтобы получить согласие взяться за эти работы от государственных строительных контор. Поскольку при большинстве жилсоюзов нет еще кооперативных ремонтно-строительных контор по мелкому ремонту, приходится за ремонтом нередко обращаться к частнику (как мы видели, на 25 % всей суммы ремонта). При постройке же новых домов почти всегда окупается или организация собственного аппарата, или может быть, получено согласие на сооружение от государственных строительных контор—потому роль частных подрядчиков здесь незначительна (2 %). Не более и роль лжеартелей.

Новое строительство жилых домов госорганами (исполкомы, тресты, наркоматы и т. д.) за 1925/26 г. дало сумму около200 млн. руб. Точных или хотя бы ориентировочных данных, сколько в том числе выполнено частными подрядчиками и через частные артели,—не имеется. Но справка ЦК Союза строителей (от 10 февраля 1927 г. за № 527/133/11) дает возможность сделать грубо-ориентировочную прикидку, исходя из количества наемных рабочих, занятых у частных подрядчиков.

Такой же прикидкой, по этому же признаку, приходится ограничиться и относительно постройки госорганами нежилых зданий (фабрики, склады, железнодорожные водокачки и т. д.). По отчетной книге ВСНХ СССР «Сводный производственно-финансовый план госпромышленности на 1926/27 г.» (стр. 304—305), всех капитальных работ по промышленности ВСНХ за 1925/26 хозяйственный год выполнено фактически на 781 млн. руб. Из них приходится на оборудование 213 млн. руб. и на здания 568 млн. руб. (считая вместе новые здания и ремонт уже существующих). В том: числе на жилищное строительство ушли почти 95 млн. руб., которые выше уже засчитаны в цене жилищного строительства госорганов. Остается на все строительство и ремонт нежилых зданий по промышленности ВСНХ 473 млн. руб. Прибавляя постройку и ремонт нежилых зданий прочими госорганами (школы, больницы, транспорт, коммунальные сооружения, торговые склады кооперации и органов НКТорга, холодильники и пр.), будем иметь в общем около 700 млн. руб ⁹

9)По «контрольным цифрам» Госплана (стр. 359) сумма всего строительства (включая ремонт) в транспорте, связи, торговле, коммунальном хозяйстве, просвящении, здравоохранении и общем управлении в 1925/26 г. составила около 500 млн. руб(в том числе транспорт почти 300 млн. руб.) Отбрасывая , однако, отсюда цену рельс и прочего оборудования и т. п., получим примерно около 250 млн.руб.

Вместе с затратой 200 млн. руб. госорганами на постройку жилищ всего получаем сумму до 900 млн. руб., для которой долю частника можно определить лишь грубо-ориентировочно, используя сведения ЦК Профсоюза строителей о распределении строительных рабочих.

Какая-то часть этих работ выполняется артелями, участники которых вообще не принимаются в члены профсоюза и потому им не учитываются. Многие из них являются действительными товарищескими ремесленными организациями выходцев из одной деревни. Но нередко в форме артели под видом «старшего» и т. п. выступает подрядчик. По крайней мере в упомянутой справке ЦК строителей пишет, что артели «в ряде случаев являются скрытой организацией частного капитала». Какая доля из всей суммы работ на 900 млн. рублей приходится вообще на долю подобных лжеартелей—неизвестно; в ремонтных работах кооперации, как мы видели, около 12 % (и столько же сдается незамаскированным подрядчикам). Если для госорганов вообще из осторожности предположить меньшую величину—до 5 %, то получим на долю артельно-замаскированной работы через подрядчика около 45 млн. руб.—вряд ли меньше.

Остальные работы выполняются наемными рабочими, в том числе наймом трудовых (нефиктивных) артелей. По данным ЦК Профсоюза строителей из рабочих, членов союза, на 1 октября 1926 г. у частных предпринимателей было занято почти 7 %, причем в среднем на одного частного предпринимателя приходилось 27 нанимаемых им рабочих. ЦК считает (упомянутая справка), что вместе с нечленами союза общее количество строительных рабочих у частных предпринимателей составит до 10 % всего их числа, не более. Можно считать поэтому, что, за вычетом строительства., лжеартелями, на открытую работу через подрядчиков у госорганов всего приходится около 85 млн. руб.

К этому надо прибавить еще строительные работы в крестьянской деревне. Ежегодно заново полностью отстраивается у нас до 500 тыс. дворов (считая отстраивающуюся часть прироста населения и восстанавливаемую часть сгорающих). Средняя цена построек одного крестьянского двора в 1926 г. в среднем по всему государству, по специальному обследованию НКЗема РСФСР, составляет 406 руб. по довоенным ценам (сборник «На путях социалистического развития», М., 1927 г., статья т. Свидерского, стр. 109). По нынешним ценам это составляет около 800 руб., а всего—около 400 млн. руб.¹⁰

10)»Контрольные цифры» Госплана принимают предположительно 769 млн. руб ., но мне кажется это не соответствующим строящемуся количеству новых изб.

Обычно принимается, что по меньшей мере наполовину крестьянин вкладывает собственный труд и собственный материал. Артели или отдельные рабочие нанимаются лишь для работ печных, столярных, кровельных ит. п., кое-где—для сборки и установки срубов, специалисты стенобиты (на юге) и т. д. Таким образом, на работу через артели, мелких подрядчиков и т. д. останется не свыше 200 млн. руб. Какая часть приходится в том числе на явных и скрытых подрядчиков вместе—неизвестно, но можно думать, что меньше, чем в городе, предположительно до 10 %, или около 20 млн. руб.

Таким образом, не считая собственного труда и собственного (непокупного) материала мелких строителей, вся цена ремонта и нового строительства жилых и нежилых зданий в 1925/26 хозяйственном году составила по СССР около полутора миллиарда червонных рублей. В том числе около 450 млн. руб. приходится на работу через трудовые артели, около 250 млн. руб.—на строительство через частный капитал (считая вместе открытые заказы подрядчику и работу через лжетрудовые, предпринимательские по существу артели) и около 800 млн. руб.—на работу государственных строительных организаций. На долю частного капитала приходится, таким; образом, около одной шестой части выполнения всех оплачиваемых строительных работ по СССР. Приэтом возможно, что из засчитываемых по отсутствию материалов полностью в сооружаемые государственным аппаратом 800 млн. руб. часть все же приходится на долю подрядчиков и лжеартелей.

Большая роль частника на рынке строительных материалов основана, таким образом, прежде всего, на большой роли строительства не через государственный аппарат (без малого половина, почти 700 млн. руб. «частный сектор» и около 800 млн. руб.—государственный), отчасти—отсутствием включения в план банковского кредитования снабжения средствами жилищной кооперации для кооперативной заготовки кустарных строительных материалов, необходимых для ремонта и отчасти для нового строительства. Кроме того госстройконторы вообще не берутся за мелкий ремонт, а организация кооперативных контор по мелкому ремонту встречает препятствие в указанном отсутствии специального кредитования этого дела.

Большая роль лжеартелей и артелей в самом производстве построек объясняется дополнительно еще крупными преимуществами, какие, по действующим законам, они имеют в снабжении лесом и других расходах (социальное страхование и т. д.) перед кооперативным и исполкомовским строительством. Уравнение условий, удешевляя кооперативное, исполкомовское и промышленное строительство жилищ, может внести существенные перемены в это дело.

Сумма оборотных средств частного капитала в строительстве, если не считать работы через трудовые артели, составляет примерно около 50 млн. руб., судя по обычному проценту авансирования при строительстве (сумма предпринимательского строительства, в том числе через лжеартели, составила, как мы видели, около 250 млн. руб. за последний год). Размер чистой прибыли должен составлять до 20 млн. руб. (т.е. до 8 %от оборота по аналогии с известными калькуляциями), что составляет до 40 %на капитал, т.е. приблизительно соответствует чистой доходности частного капитала в оптовой и полуоптовой торговле.

Одной из форм незаметного благоприятствования частному капиталу в области строительства является у нас проживание нетрудовых элементов в готовых муниципализованных квартирах (со вложением новых своих накоплений в рост спекулятивных операций), между тем как государство и рабочие отрывают у себя из необходимейшего средства для строительства новых жилищ, притом в недостаточном количестве.

Необходимо обязать нэпманов в двухлетний срок построить себе за свой счет новые квартиры без государственного кредита, освободив всю занимаемую ими крупную жилищную площадь. Люди, обложенные подоходным налогом не менее чем с 5 тыс. руб. в год, имеют возможность это сделать.

Необходимо дать возможность государственно-кооперативным строительным конторам работать по одним ценам с частнопредпринимательскими артелями: а) установив и для артелей и для госкоопстройконтор при стройке одноэтажных и двухэтажных домов одинаково пониженный процент социального страхования; б) уравняв рабочие строительные кооперативы в попенной оплате леса с крестьянами, оплачивающими лес по трудовой норме, откуда и питается частник более дешевым лесом; в) развив государственно-кооперативную заготовку кустарных строительных материалов включением ее в план банковского кредитования; г) поставив задачу создания госкооперативных контор по мелкому ремонту; д) ограничив прибыль в калькуляции госстройконтор не более чем 2 %.

Таким образом, можно считать, что частный капитал занимает около 15—20 % всех отхожих строительных рабочих, все же частное строительство—еще большую их долю.

Точно так же из крестьян, уходящих на заработки в леса, из этих 500 тыс. лесных рабочих тоже около 15—20 % приходится на лиц, занятых у крупных частных лесозаготовителей. Эти крупные частные заготовки (иногда еще и сейчас в «лжегосударственной» или «лжекооперативной» форме) являются основной базой частной торговли дровами и лесными материалами. Частная торговля лесом, в том числе оптовая, в настоящее время имеет очень большие размеры. Например в Москве она составляет около одной трети всего лесного-дровяного оборота, в провинции местами еще большую долю. Основывается она на двух источниках: вопервых, на том, что частный капитал сам заготовляет лес при помощи наемных рабочих и крестьянских артелей, и, вовторых, на том, что отдельные крупные скупщики скупают лес у крестьян, имеющих право рубить его без попенной платы на особо льготных условиях в пределах так называемой трудовой нормы из отведенных им лесных массивов. Благодаря этому частные заготовители леса получают возможность иметь лес для строительства и для продажи, в том числе дрова, отчасти дешевле, чем имеют кооперация и госорганы, которые платят попенную плату.

Таким образом, из обоих основных видов нынешнего крестьянского неземледельческого отхода—строительного и лесного—не менее 15 % эксплоатируется (и отчасти организуется) частным капиталом. Кстати сказать, это примерно соответствует той доле товарной продукции, какую капиталистическое предпринимательство имеет и в самом сельско-хозяйственном производстве. Что касается безработных черно-рабочих из деревни, находящихся в городах, то и из них некоторая часть попадает в руки частного капитала как подставные агенты в «очередях» у розничных магазинов, как ручные продавцы без патентов и т. д. Еще в большей мере относится это» к сохранившейся доле дальнего отхода на сельскохозяйственные заработки (на Кубань, в Крым и т. д.)

Перерастание и идеология.

Выше были уже показаны современные пределы вырастания определенно капиталистического производства из простого (трудового) товарного производства в нашем сельском хозяйстве. Но перерастание в капиталистического предпринимателя не ограничивается, конечно, только самым процессом сельскохозяйственного производства. Укрепившись здесь, земледельческий производственный предприниматель начинает использовать накапливаемые средства для организации местной сельской капиталистической промышленности по переработке сельскохозяйственных продуктов. Он начинает оперировать оказыванием кредита, выступая в качестве беспощадно закабаляющего ростовщика. Продавая товары собственного хозяйства, он заодно начинает скупать для перепродажи товары более мелких производителей. Он выступает иногда в качестве посредника по заготовке и (прасола даже для государственных и кооперативных органов, но начинает уже предпочитать иметь дело с частным же оптовиком города. Наконец, он начинает доставлять в деревню промышленные изделия из города (и от кустарей другим районов), открывает лавку и делается таким образом торговцем. Накопление в процессе предпринимательского сельскохозяйственного производства превращается таким образом в отправный и опорный пункт для перерастания в капиталистического предпринимателя и в области промышленности, кредита, заготовки и торговли.

Ниже, в отделе о торговле, мы коснемся вопроса о том, какую долю составляют частнокапиталистические заготовки в общих заготовках в деревне и какая часть получаемых деревней вообще промышленных изделий проходит через частноторговые руки. Опорой и агентом для того и другого является в первую очередь тот же тонкий верхний капиталистический слой крестьянства, о роли которого в земледельческом и животноводственном производстве и в их товарной продукции выше была речь. Здесь я хочу отметить лишь неправильность и поверхностность довольно распространенного приема рассматривать частного деревенского торговца, как какую-то отвлеченную категорию «чистой торговли».

Берут приэтом обычно весь оборот частной деревенской торговли, делят его поровну, между всеми торговцами, не отделяя даже хотя бы ручных разносчиков от остальных, и радостно заключают: вот как ничтожен средний оборот и, следовательно, «капитал» деревенского торговца. Здесь две неправильности. Вопервых, ручных торговцев очень много, а оборот их незначителен. Одно их выделение дает уже другую картину для суждения о деревенском лавочнике. Вовторых,—что самое главное,—эту лавку нельзя рассматривать изолированно от остального хозяйства ее владельца.

В оторванных от действительности рассуждениях можно создать в деревне разряд «чистых торговцев», ничем кроме своей лавки не занимающихся, на деле же в большинстве случаев лавка является лишь частью хозяйства ее владельца. Вырастая из производственного процесса простого (трудового) товарного сельского хозяйства и превращаясь в капиталистического предпринимателя, представитель верхних 2 % крестьянских дворов усложняет, расширяет свои предпринимательские операции. Он является одновременно и сельским хозяином, и ростовщиком, и лавочником, и скупщиком, и арендатором, и промышленным предпринимателем и даже сельскохозяйственным «сдельным рабочим». Но все это есть лишь разные формы приложения одного и того же его капитала. Связующей нитью всех частей его хозяйства является нетрудовой характер, т. е. применение своих средств для эксплоатации чужого труда. В отдельности «торговая часть» его капитала часто невелика, но она и не является устойчивой величиной. Владелец то больше направляет свой капитал в ростовщичество, то в торговлю, то в скупку и т. д., смотря по выгодности при данных обстоятельствах. У него свое «плановое хозяйство», свое маневрирование. Правильное представление об этой капиталистической верхушке деревни можно получить, только беря ее хозяйство в целом, а не по изолированным (обособленным) кусочкам, с рассматриванием каждого кусочка как самостоятельной величины. В отдельности у хозяина и кустарное предприятие может быть невелико, всего два-три рабочих, и в сельском хозяйстве всего два-три сезонных батрака, и лавка не тысячами ворочает, и задолженность ему соседних дворов абсолютно не так уж велика, и т. д. Но для правильного представления о «пауке» и о причинах ненависти к нему рядового крестьянства надо брать все это вместе. Иначе получается не действительная картина, а неосознанное или нарочитое «статистическое» подслащивание сельского капиталиста как совсем-совсем маленького кулачка, прямо «бедняцкого кулачка», о котором, собственно, и говорить бы не стоило, если бы не подымали о нем «шума».

В применении к сельской кустарной промышленности мы имеем возможность на массовом материале иллюстрировать, как идет в деревне постепенное вырастание капиталистического предпринимателя из простого товаропроизводителя—на почве переработки продуктов сельского хозяйства. Материалом служит произведенное ЦСУ в 1925 г. обследование мелкой сельской промышленности СССР, опубликованное на стр. 250—272 «Справочника ЦСУ на 1927 г.». Правда, здесь перед нами итог развития только первых четырех лет нэпа, между тем, по всем отзывам и отдельным имеющимся материалам, (именно последующие за этим обследованием два года (1925—1927) были временем особенно сильного роста этого явления в сельской промышленности.

К началу нэпа капиталистически организованной сельской кустарной промышленности, можно сказать, не существовало. Наемный труд стал появляться в ней лишь постепенно. Приэтом в первую очередь и больше всего он появляется именно в тех отраслях сельской промышленности, какие заключаются в непосредственной переработке продуктов сельского хозяйства (мукомольно-крупяная, маслобойная и кожевенная промышленность). В этом сказывается -связь с вырастанием капиталистических элементов в процессе сельскохозяйственного производства. Если разделить всю сельскую промышленность на две части—указанные три отрасли (чисто переработочные из крестьянского сырья) и все остальные (производство обуви, одежды, деревянных, металлических и гончарных изделий и т. д.), то получится такой результат. На первые три отрасли приходится около 60 % всей продукции сельской промышленности; (не считая цены сырья, вспомогательных материалов и топлива, а с ними—даже около 75 %). Из всех лиц, занятых в этих трех отраслях, наемных рабочих в 1925 г. было уже 14,5 %. А во всей остальной мелкой сельской промышленности из занятых в ней лиц наемных рабочих было только 4 %—в три с половиной раза меньшая доля. Таким образом, уже к 1925 г. не менее седьмой части трех основных отраслей сельской промышленности было организовано капиталистически, вернее—более седьмой части, ибо в некоторых случаях участвуют в производстве и несовершеннолетние члены семьи владельца (11,5 % занятых во всей мелкой сельской промышленности) и сами владельцы; к тому же продукция на среднего работника в этих более крупных предприятиях больше, чем в остальных. Надо иметь еще в виду, что данные о наемных рабочих не охватывают того вида капиталистической организации кустарной промышленности, который осуществляется так называемыми раздаточными конторами. Но для нас здесь интересно не полное представление об объеме капиталистических процессов в кустарных промыслах (об этом—в разделе о промышленности), а характеристика того, что в мелкой сельской промышленности вообще больше всего и быстрее всего стали ставиться на капиталистическую ногу именно те три отрасли, какие связаны с непосредственной (первичной) переработкой продуктов крестьянского хозяйства. На эти три отрасли в 1925 г. приходилось около половины наемных рабочих всей мелкой сельской промышленности. Эти три отрасли (мельницы, кожевенные заводы и заводы растительного масла) являются как раз теми тремя отраслями промышленности где государство признает роль частного капитала определенно вредной и стремится ее уменьшить.

Капиталистическое предпринимательство крупных крестьян в сельском хозяйстве в советских условиях успело уже к 1927 г. выработать своеобразную идеологию. Своеобразие ее заключается в манере обычные буржуазные стремления подавать в советском наряде. Требование частной собственности на землю предъявляется в скромной форме, подделывающейся к советскому пожеланию «устойчивости землепользования». Требование отмены права трудящихся на землю фигурирует под маской необходимости «заинтересовать производителя в улучшении производства». Стремление положить предел опасностям коллективизации и более широко обеспечить сельское хозяйство дешевыми батраками выступает в качестве попытки подсунуть буржуазное содержание под советскую линию на преодоление неблагоприятных последствий от безграничного дробления хозяйства при данной его системе. Причем все это, понятно—во имя вящшего торжества «национализации» и даже ради «бедноты».

Верхний слой крестьянства, будучи наиболее хозяйственно активным, грамотным и культурным, проявляет также большую общественную активность в проповеди доступными ему средствами -своей идеологической установки. Подымаясь снизу, наверху эти настроения обобщаются и более четко формулируются такими эпигонами народничества, как проф. Кондратьев, прямо формулирующий: слишком много индустриализации. Но и сама «деревенская верхушка» засыпает «город» своими обращениями о введении развернутого строя буржуазных отношений в деревне с фактическим выбрасыванием за борт нашего курса нарост социалистических элементов в сельскохозяйственном производстве ¹¹

11) Само собой, это встречает полную поддержку в заграничной эсеровской белогвардейской литературе. Характерна ненависть, с какой они не выносят самих слов «совхозы» и «колхозы». Вот, например, что пишет обо мне по этому поводу парижский орган Авксентьева, Бунакова и других видных эсеров. «Современные записки» в № 28 за 1926 г.: «Ю. Ларин примыкает к левому крылу правящей большевистской кучки. Это ему принадлежит первенство в злополучной идее создания совхозов; он же до сих пор является яростным защитником и плана коллективизации крестьянских хозяйств... Его тактика рассчитана на активно организованный в деревне политический раскол... (с кулаками.—Ю. Л.). Чтение (моих писаний.—Ю. JI.)—особенно неприятно» и т. д. (стр. 521—522).

В связи с обсуждением вопроса о новом законе о трудовом землепользовании и общине в различный органы печати, сосредоточивающие в Москве обсуждение этих вопросов, из деревни поступает очень много писем этого характера и даже статей. Вот типичное произведение такого рода настоящего крестьянина. Он пишет: «В настоящее время нет определенного хозяина земли. С одной стороны, земля национализирована, с другой стороны, ею распоряжается земельное общество, и, втретьих, отдельный крестьянин мыслит ее своею. Противоречия эти выпирают все сильнее и сильнее».

Далее: «Культурный рост сельского хозяйства тесно, неотделимо связан с переводом своего труда в денежный расчет... Без понимания этого не мыслится вообще прогресс в сельско-хозяйственной культуре». А для этого, по мнению нашего автора, ;нужны «другие земельные порядки», нужны такие порядки, когда «крестьяне на договорных началах с государством владеют землей, т. е. на арендных началах».

Он называет это «устойчивостью землепользования» и говорит: «...таким землепользованием кладется основа» денежному хозяйству в деревне. В этом вся сущность, чего мы не обойдем и не объедем, как бы нам этого ни хотелось». Если между государством и крестьянином не будет средостения в лице земельного общества, если крестьянин прямо от государства получит в аренду то, что он имеет, то никто уже на это не посягнет. Он будет платить за эту землю арендную плату, и это будет его земля. «Понятнее будет для каждого крестьянина, где его интересы и как он их может защитить».

«Как практически провести эту реформу, как конкретно можно мыслить самый подход?»—спрашивает автор и отвечает: «Состязание за обладание тем или другим куском и явится возможностью правильно достигнуть оценки земли»—правильной оценки. И заключает: «...перестанет быть повод к дроблению хозяйств на мелкие...» и т. д.

Другой крестьянский автор эти же требования о полном и открытом вовлечении земли в буржуазный оборот облекает в форму, как он выражается, «права засева». Как в городах есть право застройки, когда отводится какой-нибудь участок земли с правом застройки, так и в деревне можно ввести, чтобы земля «хотя и не продавалась, но чтобы продавалось другим лицам право засева на ней».

Само собой, бесконечное дробление хозяйства все на более и более мелкие кусочки при неизменной интенсивности хозяйства—невыгодно. Но выход из этого положения мы указываем в соединении мелких хозяйств, в коллективизации, в росте трудоемкости и интенсивности хозяйства. А идеология личного капиталистического предпринимательства указывает выход в принудительной недробимости индивидуальных хозяйств, создает этим тормоз коллективизации и самому праву на землю, но зато обеспечивает нынешнему пользователю возможность сохранения нынешней отсталой системы без перехода к более интенсивному хозяйству. Принудительная недробимость в том виде, как ее выдвигают капиталистические круги крестьянства, по существу является прикрытием частной собственности на землю и служит цели, как указано, обойтись без перехода к более интенсивным формам, допускающим безболезненное понижение средней земельной нормы на душу и избавляющего от роста аграрного перенаселения. В этом уже не только социально-реакционное, но и производственно-реакционное значение стремлений к сведению нанет регулирующих прав земельного общества. Рядовое трудовое крестьянское хозяйство, опирающееся на рабочую силу своей семьи, а не на капитал, не может быть сторонником введения этого порядка и упразднения регулировки пользования землей сельским обществом. Боро<