Пражская лингвистическая школа

Одна из крупнейших школ такого типа – Пражская лингвистическая школа. Возникла она по инициативе чешского лингвиста, Виллема Матезиуса в середине 20ых годов. По его предложению был создан Пражский лингвистический кружок. Туда вошли те чешские и германские языковеды, которые разделяли положения де Соссюра и хотели объединиться с тем, чтобы продолжать исследования языков в духе Фердинанда де Соссюра. Помимо Матезиуса, туда входили такие чешские ученые как Трнка, Гавранек, Вахек, Скаличка и ряд других. В работе Пражского кружка активно участвовали и русские лингвисты, которые оказались за рубежом, поскольку они мигрировали из большевистской России – князь Николай Трубецкой, живший в Праге, Сергей Карцевский, работавший в основном в Женеве, но регулярно бывавший в Праге, и Роман Якобсон, тоже до начала Второй мировой войны живший в Праге.

Пражский кружок издавал серию своих трудов, а с 1935 года стали издавать и свой периодический журнал, который назывался «Слово и словесность». Журнал с началом Второй мировой войны и началом оккупации Чехии прекратил своё существование и, соответственно, возобновился только в послевоенные годы. Теоретические взгляды были изложены в «Тезисах Пражского кружка», которые были подготовлены и изложены на первом международном съезде славистов, который состоялся в Праге в 1929 году. Собственно с этого времени можно считать официальное признание пражцев.

Пражская школа с самого начала противопоставила свою концепцию младограмматикам, заявив, что для младограмматического направления характерен историзм, атавизм, то есть исследуется не структура, а отдельные явления, и индуктивный метод исследования языковых фактов. Но одновременно пражцы указали, что не надо пренебрегать наследием младограмматиков. Матезиус писал, что младограмматики добились очень многого, их наследие должно изучаться и сохраняться, но главная задача – это изучение современных языков. Младограмматики, писал он, сосредотачивались в основном на древних языках и на язык родственных, а надо изучать не только древние, но и языки современные в первую очередь и изучать неродственные языки, сравнивать их, для того чтобы установить общий источник для встречающихся в них явлений или существенные различия.

Пражцы предложили новый подход к изучению диахронии – тут они разошлись с де Соссюром. В частности, Матезиус, а потом его продолжатели заявили о том, что диахроническое изучение не только не исключает понятия системы и функции, наоборот, без учета этих понятий оно является неполным. Поэтому структурный системный анализ должен быть распространен и на диахронию.

Некоторой обработке подверглось и учение де Соссюра о разграничении языка и речи. Де Соссюр полагал, что существующее среди носителей данного языка коллективное сознание репрезентирует языковые элементы, а речь всегда конкретна, всегда приурочена к конкретному месту и времени и индивидуальна. Дальше он не пошел. Трубецкой двинулся дальше и заявил, что эти два аспекта языковых процессов настолько различны, что звуковую сторону, во всяком случае, должны изучать совершенно другие науки. Должно существовать учение о звуках речи, которое будет иметь дело с конкретными физическими явлениями и пользоваться методами естественных наук, и противоположное учение о звуках языка, чисто лингвистическое, которое будет заниматься тем, как какие-то звуки используются в плане смыслоразличения. Первое он назвал фонетикой, второе – фонологией. Вторым, т.е. фонологией, Трубецкой занимался до самой своей смерти в 1839 году, не успев закончив свою работу «Основы фонологии».

Сходные вещи сообщают пражцы по отношению к грамматике, куда было перенесено соссюровское различение языка и речи. В частности, очень наглядна работа чешского ученого Скалички, который считал, что язык имеет собственный объект структурной грамматики, отличный от дескриптивной грамматики. Структурная грамматика имеет дело с языком, соссюровским langue (т.е. языком), а описательная грамматика имеет дело с соссюровским parole (т.е речью).

Очень значительное влияние на сторонников Пражской школы оказали некоторые русские филологи, в частности, идеи Бодуэна де Куртэнэ, который считал, что в языке всё функционально, и работы авторов, которые в России составили общество ОПОЯЗ, стремившихся обратить внимание на язык как на особое средство выражения (прежде всего, поэтический язык). Это весьма заинтересовало пражцев и вошло в их концепцию языка.

Ещё одна заслуга пражцев - телеологический подход к языку, т.е. целевой – такая точка зрения, что любое языковое явление нужно рассматривать с точки зрения функции, которое это явление выполняет, и цели, к которой стремятся пользующееся данного явления или конструкции. В самых разных статьях позднее было установлено, что центральным содержанием Пражской является функционализм - структурность, с одной стороны, и функциональность, с другой. Поэтому Пражскую школу нередко называют функциональной. Действительно, представители пражцев всегда считали, что язык существует в языковом коллективе и что главная задача тех, кто пользуется языком, установить коммуникацию друг с другом. Поэтому язык должен обслуживать коммуникативную и экспрессивную функцию. Подбор языковых средств целиком зависит от цели высказывания, поэтому различные цели высказывания определяют функции языка.

В «Тезисах» Пражского кружка предлагается двоякое деление речевой деятельности функционального поля. Функция может быть социальной, предполагая связь с другими говорящими индивидами, и экспрессивной, предполагая выражение эмоций: либо говорящий стремится вызвать у слушателей соответствующие эмоции, либо он выражает собственные эмоции вне связи со смыслом. Социальная функция, в свою очередь, различается в зависимости от связи с нелингвистической реальностью. Тут можно выделить ещё две функции – функцию общения (коммуникации), когда все внимание говорящего направлено на передачу определенного содержания, и функцию поэтическую, когда внимание обращено не на то, что говорится, а на то, как говорится.

При использовании языка в коммуникативной функции на помощь собственно языку часто приходят невербальные способы выражения – жест, движение тела, обстановка, прошлое людей, место и время коммуникации и т.д. Язык, используемый в таких конкретных ситуациях, пражцы назвали практическим языком. Но в ряде случаев той же функции общения язык пытается стать независящей от ситуации системой, стремится быть максимально полным и точным. Такой язык можно назвать теоретическим, или языком научной литературы.

Если существуют разные функции речевой деятельности, считают пражцы, им должны соответствовать разные функциональные языки. В «Тезисах» говорится так: «Каждая функциональная речевая деятельность имеет свою условную систему – язык в собственном смысле слова». Отсюда параллели между функциями литературного языка и функциональными языками. В частности, коммуникативной функции соответствует такой функциональный язык как разговорный. Практически-специальной функции соответствует язык делового общения. Теоретически-специальной функции соответствует научный язык. Эстетической функции соответствует поэтический язык. И так далее.

Рассматривая функции и связанные с ними различные функциональные языки, Гавранек подчеркивал, что нужно с самого начала в чем-то различать литературный и бытовой, или народный язык. Литературный язык делится на несколько функциональных стилей. Для их различения используется особая лексика и особая грамматика. Народный язык – это особый отдельный язык, его тоже надо изучать и показывать его социальную роль в жизни говорящего коллектива.

Представители ОПОЯЗа оказали большое влияние на пражцев в связи с их учением о функциях и, в частности, при изучении поэтической или эстетической функции языки. Гавранек выдвинул концепцию противопоставления автоматизации и актуализации в языке. Под автоматизацией понимается такое использование языковых средств, которое является обычным для определенных задач выражения, то есть такое использование, при котором выражение само по себе не привлекает никакого внимания. А актуализация, противоположное явление – это такое использование языковых средств, которое привлекает внимание само по себе и воспринимается как необычное, лишенное автоматизма, де-автоматизированное – например, как это происходит с поэтическими метафорами.

Ещё один аспект, которым занимались пражцы, собственно они и начали это, - обоснование проблемы культуры языка. В «Тезисах» указывается, что культура языка – это забота о развитии литературного языка в его как разговорном, так и книжном варианте, и развитие тех качеств, которые необходимы в виду особой функции литературного языка. Первейшим качеством является устойчивость, литературный язык должен избавиться от ненужных колебаний. Второе – ясность: литературный язык должен точно и тонко выражать разнообразные оттенки значений. Третье – своеобразие литературного языка, усиление тех его черт, которые обусловливают его специфику.

Особая заслуга пражцев – создание собственно фонологии как лингвистической дисциплины. Тут фигурируют два русских ученых – Роман Якобсон и Николай Трубецкой.

Трубецкой слушал лекции в Московском университете у учеников профессора Фортунатова (перечень имен), с Революцией он почти тотчас же эмигрировал, некоторое время жил в Париже, а затем переехал в Прагу, когда правительство Чехии объявило прием русских эмигрантов в чешские университеты. Трубецкой весьма заинтересовался различными вокалическими системами языков. Он знал наизусть несколько десятков вокалических систем, постоянно перебирал их в уме, пытался сравнивать и прийти к каким-то основополагающим заключениям.

Затем он расширил интерес к звуковым системам разных языков, и, в конечном счете, базу для его исследования составляли языки, общее количество которых насчитывало более сотни. Исходя из соссюровской дихотомии язык-речь, Трубецкой писал в своей работе «Основы фонологии» о наличии двух разных дисциплин – фонетики (учение о звуках речи, имеющее дело с конкретными физическими явлениями и пользующееся методами естественных наук) и фонологии (дисциплина, имеющая дело со смыслоразличительными функциями звуков). Единственной задачей фонетики, пишет Трубецкой, является ответ на вопрос «как произносится тот или иной звук». А ответить можно, только изучив то, как достигается акустический эффект, и соответствующие методы изучения являются естественнонаучными. Никакого отношения фактов фонетики и фонетики как дисциплины к языковому значению не имеет. Иначе говоря, фонетика – это наука о материальной стороне звуков человеческой речи.

Фонология, в отличие от фонетики, исследует, какие звуковые различия в данном языке связаны со смысловыми различиями, каковы соотношения различительных элементов, по каким правилам они сочетаются друг с другом в словах и предложениях. Фонология должна применять скорее те же методы, что используются при исследовании грамматики языки. Соответственно, фонолог принимает во внимание только то, что в составе звука несет определенную функцию в системе языка.

Это строгое различение фонетики и фонологии и реализуется в его капитальном труде «Основы фонологии». Работа оказалась незавершенной, но это, по существу, стало первой фонологической энциклопедией в 20 веке. Все последующие фонологические работы не могут обходиться без труда Трубецкого.

Фонология, таким образом, изучает то, что в составе слова несет определенную функцию. Такую функцию Трубецкой делит на 3 части:

1. Кульминативная, или вершинообразующая: указывает на то, какое количество слогов в составе слов и словосочетаний, как устроены слоги и т.д. Сюда же относится проблема ударения, тонов и тому подобное.

2. Делимитативная (разграничительная): указывает на границы между языковыми элементами (словами, морфемами, словосочетаниями и т.д.).

3. Дистинктивная (смыслоразличительная).

Особенно подробно в своем труде Трубецкой рассматривает две последние функции, в частности большую часть книги посвящает дистинктивной, или смыслоразличительной функции.

На первое место в изучении проблемы смыслоразличения Трубецкой выдвигает понятие оппозиции, фонологической и не-фонологической. «Под фонологической оппозицией мы понимаем такое противоположение звуков, которое в данном языке может дифференцировать смысловые значения двух слов». Скажем, противопоставление слов «том» и «дом» предполагает различие по глухости и звонкости. Таким образом, оппозиция глухости и не-глухости/звонкости и не-звонкости смыслоразличительная. А разница картавого и некартавого произнесения «р» в английском и французских языках не является смыслоразличительной оппозицией. Фонологические оппозиции классифицируются в ряд групп /Хохлова/.

Самое главное – есть обязательные и необязательные проявления оппозиций. В частности, важнейшими типами оппозиции являются привативные оппозиции, то есть такие, когда один член оппозиции отличается от другого наличием или отсутствием различительного признака. Член оппозиции, который характеризуется наличием признака, называется маркированным. А тот, который не обладает этим признаком, называется немаркированным. И одна из важнейших задач лингвистов – определить, какой именно член оппозиции является маркированным (*луг-лук). Трубецкой наглядно показал, что обычно противопоставление снимается в пользу немаркированного члена, поэтому звонкость/не-звонкость – различительный признак для русского языка.

Помимо привативных, есть градуальные оппозиции, предполагающие внутреннюю градацию. Наглядный пример – различение гласных по степени раствора рта. Наконец, оппозиции эквиполентные, или равнозначные, когда оба члена оппозиции логически равноправны, то есть в одинаковой степени маркированы (*пир – тир). Эквиполентные оппозиции являются наиболее частыми во всех языках.

Трубецкой также создал отдельную дисциплину – морфологическую фонологию, или морфонологию. Под ней понималось исследование морфологического использования фонологических средств соответствующего языка. Например, изучая противопоставления типа *несу-ноша, он обращал внимание на чередование гласных «е» и «о» и согласных «с» и «ш» - те и другие связаны противопоставлением смысла и морфологических и грамматических характеристик. Таким образом, морфонология, по Трубецкому, - это связующее звено между морфологией и фонологией языка. Объектом морфонологии является исследование фонологической структуры морфем, изучение комбинаторных звуковых изменений (т.е. изменений на стыках морфем и стыках слов), и, наконец, изучение звуковых чередований, которые выполняют морфологическую функцию. Трубецкой попытался выдвинуть и понятие морфонемы. Она определялась им как комплекс, состоящий из двух или нескольких фонем, способных замещать друг друга в пределах одной морфемы.

*рука – ручка *бегу – бежишь

Морфонему нельзя определить в терминах различительных признаков, характеризующих её. В современной лингвистике этот термин был переосмыслен. Морфонема – чисто историчное (?) понятие, обозначающее совокупность фонем, которые чередуются в рамках одной морфемы.

Занимаясь грамматикой, пражцы предложили новую концепцию деления языкознания. Вместо привычных фонетики, лексикологии, грамматики пражцы предложили двоякую систему: одной стороны, теорию номинации, которая включала традиционную морфологию и понимаемый достаточно узко синтаксис (в частности – значение частей речи и форм слов), а, с другой стороны, теорию синтагматических способов, которая предполагала изучение сочетания слов, возникающих в результате синтагматической деятельности (в частности – сочетание их с остальным предложением). Морфология, по пражцам, не самостоятельная дисциплина, а перекрещивается, с одной стороны, с теорией номинации, а с другой стороны – с теорией синтагматических способов.

Весьма значительных успехов у пражцев достигла теория функционального синтаксиса. Основателем её явился Матезиус, который ещё на рубеже 50ых годов писал о том, что главная проблема синтаксиса – это проблема отношения предложения к конкретной ситуации высказывания. Соответственно, Матезиус различал высказывание как какую-то структуру речи или конструкцию, связанную с речевой деятельностью, и предложение как единицу собственно синтаксиса, единицу структуры языка. Следуя учению, созданному ещё младограмматиками, о психологическом подлежащем и психологическом сказуемом, Матезиус предложил деление синтаксиса на две самостоятельные части: собственно синтаксис и актуальный синтаксис, занимающийся функциональной перспективой предложения. Формальное членение расчленяет предложение на грамматические ветви, а актуальное членение предлагает способ включения предложения в предметный контекст. Основными элементами формального членения являются грамматические субъекты и предикат, или подлежащее и сказуемое. Основные элементы актуального членения – исходная точка высказывания, или тема (т.е. то, что в данной ситуации известно и говорящему, и слушающему), и ядро высказывания (т.е. то, что говорящий сообщает об исходной точке), или рема.

В рамках темы и ремы Матезиус описывал конкретные типы высказываний. Он показал, что психологическая окраска терминов у младограмматиков привела к тому, что из предложения тема актуального членения была фактически вынесена, потому что они занимались исключительно небольшими цитатами. Например, *птица летит и *летит птица. Матезиус показал, что соответствующие понятия могут быть перенесены на целостные тексты. Он продемонстрировал это на зачинах многих русских сказок: «жили-были» - это тема; далее сообщается о том, кто именно жил; далее продолжается соотнесение второго предложения типа «и была у них курочка Ряба» с ядром высказывания, представленном в первом предложении. То есть во втором предложении что-то новое о деде с бабой сообщается слушателю. Такое чередование тема-рематического устройства предложения характеризует весь текст. В повседневной речи, писал Матезиус, картина актуального членения гораздо богаче, чем в литературном языке, потому что в житейской ситуации можно отобрать больше тем высказывания, относительно которых сообщается что-то новое слушателю.

Теория актуального членения – несомненная заслуга пражцев, хотя она была не очень замечена лингвистикой Запада. Прежде всего, потому что Матезиус писал свои работы исключительно на чешском. Кроме самих чехов и славянских ученых, прежде всего, русских, остальные на это не обращали на это внимание. Только в конце 60ых годов, когда соответствующей тематикой занялись и американцы, стали интенсивно использовать понятие функциональной перспективы предложения или актуального членения (синтаксиса). Во многих восточных странах бытует мнение, что это изначальная разработка американской школы, но это не так.

Были попытки и совершенно иначе подойти к исследованию грамматики языка. В частности, они принадлежали Скаличке. Он писал, что в грамматике существуют мельчайшие неделимые единицы, которые можно назвать семами. Семы обычно выражаются непрерывными рядами фонем, т.е. морфемами. Семы, таким образом, - это одновременно и формальные, и функциональные элементы, поэтому это элемент грамматический. В дальнейшем понятие семы было несколько изменено, но для своего времени это было достаточно революционным предложением.

Использование различительных признаков, которые установил Трубецкой для фонологии, в значительной степени характеризовало грамматические работы Якобсона. Тут нужно упомянуть его работу середины 30ых годов, которая называлась «Очерк общего учения о падеже». В ней исследовалась система русских падежей. Система русских падежей представала как совокупность 3 различительных признаков (направленность, объемность и периферийность), они характеризовали 6 основных русских падежей.

· Признак направленность/не-направленность указывает направление на объект, как правило, представленный винительным, дательным и местным падежами, или направление от объекта –падеж. Ряд падежей характеризуется отсутствием признака направленности. Это именительный, родительный, творительный. Всё это закреплялось примерами из литературных текстов.

· Признак объемости/не-объемности указывает на то, что объект, имя которого стоит в данном падеже, должен принимать участие в действии в разном объеме. В частности, объемностью характеризуется родительный падеж и местный.

· Признак периферийность/не-периферийность указывает на то, что данному предмету в определенном падеже отводится побочная или второстепенная роль в отличие от основных ролей в предметах высказывания. *Я читал вечеромкнигу

	имен. пад.	род. пад.	дат. пад.	вин.пад.	твор.пад.	предл. пад.
направленность	-	-	+	+	-	+
объемность	-	+	-	-	-	+
периферийность	-	-	+	-	+	+

Такая схема Якобсона продержалась в лингвистике более 30 лет, и была подвергнута определенной критике со стороны Анны Вербицкой. Вербицкая – лингвистка польского происхождения, училась в США, слушала, в частности, лекции молодого Хомского. Испытала с самого начала определенную психологическую неприязнь к нему (история с ботинками), а в дальнейшем занималась в основном его критикой. Свои работы посвящала языковой картине мира. Вербицкая показала, что тот или иной различительный признак не всегда является общим грамматическим множеством для разных конкретных употреблений падежа. В частности, он рассматривала русские синтагмы *швырять камни и *швырять камнями. По её мнению, значение творительного падежа здесь полностью совпадает со значением винительного. А в винительном признак периферийности отсутствует. Впоследствии целый ряд лингвистов занялись этой проблемой, в частности, Апресян, который показал, семантические отличия здесь всё-таки имеют место и употребить винительный или творительный падеж – это не одно и то же. В одном случае речь идёт о заготовленной кучке камней, которые швыряет человек, а в другом случае – камни, которые оказали под рукой, например, во время прогулки вдоль моря. На этой почве возникли и другие продолжения в работах Апресян: *сажать огурцы на грядку и *засаживать грядку огурцами; *загружать зерно в контейнеры и *загружать контейнеры зерном.

Деятельность Пражской школы способствовала оживлению уже полузаботыго тезиса о типологическом изучении языков. Младограмматики почти совсем не занимались, в отличие от Гумбольдта и Шлейхера, этой проблемой (историзм и психологизм; типология их не очень интересовала). Если нужно было использовать какие-либо классификации, то опирались на работы Гумбольдта и Шлейхера. Пражцы считали, что системный анализ любого языка, должен проводиться на строго синхронном уровне с помощью, если требуется, типологического сравнения, и, соответственно, занимались вопросами типологии. Идеи типологического изучения языков нашли у них достаточно широкое применение. В частности, они сопоставляли чешский с самыми разными языками – родственными (в частности – русским) и неродственными (некоторые языки стран ЮВА).

Помимо типологии пражцев интересовала и ареальная, или географическая лингвистика. Тут они действительно сделали чрезвычайно много, потому что именно им принадлежит выработка такого понятия как «языковой союз». Языковой союз – это некое образование, группа географически смежных неродственных или не близко родственных языков, которые обладают существенными структурными сходствами в области синтаксиса, морфологии, фонологии. Классический пример - балканский языковой союз, который, по ним, включал в себя 4 языковые системы: греческий, албанский, болгарский и румынский языки (сейчас понятие расширено). Все эти языки принадлежат к разным семьям. Их родство отдаленное, но они все обладают общими морфологическими единицами. Во всех них имеются артикли, которые занимают пост-позиции, т.е. ставится после имени или именной группы. Нередко в этих языках совпадают и формы дательного и родительного падежей. А формы будущего времени образуются при помощи вспомогательного глагола во всех языках, который явно восходит к глаголу со значением «хотеть». Кроме того, во всех четырёх язык отсутствует морфологический инфинитив. Вместо «я хочу пойти в кино» говорят «я хочу, чтобы я пошел в кино». Отсутствие морфологического инфинитива проявилось, как показали более поздних исследований, в цыганских диалектах Великобритании, где цыгане проживали с к. 15 – н. 16 вв., но структуры такие же. Это явный признак того, что в своем движении в Великобританию как конечный пункт, цыгане определенное время жили на Балканах и усвоили основные черты языков балканского языкового союза.

Весьма любопытной явилась попытка князя Трубецкого в его статье 1937 г., которая называлась «Мысли об индоевропейской проблеме», где он попытался определить понятие «индоевропейскости» для языков на базе типологических критериев и только. Идея Трубецкого была в том, что не существовало никаких индоевропейцев, и их единый язык – это общий язык совершенно разных этносов, которые условно объединялись в одну большую составляющую. Трубецкой выделил 6 типологических признаков, которые являлись общими для всех индоевропейских языков:

· отсутствие гармонии гласных, которая наблюдается в уральских, алтайских, тюркских языках и т.д.

· группа согласных, которые допускаются в начале слова, почти такие же по сложности, как те, что допускаются внутри слова. Индоевропейские языки в этом смысле отличны от финно-угорских или алтайских языков, где в начале слова скопление согласных не разрешается.

· в индоевропейских языках слово не обязательно начинается с корня; нет индоевропейских языков, в которых не было бы приставок. В уральских и алтайских языках приставки не используются.

· образование форм осуществляется не только при помощи аффиксов, но и при помощи чередования гласных внутри основ (*write-wrote; *sing-sang). Ещё шире внутренняя флексия используется в семито-хамитских языках, но для уральских и алтайских языков она не характерна.

· наряду с чередованием гласных в преобразовании грамматических форм большую роль играет и чередование согласных (*ехать-еду; *бежать-бегу). Нет такого индоевропейского языка, в котором не существовало бы в той или иной степени грамматическое чередование согласных. В семито-хамитских и северокавказских языках оно отсутствует.

· (работает далеко не всегда) подлежащее непереходного глагола в индоевропейских языках трактуется совершенно так же, как подлежащее переходного глагола. По этому признаку он противопоставлял индоевропейские языки кавказским. Но такого рода вещи достаточно распространены в индоиранских языках, большинство из которых эргативны /Эргативные языки, или языки эргативной типологии (от др.-греч. ἐργάτης «деятельный, действующий») — языки, в грамматике которых доминирует не противопоставление субъекта и объекта, проводимое в языках номинативного строя, а противопоставление агенса (производителя действия) и пациенса (носителя действия)/ или имеют расщепленный контекст, который проявляется на определенном сегменте грамматики. В этом положении он был не до конца прав.

Конечный вывод Трубецкого: любой язык, который наделен этими 6 признаками, является индоевропейским. Прошло два десятка лет, и французский лингвист Э. Бенвенист показал, что существует язык, очень отдаленный, явно не имеющий никаких родственных связей с индоевропейскими, но это язык, котором присутствуют все 6 признаков Трубецкого, - язык такелма, одного из племен североамериканских индейцев. Хоть 6 признаков работают не всегда, но в своих построениях Бенвенист справедливо написал, что он не против большинства идей Трубецкого, что надо разрабатывать более тщательные схемы типологического исследования языков и попытаться соединять типологические критерии со сравнительно-историческими.