От Возрождения до барокко
Историческое рыцарство уже потеряло реальные черты в эпической средневековой литературе, которая представляла образ «паладина» в идеализированной и христианизированной форме. После обращения к этой теме в Италии, предпринятого Боярдо (Влюбленный Роланд) и Ариосто (Неистовый Роланд) в эпоху Возрождения в фантастическом и светском ключе, Торквато Тассо в своей поэме Освобожденный Иерусалим вновь вернулся к нравственному образу «рыцаря Христа» и идеалам крестовых походов. В этом контексте нет необходимости анализировать влияние на Тассо Контрреформации или ту роль, которую сыграла его религиозная совесть. Здесь важно подчеркнуть то влияние, которое поэма оказала на воображение читателей, укрепив священный символ Храма, а также магическое и демоническое ведение Востока и ислама. В качестве примера очень показательны стихи, предшествующие появлению султана:
Несет на страшном и огромном шлеме Солдан / змею, которая вытягивается и раздувает шею; / она привстает на лапах и расправляет крылья, / и изгибает дугой раздвоенный хвост; / кажется, что тремя он ворочает языками и брызжет ядовитой слюной, издавая при этом свой громкий свист.
Так Джованни Баттиста Пьяццетта (1683-1754), крупный итальянский живописец XVIII в., изобразил один из эпизодов из Освобожденного Иерусалима. Веское художественное дополнение к венецианскому изданию произведения в 1145 г. документально подтверждает, какой живой интерес пробудил Тассо к фигуре «рыцаря Христа» и к экзотическим сценам крестовых походов.
Появляются признаки возрождения интереса к рыцарству и теме «священной войны», в том числе и за пределами Италии: Георг Бек, главный церемониймейстер Якова I, короля Англии (1608 -1625), также отдал дань уважения образному представлению рыцарства в произведениях Ариосто и Тассо. Он не только определил печать тамплиеров как «иероглифику религиозного благородства и светской воинской учтивости», но и публично возвеличил Орден за мужество, с которым он встал на защиту христианских ценностей.
В конце XVII века, после того как братья Пьер и Жак Дюпои, хранители Королевской библиотеки в Париже, опубликовали акты процесса над тамплиерами, французский историк Этьен Балюз уделил большое внимание этому событию в работе Жизнь авиньонских пап. И в этом случае не столь важна позиция, занятая Балюзом в пользу Филиппа Красивого, как тот факт, что он стал пересматривать статьи обвинения и тем самым привлек внимание к темным сторонам средневековой истории, которая немногим более века спустя стала модной темой различных романов.
Впечатляющий вид на Авиньон, бывшей резиденции пап начиная с Климента V (1305-1314) до Григория XI (1310-1318), который восстановил папский престол в Риме за год до смерти. Этот исторический отрезок времени был внимательно изучен французским историком Этьеном Балюзом в его работе Жизнь авиньонских пап (1693), вместе с которой возобновилась дискуссия о роли Климента V в деле тамплиеров.
Кроме того, не следует забывать и тот интерес, который во времена барокко вызывали крупные процессы, открыв путь публицистике, предшествовавшей появлению журналистики. Громкое судебное дело наполнялось драматическими деталями и, кроме того, отвечало нравственной потребности в справедливости и психологической потребности поиска «козла отпущения». Примером этому может служить знаменитый «процесс над распространителями чумы», упоминаемый Мандзони. Этот нездоровый интерес к чудовищному преступлению или тайному заговору, способному перевернуть все общество, а также к ритуалам отправления людского правосудия и способам исполнения смертных приговоров не истощился и в наши дни.
«Свет» и тени XVIII века
Просвещение, ставшее одним из самых значительных культурных течений XVIII века, характеризуется борьбой, которую вели интеллектуалы против всех форм косности в области знания, и полемикой, на грани сарказма, против догматизма и суеверия. В частности, предметом критической переоценки стала вся история Запада или, точнее, 'то толкование, которое ей было дано и утверждено Церковью. Такой, например, была попытка Эдуарда Гиббона (1737-1794), одного из самых видных представителей эпохи Просвещения, автора Истории упадка и разрушения Римской империи, который, между прочим, обратил внимание на отнюдь не религиозный и не бескорыстный дух крестовых походов. Вольтер (1694-1778) также предпринял аналогичную попытку объективного анализа истории тамплиеров, единственная вина которых заключалась в чрезмерной гордыне и слишком большом богатстве, что побудило государство и Церковь пойти на временный союз для их уничтожения. В итоге Вольтер определил причину трагической судьбы Ордена как результат «отвратительных последствий времен невежества и варварства».
Однако эта необходимость «пролить свет» на прошлое и настоящее, которую испытывали просветители, не является единственной отличительной чертой культуры XVIII века. Помимо бурного развития, которое в этом веке получили тайные общества, с чем связан феномен храмовничества в узком смысле (см. с. 110), необходимо напомнить, что именно в это время были заложены политические, социальные и культурные основы для становления буржуазии. Для будущего господствующего класса дворянство, от которого буржуазия освободилась таким кровавым образом во время Французской революции, продолжало сохранять авторитет и большую привлекательность. Этим можно объяснить продолжительный интерес к рыцарству, тем более что с возникновением самых различных «орденов» в них получили доступ нувориши, люди, добившиеся успеха в свободных профессиях, или высокопоставленные гражданские чиновники, у которых не спрашивали подтверждения их аристократического происхождения.
Портрет Чезаре Беккария, итальянского просветителя, который в работе О преступлениях и наказаниях (1164) требовал глобального пересмотра юридической системы, в частности отмены пыток как ужасного пережитка Средневековья, порождавшего «доказанное зло, в то время как преступление человека, который им подвергается, еще совсем не является таковым». Парадоксально, что именно борьба просвещения против мрака и ужасов Средневековья, закрепившая за ним однобокий образ, мрачный и тревожный, способствовала возникновению «черного» стиля, который трансформировался в «готический» роман.
Правительства со своей стороны поощряли это пристрастие не только потому, что продажа почетных титулов приносила хороший доход в казну государства, но и потому, что это был один из способов укрепить связи нарождавшегося класса с государственной властью и обеспечить его поддержку.
Иллюстрация из Истории и анализа старинных рыцарских романов и романтических поэм Италии (1828), прекрасно передающая сценический и салонный характер, который вот уже два века сопровождает работы о рыцарстве.
Таким образом, во всей Европе огромным успехом, наряду с книгами по истории монашеских, духовных и рыцарских орденов, пользовались иллюстрированные рыцарские словари, в которых основной упор делался на роскошных костюмах и привлекательной символике. Достаточно напомнить одно из первых таких произведений (Ф. Буонанни Иллюстрированный каталог рыцарских и военных орденов. Рим, 1711), где тамплиеры, которых называют «самым благородным орденом из всех», облачены в такие фантастические доспехи, что напоминают римских легионеров. Более поздние произведения также не отличаются исторической точностью, и это говорит о том, что речь шла о самой настоящей «салонной» моде, противоречившей устремлениям просветителей к серьезной, критической и общественно направленной культуре.
Тамплиеры-«романтики»
В последние десятилетия XVIII века, в Европе, начиная с Англии, быстро распространился так называемый готический стиль, характеризовавшийся появлением большого количества романов и рассказов, действие которых разворачивалось в период мрачного Средневековья. Они были насыщены сверхъестественными, таинственными событиями, а действующие лица наделены сверхчеловеческими способностями.
В изобразительном искусстве это направление также нашло свое отражение не только в религиозной и гражданской архитектуре, живописи и скульптуре, но и в декоративном оформлении домов, меблировке и предметах домашнего обихода.
В контексте этого ярко выраженного и распространенного стиля история и тайны тамплиеров, непрерывный интерес к которым подпитывало масонство, стали предметом театральных произведений, таких как Сыновья долины немецкого драматурга Захариаса Вернера (1768-1823), включавшего две драмы: Тамплиеры на Кипре и Братья Креста, состоявшие из шести актов каждая. Загадочное воззвание к Богу в самом начале подготавливает к таинственной и мистической атмосфере всего произведения.
Лондон, Галерея Тейт: сцена из Макбета Шекспира, изображенная швейцарским художником Генрихом Фюсли (1141-1825). Творчество этого вдохновенного живописца, подверженного галлюцинациям, полностью укладывается в рамки «готического» стиля конца XVIII в., обращенного в области художественной прозы к Шекспиру, в противовес рационализму и классицизму, доминировавшим в то время. Фюсли, который во время своего длительного пребывания в Италии (1110-1118) углубленно изучал классическую античность и был покорен искусством Микеланджело, после возвращения в Англию (куда он переехал в 1163 г.), полностью погрузился в предромантическую атмосферу «готического романа».
Кабинет Вальтера Скотта (гравюра той эпохи).
Последние события из жизни Ордена, от переезда со Святой земли на Кипр до сожжения на костре Жака де Моле, представлены как предначертание всемогущего существа под названием «Тал», который тайно управляет судьбами государств и Церкви. Тал предрешил конец тамплиеров, потому что они стали недостойными миссии духовного обновления, которая им была предначертана. Молодой шотландский рыцарь Роберт, которому удалось выжить, таинственным образом был доставлен в пещеру, где собираются самые высшие члены Тала. Здесь ему вверяют истинное наследие тамплиеров, чтобы подготовить человечество к познанию «Последнего Евангелия», хранимого немногими избранными.
«Характер драмы чисто масонский, и многие из ее непонятных мест связаны с тем, ч то Вернер обращается, в первую очередь, к "братьям" ложи, к которой он принадлежал. С художественной точки зрения, несмотря на формальные достоинства красноречия и отдельные удачные лирические отрывки, произведение лишено жизненной силы; стиль первой и второй частей настолько различен, что можно подумать о двух отдельных произведениях. Таким образом, ценность произведения чисто документальная: но прочесть его исключительно важно тем, кто занимается изучением отношений между немецким мистическим масонством конца XVIII века и романтической мыслью» (Альда Манги).
Во Франции интерес к событиям, связанным с тамплиерами, никогда не угасал. Сам Наполеон Бонапарт использовал их в символическом плане, чтобы изгнать все тени своего революционного прошлого (существовала даже легенда, что казнь Людовика XVI была последним актом мести тамплиеров потомку Филиппа Красивого). Для этого Наполеон в 1808 г. заставил парижское духовенство провести торжественную церемонию по отпущению грехов и реабилитации Жака де Моле, на которой Бонапарт присутствовал в окружении семьи, самых близких соратников и высших представителей масонства. Вместе с тем за три года до этого, когда в Париже шло представление драмы Тамплиеры провансальского драматурга Франсуа Ренуара, Наполеон решил собственноручно написать критическую статью, поскольку, по его мнению, та настойчивость, с которой автор обличал несправедливость и коварство, проявленные монархом, нежелательным образом представляет в глазах общественности образ политической власти как таковой.
В период романтизма тамплиеры не могли быть обойдены вниманием беллетристики, в которой ведущее место занимал исторический роман, где фантастический вымысел опирался на результаты исследований ученых эрудитов.
Портрет молодого Наполеона ((фрагмент картины А. Дж. Гросса, посвященной битве при Арколи, 1196).
В романе Айвенго Вальтера Скотта (1771-1832), опубликованного в 1820 г., действие разворачивается во времена Третьего крестового похода, а высокомерный тамплиер Бриан де Буа Жильбер выступает в роли отрицательного персонажа, которому противостоит положительный герой. За развитием событий, как бы на затененном фоне возникает Святая земля, где наряду с крестоносцами, вдохновляемыми самыми благочестивыми и светлыми идеалами, рыцари Храма стремятся только к воинской славе и мирской власти, не подчиняясь никакой власти или дисциплине, за исключением внутренней власти Ордена, ради которого они были готовы на все.
Айвенго в покоях леди Ровены (литография 1828 г. Франческо Хайеса. Милан, Национальная библиотека Брайденсе). Начиная с первых страниц романа Айвенго Вальтер Скотт подчеркивает надменность, двуличие и безжалостное злоупотребление властью тамплиеров, воплощенных в образе Бриана де Буа Жильбера.
В романе Талисман, опубликованном в 1825 г. в серии Рассказы о крестоносцах, Скотт наносит еще один удар по репутации тамплиеров, представив их Великого Магистра как образец… вероломства и предательства. В итоге мы снова видим взаимопроникновение истории и легенды, подменяющих друг друга. Но если у Скотта фантазия была ограничена историческими рамками, то поколение писателей середины XIX века сосредоточило свой интерес на таинственном, сверхъестественном и на других культурах, отличных от той, которая сформировалась на христианском Западе.
Наиболее видным представителем этого направления был француз Жерар де Нерваль, родившийся в 1808 г. и умерший на виселице в 1855 г. Страдавший болезненной чувствительностью и снедаемый приступами безумия, он в очень молодом возрасте перевел Фауста Гете и примкнул к масонам. В 1843 г. Нерваль совершил поездку на Восток и посетил Мальту, Египет, Сирию, Ливан, Кипр и Константинополь. На основании собранных материалов он написал книгу Путешествие на Восток, опубликованную в 1851 г.
Нерваль был твердо убежден в том, что средневековые тамплиеры тайно занимались поисками религиозно-эзотерического синкретизма, черпая познания из гностицизма, от христианской секты ессеев и исмаилитской секты ассасинов, а также из учения сирийских друзов. Пересказывая восточные легенды, в которых говорится, что друзам была открыта последняя религия, в центре которой находится бог Хаким, с мистическим именем Аль-бар, Нерваль упрочил в сознании читателей мысль, что тамплиеры, несмотря на свое внешнее сходство с другими духовно-рыцарскими орденами своего времени, были ближе к современным шотландским масонам (см. с. 115), чем к грубым крестоносцам, вдохновляемым ограниченными и узкими религиозными идеалами: мнение, противоположное взглядам Вальтера Скотта.
Портрет Жерара де Нерваля. Писатель после ряда публикаций в журналах и газетах на темы Востока опубликовал в 1851 г. книгу Путешествие на Восток, в которой, между прочим, рассказал о своих воображаемых любовных похождениях с дочерью одного из шейхов-друзов. Комментируя это и другие произведения Нерваля, сюжеты для которых он позаимствовал из восточных легенд, его современник и друг Теофиль Готье заметил, что использование «некоторых намеков посвященного, некоторых каббалистических формул некоторых форм поведения, свойственных иллюманату», наводило на мысль, что он «говорит от первого лица».
То, что тамплиеры обладали не совсем понятным знанием и практиковали непонятные вещи, считал так-же французский историк и философ Жюль Мишле (1798-1874), официальный куратор издания рукописей процесса над тамплиерами (1837- 1851). Но не скрупулезные архивные и филологические исследования ученого оказали большое влияние на общественное мнение, а его личная концепция истории, нашедшая свое выражение в Библии человечества, которая была напечатана в 1864 г. Придерживаясь демократических, антиклерикальных взглядов, разочаровавшись в консерватизме, возобладавшем в стране после Французской революции, Мишле рассматривал различные цивилизации, приходившие на смену друг другу, различая при этом «народы света» и «пароды сумерек и ночи», ставя первым в заслугу то, что они способствовал и прогрессу, и обвиняя вторых в том, что они тормозили и чинили препятствия на пути раскрепощения человека. Так, свету, зажженному Индией, Персией и античной Грецией, которые обогатили человечество созданием семьи в ее природной чистоте, сделали труд созидательным благом и выработали гражданское чувство, противопоставляются сумрак, распространяемый египетской цивилизацией, одержимой культом смертью, сирийская цивилизация с ее изнеженными культами и еврейская цивилизация, распространившая в людях страх перед мстительным и избирательным Богом. Также и христианство, подменив идеал справедливости, как результат плодотворного и деятельного трудолюбия на пути развития человечества, Божьей милостью, исходящей сверху, стало препятствием для прогресса.
Иллюстрация к изданию 1911 г. книги Ведьма Жюля Мишле, впервые опубликованной в 1862 г. Автор рассматривает колдовство как форму протеста простого народа и прежде всего женщин против репрессивной и догматической власти, которая претендовала на слепое повиновение. Очевидно, Мишле не мог применить такой идеологический подход к тамплиерам, которые в Средние века обладали значительной властью и поддерживали взаимовыгодные отношения с сильными мира сего до самого конца.
И все же, несмотря на то, что Мишле защищал различных бунтарей истории, выступавших против установившегося порядка, таких, например, как ведьмы, он считал, что тамплиеры, представлявшие слишком элитарное сообщество, неприязненно относившиеся к женщинам и, возможно, практиковавшие содомию, фанатики, подчинявшиеся только руководителям Храма, увлеченные колдовством и сатанизмом, – не должны войти в список жертв, заслуживающих реабилитации. Несмотря на то (как считает Мишле) что им пришлось пройти через ужас допросов, пыток и сфальсифицированный процесс, они в любом случае заплатили сполна за все преступления, совершенные в прошлом.
Здесь мы можем проститься с Жюлем Мишле и периодом романтизма в целом, приведя оценку Бенедетто Кроче фундаментального труда великого французского мыслителя История Франции в шестнадцати томах: «В Истории Франции Мишле фантастическое представление Франции в образах как физического, интеллектуального и нравственного индивидуума, наделенного собственным гением и миссией в мире, к настоящему и прошлому которой обращаются, чтобы предвидеть будущее, не лишено тонких и оригинальных исторических суждений, вытекающих из нравственно-политических проблем, к которым Мишле обращался с глубокой и благородной заинтересованностью на протяжении всей жизни».