Эволюция жанра исторической повести в творчестве Карамзина: оТ «Натальи, боярской дочери» к «Марфе Посаднице, или Покорению Новгорода»
Действие исторической повести «Наталья, боярская дочь» отнесено к XVII в., периоду царствования отца Петра I, царя Алексея Михайловича. В основу вымышленного сюжета повести «Наталья, боярская дочь» лег реально-исторический сюжет чудесного характера: «брак царя Алексея Михайловича с Натальей Нарышкиной, воспитанницей боярина Матвеева». Это был редчайший в истории случай династически неравного брака царя и обыкновенной дворянки. Историческое прошлое в «Наталье, боярской дочери» интересует Карамзина как художника, ищущего свой эстетический идеал.
Жизнь сердца, равно занимающая автора-повествователя в современности и истории, предопределила поэтику исторической повести в двух аспектах. Во-первых, исторический колорит повествования, вовлекающий бытописательные мотивы образа жизни, одежды, оружия XVII в., выполняет эстетическую функцию.
Исторический колорит повествования служит проявлению авторской эмоциональной интерпретации сюжета — это обусловливает постоянный параллелизм истории и современности в авторской прямой речи. Рассказчик «Натальи» ни на секунду не забывает того, что сам он — человек восемнадцатого века и что пишет он не печальную быль, а роман. Отсюда возникает постоянная игра столкновениями исторического и современного способов мировосприятия и рождающаяся на стыке этих повествовательных пластов легкая ирония авторской манеры.
Исторический колорит повести обусловлен в своих параметрах отнюдь не желанием К воссоздать достоверную картину русского быта и русских нравов определенной исторической эпохи. Скорее, дело обстоит как раз наоборот: воссоздаваемые в повести как бы исторические быт и нравы имеют утопический характер именно потому, что К выстраивает вокруг чудесной и невероятной, воистину романической любви, такой исторический контекст, в котором подобная история души и любви могла бы закономерно и естественно осуществиться. Иными словами, счастливая любовь Натальи и Алексея определяет своим чудесным осуществлением необходимость соответствующего исторического антуража.
Через десять лет после «Натальи, боярской дочери» была написана повесть «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода», ознаменовавшая эволюцию эстетических представлений К о жанре исторической повести прежде всего тем, что писатель счел нужным снабдить ее жанровым подзаголовком «Историческая повесть», подчеркнувшим приоритет категории историзма.
«Марфа-посадница» была написана в новых исторических условиях, в атмосфере либерального подъема, вызванного оптимистическим характером первых лет царствования Александра I. Очевидно изменение типологии сюжета. К, обращаясь к русской истории, создает уже не «летопись человеческого сердца», а эпизод из большой государственной истории отечества — последние дни и падение Новгородской республики, персонифицированной в лице Марфы Борецкой, легендарной защитницы новгородской вольности. Двойная номинация заглавия выявляет эту связь исторического события («Покорение Новгорода») и деяний героини («Марфа-посадница»). Личностный аспект воспроизведения исторических событий связывает одну из последних повестей К с сентименталистской идеологией жанра, но характер героини раскрывается не в плане «истории души», а в контексте ее общественных идеалов и гражданской позиции.
Повествование Марфы, подобно драматическому действию, начинается и продолжается в настоящем времени, создавая иллюзию сиюминутности. Все важнейшие происшествия совершаются как бы за сценой — в повести нет авторского описания сражений и битв, рассказы о них вложены в уста вестников. Большинство повествовательных фрагментов оформлено в диалогической структуре. Конфликт новгородцев и московитов сознательно уподобляется Карамзиным классицистическому конфликту страсти и разума: одушевляющая новгородцев любовь к вольности выступает как личная страсть, мужество московитов интерпретировано как страсть общественная.
Сентименталистская основа художественного метода К обусловила существенное расширение личностной трагедии Марфы: ей приходится жертвовать не просто любовью, а семейным счастьем, материнскими чувствами, скорбью о погибшем муже. Но самое главное в этом конфликте- его исход. В отличие от русской классицистической трагедии, неизменно венчавшей жертвенную добродетель ореолом нравственного достоинства, К заканчивал свою повесть-трагедию строго по формальным канонам жанра. Жертва Марфы оказывается бессмысленной, моральное превосходство над врагом — сомнительным. И самое важное — то, что ни жертва Марфы, ни ее гибель не спасли свободы Новгорода.
При том, что в изложении событий последней войны Новгородской республики и в создании образа Марфы-посадницы Карамзин иногда весьма значительно отклонялся от хорошо известных ему подлинных исторических событий и характеров, он завершил повесть строго сообразно фактам действительной истории. Объективная непреложность совершившегося в истории события интерпретирована Карамзиным как фатальная неизбежность осуществления замыслов судьбы, не зависящей в своих решениях и свершениях ни от личных желаний, ни от действий человека.
32. Предромантические повести Карамзина (<<Остров Борнгольм»). Освоение романной концепции личности «Рыцарь нашего времени»).
Написанная и в 1794 г. повесть «Остров Борнгольм» тематически соотнесена с «Письмами русского путешественника», представляя собой своеобразный эпилог книги.
Несмотря на то, что повесть складывается из ряда последовательных фрагментов, повествующих об отплытии из Англии, плавании по бурному Северному морю, ночной стоянке у берегов острова Борнгольм и ночевке путешественника в готическом замке одного из обитателей острова, истинный сюжет повести сосредоточен не в этом объективном пласте его содержания, а в неуклонном нагнетании эмоционального аффекта, усиливающегося от эпизода к эпизоду с той же последовательностью, с какой картины внешнего мира сменяют одна другую.
Смысловым центром повести становится таинственная история двух незнакомцев, встреченных повествователем на его обратном пути на родину: юноши, который привлек внимание путешественника своим болезненным видом и странной меланхолической песней в английском городе, и девушки, которую он обнаружил заточенной в подвале готического замка на острове Борнгольме. Настроение повествования каждый раз задается буквально первым взглядом путешественника на своих героев, чья внешность рождает определенную эмоциональную реакцию. Повесть заканчивается в тот самый момент, когда путешественник узнает страшную тайну молодых людей, но не сообщает ее читателю. Таким образом, надо признать, что в повести «Остров Борнгольм» центр тяжести сюжета сдвинут с раскрытия тайны на ее эмоциональное переживание, и именно стадиальность нарастания чувства таинственного ужаса замещает стадиальность событийного развития.
Совершенно ясно, что тайна взаимной любви юноши и девушки связана со столкновением стихийной страсти, владеющей их сердцами, и общественной моралью, признающей эту страсть незаконной. И если юноша склонен настаивать на том, что его любовь согласна с законами природы, то девушка на вопрос путешественника, невинно ли ее сердце, говорит, что сердце ее могло быть в заблуждении.
История таинственной ужасной страсти, не раскрытая, но эмоционально пережитая повествователем, отождествляется с буйством политических страстей большого мира, зрителем которых путешественник был во Франции. На вопрос борнгольмского старца-отшельника о происшествиях в этом мире путешественник отвечает прозрачным намеком на события Французской революции. (естественные права и политические обязанности) Карамзин приходит к философско-историческому типу мировоззрения, кот найдет свое отражение в его дальнейшем тв-ве.
Первые восемь глав романа были опубликованы в журнале «Вестник Европы» за 1802 г.; заключительные пять — в 1803 г. в том же журнале; неожиданный обрыв сюжета после 13-й главы был отмечен фразой: «Продолжение следует». Но в последнем прижизненном собрании сочинений Карамзина текст романа напечатан им в журнальном варианте, т.е. в составе все тех же 13 глав, но с иной заключительной фразой: «Продолжения не было». Таким образом, во внешней сюжетной оборванности повествования обнаруживается подчеркнутый писателем эстетический смысл. Незаконченность романа подана не как факт истории его создания, но как его органичная жанровая форма. Свободный, открытый финал романа-фрагмента уподоблял его жанровую форму свободе, открытости и непредсказуемости самой жизни.
Категория времени имеет принципиальный жанрообразующий смысл в романном повествовании, организуя его сюжет и вписывая героя в контекст движения реальности. Роман «Рыцарь нашего времени» посвящен первым одиннадцати годам жизни его героя Леона, истокам формирования характера, который автору-повествователю знаком в своем окончательном, сложившемся виде. И это обусловливает исключительную важность образа времени. Поскольку в основе романного сюжета — формирование основ характера в раннем детстве, постольку время, четко градуированное на минуты, часы, дни, месяцы, годы, сдвигается относительно своего реального протекания. Минуты Леоновой жизни имеют свойство длиться, годы — лететь. Каждая из 13 глав романа — это повествование о минуте, каком-то событии, заложившем черту характера, но от главы к главе годы проносятся стремительной вереницей. И это свойство времени растягиваться и сжиматься в его субъективном переживании неоднократно и четко продекларировано автором на страницах романа.
Сама временная структура романа организована очень сложно. Настоящее время повествования заключает в себе будущее, поскольку именно из будущего времени героя — взрослого человека — автор всматривается в его детство, стремясь увидеть в событиях и переживаниях раннего возраста героя истоки его нравственного облика в пору зрелости.
Все заглавия в своей совокупности создают последовательно раскрывающуюся панораму души героя в течении субъективно переживаемого времени его жизни.
Новый элемент в повествовательной структуре романа — обнажение приема писательства, самого акта творения текста, которое происходит как бы на глазах читателя.
В центре внимания Карамзина — внутренний человек, жизнь души, которая формируется под воздействием целого ряда факторов: воспитания на лоне прекрасной природы, в атмосфере родительской любви, чтения, морального воздействия ближайшего человеческого окружения и тому подобных значимых обстоятельств. Закономерная связь характера со средой, влияющей на нравственный облик человека главная цель экскурса Карамзина в раннее детство своего героя. И большинство впечатлений от соприкосновения с природной и личностной средой, окружающей Леона, тяготеет к одному и тому же нравственному смыслу. Характеру своего героя Карамзин придает несомненный этический плюс, поэтому и концентрирует свое внимание на тех факторах, которые оказали на нравственный облик «рыцаря» наибольшее влияние. В этом ряду — ранняя смерть нежно любимой матери, предвещающая трагизм отношений героя с жестоким миром, страстное увлечение рыцарскими романами, в том числе романом Ф. Эмина «Непостоянная фортуна, или Похождения Мирамонда», порождающее в Леоне «мечтательность и склонность к меланхолии»
В этот же общий нравственный смысл вписывается и влияние друзей отца Леона, составивших «Братское общество провинциальных дворян» с простодушным, но морально непререкаемым кодексом чести, предписывающим «жить и умереть братьями», «стоять друг за друга горою», «наблюдать общую пользу дворянства», «вступаться за притесненных» и свято соблюдаемым всеми членами братства на протяжении всей жизни. И, конечно же, для формирования рыцарского характера неоценимо значение идеальной дружбы с женщиной, обладающей самоотверженной душой — графиней Эмилией, в чем-то предвосхищающей черты нравственного облика пушкинской Татьяны.
Таким об, обращаясь к детству как эпохе, закладывающей нравственные и идеологические основы будущего духовного облика, погружая своего героя в жизнь природы и контекст социальных связей, сосредотачиваясь на закономерном соответствии черт человеческой личности той среде, в которой она формировалась, К, в сущности, делает первый шаг к аналитическому роману XIX в., одушевленному идеей «героя нашего времени».