Формирование средневековых индийских литератур 25 страница
Говоря о литературе Ближнего Востока в Средние века, следует выделить из мусульманского мира своеобразные литературы евреев, коптов, сирийских христиан и народов Эфиопии. Коптская, сирийская и абиссинская литературы являются не только литературой христианского населения, но и литературой, сугубо сосредоточенной на христианской теме, на агиографии христианских святых и т. п. Поэтому она освещается в том же разделе, что и византийская литература. Что же касается еврейской литературы, то в ней сочетаются дохристианские библейские традиции с заметным влиянием арабо-мусульманской культуры.
В первые века нашей эры еврейская литература организуется вокруг комментариев к законодательным текстам Библии. Комментарии эти составили Талмуд, содержащий не только записи правовых и культовых норм, нравственных предписаний, хозяйственных советов, описание обычаев и т. п., но и большое количество восходящих к фольклору литературных элементов в виде легенд, сказок, притч, поговорок. В VIII в. возникло реформистское движение караимства, отвергнувшее Талмуд и создавшее свой вариант правовых комментариев к Библии.
В VII—IX вв. большое развитие получила литургическая поэзия на древнееврейском языке (эти стихи назывались пийут).
Настоящий расцвет еврейская литература, прежде всего поэзия, испытала в X—XIV вв. в арабской Испании. Евреи, поселившиеся в стране задолго до арабского завоевания, стали участниками в создании и распространении сложной и блестящей арабизированной культуры Андалусии. Они принимали особое участие в культурном обмене между западными и восточными частями Халифата, а также в деле перевода арабских писателей и мыслителей на латинский язык, бывший языком науки в Западной Европе.
Евреи писали и по-арабски, и по-еврейски. Они, как правило, ориентировались на арабские поэтические образцы — в области метрики и жанра.
Дунаш бен Лабрат (ок. 920—980) модифицировал арабский аруд и выработал еврейскую просодическую систему, отличную от пийутов. Лабрат, а также Менахем бен Сарук и Иосиф бен Авиатур принадлежали к кордовскому кругу еврейских поэтов X—XI вв. Самуил Ха-Нагида и Соломон ибн Гебироль (1021—1055) возглавили гранадский круг еврейских поэтов. Соломон ибн Гебироль — создатель еврейской философской лирики, автор философского трактата в неоплатоническом духе «Источник жизни», повлиявшего (в латинском переводе) на христианскую схоластику Запада.
Крупнейшие поэты следующего поколения — Моше ибн Эзра (1055 или ок. 1070 — ок. 1138) и знаменитый Иегуда Галеви (1080—1141) — самый крупный еврейский средневековый поэт, оказавший влияние и на испанскую поэзию. Моше ибн Эзра прославился не только как изысканный стилист, но и как автор первого теоретического сочинения по еврейской средневековой поэтике («Книга беседы и упоминания»).
Апологетике иудаизма в форме диалогов хазарского царя и представителей различных религий Иегуда Галеви посвящает написанные по-арабски «Доводы и доказательства в защиту униженной религии», но главное его наследие — многочисленные стихи панегирического, анакреонтического и элегического характера, пийуты в манере светской поэзии, а также религиозные поэмы.
Уже в XIII в. традиции светской литературы, выработанной в арабской Испании, продолжают жить в творчестве поэтов Северной Испании, Италии, Южной Франции и стран Переднего Востока.
Иегуда Алхаризи (1165—1225) и Иммануил Римский (ок. 1268—1330) используют для своих стихов форму макамы. Иммануил Римский испытал влияние и итальянской литературы, ввел в еврейскую поэзию форму сонета, выступил в подражание Данте с поэмой «Ад и Рай».
210
Развивается дидактическая и сатирическая проза, включающая, в частности, блестящую пародию на Талмуд жившего в Италии Калиномоса бен Калиомос.
Крупнейший средневековый испано-еврейский мыслитель Моисей Маймонид (1135—1204) с позиций рационалистического богословия пытался примирить еврейскую религиозную традицию с аристотелизмом (написанный по-арабски «Путеводитель блуждающих»).
Как мы могли убедиться, еврейская литература в период Средневековья не имеет единого центра; она в основном тяготеет к Кордовскому халифату и развивается в тесном взаимодействии с арабской литературой. В дальнейшем сфера ее бытования меняется.
Подводя итоги, следует подчеркнуть, что в общем и целом литература Ближнего Востока, с одной стороны, проходила примерно те же фазы, что и западноевропейская средневековая литература, но с другой — на фоне развитой городской культуры, благодаря более раннему обращению к античным культурным традициям, влиянию еретических течений и философского свободомыслия — гораздо ранее проникалась гуманистическими идеалами и подошла к разработке той проблематики, которая стала доступной Западу уже в эпоху Возрождения.
Арабская литература [VI—XIII вв.]
210
Под арабами до VII—VIII вв., т. е. до возникновения ислама и его завоеваний, мы подразумеваем население Аравийского полуострова, как кочевников, так и оседлое. В ходе завоеваний огромных территорий от границ Франции на Западе до границ Китая на Востоке племена Аравии частично переселились в покоренные страны, главным образом в Сирию, Месопотамию, Южный Иран, Египет, Северную Африку, и постепенно слились с местным населением. При этом некоторые покоренные народы по прошествии нескольких веков полностью «арабизировались», другие восприняли у завоевателей религию и некоторые элементы языка и культуры (жители Ирана, тюркское и иранское население Средней Азии и Закавказья) и, наконец, третьи сохранили свою культурную, религиозную и языковую самобытность (армяне, грузины и т. д.).
Таким образом, завоеватели и арабизировавшееся население завоеванных областей образуют сплав, ставший позднее этнической основой при образовании современных арабских народов. VIII—XII вв. — время наивысшего культурного расцвета арабских провинций Халифата вошло в историю как классический период арабской литературы.
Письменный арабский язык классического периода складывался на основе племенных диалектов Аравии, причем в его формировании значительную роль сыграли древняя поэзия и Коран. В устной речи жители арабских областей Халифата пользовались местными диалектами, различия между которыми, очевидно, были весьма значительны. На классическом арабском языке написана богатейшая научная и художественная литература. Почти все образованные люди Халифата вне зависимости от этнической и религиозной принадлежности писали на литературном арабском языке, который, подобно латыни в средневековой Европе, был для народов Ближнего и Среднего Востока международным языком.
Древнеарабская поэзия была устной. Она зародилась в условиях родо-племенного строя и оставалась по преимуществу племенной на всем протяжении периода возникновения ислама и арабских завоеваний вплоть до VIII в. Устной была и древнеарабская проза (предания, пословицы, произведения ораторского искусства), дошедшая до нас, как и древнеарабская поэзия, в более поздних записях. В отличие от поэзии, всегда авторской, произведения древнеарабской прозы часто носили фольклорный характер. До конца VII в. арабская словесность создавалась исключительно в среде жителей Аравии и их потомков, выселившихся за пределы полуострова в ходе арабских завоеваний.
В VII столетии возникает письменная арабская литература; в своем развитии она прошла три этапа: первый — раннесредневековый (середина VII — середина VIII в.); второй — классический (середина VIII—XII в.); третий — позднесредневековый (XIII—XVIII вв.).
Средневековая арабская литература была литературой развитого феодального общества. Однако в ранней средневековой поэзии еще очень сильны племенные поэтические традиции; проза еще носит традиционно-бедуинский ораторско-риторический характер. Начиная с VIII в. все большее распространение получает письменное творчество, в которое широко включаются воспринявшие арабский язык и исламизированные жители покоренных провинций (вольноотпущенники-«клиенты»
211
племен-завоевателей, так называемые мавла, мн. — мавали). Наступает эпоха расцвета всех основных жанров поэзии. Под влиянием иранских дидактических сочинений возникает нравоучительно-развлекательная литература адаб. Литераторы-прозаики блестяще разрабатывают форму посланий (рисала) и изысканной плутовской новеллы (макамы). Наконец, в позднесредневековой литературе при упадке придворной поэзии на первый план выдвигаются жанры, ранее не игравшие столь существенной роли в среде образованных сословий: суфийская лирика, городская новеллистика и народный роман. Особый раздел арабской средневековой литературы составляет арабская литература в Испании (андалусская литература) VIII—XV вв., всецело связанная с восточноарабской классической традицией, но испытавшая на себе и местное романское влияние.
211
СЛОВЕСНОЕ ИСКУССТВО ДРЕВНИХ АРАБОВ
(VI — СЕРЕДИНА VII В.)
Древнейшие из сохранившихся южноарабских надписей восходят, вероятно, к первым векам I тыс. до н. э. и свидетельствуют о высокой культуре южноаравийских царств, в первую очередь Сабейского государства. Бедствия климатические (засуха, возможно, изменение климата) и политические (войны, вторжения завоевателей) неоднократно приводили к переселению кочевников Южной Аравии на север.
В степях Центральной и Северной Аравии с незапамятных времен кочевали бедуины-скотоводы, жившие первобытнообщинным строем. Относительная перенаселенность Аравии (в условиях кочевого скотоводческого хозяйства) и недостаток пастбищ и источников воды постоянно вызывали межплеменные кровопролитные войны и периодически приводили к выселению аравийских кочевников на север за пределы полуострова.
К VI—VII вв. н. э. в центральных и северных областях Аравии разложение первобытнообщинного строя зашло уже достаточно далеко. Росло ожесточение межплеменных войн, длившихся целыми десятилетиями. Старое внутриплеменное единство взрывалось все обострявшимся конфликтом между рядовыми членами племени и родовой знатью. Изгнанники, покидавшие род в результате внутриплеменных конфликтов, образовывали разбойничьи отряды, нападавшие на оседлые и кочевые поселения, и даже, вопреки старинным традициям, становились грозой для соплеменников. Именно этой кризисной эпохой датируется замечательная лироэпическая поэзия доисламских арабов, и посегодня сохранившая эмоциональное воздействие и поражающая образным богатством в своеобразием формы.
Творчество древнеарабских поэтов первоначально было тесно связано с магией. Считалось, что поэт обладает магической силой, способной нанести реальный вред врагу и вражескому племени, оказать влияние на загробную жизнь умершего. Умение сочинять стихи ценилось в бедуинском воине не меньше, чем храбрость. Искусство стихосложения передавалось из поколения в поколение; существовали семьи и роды, постоянно выдвигавшие из своей среды замечательных поэтов. Поэт занимал высокое положение в обществе — он был певцом племени, хранителем его героических традиций. Каждое племя дорожило поэтом, умевшим острым словом и защитить его честь, и сразить врага. Правители аравийских княжеств постоянно стремились привлечь поэтов в свои столицы, чтобы, используя их влияние на умы и сердца кочевников, укрепить свой авторитет.
Язык произведений доисламской поэзии отличается большой разработанностью и гибкостью, что свидетельствует о предшествовавшем длительном развитии. Несмотря на некоторые диалектные различия в языке поэтов — выходцев из различных племен Аравии, в целом язык доисламской поэзии един. По-видимому, эта общность арабского поэтического языка сложилась в результате постоянных перемещений кочевников по полуострову и широкого межплеменного культурного обмена, осуществлявшегося главным образом на знаменитых аравийских ярмарках, во время которых поэты из разных племен демонстрировали свое поэтическое искусство, а военные состязания сменялись поэтическими.
Доисламская поэзия дошла до наших дней в поздней записи. На протяжении многих поколений сочинения бедуинских поэтов передавались изустно рапсодами — равиями и декламаторами стихов, удерживавшими в памяти тысячи стихотворных строк. Только с середины VIII в. произведения доисламских поэтов стали собираться, записываться и комментироваться средневековыми филологами, рассматривавшими их как образец поэтического творчества. При этом устойчивость поэтической формы оберегала стихи древних поэтов от искажений.
Антологии средневековых филологов сохранили нам имена более ста поэтов, творчество которых приходится примерно на полтора-два столетия с начала VI и до конца VII в. Самые прославленные из произведений древнеарабской поэзии — семь стихотворений, получивших впоследствии название «муаллаки», поэтов Имруулькайса, Тарафы, Зухайра, аль-Хариса ибн
212
Хиллизы, Амра ибн Кульсума, Антары, Лабида были собраны в VIII в. равием Хаммадом в особый сборник «аль-Муаллакат». Другие стихотворения авторов муаллак и менее знаменитых доисламских поэтов были собраны филологами аль-Муфаддалем ад-Дабби (вторая половина VIII в.), аль-Асмаи (740—825/31) и поэтами Абу Таммамом и аль-Бухтури. Стихотворения поэтов и отрывки из них были включены также в антологии филологами Ибн Кутайбой (828—889) — «Книга поэзии и поэтов» («Китаб аш-шир ва-ш-шуара») и Абу-ль-фараджем аль-Исфахани (897—967) — «Книга песен» («Китаб аль-агани»), а также и многими другими, не менее популярными авторами.
Именно в доисламский период выработались основные приемы арабского стихосложения. Несомненно, дошедшим до нас зрелым поэтическим сочинениям предшествовал длительный период развития. Раньше всего появилась ритмизированная прозаическая речь, «устные строчки» с рифмующимися последними слогами, которой пользовались прорицатели (кахины) в своих пророчествах-заклинаниях и которая впоследствии развилась в строго выработанную рифмованную и ритмизированную прозу (садж), а также простейшая метрическая форма арабского стиха — двойной ямб (раджаз), который, в свою очередь, явился, возможно, основой для всех остальных арабских стихотворных размеров.
Арабская метрика (аруд, перс. — аруз), подобно латинской и греческой, квантитативна, т. е. основана на чередовании слогов неодинаковой долготы. Определенное сочетание кратких и долгих слогов составляет стопу, сочетание двух — четырех стоп образует полустишие, а два полустишия с обязательной цезурой составляют стих (бейт). В зависимости от чередования долгих и кратких слогов арабская поэзия знает 16 стихотворных размеров.
В каждом арабском стихотворении рифма остается единой на протяжении всех стихов (монорим). Поэтому арабские стихотворения часто именуются по их рифме: например, лямийа — стихотворение, все стихи которого оканчиваются на согласную л («лям»), нунийа — на н («нун») и т. д.
Основные композиционные формы арабской поэзии — небольшое стихотворение, не превышавшее двух-трех десятков стихов (кита, или мукаттата, букв. — отрывок), и небольшая поэма (касыда). Кита — стихотворение с единой темой и простой композицией — могла быть самостоятельным произведением или отрывком из касыды. Форма кита использовалась особенно широко в двух древнейших самостоятельных жанрах доисламской поэзии — хиджа (поношение, осмеяние) и риса (оплакивание умершего).
Хиджа развилась из выкриков-угроз врагу, имевших первоначально значение магических заклинаний и предшествовавших сражению. При помощи хиджа бедуинский поэт разжигал ненависть к врагу, не пренебрегая при этом самыми грубыми и бранными выражениями, отражал подобные нападки противника и защищал честь своего племени. Другой древнейший жанр доисламской поэзии, риса, вел свое происхождение от песен-причитаний на похоронах (заплачек), которые согласно обычаю исполняли женщины племени.
Но главной поэтической формой была касыда с более или менее устойчивой композицией, Касыда состояла из нескольких следующих друг за другом в определенном порядке частей, посвященных различным событиям бедуинской жизни или картинам аравийской природы. Все описываемые ситуации и картины были хорошо знакомы бедуинскому слушателю, и поэтому в его сознании отдельные части касыды без труда увязывались в единое целое, а начиная с VIII в. плавность перехода от одной темы к другой достигалась поэтами и стилистическими средствами. Каждая такая часть, получившая в арабской поэтике определенное название, стала зародышем будущих самостоятельных поэтических жанров.
Древнеарабская касыда обычно начиналась с того, что едущий по пустыне на верблюде или коне поэт предлагал своим спутникам остановиться в некоем месте, где видны следы покинутого бедуинского становища. Это зрелище наводит поэта на грустные воспоминания об ушедших счастливых временах, о былых встречах с возлюбленной и о разлуке с ней. Вспоминая подругу, с которой он провел лучшие часы жизни, поэт рисует ее внешность, одежду, украшения. Это лирическое вступление к касыде (насиб), с ее часто откровенно чувственными описаниями возлюбленной и свиданий с нею, еще наивно-эротично и не звучит «непристойно», как это будет позднее у придворных поэтов, испытавших влияние придворной культуры Ирана и Византии. Далее внимание поэта переносится на его верного спутника — коня, верблюда, а еще чаще верблюдицу. Поэт подробно описывает животное, превознося его силу, быстрый бег, выносливость, а затем незаметно переходит к главной теме касыды — к фахру: воспевает свои подвиги или славные деяния своего племени, высмеивает врага, призывает соплеменников к битве.
В фахре племенной герой как бы отождествляется со всем племенем, становится носителем его доблестей и идеалов, интересов и судьбы.
213
В какой-то степени в фахре можно видеть зачатки героического эпоса, полного развития у арабов так и не получившего. С фахром тесно связана и генетически, и типологически другая самостоятельная часть касыды — мадх (панегирик), который позднее в поэзии зрелого арабо-мусульманского общества был широко распространен, он оттеснил на задний план, а иногда и вовсе вытеснил из касыды доисламские самовосхваления.
Значительную часть касыды составляет васф (описание аравийской природы, спутников бедуина — коня или верблюда, достопримечательных мест, покинутых кочевий или разрушенных поселений, а также сражений и единоборства, племенных собраний, традиционных игр и других событий племенной жизни). Васф, как и насиб, выполнял орнаментальную функцию и обычно служил своего рода поэтическим фоном, создающим у слушателей соответствующее настроение и подводящим к основной теме произведения. Именно васф придавал касыде эпичность, здесь чувства поэта перемежались с повествованием и описаниями и создавали гармонию между миром и жизнью, существующими «объективно», и их лирическим восприятием и осмыслением в других частях касыды.
Особое место в касыде занимают разнообразные изречения морального и общественного характера (хикма) в виде одного или нескольких стихов. Хикма у древних арабов, подобно греческим гномам, была основным способом формулирования норм общественной морали. В некоторых хикмах доисламских поэтов звучали мотивы бренности бытия, скепсиса и разочарования, симптоматичные для кризисной поры ломки родо-племенных отношений. С радостно-языческими описаниями в касыдах некоторых поэтов (Имруулькайса и особенно Зухайра) часто соседствуют горестные ламентации о давно ушедших патриархальных временах единства племени, сменившихся всеобщим ожесточением и враждой. Этим же настроением — тоской по невозвратному прошлому проникнуты и интимно-лирические вступления. Уже в доисламской касыде обычно в виде нескольких стихов часто присутствует тема вина и застольных радостей, которая впоследствии превратится в самостоятельный жанр застольной лирики (хамрийят), столь популярной в придворных кругах и среди горожан арабо-мусульманской империи.
Идейно-тематическое содержание доисламской поэзии было тесно связано со спецификой бедуинской племенной жизни, ограничивавшей воображение поэта определенным кругом образов и ассоциаций. Бедуинские поэты в своих представлениях об идеале и в эстетической оценке жизни не выходили за пределы общеплеменных представлений. Это духовное единство, даже слитность с родом и племенем играли решающую роль в мироощущении бедуинских поэтов, для которых не существовало индивидуальных, не разделяемых соплеменниками переживаний.
Бедуинский поэт не пытался поразить слушателей новой, неожиданной темой или оригинальностью мысли. Он стремился к тому, чтобы, развивая традиционную тему, превзойти своих предшественников и соперников в правдивости изображения, выразительности и лапидарности поэтической речи. Близость кочевников к природе, привычка преодолевать трудности жизни в пустыне обострили их способность к внимательному и точному наблюдению окружающего. Художественное мышление бедуинского поэта всегда конкретно. Образы в доисламской поэзии, как правило, строились при помощи сравнений, взятых из окружающей жизни. Эти сравнения, основанные на внешнем сходстве, перерастали иногда в яркие описания, составляющие главную прелесть древнеарабской поэзии. Так, поэт Зухайр уподобляет войну мельнице, перемалывающей зерно, или сбору урожая, а глаза миротворца Харима — двум ведрам воды.
Концентрированное изображение — одна из главных особенностей доисламской поэзии. Небольшие, в несколько десятков строк поэмы вмещали ряд стремительно чередующихся картин бедуинской жизни. При этом в создании поэтического образа большую роль играли также приемы фонетические: аллитерации, звукоподражания и другие средства звуковой окраски стиха.
Уже в доисламский период наряду с племенным поэтом-бедуином появляется фигура панегириста, за вознаграждение воспевающего правителей аравийских княжеств. Постепенно понятия «поэт» и «панегирист» становятся почти синонимами, в особенности в феодальном Халифате.
Самым крупным доисламским поэтом арабская традиция справедливо считает Имруулькайса (ум. в середине VI в.). Он с детства проявлял большие поэтические способности. Отец, киндский князь, пытался заставить его отказаться от «сочинительства» (видимо, изменялось отношение к ремеслу поэта, которое начало представляться делом недостойным для княжича) и в конце концов изгнал из дома. С группой друзей Имруулькайс бродил по пустыне, охотился, сочинял стихи. Однако, узнав о гибели отца, поэт поклялся отомстить за него; после ряда военных неудач он пытался заручиться поддержкой Византии в борьбе с союзниками Ирана — хирскими князьями, но на обратном пути из Константинополя умер.
214
В творчестве Имруулькайса сказалась некоторая двойственность положения поэта — выходца из знатного рода, глубоко связанного с бедуинским бытом и племенными традициями и вместе с тем уже знакомого с жизнью аравийских княжеств и даже Византии. В его стихах уже чувствуется влияние утонченной придворной культуры соседних с Аравией империй — Византии и Ирана.
Арабская традиция считает Имруулькайса создателем касыды со всеми ее композиционными элементами — оплакиванием следов кочевья, воспоминанием о возлюбленной и т. д. Шедевром Имруулькайса арабскими средневековыми филологами признается его муаллака. В Средние века арабы объявляли муаллаку Имруулькайса непревзойдённым образцом и даже художественным эталоном.
Имруулькайс по праву считается у арабов замечательным мастером пейзажной лирики, певцом суровой аравийской природы. Большое место в его поэзии занимает и любовная тема — наивные, откровенно чувственные описания прелестей возлюбленной и тайных любовных свиданий.
Порой в стихотворениях Имруулькайса звучат жалобы на судьбу, нотки скептицизма, разочарования в жизни, мотивы бренности бытия и размышления о неминуемой смерти. Эта пессимистическая струя навеяна, по-видимому, не только личной судьбой поэта-изгнанника, но и ощущением общего неблагополучия, распада и деформации старых, патриархальных связей и установлений.
Другой прославленный поэт доисламской Аравии — Зухайр ибн Аби Сульма (ок. 530—627). Поэт-миротворец, Зухайр считал межплеменную вражду основной причиной ослабления былого племенного могущества и источником несправедливостей и в своей поэзии неустанно призывал арабские племена к примирению.
Центральное место в поэзии Зухайра занимают панегирики, однако в них поэт воспевал не «сильных мира сего», не царей и вождей, а тех, кто своей деятельностью способствовал процветанию племени и прославился миролюбием, щедростью и другими традиционными бедуинскими добродетелями. Облекая свои аргументы в образную форму, он вместе с тем упорядочивает касыду, делает ее ясной и логичной, подчиняет общей идее. В муаллаке Зухайра нет той живости воображения и сочности образов, которые характерны для Имруулькайса. В арабскую традицию Зухайр вошел как олицетворение рассудительности и добродетели в противовес беспечным «вольнодумцам» Имруулькайсу и Тарафе. Даже лирические вступления в касыдах Зухайра — скорее порождение ума, чем чувства, поэт начинает с них поэмы только по традиции — они обычно коротки и лишены интимно-любовного элемента. Весьма сдержанны и хиджа Зухайра, обычно назидательные.
Многие строки в касыдах поэта имеют характер лирических медитаций и полны пессимистических раздумий о жизни. Поэт остро ощущает несовершенство мира, в котором царят межплеменные распри, произвол и несправедливость, забываются племенные идеалы, исчезает былая внутриплеменная спаянность, патриархальная бедуинская этика.
Особое место в ряду доисламских бедуинских поэтов занимает негр Антара ибн Шаддад (ум. ок. 615), поэт-воин, предания о жизни которого вдохновили средневековых арабов на создание большой героической эпопеи.
Большинство стихотворений Антары посвящено либо описанию сражений и собственной доблести поэта-воина, либо теме его неразделенной любви к двоюродной сестре красавице Абле. Часто встречаются в поэмах Антары сетования на несправедливое отношение соплеменников, не желавших признать равноправным сына негритянки-рабыни, несмотря на его доблесть и множество подвигов, совершенных при защите племени от врагов.
Наиболее популярным произведением Антары была его касыда, причисленная средневековыми арабами к муаллакам. По традиции Антара начинает муаллаку описанием чувств, которые он испытывает при виде следов покинутого становища, где некогда жила его возлюбленная, далее он воспевает ее красоту и рассказывает о своей любви.
О, как ароматны уста эти полураскрытые,
Так пахнут они, словно мускуса полный кисет
И словно нехоженый луг, зеленеющий травами,
Где всходят гвоздики пунцовые и первоцвет.
(Перевод А. Ревича)
Поэт завершает муаллаку восхвалением своих бедуинских достоинств и ратных подвигов.
Описанию жизни Антары и его подвигов посвящены в арабской средневековой литературе целые тома. В легендах Антара изображается как непобедимый, храбрый воин, защитник угнетенных, преисполненный благородства и нравственной чистоты. Образ совершенного воина-бедуина, столь привлекательный для арабов VI—VII вв., превратился позднее, в период полного разрыва с языческими традициями и принципами древнеарабской этики, в некий идеал, к которому постоянно обращались арабы в своей средневековой идеализации героического прошлого.
Начиная с VI в. в Аравии появляются первые придворные поэты-панегиристы, которые покидали
215
родное племя и перебирались ко двору мелких феодальных князьков Северной Аравии, пытаясь найти здесь материальную поддержку для себя и покровительство для своих соплеменников. Наиболее крупными фигурами среди них были ан-Набига, аль-Аша (ум. ок. 629) и аль-Хутайа (ум. в середине VII в.).
Первый панегирист в арабской поэзии, ан-Набига (ум. ок. 604), был выходцем из знатного рода племени зубьян, кочевавшего в северо-восточной части Неджда. О жизни поэта мы располагаем весьма отрывочными сведениями. Известно лишь, что большую ее часть ан-Набига провел при дворе правителя Хиры — Амра ибн Хинд (ум. 569) и его преемников, в частности ан-Нумана V (580—602), враждовавшего с династией Гассанидов.
Пытаясь защитить интересы своего племени и привлечь на его сторону правителей двух мелких арабских княжеств, поэт постоянно лавировал между высокими покровителями. Хирским и гассанидским князькам он посвятил множество панегириков, тем самым положив начало жанру придворной панегирической поэзии. Не забывал он и о делах родного племени и в ряде касыд призывал родственные племена абс и зубьян оставить раздоры, сохранять верность союзу и вовлекать в него другие племена, дабы быть сильными перед лицом грозного врага — гассанидского княжества. Наиболее совершенной касыдой ан-Набиги средневековые ценители считали его панегирик ан-Нуману V, иногда причисляемый ими к муаллакам. Высокопарные, насыщенные гиперболами панегирики ан-Набиги заметно отличаются по тону и стилю от простодушных восхвалений героя и племени в касыдах бедуинских поэтов.
Бурные события середины VII в. — распространение в Аравии новой религии и образование государства — не изменили общего характера поэзии, в основном сохранявшей сложившуюся в доисламский период структуру, но внесли в нее новое мироощущение и тематику. Поэты, принявшие новую религию, сочиняют благочестивые панегирики, в которых прославляют ислам и Мухаммада, призывают к священной войне с «неверными», а также поношения, где они обрушиваются на врагов ислама. Этих поэтов обычно называют ранними мусульманскими панегиристами.
Наиболее крупными мусульманскими панегиристами были Каб ибн Зухайр (ум. 662) и Хассан ибн Сабит (ум. 674). Большой популярностью у средневековых арабов пользовался панегирик пророку Каба ибн Зухайра, прозванному «аль-Бурда» («Плащ»), ибо, согласно преданию, за этот панегирик пророк вознаградил поэта верхней одеждой с собственного плеча.
Прозаическое творчество древних арабов несопоставимо по значению с поэзией, во всяком случае в дошедших до нас образцах, и представляет скорее историко-культурный интерес. Источники свидетельствуют, что у древних арабов были широко распространены пословицы, афоризмы и басни. Многие из них, согласно арабской традиции, создал древнеарабский легендарный мудрец Лукман. Словесные состязания между представителями племен и разнообразные публичные выступления способствовали развитию ораторского искусства, подчинявшегося уже в доисламский период определенным стилистическим и композиционным правилам. В бедуинской и придворной среде имели хождение сказания о героических событиях арабской истории.