Проблема авторства источника (атрибуция)

Специфика гуманитарного познания заключается в том, что в процессе «источниковедческого анализа» происходит «встреча двух индивидуальностей» (М.М. Бахтин) – творца и исследователя. При этом второй должен определить и понять тот смысл, который вкладывал в данное произведение создатель источника. Но прежде необходимо установить имя автора источника. Знание имени автора или составителя источника позволяет точнее установить место, время и обстоятельства возникновения источника, социальную среду, в которой он возник. Масштаб личности создателя произведения, степень завершенности произведения, цель его создания – все эти параметры определяют совокупность информации, которую можно почерпнуть из него. «Увидеть и понять автора произведения – значит увидеть и понять другое, чужое сознание и его мир, то есть другой субъект», – писал М.М. Бахтин.

Таким образом, как при датировке, локализации, так и при атрибуции (установление тождества личности) решаются две взаимосвязанные задачи:

1) установить, принадлежит ли данный источник тому автору, который прямо или косвенно указан в источнике

2) уточнить факторы, повлиявшие на степень соответствия информации источника реальным фактам действительности и определить формы и методы интерпретации источника.

Прямые указания на автора. Важным основанием для установления тождества личности (или атрибуции) является прямое указание собственного имени человека или антротопонима (личного имени, прозвища, клички, отчества, фамилии, псевдонима).

В личном имени в древний период нашей истории различали каноническое (крестное, монашеское или схимническое) и неканоническое имя. Так, русские князья традиционно имели и христианские и языческие имена. Христианское (каноническое) имя определялось преимущественно православным календарем, славянское же чаще давалось от имени отца и деда. Соответственно, существовал довольно небольшой набор княжеских имен (на территории Полоцкой земли, например, это Владимир, Всеслав, Брячислав, Рогволод, Глеб). В результате, как отмечает
Э.М. Загорульский, – временами складывается представление, что действуют разные князья, в то время как на самом деле это одна и та же личность.

Так великий князь черниговский Мстислав Владимирович Храбрый (1024–36) имел и другое имя – Константин Васильевич, князь Олег Святославович, прозванный Гориславичем (1078, 1094–96) в крещении Михаил Николаевич.

Если имена давались от рождения (отсюда даже магическое значение имени), то прозвища человек чаще приобретал при жизни (иногда в наследство). Прозвище отражает свойства или качества личности (Смелый, Белый, Темный), род занятий (Кузнец, бел. – Каваль), территориальное или этническое происхождение (Литвин, Чудин). Иногда они приобретали оскорбительный характер (Козел, Жаба) и довольно часто позже были положены в основу фамилий.

Фамилии – наследуемые официальные наименования, указывающие на принадлежность к одной семье, которые распространяются по отношению к феодалам примерно с конца XIV в. У белорусов и украинцев двойные фамилии. У шляхты – название герба. Таким образом, установление фамилий тесно связано с использованием методов геральдики и генеалогии.

Геральдика(от позднелатинского слова heraldus – глашатай, герольд) изучает гербы как специфические исторические источники. Герб – символический знак отличия отдельных лиц, фамилий, родов, государств, учреждений и т. д. Гербы также имели различные средневековые ремесленные корпорации (цехи, гильдии и др.) Говорить о распространении геральдики и складывании ее как системы можно уже с XII в. Уже в 1320 г. издается древнейший справочник по геральдике – «Цюрихский гербовник».

Генеалогия (от греч. слова genealogia – родословная) исследует происхождение и родственные связи исторических лиц, родов, фамилий. Очень тесно связана и со сфрагистикой (изучающей печати) и геральдикой. Так одним из лучших трудов по генеалогии Великого княжества Литовского считается гербовник В. Виюка-Кояловича, созданный во второй половине XVII в. (подготовленный и изданный в 1897 г. Ф. Пекасинским. – Kojalowicz W.W. Herbarz rzycerstwa W.X. Litewskiego, tak zwany Conpendium… Krakow, 1897).

Генеалогия имеет тесную связь и с антротопонимикой (частью ономастики, изучающей имена собственные). Имена собственные служили, в том числе, отличию одной личности от других людей, поэтому приобретение имени рассматривается как составная часть в процессе видения рода и, безусловно, связана с начальным периодом любой генеалогии. (См.: Карнович Е.П. Родовые прозвания и титулы в России и слияние иноземцев с русскими. Спб, 1886).

Из прямых указаний на автора следует далее отметить отчество – патронимическое прозвище, которое указывало на принадлежность к роду, а позже на социальную принадлежность (в Российской империи употребление отчества зависело от титула).

Наибольшую сложность представляет атрибуция повествовательных источников средневековья, значительная часть которых анонимна. Это определялось, в первую очередь, своеобразием средневекового мировоззрения. По мнению
М.И. Сухомлинского в основе «постоянного удержания своего имени в неизвестности лежит убеждение, ставившее мысль… выше личности автора» [См.: Сухомлинский М.И. О псевдонимах в древней русской словестности // Исследования по древнерусской литературе. Спб. 1908. Отделение русского языка и словесности Имп. Академии наук. Т. XXXV, №1. С. 441–443.]

С XVI–XVII вв. стали утверждаться иные представления об авторском праве. Тем не менее, авторы отдельных публикаций и рукописей скрывали свои имена по различным социальным, политическим и иным мотивам. Анонимность произведений – характерная черта произведений и более позднего периода. Ярким примером по отношению к белорусской литературе XIX в. всегда называли поэмы «Тарас на Парнасе» и «Энеида наизнанку».

Задача атрибуции во многом упрощается, если знать хотя бы псевдоним. Однако следует помнить, что одним псевдонимом могли пользоваться различные лица. Если говорить о литературе периода средневековья, то практика псевдонимов была следствием потребности апелляции к известным обществу авторитетам.
В историографии широко известны своего рода издержки, связанные с необычайной популярностью таких имен как Василий Великий или Иоанн Златоуст, Кирилл Философ или Феодосий Печерский. А.Д. Седельников подчеркивал, что даже присутствие имени автора, встречаясь на общем анонимно-псевдонимном поле зрения, не только не спасает непременно от ошибок, но и самостоятельно способно вызвать ошибку. (Цит. по: От Нестора до Фонвизина. Новые методы определения авторства. М., 1994. С. 6.)

Часто чужой псевдоним использовался сознательно, чтобы ввести читателя в заблуждение, наделив владельца псевдонима теми взглядами, которые ему не были свойственны. При определении псевдонима исследователю помогает знание круга возможных авторов источника и тщательный отбор всех доводов за или против предлагаемого автора (см. Дмитриев В.Г. Скрывшие свое имя. М., 1980). К прямым данным, характеризующим автора можно отнести также указание его пола, возраста, происхождения, чина, сана, должности, его групповой принадлежности.

В случае отсутствия прямых указаний исследователь вынужден обращаться к косвенным данным. К косвенным данным можно отнести общепринятые обращения к тому или иному должностному лицу. Для идентификации могут быть привлечены данные фалеристики, которая изучает награды. В Российской империи, затем (со второй мировой войны) в СССР виды и степени орденов, которыми награждались представители различных светских и духовных лиц находились в строгом соотношении. Необходимые интересующие данные можно получить из косвенных данных, предоставляемых историей государственных учреждений, и специальной исторической дисциплиной сфрагистикой (изучающей печати).

Выявление авторских особенностей довольно часто осуществлялось путем фиксации внешних деталей авторского стиля, присущих тому или иному человеку, и, в частности, любимых слов, терминов, а также фразеологических оборотов и выражений (авторского стиля).

Широкое распространение при установлении авторства получила теория стилей, значительный вклад в разработку которой внес В.В. Виноградов. Суть ее в выявлении стилистических особенностей произведений каждого автора (как художественных произведений, так и других видов исторических источников). Согласно системе
В. В. Виноградова определяющими показателями общности стиля являются лексические и фразеологические признаки, а затем грамматические. При этом необходимо учитывать опасность принять социально-групповое или жанровое за индивидуальное. Ибо соответствующий набор слов может быть типичным не только для индивидуального писателя, но и для целой группы представителей того или другого жанра в литературе того времени (см.: Виноградов В.В. Лингвистические основы научной критики текста // Вопросы языкознания. 1958. № 3. С. 10; Он же. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961).

Использование такого подхода довольно часто осложняется тем, что довольно часто автор подражает, являясь обычными компилятором. Последнее, особенно характерно по отношению к литературе средневековья, когда многочисленные цитаты лишали текст индивидуальных черт и не способствовали осознанию собственного авторства. Очень многие авторы произведений данного времени строили повествование, опираясь на чужие мысли и высказывания, заимствованные преимущественно из канонических текстов христианского православия. Существовали даже своего рода «формулярники» – тексты, служившие образцами для сочинения произведений определенного жанра.

Кризис традиционных методов атрибуции исторических источников привел к тому, что в 1960–1970-е гг. постепенно стало нарастать число исследователей, разрабатывавших новые математико-статистические методы установления авторства применительно к лексикографии, а также к грамматике.
См.: Статистика текста. Т. 1. Мн., 1969; Арапов М.В., Херц М.М. Математические методы в исторической лингвистике. М., 1974 и др. Затем постепенно развилось направление математико-статистического изучения синтаксиса языка, речи и авторского стиля (с использованием корреляционного анализа и др. методов). Использование компьютерной техники способствовало количественному росту таких исследований и расширению их географии.

В числе указанного рода разработок следует отметить работу по формализации текстов, проводимую коллективом исследователей МГУ (Л.В. Милов; Л.И. Бородкин и др.). В формализованном тексте выявлялись парные встречаемости (то есть соседства) тех или иных классов (форм). Затем на основе лишь связи «слева направо»
(в направлении развертывания текста) создавалась общая статистика частот встречаемостей тех или иных грамматических классов слов.
В дальнейшем эта статистика обретала форму матриц, на основе которых строились графы парных встречаемостей. (См.: От Нестора до Фонвизина. Новые методы определения авторства. М., 1994.)

Согласно теории графов, граф состоит из «вершин» и «дуг», где вершина есть грамматический класс, дуга сильная связь, то есть «ребро» графа, ориентированное стрелкой в направлении связи по тексту «слева направо». Слабые связи отсекаются при построении графа. В итоге, чем выше задаваемый порог парных встречаемостей грамматических классов слов (обычно он определяется экспериментально), тем меньше вершин и дуг в графе. Отсутствие монотонной повторяемости одних и тех же речевых конструкций у автора, отличающегося большим разнообразием их употребления, приводит к тому, что формальный граф связности парных встречаемостей грамматических классов слов будет весьма небольшой и по количеству вершин, и по количеству ребер графа. И, наоборот, у авторов, стиль которых более однообразен, стандартизирован, число постоянно используемых речевых конструкций будет намного больше. В результате в графах парной встречаемости грамматических классов слов образуется очень большое количество вершин.

Таким образом, общее соотношение, так сказать, «живого» авторского стиля и созданной исследователем его формальной структуры (т. е. графы парных встречаемостей) носит как бы обратно пропорциональный характер: чем разнообразнее стиль автора, тем «беднее» «наш» формальный граф. И, наоборот, чем беднее, однообразнее настроение авторского речевого потока, тем «богаче» и сложнее его структурно-формальное отображение (то есть тот же граф парных встречаемостей).

В заключение необходимо еще раз подчеркнуть общее правило:

1) преимущественное внимание определению прямых указаний (при наличии лишь косвенных можно утверждать лишь гипотетично);

2) учет намеренной и ненамеренной информации;

3) проверка, уточнение прямой информации косвенной.