Проблема объективности исторического знания
Центральная проблема исторического познания заключается в том, насколько наши знания о прошлом действительно соответствуют тем событиям, которые происходили. Это есть проблема смысла самой истории как науки, то есть проблема научности истории. Но здесь есть и определенные сложности.
Дело в том, что история, в отличие от других наук, лишена возможности непосредственно наблюдать за предметом своего изучения. Историческая наука изучает то, чего уже нет. Как известно, объектом ее исследования является прошлое, которое уже ушло и не может быть объектом прямого наблюдения. Это обстоятельство, без всяких сомнений, затрудняет процесс познания. Правда, прошлое не исчезает бесследно. Следы, которые оно оставляет после себя, называются историческими источниками. Они содержат разнообразные свидетельства о прошлом и сами являются многообразными. Следовательно, проблема заключается в том, насколько историческая наука способна овладеть этими источниками и на их основе восстановить прошлое в его существенных чертах и проявлениях. С особой остротой эта проблема встала в XX в. Ранее же она решалась, исходя из того, что источники содержат исторические факты, и задача историка - в том, чтобы овладеть правилами критики и беспристрастно и бесстрастно эти сведения изложить так, чтобы политическая позиция автора не была бы явной. Как утверждал Н.Д. Фюстель де Куланж, «голос историка - это голос Бога». Наиболее рельефно эта позиция была выражена другим крупным историком XIX столетия Л. фон Ранке. Он полагал, что дело историка не судить прошлое, а рассказывать, как это собственно было. Такое направление в науке получило название «буржуазный объективизм». Эта позиция выглядит привлекательно, в ней есть рациональное зерно. Действительно, историк не должен быть судьей. Его задача состоит в том, чтобы воссоздавать объективную картину происходившего в прошлом. Другое дело, насколько ему это удается. Например, главный труд Ранке - «История Реформации» в 6-ти томах. Но Крестьянской войне в Германии посвящена всего одна небольшая глава. Уже такая структура книги наводит на размышления, ибо реальное соотношение событий было иным. Негативную оценку в работе получает и Томас Мюнцер.
Что касается Фюстеля де Куланжа, то в его произведениях 70-х годов XIX в. явственно чувствуется ненависть к немцам, то есть на исторические взгляды ученого сильное влияние оказала франко-прусская война и ее итоги. Данные примеры показывают, что нельзя писать историю, изгоняя из нее личность историка.
С другой стороны, формула (писать объективно. - В.М.) представляется очень простой, но в тоже время выглядит несколько претенциозной, так как невозможно описать все, что было. История - это наука избирательная. К тому же, как отмечалось ранее, у историков-позитивистов существовал какой-то культ источника. Но нельзя подходить к историческому источнику как к чему-то, содержащему готовые ответы.
Как известно, источники крайне неравномерно освещают события прошлого. Причины этого могут быть очень разными - от случайных до преднамеренных. Дело в том, что источники - это отнюдь не зеркальное отражение прошлого, особенно когда речь идет о письменных источниках. Следовательно, источники не надо обожествлять. Поэтому весьма важным представляется вопрос об отношении между познающим субъектом и познаваемым объектом, то есть между историком и предметом познания. Здесь на первый план выдвигается проблема личности историка и проблема интерпретации источника, так как спецификой исторического познания является особый характер отношений между историком и предметом его исследования. Они, без сомнения, носят личностный характер. Историческая наука служит самопознанию общества, которое не только предполагает, но и с необходимостью требует личностного момента. Поэтому главная задача заключается в том, чтобы создать необходимые условия для выражения личности историка.
Очень важной представляется проблема так называемого большого «Я» историка. В этом случае ученый выступает в качестве представителя определенного класса, определенной нации, религии, партии и так далее. Следовательно, в истории через личность историка преломляются их сущностные интересы.
В тоже время нельзя не учитывать проблему малого «Я» историка - его личности, ибо историческое познание всегда затрагивает чьи-либо интересы. И здесь свою роль должны сыграть такие качества ученого, как высокое гражданское мужество, честность, смелость и т.д.
Поэтому можно утверждать, что история - это наука, в которой личность историка является социально активной. По мнению Т. Моммзена («История Рима»), «для морального оправдания существования историка необходимо наличие неэгоистических стремлений. И если теперь я вынужден работать для себя, - писал ученый, - то сам себе кажусь человеком падшим».
Необходимыми же и достаточными условиями исторического познания является симбиоз малого и большого «Я». И тогда на первый план выступает проблема интерпретации источников. Историк не может просто использовать источниковый материал, он должен его истолковывать. Таким образом, историческая интерпретация является промежуточным звеном между источником и полученным результатом.
В свою очередь, сам процесс интерпретации предполагает наличие определенных принципов научного познания прошлого. Основными из них традиционно принято считать принцип партийности и принцип историзма. Кроме того, немаловажную роль играет проблема объективного и относительного знания в историческом познании. Здесь следует обратить внимание на относительный характер исторических знаний, как и всяких научных знаний вообще.
Но нередко встречается ситуация, когда положение о способности науки давать объективные знания догматизируется. И тогда ученые смотрят на научные знания, как на окончательные, являющиеся истиной в последней инстанции. Однако такого знания быть не может, ибо процесс исторического познания сам никогда не является законченным. Это бесконечно развивающийся процесс, и каждое данное знание есть лишь фрагмент этого бесконечного процесса.
Относительность научных знаний в истории усугубляется еще и тем, что незавершенным оказывается не только процесс познания, но и сам предмет познания. Следовательно, наши знания о прошлом не могут носить законченный характер, так прошлое само не завершено (оно живет в нас). События прошлого не исчезают с их окончанием, а продолжают жить в настоящем. Следовательно, всякая оценка прошедшего несет на себе печать незавершенности и относительности.
Сказанное, однако, не означает невозможность получения вообще объективного знания о прошлом. Просто мы всегда должны помнить о существовании некоторой степени относительности. Также необходимо понимать, что относительная истина - это не вынужденное зло, а необходимый момент исторического познания. Через целую цепь относительных знаний мы приходим к знанию настоящему. Важное место в этом процессе занимает такое понятие, как «исторический факт».
В своей совокупности факты - это материальная основа исторического познания. Первоначальное значение слова «факт» в обыденном языке - «сделанное», затем – «дело», «действие», «поступок». Другое основное значение слова «факт»: достоверное, проверенное, истинное знание о реально совершившемся действии, событии.
В XIX в. господствовало позитивистское представление о фактах, которые в готовом виде содержатся в исторических источниках. Такое понимание во многом объяснялось доминированием в научных изысканиях политической истории. С другой стороны, известно, что исторический релятивизм отрицал объективную природу исторического факта. Однако, как стало очевидно уже на рубеже XIX-XX вв. фактов, например, в социально-экономической истории, в готовом виде не существует. В этом случае на первый план выдвигается интерпретационная работа историка.
Сложность проблемы определяется тем, что само это понятие («исторический факт») двузначно. Во-первых, факт как фрагмент исторической действительности, а, во-вторых, факт как научное понятие, которое раскрывает содержание и значение какого-либо явления, имевшего место в прошлом.
Иногда факт как действительное событие, поскольку он установлен, может сам по себе иметь важное значение. Но чаще всего на первый план выходит не сама действительность, а ее интерпретация, вокруг которой и разгораются научные споры. Об этом с легким сарказмом писал И.Н. Данилевский: «вряд ли нас волнует тот факт, что однажды, около 227 000 средних солнечных суток назад, приблизительно на пересечении 54º с.ш. и 38º в.д., на сравнительно небольшом участке земли (около 9,5 км²), ограниченном с двух сторон реками, собралось несколько тысяч представителей биологического вида Homosapiens, которые в течение нескольких часов при помощи различных приспособлений уничтожали друг друга. Затем оставшиеся в живых разошлись: одна группа отправилась на юг, а другая на север … Между тем именно это и происходило, по большому счету, «на самом деле», объективно на Куликовом поле».
Поэтому историк имеет дело, прежде всего со вторым значением понятия «факт», так как он не только фиксирует то, что было, но и объясняет его. Мера истинности научного факта определяется степенью адекватности отражения объективно существующих предметов, явлений действительности в сознании познающего субъекта, что зависит от уровня развития науки, познавательных средств, применяемых исследователем, личности самого ученого и т.д. Отсюда становится понятным, почему в науке в качестве фактов нередко рассматривались ложные утверждения.
Таким образом, историческая природа факта не снижает момента относительности, который связан с познавательной деятельностью историка. Однако, эти два значения понятия «исторический факт» не стоит противопоставлять, так как интерпретационная деятельность исследователя не является произвольной, а основывается на реальной базе, которую составляют факты истории. Историк как бы открывает значение факта, используя весь методологический арсенал, который дает ему в руки историческая наука с тем, чтобы получить максимально адекватное знание о прошлом.