Он – не христианский священник и не священнослужитель славянского культа, человек вполне светский. По совокупности данных, он принадлежит к верхушке военно-дружинного сословия.

Более того, он близок княжеской семье и постоянно присутствует не только на важных советах и приёмах, но и при доверительных разговорах князей и княгинь. Уже во время Ольги он принадлежит к т. н. «старшей дружине», к ближним боярам. О родстве его с княжеской семьёй данных нет.

Этот человек не просто грамотный, но хорошо владеющий русским письменным языком. Более того, это – талантливый писатель. Без многословия, длинных описаний и лишнего украшательства, только подбором фактов, слов и речей персонажей, он создаёт их живые портреты, окунает нас в атмосферу событий. Поучиться бы у него нашим писателям, пишущим на исторические темы!

Он избегает комментариев и нравоучений, своих оценок персонажам и их поступкам он не даёт – пусть дела говорят сами за себя!

У него хорошая память. До конца своего труда он сохраняет ясность мыслей и изложения их.

Он образован не только литературно. Мы уже сказали о его географическом кругозоре. Добавим к этому кругозор политический. Из текста видно, что он считает десятками и сотнями тысяч, представляет умножение и дроби.

Мы должны признать его первым настоящим историком Руси. В истории он – стихийный материалист. Он не верит в предзнаменования, чудеса, вмешательство богов. Исторический процесс у него происходит из реальных обстоятельств и поступков людей. Возможно, это его личное мировоззрение, но, может быть, таково было общественное сознание русичей Х в. Выдумок и фантазий он избегает. У него нет вымышленных князей и придуманных генеалогий. Нет сказочных царств и племён, вроде псоглавцев и одноглазых. Поэтому, его рассказ внушает обоснованное доверие. Он не льстит кому-то из князей. Он отмечает нерешительность и жадность Игоря, робость, податливость на влияния и чрезмерную доверчивость Ярополка, коварство и жестокость Владимира. К Ольге и Святославу он обнаруживает приязнь, но без лишних славословий. Он пишет правду.

У нас нет сведений о каких-либо старших современниках его, у которых он мог бы заимствовать знания и взгляды. Знания он, видимо, добывал сам, где мог, сам освоил писательское искусство, сам пришёл к своим убеждениям. Это был человек незаурядный.

Преемники «зачинателя» оценили его труд и отнеслись к нему с уважением. «Продолжатель», описывающий события 1014 – 1036 годов, пишет в том же стиле. Основной текст «зачинателя» сохранён автором свода 1037 г.

Буегаст.

«Полно! – восклицает оппонент – Да мог ли быть в средине Х века такой человек среди славян, поганых “невегласов”? У них и грамотеев-то не было, пока не понаехали греческие священники! И договоры им писали греческие писцы (вот только почему-то по-русски!)».

Между тем, наши «раскопки» закончены. Мы выявили древнейший пласт нашего летописания. Мы, в сущности, определили и автора его. Нам неизвестно только имя «зачинателя». Попробуем и его установить. Не может быть, чтобы такой человек нигде не был упомянут!

Сначала ответим оппоненту по поводу грамотеев. Они, однако, были! Мы не знаем, были ли грамотны русские князья, но ясно, что они не могли управлять государством и поддерживать отношения с иными державами без грамотных людей. Значение письменности, они, безусловно, понимали. Не наша летопись, а император Константин, принимавший Ольгу в Царьграде, упоминает в её свите переводчиков (неясно – двух или трёх). Это, конечно, были не устные толмачи, а люди, умевшие читать и писать – к императору ехали, а не на толковище с дикими печенегами. Тот же Константин упоминает Григория, видимо, «домашнего» священника Ольги, который в летописи назван «презвутер». Ещё ранее, при Игоре, в Киеве уже стояла церковь Св. Ильи. Её настоятель, был, конечно, человек грамотный. Договор Святослава с Цимисхием пишет (в ставке князя) некий Фефил синкел – то ли знавший по-русски грек, то ли крещёный болгарин. Жена Ярополка, бывшая греческая монахиня, была грамотна, по крайней мере, настолько, чтобы читать Псалтирь и Евангелие.

Но все эти лица не могут быть авторами рассматриваемого текста по своему происхождению и положению. Искать «зачинателя» надо в другом круге. Этот круг нам указывают тексты договоров, каждому из которых (кроме договора Святослава) предшествует список послов.

Совершенно ясно, что послы не были случайными людьми, попавшими под руку придворными или вояками-рубаками. Для ведения переговоров, заключения письменных договоров, нужны были люди, умевшие читать и писать, по крайней мере, по-русски (Ивановым письмом), а желательно и по-гречески. От них требовалось сравнить тексты, удостовериться, что «льстивые греки» писали, как договорено, и не вписали лишнего. Они должны были прочесть и растолковать текст князю и его советникам, а, при надобности, и переписать его. И уж конечно, они были людьми, достойными доверия. Среди них и будем искать «зачинателя». Ещё один аргумент в пользу этого круга – большое число упоминаемых «зачинателем» посольств в обе стороны и его вероятное присутствие на переговорах и приёмах послов. Он описывает ход переговоров, церемонии клятв, приводит речи сторон. Это – не случайно, а говорит об определённой «специализации» чиновника. Летописцы-монахи к посольским делам не допускались и были чужды этому.

Не будем рассматривать договоры Олега, в которых «зачинатель» не мог участвовать по возрасту, т. к. иначе он не дожил бы до 981 г. Договор Игоря содержит в себе наибольшее число имён. Но можно сильно сократить этот список, исключив из него купцов и второстепенных послов, видимо, от удельных и племенных князей. Во главе списка стоят: «Ивор, посол Игорев, великого князя русского; Вуефаст Святослава, сына Игорева; Искусеви Ольги княгини». Далее идут послы брата и племянников Игоря, не подходящие нам по своему положению. Надо полагать, что послами Игоря и Ольги были люди более опытные, пожилые. Они либо не дожили бы до Владимира, либо удалились бы на покой по смерти Игоря и Ольги. Малолетнему же Святославу, вероятно, был назначен и более молодой представитель – будущий «зачинатель». С этих пор он и остался на службе у Святослава, пока не перешёл «по наследству» к Ярополку. Это предположение согласуется с отмеченным присутствием «зачинателя» при дальнейших переговорах с греками и присяге Игоря, с возрастом и длительной карьерой «зачинателя» при киевском дворе, с той симпатией, которую он выражает к Святославу, с тем доверительным положением, которое он занимал. Это соответствует и его кругу информаторов, и его участию в разнообразных посольских делах. Возможно, что он был «кормильцем» Ярополка, почему и оставался в Киеве, пока Святославичи были малы. Итак, мы знаем имя: Вуефаст. Больше некому.

Но что это за имя, какого языка? Так оно записано в списке послов. Но надобно его ещё прочесть. Напомним, что договоры писались Ивановым письмом и были переписаны кириллицей уже при Ярославе. Но к тому времени знатоков Иванова письма уже не осталось. Переписчик стоял перед сложной задачей. Он «перевёл» на кириллицу содержательную часть договоров, опираясь на знакомые корни и формы слов, на контекст и смысл, на свои догадки. Труднее было с именами, произношения которых он не слышал. Он сделал единственно возможное и правильное – повторил в своей рукописи имена послов, так как они были написаны в оригинале. Княжеские имена были ему известны и записаны в новой орфографии. Остальные же имена дают нам представление о буквенном составе Иванова письма, и здесь мы видим значительное отличие от кириллицы.

В списке имён нет 5 букв нынешнего нашего алфавита:ё, й, щ, э, ю, а также отсутствуют юсовые буквы древней азбуки. Почти отсутствуют 8 букв (довольно распространённых): ж, з, х, ц, ч, ш, я, ѣ – их случайное появление 1 – 2 раза произошло от переписчиков протографа. Самая частая в русском языке буква овстречается ненормально редко. Зато а встречается слишком часто, причём в начале имён, что чуждо русскому языку. И совсем невозможно для русского произношения чрезмерное употребление буквы и звука ф. Причина этих явлений ясна: изобретатель Иванова письма использовал греческий алфавит, не соответствующий звуковому составу русского языка и имеющий недостаточное число букв. Для ряда звуков он не нашёл подходящей греческой буквы. Поэтому ему пришлось некоторые буквы использовать в разных звуковых значениях. На заре своего возникновения письмо было «тайной», именно потому, что никак не удавалось однозначно сопоставить буквы и звуки. Правила чтения не были утверждены и общеприняты. Они передавались устно от учителя к ученику. Этих-то правил и не знал переписчик XI века.

Возвращаясь к имени Вуефаст, видим, что его вторая часть начинается как раз с чрезмерно частой буквы ф, которая обозначает здесь иной звук. А именно, это тот самый звук, промежуточный между г и х, который и поныне звучит в разговорной речи на Украине и в южнорусских областях. Вспомните хрестоматийный рассказ «Филиппок»: «Хве и хви – фи». У греков не было такого звука и адекватной буквы. В данном случае читать надо г, и мы сразу обнаружим схожие славянские имена. У западных славян был бог Радегаст (так пишут германскую форму, славяне говорили Радогост или Радогощ). У антов Причерноморья, по греческим источникам, был царь с тем же именем (иногда пишут Ардагаст) и князь Кологаст. У болгар был князь Гостун. А в Новгороде княжил знаменитый Гостомысл, не допускаемый почему-то в учебники и энциклопедии.

Первая же буква имени – это греческая «бета», и читать её надо по древней традиции, как нынешнее русское Б. Вот мы и прочли имя «зачинателя» – Буегаст. Возможны варианты произношения – Буегост или Буегощ. Толкование очевидно: буйный гость. Можно, кстати, припомнить и остров Буян, и «буй тур Всеволод» из Слова о полку Игореве.

Рукописи не горят.

Осталось сказать немного. О Буегасте мы знаем довольно, пожалуй, более, чем о других русских деятелях Х века, кроме князей, но неизвестны его предки и потомки. Впрочем, в XIX веке существовала необычная и непонятная дворянская фамилия – Бухвостов. Не есть ли это искажённое временем «Буегостов»? Такие притяжательные формы зафиксированы уже в тех же списках послов.

Проследим далее судьбу его рукописи. Видимо, после смерти Ярополка удалившийся от двора Буегаст забрал с собой княжеский архив, в котором, помимо его рукописи была «папка» с договорами и другие документы.

В конце Х в. сей архив перешёл к «хранителю» – по наследству или по доверению. Оный сберег его в тайне до 1015 г., после чего очень своевременно переписал рукопись, сделав небольшие добавления. От него она досталась «продолжателю», который, поняв её важность, продолжил её и довёл до 1036 г. «Продолжатель» вёл своё летописание в частном порядке, не оглядываясь на светские или духовные власти. После него рукопись, вместе с оригиналами договоров, попала к автору свода 1037 г. Этот автор занимал, видимо, высокое положение и принадлежал к духовному сословию. Возможно, это был киевский митрополит. У него оказались также: русский конспект Св. Писания; сказание о крещении Руси, составленное по рассказам Настаса Корсунянина и других современников этого события; возможно, записки об Ольге по рассказам о. Григория. С согласия Ярослава и был составлен свод, которому, по замыслу, придавалось государственное значение. Мы не знаем, участвовал ли Иларион в составлении этого свода, но, во всяком случае, он получил его в руки, когда стал митрополитом. Видимо, именно он, судя по «Слову о законе и благодати», и был «апологет Владимира и Ярослава». Ярослав ему доверял. Вероятно, в 1051 – 1054 г. Илларион заново переписал и отредактировал сводную летопись и довёл её до смерти Ярослава.

Далее важное значение приобретает передача летописания в Киево-Печерский монастырь с прекращением его при княжеском или митрополичьем дворе. Это мог сделать только человек, который был не просто переписчиком, но полным владельцем рукописи. Распорядиться рукописью мог лишь сам Илларион, который и ранее был дружен с монастырской братией (он же первым выкопал пещерку на месте будущего монастыря). Исчезновение Иллариона из летописи после 1055 г. (без указаний на его смерть) и назначение нового митрополита-византийца вызвало гипотезу об уходе Иллариона в монастырь и тождестве его с монахом Никоном, которому приписывают свод 1073 года. Здесь подозревают интриги византийцев и разногласия Иллариона с Ярославичами. Летопись при Ярославичах опять утратила государственное значение и стала частным делом монахов. Так, через Нестора и Сильвестра текст Буегаста вошёл в Повесть временных лет. Повесть же эта разошлась во множестве по городам удельной Руси и, в конце концов, достигла и нас.

Многие поколения известных и безымянных летописцев передавали друг другу светоч нашей истории. Но наибольшая наша благодарность тому, кто зажёг этот светоч столь ярким и сильным огнём, что затушить его стало невозможно. Буегаст долго и верно служил русскому государству, он был и первым нашим историком, и первым нашим писателем, великим деятелем нашего просвещения.

Слава тебе, Буегаст! Даже если тебя звали не так.

Аминь.

КОГДА ЭТО БЫЛО?

Летописец рассказывает, как греческий «философ» проповедовал Владимиру (тогда ещё не святому) основы христианского вероучения. Рассказ этот явный вымысел. Во-первых, никакой «философ» не может упомнить столь огромное количество фактов, диалогов, чужеязычных имён, названий и терминов и одним махом всё это устно изложить. Во-вторых, никакой князь не вытерпит такой лекции. Он или уснёт, или удалит надоедливого лектора. Но летописный Владимир стоически выслушал краткое изложение сразу и Ветхого и Нового завета. И даже задал два вопроса. Один из них: «Когда это было?».

И это первый вопрос, который возникает при чтении книг, посвящённых истории, как научных, так и художественных. Возникает он и при чтении летописных рассказов. Простодушный читатель с недоумением ответит: «Так это же в самой летописи написано!». Увы, не всему написанному можно безоговорочно верить. И для начала надо бы поинтересоваться, откуда взяли наши летописцы свою хронологию для первых веков нашей истории, когда на Руси ещё не утвердилось христианство и хронология в православной традиции (от сотворения мира).