Структурализм и его направления
Появление структурализма датируют 1926 годом, когда чешский лингвист Вилем Матезиус основал «Чешский лингвистический кружок». Через два года на Первом международном конгрессе лингвистов (Гаага, 1928) был оглашен манифест структуралистов, а с 1929 г. вплоть до начала Второй мировой войны издаются труды пражан соответствующей ориентации. Быстрому распространению структуралистских воззрений способствовал и основанный в Дании (Копенгаген, 1939) В. Брендалем и Л. Ельмслевым журнал «Акты лингвистики», ставший международным органом нового направления.
К середине XX в. в разных странах оформилось несколько направлений структурализма, различающихся тематикой и концептуальным своеобразием. Они получили «двойные» обозначения – по странам (центрам) и по теоретическим установкам: Пражский структурализм (функциональная лингвистика), Копенгагенский структурализм (глоссематика), Американский структурализм (дескриптивная лингвистика); свои варианты структурализма появились в Швейцарии (Женева), Англии (Лондон), в СССР.
Необычайно быстрому восхождению структурализма и изначальному его разнообразию способствовали два обстоятельства: 1) его идеи и базовые положения присутствовали в лингвистических теориях Бодуэна де Куртенэ и Фердинанда де Соссюра, 2) каждая школа из богатейшего арсенала идей своих предшественников облюбовала для дальнейшей проработки определенную часть и, не «разбрасываясь» и не размениваясь, четко определила для себя главные ориентиры и центральные направления исследовательской деятельности.
Из учений Бодуэна де Куртенэ и Фердинанда де Соссюра и их прямых последователей были взяты: положение о полной самостоятельности языкознания, которое имеет своим главным предметом язык и должно заниматься только им (причем изучать его «в самом себе и для себя»); системная организация языка в целом (как замкнутой системы) и отдельных его ярусов, звеньев, подсистем, парадигм и более мелких ячеек; установка на синхронию, на изучение языка в какой-то определенный период, в одновременном горизонтальном срезе.
Не отрицая возможности структурного изучения языка в диахронической перспективе (что было осуществлено в более позднее время), структуралисты-первопроходцы сосредоточились на синхронии, а некоторые из них даже на пан-хронии (напр., представители глоссематики).
Соссюр виделв каждой единице языка означающее (напр., в слове – его внешний облик, звучание) и означаемое (значение слова, его внутреннее содержание); в дальнейшем структуралисты и их последователи эти две стороны языкового знака обычно называли «планами»: «план выражения», «план содержания» (термины, предложенные Л. Ельмслевым). «Целеустановкой в употреблении слова является, конечно, функция (по мнению «пражцев»), а не зависимость» [Лоя 1968: 185], как считают математики и отразил в своей «глоссематике», или «алгебраической лингвистике», Л. Ельмслев.
25. ПРАЖСКАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА — одно из основных направлений структурной лингвистики. Центром
деятельности П. л. ш. был Пражский лингвистич. кружок (создан в 1926, организационно распался в нач. 50-х гг.). Творч. расцвет относится к 30-м гг. Кроме чехословацких филологов, таких, как
B. Матезиус (организатор и глава кружка), Б. Трнка, Б. Гавранек, Й. Вахек, Я. Мукаржовский, позднее В. Скаличка, Й. М. Коржинек, П. Трост и др., в кружок входили питомцы Моск. ун-та Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, а также
C. О. Карцевский, близкий женевской школе. Творчески связанными с П. л. ш. были сов. ученые П. Г. Богатырев, Г. О. Винокур, Е. Д. Поливанов, Б. В. Томашевский, Ю. Н. Тынянов. Пражцы издавали собств. «Труды» («Travaux du Cercle linguistique de Prague», 1929—39) и журн. «Slovo a sloves-nost», перешедший в 1953 (в связи с организационным распадом кружка) в ведение Чехословацкой АН. Идейным предшественником П. л. ш. является Ф. де Соссюр, с именем к-poro связано представление о языке как частном случае семиотич. систем (см. Семиотика). Однако мн. положения П. л. ш. связаны и с собственно чеш. лингвистич. традицией и высказывались представителями П. л. ш. задолго до ее организационного оформления и до опубликования «Курса общей лингвистики» де Соссюра. Концепция П. л. ш. испытала также влияние рус. лингвистич. традиции, в частности идей Ф. Ф. Фортунатова (см. Московская фортунатовская школа), Л. В. Щербы [см. Петербургская (ленинградская) школа] и особенно И. А. Бодуэна де Куртенэ (см. Казанская лингвистическая школа).
Первое систематич. изложение программы П. л. ш.— в тезисах, предложенных 1-му съезду славистов (Прага, 1929). Их осн. идея — представление о языке как о функциональной системе, т. е. как о «системе средств выражения, служащей какой-то определенной цели». Развивая идею системной организации языка, П. л. ш. отвергла взгляд Соссюра о непреодолимости преград между синхронией и диахронией, настаивая на системном подходе к эволюции языка, с одной стороны, и на динамич. концепции языка, рассматриваемого в синхронном аспекте,— с другой ‘ (см. Система языковая).
С наибольшей полнотой н последовательностью структурно-функциональная концепция П. л. ш. воплощена в исследованиях звуковой стороны языка; пражцы обосновали новый раздел науки о языке — фонологию, сыгравшую первостепенную роль в развитии структурной лингвистики. Центр, место в фонологич. концепции П. л. ш. (систематизированной в труде Трубецкого «Основы фонологии», 1939) занимает понятие оппозиции (см. Оппозиции языковые), предполагающее разложимость членов оппозиции на частью общие («основание для сравнения»), частью различные элементы. С данной концепцией оппозиции связано понимание фонемы как определ. совокупности «дифференциальных признаков», т. е. тех свойств фонетич. субстанции, к-рые отличают противопоставленные фонемы друг от друга. Принципиальное обращение к фонетич. признакам (явившееся, между прочим, выражением непризнания пражцами ведущей роли дистрибуции при определении языковых единиц) — отличит, черта пражской фонологич. концепции, противопоставляющая ее «чистому дистрибуциона-лиэму» дескриптивистов и особенно глос-ссматнков, считавших, что «субстанциональные> свойства не могут быть непо-средств. предметом исследования структурной лингвистики.
Понятия и методы, разработанные на фонологич. материале, были применены в работах представителей П. л. ш. к другим областям лингвистич. исследования. В работах Якобсона о грамматич. оппозициях была поставлена задача поисков единого семантич. инварианта каждого из членов морфологич. категории, обосновывался тезис о непременной бн-нарности лингвистич. (в т. ч. грамматич.) оппозиций, выдвигалась идея неравноправности членов морфологич. корреляции (связанная с соотв. наблюдениями рус. грамматистов и с идеей Трубецкого о неравноправности членов фонологич. корреляции).
Наиболее существенным вкладом П. л. ш. в синтаксис явилось учение Матсзиуса об актуальном членении предложения, в основе к-рого лежит мысль о принципиальном различии между двумя возможными способами анализа предложения: формальным членением, выделяющим подлежащее и сказуемое и раскрывающим грамматич. структуру предложения, и членением на «тему» и «рему», выявляющим его «функциональную перспективу».
П. л. ш. выдвинула как одну из осн. проблем изучения вопросы, связанные с отношением между языком и действительностью, а также между языком и окружающими его структурами. В рамках П. л. ш. возникла теория «функциональной диалектологии>, были выдвинуты понятия «спец. язык» и «функциональный стиль»: спец. язык определяется общей целью нормализов. совокупности языковых средств, а функциональный стиль — конкретной целью данной языковой манифестации. Из спец. языков наибольшее внимание привлекал «по-этич. язык» (т. е. язык худож. лит-ры), отличающийся от др. спец. языков своей общей направленностью к поэтич. (или эстетич.) функции, к-рая делает центром внимания саму структуру языкового знака, тогда как «коммуникативные» языки преследуют «цели, выходящие за прелелы языкового знака». Подчеркивание автономности поэтич. языка в концепции П. л. ш. (испытавшей заметное влияние рус. «формальной школы») принимало иногда полемически утрированные формы. Совр. чеш. продолжатели пражских традиций предпочитают теперь говорить не о спец. поэтич. языке, но о худож. стиле, к-рый не противопоставлен др. функциональным стилям, хотя и не стоит с ними в одном ряду.
Функциональный подход к языку нашел отражение в активной практич. деятельности представителей П. л. ш. В их работах в области языковой культуры был заложен фундамент нормативной лингвистич. деятельности, задачей к-рой было признано стремление «развивать в литературном языке те качества, которых требует его специальная функция». Выдвижение и терминологич. разграничение понятий «норма» и «кодификация > («норма> — это совокупность устойчивых средств, объективно существующих в языке, «кодификация» — постижение и обнаружение нормы, т. е. первый термин обозначает объективный предмет науч. деятельности, обозначаемой вторым термином) дало теоретич. обоснование аитипуристич. деятельности П. л. ш.
Деятельность П. л. ш. сыграла важную роль в истории яз-знания. Она оказала н продолжает оказывать существенное влияние иа развитие мировой лингвистики. Осн. идеи П. л. ш. не утратили актуальности и в настоящее время. Общим достоянием лингвистич. науки стало, в частности, признание лингвистич. значимости элементарных фонологич. признаков (играющих особенно важную роль в генеративной фонологии). Широкое признание получила «динамическая» концепция языка, обоснованная в трудах Вахека, Ф. Данеша и др., тезис об «открытом» характере языковой системы, включающей наряду с «центральными» (системными, регулярными) также и «периферийные» элементы. В числе плодотворно развиваемых в совр. лингвистике понятий, выдвинутых представителями П. л. ш., — понятия маркированности / немаркированности языковых единиц (подвергшееся в нек-рых концепциях определ. модификации по сравнению с оригинальной пражской концепцией). Успешно развивают традиции П. л. ш.— как в Чехословакии (школа Я. Фир-баса), так и в др. странах — совр. исследователи функциональной перспективы предложения, объединяющие соотв. результаты пражской школы с новейшими достижениями в изучении интонации.
26. Структурализм изучающий словесное искусство как такую систему, элементы которой способны к интеграции и трансформации, возник под влиянием смежных дисциплин (в первую очередь лингвистики, семиотики, логики, этнологии) и за счёт переосмысления наследия русского ОПОЯЗа, феноменологической эстетики (см. Феноменология, P. Ингарден) и пр. Пражский лингвистический кружок, центр деятельности одного из трёх основных направлений структурной лингвистики. Создан в 1926, организационно распался в начале 50-х гг.; наибольший творческий подъём - 30-е гг.; в кружок входили чехословацкие филологи: В. Матезиус - организатор и глава П. л. к., Б. Гавранек, Б. Трнка, И. Вахек, Я. Мукаржовский, В. Скаличка, И. Коржинек, П. Трост, А. В. Исаченко и др., а также Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, С. О. Карцевский. Творчески связанными с П. л. к. были советские исследователи П. Г. Богатырев, Г. О. Винокур, Е. Д. Поливанов, Б. В. Томашевский, Ю. Н. Тынянов. Первое систематическое изложение программы П. л. к. - в тезисах, предложенных 1-му Международному съезду славистов (Прага, 1929). Их основная идея - представление о языке как о функциональной системе, т. е. как о системе средств выражения, служащей какой-либо определённой цели. Там же предложено оригинальное решение вопроса о соотношении синхронии и диахронии, указаны новые возможности применения сравнительного метода (не только в отношении родственных языков), выдвинуты новые задачи исследования функциональных стилей и функциональных языков и т.д. С наибольшей полнотой и последовательностью структурно-функциональная концепция П. л. к. была воплощена в исследованиях звукового аспекта языка; фонология пражцев сыграла первостепенную роль в развитии структурной лингвистики. Помимо работ по синхронной фонологии (в первую очередь - труд Трубецкого "Основы фонологии", 1939), важны исследования по исторической фонологии, опровергавшие тезис Ф. де Соссюра о непреодолимости преград между синхронией и диахронией, а также работы по "фонологической географии", заложившие фундамент современных типологических исследований. Понятия и методы, разработанные на фонологическом материале, представители П. л. к. пытались использовать также в области грамматики и поэтики. Вклад П. л. к. в морфологию - исследование характера грамматических оппозиций, в синтаксис - теория актуального членения предложения. Концепции современных продолжателей традиций П. л. к. в Чехословакии характеризуются представлением о языке как о динамической структуре, как о системе систем в движении.
27. Зародившись почти одновременно с пражской, копенгагенская разновидность структурализма была представлена такими учеными, как Луи Ельмслев, В. Брёндаль, X. Ульдалль; эта школа и самим названием, и терминологией порывала связи с традиционным языкознанием. Ее принципы изложены в книге Ельмслева «Основы лингвистической теории» (1943). Главное для этих лингвистов – отношения между знаками языка, а не сами знаки: структура – это «чистые отношения чистых форм» (по учению логического позитивизма Р. Карнапа). Глоссематиков не интересует ни жизнь и история естественных языков, ни разница между естественными и искусственными языками, далеки они и от решения прикладных задач. Кажется, что в этом направлении нет ничего хорошего, но это не совсем так: «Положительное в глоссематике: 1) ведущая роль теории; 2) обобщение конкретных языковых структур; 3) глоссематика впервые указала путь синтеза языкознания с символической логикой и семиотикой» [Лоя 1968: 195]. Структурализм входил в научный обиход быстро и решительно, хотя не все принимали его безоговорочно (см., напр., критику в адрес Соссюра и структуралистов в брошюре Р.А. Будагова «Из истории языкознания. Соссюр и сосюрианство». Изд-во МГУ, 1954. с. 25–32). Совсем не принят Соссюр и структурализм японской традицией. До сих пор нет единого мнения о том, что способствовало его выдвижению в число «главных» [Лоя 1968: 178] направлений языкознания XX в. и чем объяснить его скорый закат, спустя всего полстолетия. Так, В.А. Виноградов, автор аналитической статьи о «Структурной лингвистике» в «Лингвистическом энциклопедическом словаре» пишет: «Структурная лингвистика сложилась в 20—30-х гг. 20 в. как особое направление, отличное от господствовавшего в конце 19 в. младограмматического направления». В своем развитии она прошла два этапа: первый – с момента ее возникновения и примерно до начала 50-х гг., который характеризовался преимущественным вниманием к «структуре плана выражения как более доступной строгому описанию»; второй – с 50-х до 70-х гг. (для которого характерен «поворот к изучению плана содержания и к динамическим моделям языка, в частности, развивается трансформационный анализ в грамматике»). Но с 70-х гг. она «перестает существовать как обособленное направление, противостоящее «традиционному» языкознанию» [ЛЭС: 497].
Главным в учении Соссюра и в структурализме, начавшем свое шествие в 20-е гг. и, как сказано выше, прекратившем существование в 70-е гг., было положение о системности языка. Конечно, системная организация языка замечалась и ранее. Нельзя отказать в таком подходе к описанию языка авторам «Всеобщей и рациональной грамматики» 1660 г. А. Арно и К. Лансло и даже Панини, создателю древнеиндийского «Восьмикнижия» (V в. до н. э.). И если как-то фиксировать вполне сознательный учет системного строения языка и его отдельных звеньев (подсистем), то надо вспомнить И.А. Бодуэна де Куртенэ, который за полстолетия до организационно оформившегося структурализма, в 1870 г., в вступительной лекции Петербургского университета говорил о системе и о фонеме как функциональной единице языка, а восемь лет спустя Ф. де Соссюр в своем «Мемуаре…», т. е. «Исследовании о первоначальной системы гласных в индоевропейских языках» подчеркивал: «…в поле нашего зрения оказывается система гласных в целом и что она-то и должна быть обозначена на заглавной странице нашего труда» (выделено мною. – В.Б. [Соссюр 1977: 303]). Скромно обозначив свою проблему «индоевропейским а», он подчеркнул, что «вопрос об а связан с рядом проблем фонетики и морфологии, одни из которых всё ещё ждут своего разрешения, а другие даже не поставлены» (с. 303). Речь идет о том, что решение одного вопроса связано с множеством других – как фонетических, так и морфологических, т. е. исследование всегда системно. Напомним, что именно в этой работе 21-летний Соссюр (1878) сделал открытие, ставшее эпохальным (оно подтвердилось в 1916 г. при прочтении тохарских текстов).
Почему бы не появиться структурному (структуральному) языкознанию в 70-е гг. XIX в.? Не подошло время. Гении опередили его. Симптоматично, что в 1911 г., за пять лет до выхода «Курса общей лингвистики» Соссюра, В. Матезиус, устраняя фактор времени и связанные с ним изменения, выходил на синхронное изучение языка, т. е. на системно-структурную лингвистику. Но его начинание не было подхвачено: «массовая» лингвистика еще не созрела.
Потребовался толчок и вспышка такой силы и яркости, какой мог получиться лишь от соединения «системности» и «синхронности» с включением третьего компонента – «функции». Всё это соединилось в небольшом по объему «Курсе» Соссюра, написанном просто, образно, захватывающе. Книга стала бестселлером: ее издают в 1922 г., затем в 1931-м, 1942-м, 1954-м и (в шестой раз!) в 1962 г. В 1928 г. ее переводят на японский язык и к 1950 г. издают четырежды, в 1931 г. переводят на немецкий и издают дважды. В 1933 г. появляется русский перевод (A.M. Сухотина), в 1945 г. – курс выходит в Аргентине на испанском, где его переиздают пять раз, в США – на английском (1959), в 1961 г. в Варшаве на польском (перевод Кр. Каспшик, предисловие Витольда Дорошевского), в 1967 г. – на итальянском (в переводе и с комментариями Туллио де Мауро) и на венгерском, в 1969 г. на сербохорватском, в 1970 г. на шведском (с предисловием Б. Мальмберга).
В Советской России идеи «Курса общей лингвистики» стали известны уже в 1918 г. через С. Карцевского, сделавшего в Москве доклад на диалектологической комиссии Академии Наук, и С.И. Бернштейна, выступившего в Петрограде в декабре 1923 г. на лингвистической секции Института литератур и языков Запада и Востока [Соссюр 1977: 28–29]. В последующие сорок лет единственным источником суждений о взглядах Ф. де Соссюра для большинства отечественных лингвистов был первый перевод его «Курса» на русский язык, сделанный в 1933 г.
У структурализма, как и у сосюрианства, во всех странах были сторонники и противники. Чаще всего их критиковали за методологию, за отказ от исторического подхода к языку (см. упомянутую выше работу Р.А Будагова, а также книгу А. А. Ветрова «Методологические проблемы современной лингвистики. Критический анализ основных направлений структурализма», М., 1973). Но и позже было немало публикаций как «за», так и «против» структурализма в целом и отдельных его школ. Одним из последних было выступление В. Живова и А. Тимберлейк «с тезисами для дискуссии» – «Расставаясь со структурализмом» [Вопросы языкознания 1997: № 3: 3—14].
Конечно, логически стройного и концептуально четкого, хотя и одностороннего, структурализма, каким он был в первые пять-шесть десятилетий, не стало. Но сохранился и усовершенствовался его метод, используемый ныне в теории оппозиций (оппозитивный метод – Ю.С. Степанов), в генеративной грамматике, в функциональной лингвистике, в компонентном анализе. Чтобы обозначить новый период, а, по существу, новое содержание системно-структурных исследований, стали употреблять термин структурная лингвистика, а ее метод стал использоваться не только в сравнительно-историческом языкознании, социолингвистике, психолингвистике, но и в литературоведении (ср. «французский структурализм» Леви-Строса, Барта и пр.) и других гуманитарных науках – в истории, социологии, этнологии.
28. Неогумбольдтианство, направление в современном зарубежном языкознании, восходящее к взглядам В. Гумбольдта. Сторонники Н. считают, что язык конституирует представления индивидуума о внешнем мире. Считая язык проявлением "национального духа", Н. стремится показать, что люди, говорящие на разных языках, по-разному воспринимают действительность и действуют в ней; т. о. "картина мира" зависит от особенностей строения языка, которое определяет характер мыслительной деятельности человека. Эта точка зрения связана с идеалистическими позитивистскими философскими течениями. Основные направления Н. представлены школой Л. Вайсгербера в ФРГ и работами американских учёных, развивающих так называемую гипотезу Сепира – Уорфа.
Неогумбольдтианство.
Вильгельм фон Гумбольдт: отношение человека к предметам «целиком обусловлено языком». Язык определяет результаты деятельности человеческого мышления, мировоззрение. Каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только,.. если вступаешь в другой круг (изучаешь другой язык). Эти теории развиваются не только в Германии (Трир, Ипсен, Гартман), но и в Америке.
Язык - это «промежуточный мир», стоящий между человеком и внешним миром и фиксирующий в своей структуре, в своей лексике особое национальное мировоззрение. Язык – это «первичная действительность». Каждый народ имеет специфическую картину мира, характер которой определяется конкретным языком.
В США проблема соотношения языка и мышления, языка и культуры тесно связана с изучением языков и культуры американских индейцев. Ученые наблюдали, что культура американских индейцев так же своеобразна, как и язык.
Ученые Сепир и Уорф выдвинули гипотезу о возможности влияния языка на мышление, мировоззрение, культуру. Гипотеза получила название гипотезы лингвистической относительности. «Люди находятся под влиянием того конкретного языка, который является средством общения в данном обществе. Мы слышим, видим и воспринимаем те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы данного общества предполагают данную форму выражения».
Язык определяет характер (тип) мышления. Грамматика языка формирует мысль, это средство анализа и синтеза впечатлений человека. Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком. Например, рус. «утро» отличается от англ. morning, рус. «сутки» нет соответствия ни в романских, ни в германских языках, рус. «бамбук» не сравнится с 13 вьетнамскими названиями.
П.В. Чесноков выступает с критикой неогумбольдтианства, утверждая, что если познавательные возможности людей и определяются чем-то, то не системой языка, а самой действительностью, практическими потребностями людей. От языка зависит не сама мысль, а форма этой мысли. В немецком языке нет слова, соответствующего русскому умывальник, так как немцы не знают умывальников нашего типа. Но в случае необходимости немец может познать данное устройство, дать ему описательное определение.
29. Неогумбольдтианство, направление в современном зарубежном языкознании, восходящее к взглядам В. Гумбольдта. Сторонники Н. считают, что язык конституирует представления индивидуума о внешнем мире. Считая язык проявлением "национального духа", Н. стремится показать, что люди, говорящие на разных языках, по-разному воспринимают действительность и действуют в ней; т. о. "картина мира" зависит от особенностей строения языка, которое определяет характер мыслительной деятельности человека. Эта точка зрения связана с идеалистическими позитивистскими философскими течениями. Основные
направления Н. представлены школой Л. Вайсгербера в ФРГ и работами американских учёных, развивающих так называемую гипотезу Сепира – УорфаЭтнолингвистика
(от греч. éthnos - племя, народ и лингвистика), антрополингвистика, этносемантика, направление в языкознании, занимающееся исследованием взаимоотношений языка и культуры (этнической психологии). Зародилась в конце 19 - начале 20 вв. в США в связи с интенсивными этнографическими исследованиями индейских племён Северной и Центральной Америки. Первоначально Э. стремилась получить данные из истории общественных отношений первобытных народов путём исследования соответствующих явлений языка (Л. Г. Морган, Ф. Боас, А. Л. Крёбер, Э. Сепир, Б. Малиновский и др.). Одним из объектов Э. была терминология родства, на которой испытывались новые методы лингвистического анализа (например, компонентный). В середине 20 в. начали исследоваться другие сферы лексики и уровни языка. Был установлен факт тесной взаимосвязи явлений языка (например, способов структурирования языкового значения) с нелингвистическими явлениями культуры - гипотеза Э. Сепира и Б. Уорфа о т. н. языковой относительности - о воздействии языка на формирование системы представлений человека об окружающем мире.
Казанская лингвистическая школа
Казанская лингвистическая школа сложилась в конце 1870-х - начале 1880-х годов в Казанском университете. Два главных ее представителя - И.А. Бодуэн де Куртенэ и Н.В. Крушевский. Поскольку оба были поляками, принято считать Казанскую лингвистическую школу направлением польской науки. Однако существовала она в России, ее представители писали по-русски (работы И.А. Бодуэна де Куртенэ на польском и немецком языках относятся к более позднему времени), а в состав школы входили и русские ученые, ученики И.А. Бодуэна де Куртенэ, прежде всего В.А. Богородицкий (1857-1941).
К основным принципам Казанской школы относятсяследующие: строгое различение звука и буквы; разграничение фонетической и морфологической членимости слова; недопущение смешивания процессов, происходящих в языке на данном этапе его существования, и процессов, совершающихся на протяжении длительного времени; первоочередное внимание к живому языку и его диалектам, а не к древним памятникам письменности; отстаивание полного равноправия всех языков как объектов научного исследования; стремление к обобщениям (особенно у И.А. Бодуэна де Куртенэ и Н.В. Крушевского); психологизм с отдельными элементами социологизма.
30. Этнолингвистика (от греч. éthnos - племя, народ и лингвистика), антрополингвистика, этносемантика, направление в языкознании, занимающееся исследованием взаимоотношений языка и культуры (этнической психологии). Зародилась в конце 19 - начале 20 вв. в США в связи с интенсивными этнографическими исследованиями индейских племён Северной и Центральной Америки. Первоначально Э. стремилась получить данные из истории общественных отношений первобытных народов путём исследования соответствующих явлений языка (Л. Г. Морган, Ф. Боас, А. Л. Крёбер, Э. Сепир, Б. Малиновский и др.). Одним из объектов Э. была терминология родства, на которой испытывались новые методы лингвистического анализа (например, компонентный). В середине 20 в. начали исследоваться другие сферы лексики и уровни языка. Был установлен факт тесной взаимосвязи явлений языка (например, способов структурирования языкового значения) с нелингвистическими явлениями культуры - гипотеза Э. Сепира и Б. Уорфа о т. н. языковой относительности - о воздействии языка на формирование системы представлений человека об окружающем мире.
31. Советское языкознание 20-30 годов. Основные направления, школы, проблемы.
Впервые десятилетия после Октябрьской революции в советском языкознании можно выделить несколько направлений, осуществлявших исследовательскую работу на разных теоретических принципах. Все они, однако, в большей или меньшей степени были объединены общей задачей построения марксистского языкознания, хотя само понимание путей его построения было у них неоднородным. По сути говоря, вопрос о сущности методологических основ марксистского языкознания был основным в многочисленных и часто горячих дискуссиях первых двух десятилетий советского языкознания. В качестве основных участников этой дискуссии, стремившихся отстоять свои теоретические положения не столько голословными декларациями, сколько конкретной исследовательской практикой, следует назвать следующие направления: Во-первых, большую группу крупных языковедов, иногда весьма последовательно, а иногда с некоторыми индивидуальными видоизменениями продолжавших традиции Московской и Казанской школ (Д. Н. Ушаков, В. А. Богородицкий, Г. А. Ильинский, М. М. Покровский, С. П. Обнорский, А. М. Селищев, Е. Д. Поливанов, М. Н. Петерсон, М. В. Сергиевский, А. М. Пешковский и др.). В области методической они в основном отстаивали принципы традиционного сравнительно-исторического языкознания.
Во-вторых, создателя «нового учения» о языке, или яфетидологии, Н. Я. Mappa и его последователей. Это направление резко порвало с научной традицией науки о языке, объявив ее «буржуазной», и на основе вульгарно трактуемых «материалистических» положений сделало попытку создать совершенно оригинальную лингвистическую концепцию.
В-третьих, ученика Н. Я. Марра и продолжателя его работы по выработке теоретических принципов «нового учения» о языке — И. И. Мещанинова, деятельность которого (а также и примыкающих к нему лингвистов) характеризуется отказом от крайних выводов Н. Я. Марра, отходом от многих его принципиальных положений и стремлением найти пути примирения с некоторыми направлениями советского и зарубежного языкознания.
В-четвертых концепцию Л. В. Щербы. Ученик И. А. Бодуэна де Куртене в петроградский период его деятельности, Л. В. Щерба в послеоктябрьское время своей научной деятельности развивает ряд интересных и плодотворных идей, обеспечивающих ему самостоятельное положение в советской науке о языке. Школа Л. В. Щербы, имеющая большое количество последователей, оказала значительное влияние на последующее формирование советского языкознания.
Наряду с этими главными направлениями существовали также и иные, деятельность которых либо была очень непродолжительна и малопродуктивна, либо была представлена весьма тесным кругом языковедов. Промежуточное в теоретическом отношении (между традиционным языкознанием и яфетидологией) положение занимала чрезвычайно воинственная, но быстро распавшаяся группа «Языкофронт» или «Языковедный фронт» (Г. Д. Данилов, Я. В. Лоя, Рамазанов и др.). Положения социологической школы нашли отражение в деятельности Р. О. Шор (см., в частности, ее книгу «Язык и общество», Москва, 1926). Заслуживает упоминания также Опояз (Общество изучения теории поэтического языка, существовавшее с 1914 по 1923 г.). Само по себе оно не оказало сколько-нибудь заметного влияния на формирование советского языкознания. Но некоторые его члены, переселившиеся в Чехословакию, способствовали созданию Пражского лингвистического кружка и возникновению функциональной лингвистики.
Ввиду того что в настоящем разделе внимание сосредоточивается на основных направлениях советского языкознания 20 — 30-х годов, только они и представлены работами и извлечениями из работ соответствующих авторов.
Первое из названных направлений, несомненно, было наиболее плодотворным в данный период и дало значительное количество основательных исследовательских работ. В этих работах дело не сводится лишь к простому приложению принципов Московской и Казанской школ к изучению вновь вовлекаемого материала (в первую очередь русского языка); в них осуществляется дальнейшее совершенствование и развитие этих принципов. Вместе с тем выдвигаются новые проблемы (в этой связи, в частности, следует упомянуть дискуссию об описательном языкознании и о внедрении его в качестве особой дисциплины в вузовское преподавание) и происходило творческое осмысление тех вопросов, которые находились в центре внимания мировой науки о языке того времени. Первое (дискуссия об описательном языкознании) находит свое отражение в статье А. М. Пешковского «Объективная и нормативная точка зрения на язык», а второе (проблемы общего языкознания в истолковании рассматриваемого периода) — в статье Г. О. Винокура «О задачах истории языка» (данная работа была опубликована в 1941 г., но фактически отражает положение в советском языкознании 30-х годов). Наконец, представители этого, направления вели острую борьбу за принципы сравнительно-исторического языкознания с «яфетической теорией». Эта сторона их деятельности, пожалуй, наиболее яркое выражение находит в также приводимой ниже полемической статье Е. Д. Поливанова.
Александр Матвеевич Пешковский (1878 — 1933) сам называл грамматические системы Потебни и Фортунатова в качестве фундамента своих теоретических построений. Объединение этих двух научных традиций с наибольшей ясностью ощущается в основном и широко известном труде А. М. Пешковского «Русский синтаксис в научном освещении» Грамматические работы А. М. Пешковского отличаются оригинальностью мысли и характеризуются исключительной тонкостью анализа. Он выступал в защиту положения о целостности системы языка («Язык не составляется из элементов, а дробится на элементы. Первичными для создания фактами являются не самые простые, а самые сложные, не звуки, а фразы... Поэтому нельзя, собственно, определять слово как совокупность морфем, словосочетание как совокупность слов, а фразу как совокупность словосочетаний. Все определения должны быть выстроены в обратном порядке») и против внезапных трансформаций языка («Язык не делает скачков»). A.M. Пешковский всячески подчеркивал «консервативность» (т. е. устойчивость) и нормативность языка (собственно, доминирование парадигматического аспекта над синтагматическим) и обосновывал этим необходимость создания описательного языкознания. Большой заслугой А. М. Пешковского является исследование грамматической функции интонаций. Много внимания уделял он вопросам стилистики и орфографии. Особо следует оговорить огромную работу А. М. Пешковского в области методики преподавания русского языка, где ему принадлежат не только теоретические работы (см. указанные выше сборники), но и большое количество школьных учебников.
Евгений Дмитриевич Поливанов (1890 — 1937) был не только лингвистом-теоретиком, но и одаренным японистом, китаеведом и тюркологом, создавшим в каждой из этих областей своей работы значительное количество оригинальных и отличающихся богатством мыслей и материалов трудов. Лингвистическая концепция Е. Д. Поливанова во многом складывалась под влиянием И. А. Бодуэна де Куртене, но включила также много элементов социологического направления, ряд положений которого он фактически предвосхитил в своих многочисленных статьях.