Эволюция жанров исторического повествования

Жанры исторического повествования (историческая повесть, ска­зание) в XVII в. претерпевают значительные изменения. Их содержание и форма подвергаются демократизации. Исторические факты посте­пенно вытесняются художественным вымыслом, все большую роль в повествовании начинают играть занимательный сюжет, мотивы и образы устного народного творчества.

«Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков».Процесс демократизации жанра исторической повести прослеживается на по­этической «Повести об Азовском осадном сидении донских казаков». Она возникла в казачьей среде и запечатлела самоотверженный подвиг горстки смельчаков, которые не только захватили в

1637 г. турецкую крепость Азов, но и сумели отстоять ее в 1641 г. от значительно превосходивших сил врага.

А. Н. Робинсон делает весьма убедительное предположение, что ее автором был казачий есаул Федор Порошин, прибывший вместе с казачьим посольством в Москву в 1641 г. с целью убедить царя и правительство принять от казаков крепость Азов «под свою руку».

Будучи сам участником событий, Федор Порошин правдиво и детально описал подвиг донских казаков, использовав при этом при­вычную для него форму казачьей войсковой отписки. Жанру деловой письменности он сумел придать яркое поэтическое звучание, что было достигнуто не столько путем усвоения лучших традиций исторической повествовательной литературы (повестей о Мамаевом побоище, «По­вести о взятии Царьграда»), сколько широким и творческим исполь­зованием казачьего фольклора, а также правдивым и точным описанием самих событий.

Отличительная особенность повести — ее герой. Это не выдающа­яся историческая личность правителя государства, полководца, а не­большой коллектив, горстка отважных и мужественных смельча­ков-казаков, свершивших героический подвиг не ради личной славы, не из корысти, а во имя своей родины — Московского государства, которое «велико и пространно, сияет светло посреди паче всех иных государств и орд бусорманских, персидцких и еллинских, аки в небе солнце». Высокое чувство национального самосознания, чувство патриотизма вдохновляет их на подвиг. Основную массу казачества составляют бывшие холопы, бежавшие от своих владельцев на вольный Дон «из работы вечныя, ис холопства неволнаго, от бояр и от дворян государевых». И хотя их на «Руси не почитают и за пса смердящего», казаки любят свою родину и не могут изменить ей.

Султан требует, чтобы казаки немедля «очистили» его «отчину». «А есть ли только из Азова города в нощъ сию вон не выйдете, не может завтра от вас нихто жив быти», ибо ему, «царю турскому», «ваша разбойничья кровь не дорога». Угрожая казакам, турки говорят: «Мы в завтра Азов город и всех вас, воров и разбойников, аки птицу в руце своей отдадим вас, воров, на муки лютыя и грозныя, раздробим плоть вашу на крошки мелкие». Ведь никакой помощи казакам от Москвы нечего ожидать, им даже не пришлют хлебного запасу,— говорят послы, и предлагают казакам принести свои головы разбойничьи «винные» ту­рецкому султану, который их пожалует «честию великою» и «обогатит». С ядовитой иронией отвечают они турецким послам, предложившим им сдать крепость без боя и перейти на службу к султану. «Мы ведаем силы и пыхи (гордость) царя турского все знаем, и видаемся мы с вами, турками, почасту за море и за морем и на сухом пути, ждали мы вас в гости дни многия». Казаки смеются над чванством, тупоумием, высокомерием «бешеной собаки» — турецкого султана. Они гордятся своей вольностью и готовы биться с «царем турским, что с худыми свиньями наемными». И хотя на Москве их, казаков, не жалуют и не почитают и «за пса смердящего», они гордятся своею православною родиной и готовы послужить «царю турскому» своими «пищалми казачими да своими сабелки вострыми». «А злато и сребро емлем у вас за морем, то вам самим ведомо. А жены себе красныя и любимыя водим (заманиваем) и выбираем от вас же из Царя града, а с женами детей с вами вместе приживаем». Ответ донских казаков туркам предвосхищает знаменитое письмо запорожцев турецкому султану.

Ставя целью прославление и возвеличение подвига казаков, автор гиперболически изображает приход вражеских сил под Азов: «Где у нас была степь чистая, тут стала у нас однем часом, людми их многими, что великие и непроходимые леса темныя. От силы их многия и от уристанъя их конского земля у нас под Азовым потреслася и прогнулася, и из реки у нас из Дону вода на береги выступила...»

Ведь против 5000 казаков выступают силы турецкого султана в 300 000 воинов! И несмотря на это, казаки гордо и с презрением отвергают предложения послов о мирной сдаче города и принимают неравный бой. 95 дней длится осада; 24 вражеских приступа отбили казаки, уничтожили подкоп, с помощью которого враги пытались овладеть крепостью. Бой длится день и ночь, казаки изнемогают от усталости: «И уста наша кровию запеклись, не пиваючи и не едаючи!.. Уж стало переменитца некем, — ни на единой час отдохнуть нам не дадут!» Собрав все силы, казаки идут на последнюю и решительную вылазку. Предварительно они прощаются со своей родиной, с род­ными степями и тихим Доном Ивановичем. Прощание казаков — самое поэтическое место повести, отразившее особенности казачь­его фольклора: «Простите нас, леса темныя и дубравы зеленыя. Простите нас, поля чистые и тихия заводи. Простите нас, море Синее и реки быстрые. Прости нас, море Черное. Прости нас, государь наш тихой Дон Иванович, уже нам по тебе, атаману нашему, з грозным войским не ездить, дикова зверя в чистом поле не стреливать, в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливать».

Казаки прощаются не только с родной природой, но и со своим государем, который является для них олицетворением Русской земли.

В последней, решительной схватке с врагом казаки одерживают победу, и турки вынуждены снять осаду.

Прославляя самоотверженный подвиг казаков — верных русских сынов, автор повести не может не отдать дань традиции: победа, достигнутая казаками, объясняется результатом чудесного заступниче­ства небесных сил во главе с Иоанном Предтечей. Однако религиозная фантастика служит здесь лишь средством возвеличения патриотиче­ского подвига защитников Азова.

Традиционные картины боя, взятые автором повести из арсенала художественных средств повестей о Мамаевом побоище, «Повести о взятии Царьграда», сочетаются с обильным введением в повествование казачьего фольклора. Например: «И давно у нас в полях наших летаючи, хлехчют орлы сизыя и грают вороны черныя подле Дону тихова, всегда воют звери дивии, волцы серые, по горам у нас брешут лисицы бурыя, а все то скликаючи, вашего бусурманского трупа ожидаючи». В языке повести отсутствует книжная риторика и широко представлены эле­менты живой разговорной речи.

В повести выражено стремление создать образ «массы», передать се чувства, мысли и настроения, а также дано утверждение силы народной, торжествующей над «силами и пыхами» «царя турского».

Выступая от имени всего войска Донского, автор стремится убедить правительство Михаила Федоровича «принять» «свою государеву вот­чину Азов град». Однако Земский собор 1641 —1642 гг. решил возвратить крепость туркам, а ревностный поборник присоединения Азова к Москве, обличитель притеснений казачества боярами и дворянами — Федор Порошин был сослан в Сибирь.

Героическая оборона казаками крепости Азов в 1641 г. получила отражение и в «документальной» повести, лишенной художественного пафоса, свойственного повести «поэтической».

В последней четверти XVII в. сюжет исторических повестей об азовских событиях (1637 г. и 1641 г.) под воздействием казачьих песен, связанных с Крестьянской войной под руководством Степана Разина, превращается в «сказочную» «Историю об Азовском взятии и осадном сидении от турского царя Брагима донских казаков». «Сказочная» повесть об Азове содержит три части: сказание о захвате в плен казаками дочери азовского паши, о взятии крепости Азов казаками хитростью и описание осады захваченной казаками крепости турками.

Первая часть повествует о том, как казаки напали на караван турецких судов, везших дочь азовского паши в Крым, где она должна была стать женой царя Старчия. Они пленили невесту, разграбили караван, а затем за большой выкуп вернули азовскому паше его дочь.

О том, как, переодевшись купцами и спрятав воинов в телегах, казаки хитростью взяли Азов, рассказывается во второй части повести.

Третья часть посвящена изображению осады Азова турецким царем Брагимом. По сравнению с поэтической повестью здесь введен ряд занимательных бытовых эпизодов: переговоры с татарскими гонцами, пленение турками казачьих лазутчиков и их освобождение. Выделяет сказочная повесть и отдельных героев событий, описывая их боевые подвиги. Это атаман Наум Васильев, есаул Иван Зыбин. В осажденном Азове рядом с казаками действуют и их мужественные жены: они кипятят воду для обливания ею врагов со стен, оплакивают павших, оберегают детей.

«Сказочная» повесть об Азове свидетельствует о развитии занима­тельности в повествовании, заинтересовывает своих читателей рядом вымышленных эпизодов, бытовыми подробностями.

ЛИТЕРАТУРА

ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ

XVII века

Новый этап развития древнерусской лите­ратуры начинается после церковной реформы Никона в 1653 г. и исторического воссоеди­нения Украины с Россией в 1654 г. Следст­вием интенсивного сближения России со странами Западной Европы явилось проник­новение в древнерусскую культуру многочис­ленных элементов культуры европейской. Идет острая борьба сторонников византийско-греческой и латинско-польской образо­ван­ности. Начинается процесс дифферен­циации художественной литературы, ее вы­членения из письменности исторической и религиозно-дидактической. Постепенно пре­кращают свое существование летописи, со­храняясь только на периферии («Сибирские летописи»), видоизменяются до неузнаваемо­сти исторические повести, житие становится бытовой повестью и автобиографией. Появ­ляются бытовые повести с вымышленными сюжетами и героями, развивается демократи­ческая сатира; возникают драма и театр, ши­рокое развитие получает силлабическая поэзия; меняется характер переводной лите­ратуры.

БЫТОВЫЕ ПОВЕСТИ

Процесс пробуждения сознания личности находит отражение в появившемся во второй половине XVII в. новом жанре—бытовой повести. Его появление связано с новым типом героя, заявившего о себе как в жизни, так и в литературе. В бытовой повести ярко отразились изменения, происшедшие в сознании, морали и быте людей, та борьба «старины» и «новизны» переходной эпохи, которая пронизывала все сферы личной и общественной жизни.

«Повесть о Горе и Злочастии».Одним из выдающихся произведений литературы второй половины XVII в. является «Повесть о Горе и Злочастии». Центральная тема повести — тема трагической судьбы молодого поколения, старающегося порвать со старыми формами семейно-бытового уклада, домостроевской моралью.

Вступление к повести придает этой теме общечеловеческое обоб­щенное звучание. Библейский сюжет о грехопадении Адама и Евы трактуется здесь как непокорность, неповиновение первых людей воле создавшего их Бога. Источник этого неповиновения — не дьявол-ис­куситель, как толковала Библия, а сам человек, его сердце «несмысленное и неуимчивое». Такая трактовка библейского сюжета говорит о новом миропонимании, сложившемся у автора: причина преступления чело­веком заповеди смирения, покорности — в нем самом, в его характере, а не результат воздействия потусторонних сил.

Основу сюжета повести составляет трагическая история жизни Молодца, отвергнувшего родительские наставления и пожелавшего жить по своей воле, «как ему любо». Появление обобщенно-собира­тельного образа представителя молодого поколения своего времени было явлением весьма примечательным и новаторским. В литературу на смену исторической личности приходит вымышленный герой, в характере которого типизированы черты целого поколения переходной эпохи.

Молодец вырос в патриархальной купеческой семье, окруженный неусыпными заботами и попечением любящих родителей. Однако он рвется на свободу из-под родного крова, жаждет жить по своей воле, а не по родительским наставлениям. Постоянная опека родителей не научила Молодца разбираться в людях, понимать жизнь, и он платится за свою доверчивость, за слепую веру в святость уз дружбы. Губит его «царев кабак». Но Молодец не сдается, он не несет свою повинную голову в родительский дом, он хочет доказать свою правоту, отправ­ляясь во «чужу страну, далъну, незнаему». Личный опыт убедил его, что без совета «добрых людей» жить нельзя. И смиренно выслушав их наставления, Молодец «учал... жити умеючи»: «...от великого разума наживал он живота болшы старова».

Причиной дальнейших злоключений героя является его характер. Губит Молодца похвальба своим счастьем и богатством («...а всегда гнило слово похвальное»,— морализует автор). С этого момента в повести появляется образ Горя, которое, как и в народных песнях, олицетворяет трагическую участь, судьбу, долю человека. Этот образ раскрывает также внутреннюю раздвоенность, смятенность души героя, его неу­веренность в своих силах.

В сознании Молодца еще живучи традиционные представления. Так, он не может преодолеть старого взгляда на женщину как на «сосуд дьявола», источник всех бед и злоключений мужчины; сохраняет он верность и религиозным верованиям своихотцов. Не поверив ковар­ным советам Горя, Молодец, однако, не в силах ослушаться этих же советов, когда они исходят от архангела Гавриила, облик которого приняло Горе.

В советах, которые дает Молодцу Горе, легко обнаружить тягостные раздумья самого героя над жизнью, над неустойчивостью своего мате­риального благополучия.

Повесть подчеркивает, что причиной разорения Молодца стано­вится «царев кабак», где герой оставляет «свои животы» и меняет «платье гостиное» на «гуньку кабацкую». Так «гостиный сын» превра­щается в бездомного бродягу, пополняя многочисленную армию «гу­лящих людей», странствующих по градам и весям Руси. Ярко рисуются картины «наготы и босоты безмерной», в которых звучат мотивы протеста неимущего класса против социальной несправедливости, против злой доли.

В правдивом изображении процесса образования деклассирован­ных элементов общества — большое социальное значение повести.

Молодец, отвергавший родительскую власть, не захотевший поко­риться отцу и матери, вынужден склонить свою гордую голову перед Горем-горинским. «Добрые люди» сочувствуют участи Молодца, сове­туют ему вернуться под родительский кров и попросить прощения. Однако теперь уже Горе не желает отпускать свою жертву. Оно упорно и неотступно преследует Молодца, издеваясь над всеми его попытками убежать от своей «злочастной доли». Идя с Молодцом «под руку», Горе «научает» его «богато жить — убити и ограбить». Это и заставляет Молодца вспомнить «спасенный путь» и уйти в монастырь. Для героя и автора повести монастырь является отнюдь не идеалом праведной жизни, а последней возможностью спастись от своей злочастной доли.

Автор сочувствует герою и в то же время показывает его трагич­ность. Освященному веками традиционному бытовому укладу он не может противопоставить ничего, кроме своего стремления к свободе.

В повести резко противопоставлены два типа отношения к жизни, два миропонимания: с одной стороны, родителей и «добрых людей» — большинства, стоящего на страже «домостроевской» общественной и семейной морали; с другой стороны,— Молодца, воплощающего стремление нового поколения к свободной жизни.

Следует отметить, что наставления родителей и советы «добрых людей» касаются лишь самых общих практических вопросов поведения человека и лишены религиозной дидактики.

Судьба Молодца излагается в форме его жития, но повесть уже не имеет ничего общего с традиционной агиографией. Перед нами ти­пично светская бытовая биографическая повесть.

Автор в совершенстве владеет поэтикой фольклора, его образной системой, формами былинного стиха. Образ доброго Молодца, «нагого, босого», «лыком подпоясанного» Горя, эпическая картина пира, песенная символика эпизода преследования Горем Молодца — все это находит прямое соответствие и в эпической народной поэзии, и в лирических песнях о Горе.

Переплетение эпоса и лирики придает повести эпический размах, сообщает ей лирическую задушевность. В целом же повесть, по словам Н. Г. Чернышевского, следует верному течению народнопоэтического слова.

«Повесть о Савве Грудцыне».Тематически к «Повести о Горе и Злочастии» близка «Повесть о Савве Грудцыне», созданная в 70-е годы XVII в. В этой повести также раскрывается тема взаимоотношений двух поколений, противопоставляются два типа отношений к жизни. Основа сюжета — жизнь купеческого сына Саввы Грудцына, пол­ная тревог и приключений. Повествование о судьбе героя дается на широком историческом фоне. Юность Саввы протекает в годы «гонения и мятежа великого», т. е. в период борьбы русского народа с польской интервенцией; в зрелые годы герой принимает участие в войне за Смоленск в 1632—1634 гг. В повести упоминаются исторические личности: царь Михаил Федорович, боярин Стрешнев, воевода Шеин, сотник Шилов; да и сам герой принадлежит к известной купеческой семье Грудцыных-Усовых. Однако главное место в повести занимают картины частной жизни.

Повесть состоит из ряда последовательно сменяющих друг друга эпизодов, составляющих основные вехи биографии Саввы: юность, зрелые годы, старость и смерть.

В юности Савва, отправленный отцом по торговым делам в город Орел соликамский, предается любовным утехам с женой друга отца Бажена Второго, смело попирая святость семейного союза и святость дружбы. В этой части повести центральное место отводится любовной интриге и делаются первые попытки изобразить любовные переживания человека. Опоенный любовным зелием, изгнанный из дома Бажена, Савва начинает терзаться муками любви: «И се начат яко пеки огнь горети в сердце его... начат сердцем тужити и скорбети по жене оной... И нача от великия туги красота лица его увядати и плоть его истончеватися». Чтобы рассеять свою скорбь, утолить сердечную тоску, Савва идет за город, на лоно природы.

Автор сочувствует Савве, осуждает поступок «злой и неверной жены», коварно прельстившей его. Но этот традиционный мотив прельщения невинного отрока приобретает в повести реальные психологические очертания.

Вводится в повесть и средневековый мотив союза человека с дьяволом: в порыве любовной скорби Савва взывает к помощи дьявола, и тот не замедлил явиться на его зов в образе юноши. Он готов оказать Савве любые услуги, требуя от него лишь дать «рукописание мало некое» (продать свою душу). Герой исполняет требование беса, не придав этому особого значения, и даже поклоняется самому Сатане в его царстве, дьявол, приняв образ «брата названого», становится предан­ным слугою Саввы.

Идейно-художественная функция образа беса в повести близка функции Горя в «Повести о Горе и Злочастии». Он выступает вопло­щением судьбы героя и внутренней смятенности его молодой и поры­вистой души. При этом образ «названого брата», который принимает в повести бес, близок народной сказке.

С помощью «названого брата» Савва вновь соединяется со своей возлюбленной, спасается от гнева родительского, переносясь со ска­зочной быстротой из Орла соликамского на Волгу и Оку. В Шуе «брат названый» обучает Савву воинскому артикулу, затем помогает ему в разведке укреплений Смоленска и в поединках с тремя польскими «исполинами».

Показывая участие Саввы в борьбе русских войск за Смоленск, автор повести героизирует его образ. Победа Саввы над вражескими богатырями изображается в героическом былинном стиле. Как отме­чает М. О. Скрипиль, в этих эпизодах Савва сближается с образами русских богатырей, а его победа в поединках с вражескими «исполи­нами» поднимается до значения национального подвига.

Характерно, что на службу к царю Савва поступает по совету своего «названого брата» — беса. Когда боярин Стрешнев предложил Савве остаться в его доме, бес с «яростию» говорит: «Почто убо хощеши презрети царскую милость и служити холопу его? Ты убо и сам ныне в том же порядке устроен, уже бо и самому царю знатен учинился ecu... Егда убо царь увесть верную службу твою, тогда и чином возвышен будеши от него». Царская служба рассматривается бесом как средство дости­жения купеческим сыном знатности, перехода его в служилое дворян­ское сословие. Приписывая эти «греховные мысли» Саввы бесу, автор осуждает честолюбивые помыслы героя. Героические подвиги Саввы приводят в удивление «все... российское воинство», но вызывают яро­стный гнев воеводы — боярина Шеина, который выступает в повести ревностным стражем незыблемости сословных отношений. Узнав, что подвиги совершены купеческим сыном, воевода «начат всякими неле­пыми словами поносити его». Шеин требует, чтобы Савва немедленно покинул Смоленск и вернулся к своим богатым родителям. Конфликт боярина с купеческим сыном ярко характеризует начавшийся во второй половине XVII в. процесс формирования новой знати.

Если в эпизодах, изображающих юность героя, на первый план выдвинута любовная интрига и раскрывается пылкая, увлекающаяся натура неопытного юноши, то в эпизодах, повествующих о зрелых годах Саввы, на первый план выступают героические черты его харак­тера: мужество, отвага, бесстрашие. В этой части повести автор удачно сочетает приемы народной эпической поэзии со стилистическими приемами воинских повестей.

В последней части повести, описывая болезнь Саввы, автор широко использует традиционные демонологические мотивы: в «храмину» к больному великой толпой врываются бесы и начинают его мучить: «...ово о стену бия, ово о помост с одра его пометая, ово же храплением и пеною давляше и всякими различными томленми мучаше его». В этих «бесовских мучениях» нетрудно обнаружить характерные признаки падучей болезни. Узнав о мучениях Саввы, царь посылает к нему двух «караульщиков» оберегать от бесовских терзаний.

Развязка повести связана с традиционным мотивом «чудес» бого­родичных икон: Богородица своим заступничеством избавляет Савву от бесовских мучений, взяв предварительно с него обет уйти в мона­стырь. Исцелившись, получив назад свое заглаженное «рукописание», Савва становится монахом. При этом обращает на себя внимание тот факт, что на протяжении всей повести Савва остается «юношей».

Образ Саввы, как и образ Молодца в «Повести о Горе и Злочастии», обобщает черты молодого поколения, стремящегося сбросить гнет вековых традиций, жить в полную меру своих удалых молодецких сил.

Образ беса дает возможность автору повести объяснить причины необыкновенных удач и поражений героя в жизни, а также показать мятущуюся душу молодого человека с его жаждой бурной и мятежной жизни, стремлением сделаться знатным.

В стиле повести сочетаются традиционные книжные приемы и отдельные мотивы устной народной поэзии. Новаторство повести состоит в ее попытке изобразить обыкновенный человеческий характер в обыденной бытовой обстановке, раскрыть сложность и противоре­чивость характера, показать значение любви в жизни человека. Вполне справедливо поэтому ряд исследователей рассматривает «Повесть о Савве Грудцыне» в качестве начального этапа становления жанра романа.

«Повесть о Фроле Скобееве». Если герои повестей о Горе и Злочастии и Савве Грудцыне в своем стремлении выйти за пределы традиционных норм морали, бытовых отношений терпят поражение, то бедный дворянин Фрол Скобеев, герой одноименной повести, уже беззастен­чиво попирает этические нормы, добиваясь личного успеха в жизни: материального благополучия и прочного общественного положения.

Худородный дворянин, вынужденный добывать средства к сущест­вованию частной канцелярской практикой «ябедника» (ходатая по делам), Фролка Скобеев делает девизом своей жизни «фортуну и карьеру». «Или буду полковник, или покойник!» — заявляет он. Ради осуществления этой цели Скобеев не брезгует ничем. Он неразборчив в средствах и пускает в ход подкуп, обман, шантаж. Для него не существует ничего святого, кроме веры в силу денег. Он покупает совесть мамки, соблазняет дочь богатого стольника Нардина-Нащо­кина Аннушку, затем похищает ее, разумеется с согласия Аннушки, и вступает с ней в брак. Хитростью и обманом супруги добиваются родительского благословения, потом полного прошения и отпущения своей вины. Отец Аннушки, спесивый и чванливый знатный стольник, вконце концов вынужден признать своим зятем «вора, плута» и «ябедника» Фролку Скобеева, сесть с ним за один стол обедать и «учинить» своими наследником.

Повесть является типичной плутовской новеллой. Она отразила начало процесса слияния бояр-вотчинников и служилого дворянства в единое дворянское сословие, процесс возвышения новой знати из дьяков и подьячих, приход «худородных» на смену «стародавних, чест­ных родов».

Резкому сатирическому осмеянию подвергнуты в повести боярская гордость и спесь: знатный стольник бессилен что-либо предпринять против «захудалого» дворянина и вынужден примириться с ним и признать своим наследником. Все это дает основание полагать, что повесть возникла после 1682 г., когда было ликвидировано местни­чество.

Автор не осуждает своего героя, а любуется его находчивостью, ломкостью, пронырливостью, хитростью, радуется его успехам в жизни и отнюдь не считает поступки Фрола постыдными.

Добиваясь поставленной цели, Фрол Скобеев не надеется ни на бога, ни на дьявола, а только на свою энергию, ум и житейский практицизм. Религиозные мотивы занимают в повести довольно скромное место. Поступки человека определяются не волею божества, беса, а его личными качествами и сообразуются с теми обстоятельст­вами, в которых этот человек действует.

Примечателен в повести также образ Аннушки. Она заявляет о своих правах выбирать себе суженого, смело нарушает традиции, активно участвует в организации побега из родительского дома; легко соглашается на притворство и обман, чтобы вновь вернуть благосклон­ность одураченных отца и матери.

Таким образом, судьба героев повести отражает характерные об­щественные и бытовые явления конца XVII в.: зарождение новой знати и разрушение традиционного бытового уклада.

Судьба героя, добившегося успеха в жизни, напоминает нам судьбы «полудержавного властелина» Александра Меншикова, графа Разумов­ского и других представителей «гнезда птенцов петровых».

Автор «Повести о Фроле Скобееве», очевидно, подьячий, мечтаю­щий, подобно своему герою, выйти «в люди», достигнуть прочного материального и общественного положения. Об этом свидетельствует стиль повести, пересыпанный канцеляризмами: «иметь место житель­ства», «возыметь обязательное любление к оной Аннушке» и т. п. Эти обороты перемежаются с архаическими выражениями книжного стиля и просторечиями, особенно в речах героев, а также варваризмами, широко хлынувшими в это время в литературный и разговорный язык («квартера», «корета», «банкет», «персона» и т. п.).

Автор хорошо владеет мастерством непосредственного свободного рассказа. И. С. Тургенев высоко оценил повесть, назвав ее «чрезвы­чайно замечательной вещью». «Все лица превосходны, и наивность слога трогательна»,— писал он.

Впоследствии повесть привлекала к себе внимание писателей XVIII и XIX вв.: в 80-х годах XVIII в. Ив. Новиков на ее основе создал «Новгородских девушек святочный вечер, сыгранный в Москве свадеб­ным». Н. М. Карамзин использовал этот сюжет в повести «Наталья — боярская дочь»; в 60-х годах XIX в. драматургом Д. В. Аверкиевым была написана «Комедия о российском дворянине Фроле Скобееве», а в середине 40-х годов XX в. советский композитор Т. Н. Хренников создал комическую оперу «Фрол Скобеев» или «Безродный зять».

«Повесть о Карпе Сутулове».Эта повесть является связующим звеном жанра бытовой и сатирической плутовской новеллы. В этом произве­дении сатира начинает занимать преобладающее место. Сатирическому обличению подвергается распутное поведение духовенства и именитого купечества. Повествование о незадачливых любовных похождениях архиепископа, попа и купца приобретает черты тонкой политической сатиры. Осмеивается не только поведение «верхов» общества, но и ханжество, лицемерие религии, дающей «право» церковникам грешить и «отпускать» прегрешения.

Глава светской власти города — воевода легко прощает «неразумие» архиепископа, попа и «гостя», не преминув, однако, за свое «проще­ние» взять с них колоссальную мзду: «с гостя пять сот», с попа «тысящу», а с архиепископа «тысящу пятьсот рублев», разделив эти деньги пополам с женою Карпа Сутулова.

Героиней повести является энергичная, умная и хитрая женщина — купеческая жена Татьяна. Ее не смущают непристойные предложения купца, попа и архиепископа, и она старается извлечь из них макси­мальную выгоду. Благодаря своей находчивости и уму Татьяна сумела и супружескую верность соблюсти, и капитал приобрести, за что и была удостоена похвалы мужа — купца Карпа Сутулова.

Весь строй повести определяется народной сатирической антипо­повской сказкой: неторопливость и последовательность повествования с обязательными повторами, фантастически сказочные происшествия, острый сатирический смех, обличающий именитых незадачливых лю­бовников, обнаруженных в сундуках в «единых срачицах». Повесть также типологически близка новеллам Боккаччо. Ее мотивы ис­пользовал Н. В. Гоголь в «Ночи перед Рождеством».

Сатирическое изображение развратных нравов духовенства и купе­чества сближает «Повесть о Карпе Сутулове» с произведениями демок­ратической сатиры второй половины XVII в.

ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ САТИРА

Одним из самых примечательных явлений литературы второй половины XVII в. является оформление и развитие сатиры как само­стоятельного литературного жанра, что обусловлено спецификой жиз­ни того времени.

Образование «единого всероссийского рынка» во второй половине XVII в. привело к усилению роли торгово-ремесленного населения городов в экономической и культурной жизни страны. Однако в политическом отношении эта часть населения оставалась бесправной и подвергалась беззастенчивой эксплуатации, гнету. На усиление гнета посад отвечал многочисленными городскими восстаниями, способст­вовавшими росту классового самосознания. Появление демократиче­ской сатиры явилось следствием активного участия посадского населения в классовой борьбе.

Таким образом, русская действительность «бунташного» XVII сто­летия и была той почвой, на которой возникла сатира. Социальная острота, антифеодальная направленность литературной сатиры сбли­жали се с народной устно-поэтической сатирой, которая служила тем неиссякаемым источником, откуда черпала она свои художественно-изобразительные средства.

Сатирическому обличению подвергались существенные стороны жизни феодального общества: несправедливый и продажный суд; социальное неравенство; безнравственная жизнь монашества и духо­венства, их лицемерие, ханжество и корыстолюбие; «государственная система» спаивания народа через «царев кабак».

Обличению системы судопроизводства, опиравшейся на Соборное уложение царя Алексея Михайловича 1649 г., посвящены повести о Шемякином суде и о Ерше Ершовиче.

«Повесть о Шемякином суде». В «Повести о Шемякином суде» объек­том сатирического обличения выступает судья Шемяка, взяточник и крючкотвор. Прельщенный возможностью богатого «посула», он ка­зуистически толкует законы. Формально обвинив ответчика, «убогого» (бедного) крестьянина, Шемяка применяет к нему ту возмездную форму наказания, которая предусматривалась Уложением 1649 г. Судья не допустил никаких отступлений от юридических норм, но своим решением поставил «истцов» — богатого крестьянина, попа и горожа­нина — в такое положение, что они вынуждены откупаться от «убого­го», чтобы тот не требовал выполнения постановления суда.

Решение суда ставит в смешное положение и богатого крестьянина, наказанного за свою жадность, и попа, оказывающегося в положении обманутого мужа.

Над миром жадности, корысти, судебного произвола торжествует бедняк. Благодаря уму и находчивости «убогий» добивается оправдания на суде: положив за пазуху завернутый в платок камень, «убогий» показывал его судье при разбирательстве каждого иска. Если бы решение судьи было не в его пользу, то, несомненно, камень полетел бы в голову Шемяки. Поэтому, когда судья узнает, что вместо богатого посула бедняк держал за пазухой камень, он начал «бога хвалити, что по нем судил».

Так бедняк торжествует над сильными мира сего, «правда» торже­ствует над «кривдой» благодаря жадности лихоимного судьи.

Художественный строй повести определяется русской сатириче­ской народной сказкой о неправедном судье и волшебной сказкой о «мудрых отгадчиках» — быстрота развития действия, неправдоподоб­ное нагнетание преступлений, которые совершает «убогий», комизм положения, в котором оказываются судья и истцы. Внешне бесприст­растный тон повествования в форме «судебной отписки» заостряет сатирическое звучание повести.

«Повесть о Ерше Ершовиче сыне Щетинникове». Ярким сатирическим изображением практики воеводского суда, введенного в 60—80-х годах XVII столетия, является повесть о Ерше Ершовиче, дошедшая до нас в четырех редакциях. Первая, старшая, редакция более полно отразила социальные противоречия эпохи.

Повесть изображает одно из характерных явлений своего времени — земельную тяжбу, которую ведут крестьяне — «божий сироты» Лещ и Голавль и «лихой человек», «ябедник», «разбойник», «боярский сын Ерш».

Лещ и Голавль предъявляют свои исконные права на Ростовское озеро, насильственно отнятое у них Ершом, о чем и бьют челом великим судьям «боярину» Осетру, Белуге и воеводе Сому.

Отвергая предъявленный иск, Ерш не только пытается доказать законность своих прав на владение захваченными землями, но и предъявляет встречный иск, заявив, что Лещ и Голавль были у его отца «в холопех». Таким образом, Ерш не только снимает иск (холопы не имели юридических прав), но и пытается превратить свободных кре­стьян в своих холопов.

Допрос свидетелей устанавливает виновность Ерша, который ока­зывается простым крестьянином, а не «боярским сыном». Суд пригова­ривает Ерша «казнить торговою казнию», «против солнца повесить в жаркия дни за его воровство и за ябедничество».

Повесть обличает хитрого, пронырливого и наглого «ябедника» Ерша, стремящегося насилием и обманом присвоить себе чужие владения, похолопить окрестных крестьян.

В то же время автор показывает превосходство Ерша над непово­ротливостью, тупостью и жадностью его судей, в частности Осетра, который едва не поплатился жизнью за свою жадность и доверчивость. Насмешка над решением суда звучит и в одной из концовок второй редакции. Ерш, выслушав приговор, заявляет, что судьи судили не по правде, а по мзде, и, плюнув им в глаза, он «скочил в хворост: только того Ерша и видели». Таким образом, объектом сатирического обличе­ния в повести является не только «лихой человек» Ерш, но и его именитые судьи.

Разоблачается в повести система подкупа, царящая в суде. Так, Мень (налим), не желая идти понятым, «Окуню приставу сулит посулы великие и рече: «Господине Окуне! аз не гожуся в понятых быть: брюхо у меня велико — ходить не могу, а се глаза малы, далеко не вижу, а се губы толсты — пред добрыми людьми говорить не умею».

Повесть представляет собой первый образец литературной иноска­зательной сатиры, гд