О булгаро-мадьярском компоненте древнебашкирского этноса

Этническая история в Среднем Поволжье и в Приуралье всту­пает в новую стадию с появлением на Волге с Северного Кав­каза булгарских племен. Многие вопросы, связанные с ранней историей волжских булгар — этический состав, время миграции на Волгу, роль гуннского, сарматского или финно-угорского ком­понентов в их формировании — остаются не до конца ясными. В свете нашей темы отметим несколько моментов, которые можно считать достаточно твердо установленными благодаря новейшим исследованиям и которые необходимо иметь в виду при дальней­шей разработке нашей темы:

а) Булгарское продвижение на Волгу не было внезапным.
Пути миграции из степей Прикаспия и Северного Кавказа
в Волго-Уральскую область издавна были известны кочевникам
(А. П. Смирнов, 1952; К. Ф. Смирнов, 1971). На фоне историче­
ской ситуации второй половины I тыс. н. э. проникновение бул­
гар на Волгу было не более чем одним из эпизодов в многовеко­
вой традиции. Однако масштабы новой миграции, военно-полити­
ческое возвышение булгарской знати и образование в X в.
государства Волжской Булгарии предопределили крупное исто­
рическое значение этих событий. Волжско-Камская Булгария,
просуществовавшая до XV в., сыграла заметную роль всредневе­
ковой истории Восточной Европы. Особенно значительным ока­
залось влияние Волжской Булгарии на исторические судьбы
тюркских и финно-угорских народов Поволжья и Приуралья.

б) Миграция булгар, начавшись не ранее конца VII в., осо­
бенно активной была в VIIIв. В IXв. этнические контакты Сред­
него Поволжья исеверокавказских степей не прерывались, что
само по себе имеет в виду дальнейшее развитие миграционных
процессов (Смирнов, 1962; Генинг, Халиков, 1964). По путям

движения булгарских племен с Северного Кавказа, Прикаспия и южнорусских степей в Поволжье и Приуралье проникали новые группы населения, которые внесли соответствующий вклад в эт­ническое формирование тюркских народов Волго-Уральского региона. Вероятно, в ту же эпоху имели место обратные отливы населения из Волго-Уральской области на юг.

в) Этническая основа древних («великих») болгар была, оче­видно, сложной. По мнению А. П. Смирнова, болгары в Приазовье являлись преимущественно местными племенами сармато-алан-ского происхождения, подвергшимися в середине I тыс. н. э. тюр-кизации. Булгары на Волге, куда они прикочевали «вместе с остатками гуннов и других кочевников», сохраняли генетиче­ские и культурные связи с «алан-сарматами» Предкавказья (Смирнов, 1951, стр. 11). Н. Я. Мерперт считает болгар племе­нами, «принадлежащими к тюркской языковой семье» и пришед­шими из Азии в Европу вместе с гуннами, но отличными от них по происхождению и культуре (Мерперт, 1958, стр. 590). Со­вершенно иначе решает этот вопрос М. И. Артамонов, по словам которого, «болгарами назывались угры, присоединившиеся к гун­нам еще в Западной Сибири и Приуралье» (Артамонов, 1962V стр. 83). А. X. Халиков предпринимает весьма интересную по­пытку пролить свет на проблему путем сопоставительного ана­лиза археологических комплексов с различных областей степной и лесостепной полосы Евразии. Он выделяет в культуре Болыне-Тарханского могильника — раннебулгарского памятника на Волге (VIII—IX вв.) два культурных компонента: «угорский, связанный с круглодонной керамикой и сложной конструкцией могильных ям, и тюркский — с плоскодонной керамикой и про­стыми могильными ямами» (Генинг, Халиков, 1964, стр. 145). Аналогии культурным комплексам Болыпе-Тарханского могиль­ника А. X. Халиков находит в Подонье (в лепной плоскодонной керамике болгарских поселений на Нижнем Дону), а также в па­мятниках Восточного Казахстана и Западной Сибири. Здесь же в эпоху раннего железа сложилась, вероятно на основе племен карасукского происхождения, «особая группа древнетюркских народов», язык которых сохранился у современных чувашей, а в прошлом принадлежал болгарам и некоторым другим наро­дам. На этой же территории и в ту же эпоху на базе племен андроновской культуры сформировались предки угров, культур­ные традиции которых были близки к культуре тюрков. В степ­ной части Казахстана и Западной Сибири древнетюркские (древнеболгарские) и угорские группы перешли к кочевому ско­товодству, а в IV—V вв. в составе гуннского движения проникли

\рдрр

в Европу (Халиков, Генинг, 1964, стр. 137 — 148). Близко к схеме А. X. Халикова интерпретирует антропологический материал из Болыпе-Тарханского могильника М. С. Акимова. Формирование антропологического типа ранних болгар шло, по ее заключению, «к востоку от Урала». «Расогенез болгар и древнего населения Восточного Казахстана и Киргизии протекал сходным образом», и основной тип, вошедший в их состав, был «близок к расе Среднеазиатского междуречья», распространенной «от Нижнего Поволжья на западе до Киргизии на востоке». С появлением гун­нов к этому типу еще на просторах Казахстана и Западной Си­бири «начинают примешиваться монголоидные черты» (Акимова, 1964, стр. 191). В. Ф. Каховский (1965) в своих общих построе­ниях по этнической истории болгар опирается на идею централь-ноазиатского происхождения тюрков и историческую периодиза­цию развития тюркских языков, разработанную Н. А. Бас­каковым. Древние болгары, утверждает В. Ф. Каховский, выделившись в конце I тыс. до н. э. из тюрко-монгольской этни­ческой общности Центральной Азии, переселились в Семиречье и Центральный Казахстан, где происходило их дальнейшее раз­витие. Однако, разрабатывая конкретную схему этнического раз­вития предков чувашей, он приходит к выводу о тюркоязычности усуней, из среды которых происходят сувары. Поэтому несколько неожиданным является его заключение о том, что «древние бол­гары и сувары вышли из древнетюркской этнической общности, сложившейся в Семиречье и Центральном Казахстане» (Кахов­ский, 1968, стр. 16).

Все приведенные гипотезы и построения имеют определенную генетическую или историко-культурную основу. Совершенно оче­видно, что проблема нуждается в специальной разработке с при­влечением нового археологического материала со степной и ле­состепной территории Евразии, а также, подчеркнем, с учетом новейших достижений тюркологии. В свете наших источников заметим следующее. Большинство родо-племенных этнонимов, общих в том или ином сочетании для дунайских болгар, волж­ских булгар, чувашей, венгров и башкир (например, юрматы, юрми, еней, буляр — биляр, мишар), не имеют параллелей ни в Центральной, ни в Средней Азии. В то же время сохранилось два таких этнонима (тархан—дархат; кесе—кеси—кеса—кэса), которые восходят к древнейшему тюрко-монгольскому миру. Имея в виду эти наблюдения, а также ряд историко-культурных параллелей, приведенных в предшествующих главах, можно в са­мой общей форме утверждать, что болгары — тюрки центрально-•азиатского происхождения, этническая история которых длитель-

ное время протекала в нетюркской среде на просторах Казах­стана, Западной Сибири и Северного Кавказа.

С миграцией на Волгу булгарские племена вступают в актив­ное взаимодействие с местным населением, при этом развитие этнических процессов характеризуется преобладанием булгарского влияния, которое в восточном направлении проникает и в районы Приуралья. В то же время не исключается обратное движение в Поволжье и участие в формировании булгарского населения VIII—IX вв. приуральских племен, появившихся к западу от Урала в середине I тыс. н. э.

Одним из главных моментов нового этапа этнической истории в Поволжье было булгаро-мадьярское взаимодействие. Историко-этнографические источники так же, как и археологические мате­риалы, не позволяют с какой-либо определенностью судить о масштабах булгарского проникновения в среду угров и, напро­тив, угорского — в среду булгар. Но нам известны результаты этого процесса — значительные булгарские заимствования в вен­герском языке и очень слабые следы, почти отсутствие венгер­ских лексических элементов в тюркской речи народов Поволжья. Заметным было влияние булгарских племен и на материальную культуру венгров (см.: Эрдейи, 1959; Барта, 1972). Правда, эт­ническое взаимодействие булгар с древними венграми могло но­сить различный характер. Если западная часть мадьярских пле­мен испытывала возрастающее влияние булгар, то восточнее, на периферии булгарского расселения этот процесс мог протекать медленнее. Следы угро-мадьярского влияния на тюркские народы Поволжья и Приуралья, кстати говоря, очень мало изученные, отложились в физическом типе и на некоторых сторонах куль­туры, например в народном прикладном искусстве и орнаментике (см.: Авижанская, Бикбулатов, Кузеев, 1964, стр. 81—100).

В этнической среде булгарских и угорских племен, в специ­фической обстановке постоянных контактов и активного взаимо­действия, свойственной для кочевников той эпохи, сформировался один из ранних компонентов древнебашкирского этноса. К этому компоненту, который назовем «булгаро-мадьярским», восходят, как установлено в предыдущих главах, следующие родо-племен-ные образования: племена — юрматы, юрми, еней, гайна-тархан, буляр, танып; роды в составе западных табынцев — кесе, каль-сер, юмран (юрман); род мишар в составе племени юрматы; ро­довые подразделения в составе разных племен — нагман, юла-ман, имес (карта 15). Наиболее трудными являются вопросы: какие этнические образования — булгарские или угорские (древ-немадьярские) —в нем преобладали?; вошли ли в ранний компо-

нент башкирского этноса собственно булгарские образования или это были тюркоязычные племена, успевшие еще на Северном Кав­казе испытать воздействие заволжского и закаспийского этниче­ского мира тюрков печенего-огузских конфедераций? Основные доказательства, которые могут дать ответы на эти вопросы, при­ведены во втором разделе книги. Здесь мы кратко их суммируем. В табл. 1 приведены этнонимические параллели булгаро-мадь-ярской группе башкирских родо-племенных образований. Семь названий — юрматы, еней, тархан, кесе, юламан, мишар (род мишар-юрматы), нагман — имеют аналогии в древневенгерской этнонимии, однако первые пять названий — «тюркского проис­хождения», а этнонимы юрматы, еней, кесе, юламан, кроме того, «имеют булгарские признаки», или происходят из «тюркского языка с чувашским отпечатком» (Nemeth, 1966, стр. 15, 17). В связи с последним замечанием надо иметь в виду, что этно­нимы кесе, юламан и тархан в эпоху древности были распростра­нены далеко за пределами территории булгаро-мадьярских кон­тактов. Кроме параллелей, указанных в табл. 1, напомним, что в составе уйгуров группа племен носила название кэса (ср. кесе) _г а среди восьми печенежских племен Ал-Масуди и Константин Багрянородный указывают племя дьюла (Jula, Y^a; ср. юламан, дьюла, дуло). Распространение этнонима тархан указано в таб­лице: особенно примечательно его присутствие в составе монго­лов и тувинцев, т. е. в районах Центральной Азии и Алтая. Правда, Д. Немет, подчеркивая «более чем очевидную» историче­скую связь венгерского Gyula и болгарского Dulo⁶, считает, что печенежское племенное название Jula с венгро-булгарским назва­нием исторически не связано (Nemeth, 1966, стр. 15—16). Однако в этом можно сомневаться, опираясь на этимологические экспер­тизы самого же Д. Немета. В древнетюркском языке довольно часты племенные названия, обозначающие сан, социальное поло­жение, чин. Именно с этих позиций Д. Немет объясняет этно­нимы ене («род министра» или «род управителя»), тархан (род Тархана), дьюла (род князя Дьюла)⁷. К этому списку можно, вероятно, добавить этноним калъсер (еще один род в булгаро-мадьярской группе), который состоит из двух компонентов: каль (кол, куль) -\- сер (чер). Элемент каль (куль) легко сопоставля­ется с первым компонентом печенежского племенного названия

⁶ Этот этноним упоминается в древневенгерской хронике в сложном соче­
тании Eunedubelianus, которое расшифровывается как Enech+Dulo+
+ Belar (Gyorffy, 1948, стр. 27).

⁷ В IX в. Gyula был одним из двух главных князей Венгрии. По Д. Не-

мету, «народ князя Gyula составлял род Gyula» (Nemeth, 1966, стр. 14) ►

27 Р. Г. Кузеев 417

* Сокращения! п.—племя; р. —род; рп. — родовое подразделение.

из списков Ал-Масуди и Константина Багрянородного: kal + пМ, kyl+H9i (см. Щербак, 1959, стр. 371). Второй компонент пече­нежского этнонима — n5i, bej, башкирское бий — означает «родо-племенной вождь», «князь». В башкирском и киргизском вариан­тах этнонима присутствует эквивалентное окончание, также из­вестное печенегам: сиг<чер, сер — печенежский военный титул. Следовательно, приходится признать историческую связь, по крайней мере части этнонимов эпохи булгаро-мадьярского взаи­модействия, с древним тюркским и тюрко-монгольским миром. Об этом же свидетельствуют этнонимы тархан, дархат, кесе, ке-сек, калджыр в родо-племенной номенклатуре народов Алтая, Средней и Южной Сибири, Азии. Тюркское происхождение ука-

Чуваши	Уйгуры	Монголы	Тувинцы	Киргизы	Узбеки	туркмены
Юрмет (языческий ан­тропоним)
Юрмекей (языческая родовая фамилия)
Ген ей (языческий ^ан­тропоним)
Тархан, Торхан (языче­ская родовая фамилия)		Дархаты	Дархаты	Даркан
	Кэса		Кезек-куулар	Кесек	Кичи-мер-ген	Кесе Кичи„
Ир-емес, Ирч-емес, Арз-амас (языческие родовые фамилии)
				Калджыр

занных «булгаро-мадьярских» этнонимов может быть объяснено,, на наш взгляд, центральноазиатской гипотезой происхождения болгар и их ранними контактами с монгольскими и позже с угор­скими племенами. Эта идея находит в последнее время все больше сторонников, особенно среди лингвистов. Венгерский мон­голист А. Рона-Таш, например, пришел к выводу, что сонори-зация чувашских конечных гортанных «развилась до или во время старочувашско-монгольских контактов». «Чувашский язык, — пишет он, — это обычное развитие тюркского прото-языка, и в течение своей ранней истории, до миграции чувашско-булгарско-огурских племен к западу, он имел долгий и тесный контакт с монгольским языком» (Rona-Tas, 1971, стр. 399). На

27*

башкирскую почву перечисленная группа этнонимов проникла через булгаро-мадьярский этап этнического взаимодействия на­родов Среднего Поволжья.

С дунайскими болгарами и волжскими булгарами связано, как было показано, происхождение башкирских родо-племенных на­званий юрми (ерми), тархан, юламан и буляр. К булгарской же эпохе восходят этнонимические параллели башкир и чувашей: юрмет, юрмекей, геней, тархан, имес.

Происхождение родо-племенных названий само по себе не является показателем этнической принадлежности, тем более — происхождения их носителей. В условиях булгарского влияния на мадьяр, которые к тому же находились в политической зави­симости от новых пришельцев [Ал-Балхи: «Они (т. е. венгры. — Р. К.) подвластны булгарам»], древневенгерские племенные об­разования могли воспринимать тюркские (булгарские) наименова­ния. Однако трудно представить, чтобы подобная ситуация сложилась по отношению к большинству мадьярских племен. Из восьми племен древних венгров, перечисленных Константи­ном Багрянородным, шесть, судя по новейшим историко-линг-вистическим исследованиям, имеют тюркские названия и все они, кроме позднее присоединившихся к мадьярскому союзу ко-варов, входили в венгерскую конфедерацию на Волге.

Историко-этнографическая характеристика, представленная перечисленным башкирским родо-племенным образованиям в предыдущих главах, сопоставленная с выводами лингвистиче­ского характера и письменными свидетельствами средневековых авторов, показывает, что в состав мадьярского союза на Волге влились племена и родо-племенные группы, по выражению Д. Немета, «тюрко-болгарского» происхождения. Венгерские ис­следователи в этом заключении опираются не только на тюрко-булгарское происхождение венгерских племенных названий, но и на близость антропологического состава башкир и венгров «эпохи заселения родины» ⁸. Правильность сформулированного за­ключения хорошо иллюстрируется также историей расселения булгаро-мадьярской группы башкирских племен: все эти племена

⁸ «Антропологический состав венгерского народа принял... на территории Башкирии ту форму, в которой он появляется в период занятия терри­тории Венгрии» (Молънар, 1955, стр. 98—99); «У венгров — завоевателей страны — преобладает туранский элемент по сравнению с уральским, из чего можно заключить, что к венграм угорского происхождения с тече­нием времени примыкали тюркские племена, превышавшие в численном отношении угорские элементы, без того, чтобы венгерский народ поте­рял свой исконный язык» (Liptdk, 1954, стр. 169).

мигрировали на территорию современной Башкирии из района водораздела рек на Бугульминской возвышенности (карта 15), т. е. из наиболее вероятной зоны булгаро-мадьярских контактов. Применительно к башкирам этот вывод может быть еще более определенным. Этническая история болгарских образований юрми, буляр, гайна-тархан, древние связи которых с «мадьярскими» племенами юрматы и еней прослеживаются совершенно отчет­ливо, показывает значительную роль населения Булгарской орды в формировании одного из ранних компонентов башкирского этноса. Заключение это хорошо иллюстрируется продвижением «булгарской» топонимии вслед за расселением в Башкирии бул-гаро-мадьярской группы племен. В соответствующих главах при­ведены материалы о появлении в западной и южной Башкирии булгарских оронимов Тура-тау, Курман-тау, гидронимов Юрми, Юрмаш и др. Широко распространены в Волго-Уральской об­ласти гидронимы с булгаро-чувашской основой кундур или обще­тюркской основой кундуз (башк. кондо? — бобр, тат. кондыз, чув. хундур). Правый приток р. Сок в центре очерченной нами территории расселения венгров называется Кондурча или Кон-дузча. По наблюдениям Л. Рашоньи, в восточных средневековых источниках гидроним звучал, как Qondurga: в такой форме он упоминается автором XIV в. Шарафетдином ал-Йезди (Rasonyi, 1964, стр. 109). В Чувашии в начале XVIIIв. были известны гидронимы Qundurla, Qondur. На территории западной Башки­рии в архивных источниках XVIIIв. зафиксированы гидронимы «Кундуз-зелга», «Кундюзли» (МИБ, III,стр. 113), т. е. в обще­тюркской форме, но и «Кундурушму» (МИБ, I, стр. 80), «Кунду-руш» (МИБ, III,стр. 93) — в булгаро-чувашской форме. Со ссылкой на источники XV в. Л. Рашоньи сообщает о речке Kun-durus в бассейне Тиссы и о населенном пункте с тем же назва­нием (villa Cundurus) в Венгрии (Rasonyi, 1964, стр. 106). Было бы неверно на основе этих совпадений воскрешать старый тезис о тождестве Башкирии и Magna Hungaria. На самом деле распространение указанных гидронимов в Башкирии объясняется значительностью булгарского компонента в булгаро-мадьярской группе племен башкирского этноса.

Показательны в этом же свете сопоставления волжско-болгар-ских тамг на керамике и монетах (Ковалевский, 1954, стр. 48; Юсупов, 1960, стр. 44), знаков на староболгарских строительных материалах из раскопок близ города Плиска — древней столицы Дунайской Болгарии (Шкорпил, 1905, стр. 252—253) с тамгами, распространенными у башкирских племен булгаро-мадьярского слоя (табл. 2). Для сравнения приведены печенежские знаки на

керамике и кирпичах из Саркела-Белой Вежи (Щербак, 1959, стр. 363—365). К этнонимическим и топонимическим аналогиям добавляется, как видим, тождественность тамговых знаков булгар (волжских и дунайских) и башкир, восходящих, очевидно, к об­щему источнику. Идентичность или близость ряда булгаро-баш-кирских тамг с печенежскими знаками, кажется, достаточно прочно указывают на восточную, южносибирско-алтайскую и среднеазиатскую основу и этих показателей.

Аналогии в древних пластах культуры башкир и чувашей также указывают на роль булгар в этнической истории башкир­ского народа, так как чуваши в большей степени, чем другие по­волжские народы, сохранили булгарскую архаику. Установлены^ в частности, параллели в орнаментации дерева (солярный орна­мент, веревочная рельефная резьба, оформление ковшей), в ста­ринных счетных вышивках с узорами противостоящих птиц (или животных) и т. д. (Авижанская, Бикбулатов, Кузеев, 1964, гл. II, V, IX). Некоторые наиболее ранние виды башкирских женских головных уборов (кашбау) и украшений также восходят к бул-гаро-чувашской основе (Шитова, 1971, стр. 177).

В булгаро-мадьярском пласте башкирского этноса значитель­ной была роль и угорского компонента. Отразилось это прежде всего в этнонимии. Название подразделения нагман — hofmoh (племя усерган) Д. Немет идентифицирует с этнонимом древне-венгерского племени Nyek. Основа этнонима «финно-угорского происхождения» и означает «пограничное сооружение», «племя для охраны границ» (Nemeth, 1966, стр. 14—15). В разных этно­графических группах башкир зафиксированы подразделения имес — название, которое местные предания связывают с наро­дом небашкирского происхождения с чуждым им языком. В чу­вашском ономастиконе, кроме уже упомянутых, сохранились язы­ческие имена, которые восходят к «дотюркской» старине: Ир-емес, Ирч-емес, Арз-амас и др. По мнению В. Г. Егорова, эти имена первоначально были названиями «чувашских племен и родов» (Егоров, 1953, стр. 75). Имя Емес в форме Емесу было известно и древним венграм: оно упоминается в Gesta Hungaro-rum (Эрдели, 1967). В Среднем Поволжье и Прикамье широко распространены топонимы с суффиксом -мес, -мае. Создатели этой топонимии «принадлежали к финно-уграм и говорили на языке, близко стоящем к хантыйскому, мансийскому и древне-венгерскому языкам» (Серебренников, 1957, стр. 35). Имея в виду присутствие данного форманта в этнонимах, можно пола­гать вслед за В. Ф. Генингом (1967), что перенесение его в то­понимию — более позднее явление. Итак, башкирское имес,

i

чувашское емес, древневенгерское емесу являются, вероятно, еще одним памятником финно-угорской или мадьярской инкорпорации в древнебашкирскую среду. Этноним мищар (юрматынский род), как упоминалось, также угорского происхождения и является развитием древневенгерских magyar или megyer. Угорский ком­понент прослеживается и в культуре мишарей (Мухамедова_г 1972, стр. 17).

Башкирские родо-племенные образования с названиями с угорским отпечатком расселены в основном в западной Башки­рии, но отдельные группы встречаются и в восточной. Это было связано не только с тем, что древнемадьярские группы в XII— XIII вв. были подхвачены общим движением башкир на восток и север и оказались рассеянными по всей территории, но и до­вольно поздним завершением ассимиляции угров как в среде башкир, так и у других народов Поволжья. Юлиан застал своих соплеменников на Волге, язык которых был «совершенно венгер­ским» еще в XIII в. В Башкирии род мишар в составе племени юрматы был также ассимилирован сравнительно поздно. Процесс ассимиляции, следовательно, протекал еще в XIII—XIV вв., а мо­жет быть, и позднее, иначе трудно было бы объяснить сохранение пережитков угорской этнонимии в очень подвижных мелких ро­довых подразделениях и, кроме того, явственные воспоминания об этой эпохе в башкирском историческом фольклоре, материалы которого анализированы выше. Это заключение совпадает и с вы­водами исторического языкознания. По мнению Л. Лигети, завер­шающая стадия внедрения венгерской этнонимии в башкирскую падает на XIII в. (Ligeti, 1963), а по заключению Д. Немета_т даже «на столетие после нападения татар», т. е. на XIV—начало XV в. (Nemeth, 1966, стр. 15).

Итак, наши материалы показывают взаимопроникновение тюрков (булгар) и угров-мадьяр в Волго-Приуральском районе в период с конца VII до начала IX в. Тюрко-угорское взаимодей­ствие сопровождалось преобладающим влиянием тюркского (бул-гарского) языка и культуры и обратным воздействием некоторых угорских традиций и их физического типа на протобашкирскую среду. Тюрко-угорское взаимодействие, однако, нельзя сводить только к этническим контактам волжских булгар с мадьярами: финно-угорский мир так же, как и тюркский, в ту эпоху был значительно шире и проникал в лесостепные и степные районы Приуралья и центральной Башкирии.

С началом крупного проникновения с юга и Волго-Яицкого междуречья новых волн кочевников этническая картина на Бугуль-минской возвышенности меняется. Можно полагать, вслед за

А. Берсом (1930), Э. Мольнаром (1955), Л. Лигети (Ligeti, 1964), что уход мадьяр из Волго-Уральской области в начале IX в. в какой-то степени (может быть, в существенной) связан ? этими событиями⁹. Мадьяры увлекли за собой часть тюрко-язычных кочевников, в том числе племена юрматыно-енейской группы. Их потомки в Паннонии на протяжении длительного времени, по свидетельству источников, сохраняли тюркский язык. Напротив, группы угров-мадьяр, как всегда бывает в больших процессах миграции, остались на древней родине. Они также дол­гое время сохраняли свой язык и традиции. Остатки этих мадьяр на Волге нашел в XIII в. доминиканец Юлиан.

СЛОЖЕНИЕ ДРЕВНЕБАШКИРСКОЙ ЭТНИЧЕСКОЙ ОБЩНОСТИ. ДРЕВНЯЯ БАШКИРИЯ

Этническая характеристика древнебашкирских племен

В конце VIII—IX в. в Волго-Уральской области появляются древнебашкирские племена. В широком историческом плане их миграция на север была продолжением булгарского движения. В составе новой волны кочевников были племена бурзян, усер-ган (муйтен), тангаур, байлар, тамьян, бишул, ун, кудей, роды сураш, ягалбай и, возможно, северные племена сынрян, уран. Этническая история древнебашкирских племен до миграции в Башкирию, суммированная на основе предшествующего изло­жения, представляется следующим образом.

I. В IV—VIII вв. Присырдарьинские и Приаральские степи — важнейший регион этногенетической активности, где на основе взаимодействия массагетов с восточными кочевниками форми­руются племенные конфедерации, сыгравшие крупную роль в этногенезе многих народов Средней Азии и Восточной Европы.

8 этом непрерывном и сложном процессе с позиции нашей темы
выделяются три этапа: а) IV—V вв. — формирование в резуль­
тате этнического воздействия племен гуннского союза на масса-
гетское население племенной конфедерации эфталитов (белых
гуннов). В эту же эпоху часть племен гуннского союза, в том

⁹ Дискуссия о времени и причинах миграции мадьярских племен на запад
не прекращалась в исторической науке с конца XIX в. (см.: Данилев­
ский и Грот, 1883). В последнее время многие исследователи присоеди­
няются к заключению Л. Лигети о том, что отделение венгерских пле­
мен, «ушедших на запад, от оставшихся на востоке народных групп
едва ли могло произойти раньше первой трети IX столетия» (Ligeti,
1963, стр. 238).

числе и великие болгары, расселяются к западу от Волги,, в степях Северного Кавказа и Приазовья; б) VI—VII вв. — кон­солидация тюркских родо-племенных образований под эгидой Тюркского каганата. В этническом отношении новые образова­ния также явились результатом дальнейшего взаимодействия массагето-аланских племен и эфталитов с тюркскими и тюрко-монгольскими кочевниками. К этому же времени относится ак­тивизация тюрко-угорских контактов, и инкорпорация в тюрк­скую среду на широком лесостепном пространстве к северу от Приаралья угорских племен; в) VII—VIII вв. — время образо­вания на Сырдарье и в Приаралье локальных политических и этнических объединений степных племен. Процесс этот был вызван гибелью Западнотюркского каганата, общим упадком древних центров цивилизации Средней Азии, связанным с раз­рушительным последствием арабского нашествия и с усиливаю­щейся экспансией кочевников из районов Семиречья, верховий Иртыша и Алтая.

П. На Сырдарье и в Приаралье наиболее крупными этнопо-литическими объединениями степняков в VII—VIII вв. стано­вились печенеги и огузы, хотя расцвет их могущества относится к несколько позднему периоду. В то же вр^мя это была эпоха" сложения ряда других самостоятельных родо-пзцшенных объеди­нений, которые впоследствии растворились в составе печенегов_г огузов и других средневековых народов. К числу таких образо­ваний относились баджгарды (или баджгурды — по Ал-Масуди) и бурджаны — племена родственные печенегам и входившие в этническую среду предков печенежских племен еще в период их расселения в Восточном и Центральном Казахстане, в долине р. Или и в верховьях Иртыша, где древние башкиры были зафиксированы средневековыми источниками.

III. В VII—VIII вв. территория расселения древних башкир
также определилась на Сырдарье и в Приаралье. Кочевья
баджгардов и бурджан достигали временами Амударьи, причем
бурджанские — преимущественно низовьев реки в районе совре­
менной Хивы; баджгардские группы какое-то время кочевали
в восточном соседстве от бурджан, в направлении Сырдарьи и
Нуратинских гор и, вероятно, южнее, так как «Башкуртские
горы» еще в XIX в. были известны в верховьях Амударьи
где-то в районе Термеза, а местность «Башкурт» — на централь­
ном Памире.

IV. По имеющимся материалам определить конкретную дату
основного этапа передвижения баджгардов и бурджан к западу
от р. Урал, в Прикаспий и северокавказские степи невозможно..

Судя по упоминаниям этих племен в Европе в диапазоне VII — IX вв., можно предполагать, что предки башкир, будучи частью древнетюркского (печенежского) этнического мира, имели дав­ние контакты с великими болгарами Северного Кавказа, этни­чески также связанными с гуннами и ушедшими в северокавказ­ские степи с более ранней волной кочевников. Следовательно, процесс движения древних башкир на запад мог быть перма­нентным, пока в VIII в. центр расселения основной части племен не переместился в Прикаспий и северокавказские степи.

V. Башкиро-бурзянское продвижение на запад совпадает с эпохой сложных этнических и политических процессов на юге, главным содержанием которых было начавшееся возвышение Хазарии и распад Великой Болгарии. Баджгарды и бурджаны были вовлечены во многие события этой эпохи, выступая обычно в качестве союзников более сильных политических образований. Захваченные волной общих передвижений, часть бурджан и баджгардов уходит на запад, где они в IX в. упоминаются сред­невековыми источниками в Причерноморье и у византийских границ. По мере нарастания печенежского движения на Нижнюю Волгу усиливается движение кочевников и на север, в Приуралье. Кочевья печенегов в Волго-Яицком междуречье достигают Самарской излучины Волги (Плетнева, 1958, стр. 154). В эту эпоху (конец VIII—начало IX в.) оставшиеся в Нижнем По­волжье и на Северном Кавказе баджгарды и бурджаны уходят вслед за великими болгарами, часть которых они еще застали на Северном Кавказе, в Волго-Приуральские земли. С. этого момента этногенез башкир вступает в новый этап развития, который целиком проходит на современной территории их рас­селения или в смежных областях.

Касаясь происхождения древнебашкирской группы племен,
в дополнение к анализу этнической истории каждого из этих
образований во втором разделе книги, обратим внимание на не­
сколько общих моментов. '

1. Древние башкиры — преимущественно тюркские племена центральноазиатского происхождения ¹⁰. Это доказывается много-

¹⁰ Имеются основания, как упоминалось в гл. IV, связывать происхожде­ние, по крайней мере, части древнебашкирских племен с объединением теле — тюркоязычными скотоводческими племенами, которые во времена каганата были расселены на обширном пространстве от Большого Хин-гана на востоке до Каспийского моря на западе (Потапов, 1969, стр. 147—152). Согласно древнекитайскому источнику, датированному 643 г. н. э., одно из ответвлений племен теле, кочевавшее между Араль­ским и Каспийским морями, носило название ба-шу-ки-ли. Это название

Таблица 3 Родо-племенные названия башкир VIII—IX вв. (древнебашкирский этнический слой)

* Сокращения: п. — племя; р. — род; рп. — родовое подразделение.

численными этнонимическими параллелями башкир с другими тюркскими народами, в том числе алтайскими (см. табл. 3), обширными историко-этнографическими материалами, затрагива­ющими древнейшие пласты материальной и духовной культуры башкирского народа, а также его исторического фольклора. В числе последних особое значение имеет подробно анализиро­ванный нами цикл преданий и легенд о волке — прародителе и путеводителе, наиболее выразительные сюжеты которых восхо­дят к древнетюркским сказаниям.

В составе ранних башкир присутствует и монгольский ком­понент: тангаур — тангор, тамьян — тума — тумат, байлар —

отождествляется сэтнонимом башкурт. В свете того, что предки теле были этническими наследниками гуннов, представляет интерес и сооб­щение китайских источников о «потомках старых гуннов» в бассейне Волги в VIII—IX вв. В числе этих племен перечисляются Бо-хан и Бей-дин, которые предположительно отождествляются, соответственно, с волжскими булгарами и башкирами.

байдар. Эти конкретные исторические материалы иллюстрируют правильность ранее сформулированной гипотезы о раннем про­никновении монгольских групп в присырдарьинские и приараль-ские степи и их участии в этногенетических процессах в этом регионе. Время появления на Сырдарье монгольских по про­исхождению, но тюркизированных родо-племенных групп отно­сится примерно к VI в. н. э.

Большое число аналогий с родо-племенными названиями узбеков, каракалпаков и казахов (табл. 3) показывает в со­вокупности с данными исторического фольклора и сведениями восточных источников большое значение присырдаръинского и приаралъского этапа в этнической истории древнебашкирских племен.

Ряд этнонимов древнебашкирских племен (бурзян — бур-джан, усерган — муйтен — митан, тамьян, сынрян, уран) с харак­терными окончаниями на -ан, -ян мог возникнуть (или, точнее, окончательно оформиться) на иранской языковой почве. На взаи-

модействие и смешение древнего присырдарьинского и приараль! ского населения с сармато-иранским субстратом и, кроме того, яй вероятность инкорпорации в их среду угорских групп в лесо| степной зоне к югу от Западной Сибири обращали внимани! многие исследователи. К этой эпохе этногенетических процессов восходит, очевидно/ достаточно отчетливо проявляющийся евро­пеоидный компонент в южносибирском антропологическом облике печенегов (Ошанин, 1957; Плетнева, 1958).

В культуре тюркских народов, расселенных в настоящее время от Алтая до Малой Азии, немало явлений, восходящих к древней эпохе центральноазиатской общности. В этногенетиче-ском аспекте эти явления заслуживают специального изучения. Касательно башкир, пр.ежде всего древнебашкирской родо-племен-ной группы, особенный интерес могут представить исследования изобразительного искусства, тамг, онгонов и некоторых других проявлений родо-племенной жизни. Еще С. И. Руденко после рас­копок знаменитых Пазырыкских курганов заметил, что орна­мент и композиция рисунка «древнейшего в мире стриженого ворсового ковра», найденного «в конском захоронении пятого Пазырыкского кургана», могут быть восприняты как прототип определенного вида орнаментации, известного в Средней Азии и в других областях распространения кочевничества (Руденко, 1952, стр. 74; рис. 26; табл. 1). Вслед за этим мног