Цитирование и пересказ источников

Стремясь к повышению читабельности и убедительности своего труда, цитируя и по-другому используя с этой целью источники, в том числе художественную литературу, историк должен помнить, что они обладают неодинаковой степенью доходчивости и воспринимаются читателем по-разному.

Может быть, на «полюсах восприимчивости» находятся статистические материалы – и мемуары (к которым близки другие нарративные источники, эпистолярии, произведения художественной литературы и искусства, фотофонокиноматериалы). Где-то между ними находятся законодательные акты, парламентские и дипломатические документы, для осмысления многотомных фолиантов которых требуются более значительное время, усилия и специальные познания.

Хотя критически проанализированные статистические источники являются фундаментом конкретных и точных знаний о разных сторонах социально-экономической жизни, их использование в историческом груде, в частности цитирование, сопряжено со многими трудностями. Специфическим языком статистики является язык цифр, которые дают факту прошлого, прежде всего количественную характеристику. Одной из характерных черт этого языка является внешняя сухость. Конечно, одно упоминание о 15-тысячном плательном гардеробе помогает понять характер Елизаветы Петровны, но иногда даже отдельно приведенная голая цифра нуждается в комментировании. Ряды же из многих цифр, обширные статистические таблицы, включенные в ткань исследования, зачастую требуют разъяснения и расшифровки, и автор исторического труда обязан эту расшифровку дать, если не уверен во вдумчивости и аналитических возможностях читателя, как, впрочем, и в наличии у него времени. Вообще же цифрами не следует злоупотреблять, и можно солидаризироваться с Н. И. Павленко: «Посмотришь иную работу – чуть ли не на каждой странице десятки цифр. То ли это работа по истории, то ли руководство по арифметике» [167].

Гораздо более популярны у читателя мемуарные свидетельства – несмотря на их субъективизм, зависимость от зачастую ущербной памяти и другие отрицательные свойства. Причины этой популярности понятны: мемуаристами зачастую являются известные в прошлом деятели, общественная и личная жизнь которых – включая закулисную сторону–живо интересует массового читателя, который надеется найти в них интересные, сенсационные, живо изложенные факты, а неискушенного в вопросах исторической критики читателя влечёт к мемуарам их кажущаяся (обещанная мемуаристом уже в предисловии!) достоверность.

С точки зрения эмоциональности, столь важной для читабельности исторического труда, сухие статистические и яркие мемуарные источники – антиподы. Эффективно и даже эффектно их сочетание, расшифровка первых с помощью вторых. Так, сухие статистические данные гласят, что во время инфляции в Германии в 1923 г. один доллар стоил: 2 января – 7260 марок, 2 мая – 31700, 2 июля – 160000, 1 августа– 1,1 млн., 1 октября – 242 млн., 1 ноября – 130 млрд., 1 декабря – 4,2 биллиона марок [168]. Мемуарист же расскажет, что, получив зарплату, все стремились истратить её как можно скорее, ибо спустя короткое время она превращалась в груду бумаги; или вспомнит, как некий профессор, пообедав с приятелем в ресторане, обнаружил, что не может расплатиться, т. к. во время обеда курс марки вновь резко понизился [169].

Для придания изложению большей убедительности и яркости бывает полезно процитировать известные строки иных писателей и поэтов, особенно если они являлись участниками или хотя бы современниками характеризуемых событий (т. е. если написанное ими в какой-то мере является историческим источником).

К примеру, профессор А. Ф. Миллер, рассказывая о поражении, нанесенном испанцами и итальянцами гуркам в 1571 г. в морской битве при Лепанто, цитирует её участника М. Сервантеса, который в «Дон-Кихоте» так оценил ее: «...разрушено было ложное убеждение всего мира и всех народов в непобедимости турок на море... посрамлена была оттоманская спесь и гордыня...» Повествуя о быстрой и кровавой расправе Махмуда II с янычарами в 1826 г., Миллер цитирует посвящённое этим событиям стихотворение А. С. Пушкина («Тогда султан был духом гнева обуян») [170]. В любом исследовании об Отечественной войне 1812 г. впечатляющей окажется строка из «Бородина», хотя М. Ю. Лермонтов и родился через два года после Бородинского сражения. Е. В. Тарле в связи с Венским конгрессом 1815 г. пишет; «...вместо эпохи льва, по выражению Байрона, пришла эпоха многих шакалов...» [171] В появившейся в 1938 г. монографии «Нашествие Наполеона на Россию: 1812 год» Тарле, имея в виду крах этого нашествия и недвусмысленно намекая на гитлеровскую Германию, вновь цитирует Байрона: «Затем ли свергнули мы льва, чтоб пред волками преклоняться?» и рядом – германского публициста Максимилиана Гардена, который в 1918 г. предостерегал: «Читайте историю России, это очень полезное занятие!» [172]

*****************************

Авторитетные высказывания.

Вопросы и задания

Ю. М. Лотман об альтернативности: «Одно из следствий общего поворота научного мышления состоит в том, что историка начинают интересовать события не сами по себе, а на фоне поля нереализованных возможностей. Непройденные дороги для историка – такая же реальность, как и пройденные. А то, что вызвало реализацию одних из них и нереализацию других, начиная с песчинки, изменившей направление лавины, делается историческим фактом. <...> Клио предстает не пассажиркой в вагоне, катящемся по рельсам от одного пункта к другому, а странницей, идущей от перекрестка к перекрестку и выбирающей путь. ...Крест, перекресток уже в санскрите означал выбор, судьбу, человеческие начала: разум и совесть. Перепутье предоставляет выбор идущему. Клио вышла на перепутье» [173].

Д. С. Лихачев о содержании терминов «патриотизм» и «национализм»: «Патриотизм – это благороднейшее из чувств. <...> Национализм же – это подлейшее из несчастий человеческого рода. Как и всякое зло, оно скрывается, живёт во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью к другим народам и к той части своего собственного народа, которая не разделяет националистических взглядов» [174].

**************************

Согласны ли вы с фолкнеровским пониманием термина «патриотизм»: «Я достаточно люблю свою страну, чтобы мне хотелось исправить её недостатки...

Писать только о хорошем в моей стране – значит ничуть не исправить плохого. Я должен говорить людям о плохом, чтобы они достаточно разозлились или устыдились – и могли исправить его» [175].

Глава IV. ИЗОБРАЖЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКИХ ЛИЧНОСТЕЙ И НАРОДНЫХ МАСС В СВЕТЕ ОЦЕНОЧНЫХ И НРАВСТВЕННЫХ ФАКТОРОВ [176]