А. Анализ субъективный и анализ объективный

Анализ языковых единиц, ежеминутно производимый говорящими, может быть назван субъективным анализом, не следует смешивать его с объективным анализом, опирающимся на историю языка. В такой греческой форме, как hippos «конь», грамматика различает три элемента: корень, суффикс и окончание — hipp-o-s; древний же грек осознавал в этом слове только два элемента: hipp-os (см. выше, стр. 155). В лат. amabas «ты любил» объективный анализ обнаруживает четыре единицы низшего уровня: am-a-ba-s, а римляне делили это слово на три элемента: ama-ba-s; вероятно даже, что они рассматривали -has как словоизменительное целое, противопоставленное основе. Во французских словах entier «целый» (от лат. in-teger «нетронутый»), enfant «ребенок» (от лат. in-fans «неговорящий»), enceinte «беременная» (от лат. in-cincta «неопоясанная») историк языка выделяет общий префикс ей-, тождественный латинскому отрицательному префиксу 1'я-; субъективный же анализ говорящих полностью его игнорирует.

Грамматист зачастую склонен находить ошибки в спонтанном анализе языка; в действительности же субъективный анализ не более ложен, чем «ложная» аналогия (см. стр. 163). Язык не ошибается; у него только иная точка зрения. Анализ говорящих и анализ лингвиста, опирающегося на историю языка, несоизмеримы, несмотря на то что в обоих случаях используется одинаковый прием: сопоставление рядов, в которых встречается один и тот же элемент. Оба вида анализа вполне оправданны, и каждый из них сохраняет свою ценность, но в конечном счете непререкаемое значение имеет только анализ говорящих, так как он непосредственно базируется на фактах языка.

Исторический анализ, т. е. анализ, опирающийся на историю языка, — лишь производная форма этого непосредственного анализа. Он, в сущности, состоит в проецировании на одну плоскость построений различных эпох. Как и спонтанный анализ языка, исторический анализ лингвистов стремится к познанию образующих слово единиц низшего уровня; разница только в том, что он, стремясь добраться до древнейшего разложения слова на составные части, синтезирует все те субъективные разложения, которые производились в течение

ПРИЛОЖЕНИЕ КО ВТОРОЙ И ТРЕТЬЕЙ ЧАСТЯМ

веков. Слово напоминает собою дом, внутреннее устройство и назначение которого много раз менялось. Объективный анализ подытоживает эти сменявшиеся во времени переустройства, накладывая их одно на другое. Но те, кто живет в доме, знают только одно его устройство. Рассмотренный выше анализ греч. hipp-o-s не ложен, поскольку состав слова осознавался говорящими именно так; он только «анахроничен», поскольку он относится не к той эпохе, в которую мы сталкиваемся с этим словом. Это hipp-o-s не противоречит греческому классическому hipp-os; к нему только надо подходить с иной оценкой. Иначе говоря, мы опять возвращаемся к фундаментальному противопоставлению диахронии и синхронии.

Тем самым мы подходам к разрешению важного методологического вопроса. Старая школа делила слова на корни, основы, суффиксы и т. д. и приписывала этим категориям абсолютную значимость. Читая работы Боппа и его учеников, можно подумать, что греки с незапамятных времен хранили все тот же запас готовых корней и суффиксов и что, разговаривая, они занимались массовым производством своих слов, что, например, pater «отец» было для них «корень ро+суффикс ter», a doso «дам» в их устах представляло собою сумму rfo+ло+личное окончание и т. д.

Разумеется, нужно было реагировать на подобного рода заблуждения, и лозунгом этой реакции, лозунгом совершенно правильным, сделалось следующее требование: наблюдайте за тем, что происходит в современных языках, в нашей повседневной речи, и не приписывайте древним периодам языка никаких процессов, никаких явлений, которые не были бы засвидетельствованы в живой речи. А поскольку в живой речи чаще всего нет почвы для такого рода анализов, какие производил Бопп, младограмматики, твердо держась своего принципа, стали заявлять, что корни, основы, суффиксы и т. д. — это чистейшие абстракции нашего ума и что если мы ими пользуемся, то исключительно только в интересах удобства изложения. Но если установление этих категорий принципиально не оправдывается, к чему же их тогда устанавливать? А если их установили, то на каком основании в таком случае решают, что разложение hipp-o-s предпочтительнее разложения hipp-osi

Новая школа, признав недостатки прежней доктрины, что сделать было нетрудно, удовольствовалась отказом от нее в теории, а на практике осталась во власти того же научного аппарата, без которого, несмотря ни на что, не могла обойтись. Стоит нам поразмыслить над этими «абстракциями», чтобы установить степень их соответствия реальности; достаточно самого простого корректива, чтобы правильно и точно осмыслить эти искусственные построения грамматистов. Это мы и старались сделать в нашем предшествующем изложении, показав, что объективный анализ, внутренне связанный с субъективным анализом живого языка, занимает свое законное и определенное место в лингвистической методологии.