К истории картографирования этнического состава башкир

i*Tpтнический состав и история расселения башкир в XVII— OOQQXIX вв. для башкирской историографии тема по существу

^сф> совершенно новая. Специальных исследований по истории расселения башкир и башкирских племен нет вообще. Чрезвы­чайно лаконичны в этом отношении и письменные источники. Известно лишь несколько карт, относящихся к XVIII в., на кото­рых показаны территория Башкирии, расположение башкирских дорог (административных) и отмечены пределы расселения баш­кир на восточных, западных и северных границах их земель. Карты включают сведения по исторической географии Башкирии предшествующей эпохи. Последнее имеет существенное значение при изучении истории сложения современной территории башкир, особенно в эпоху после XVI в., когда началась активная кресть­янская и правительственная колонизация Башкирии.

Впервые территория башкир отмечена в «Чертежной книге Сибири...» знаменитого русского картографа С. Ремезова (1882). Составленная в 1699—1701 гг., «Чертежная книга...» представ­ляет собой атлас Сибири, однако на кдртах западносибирских зе­мель («Чертежи земли Тобольского города», «Чертежи земли Верхотурского города» и др.) целиком изображены пределы баш­кирской территории, сложившиеся к концу XVII в. Ремезовские карты показывают восточные пределы расселения «закаменных башкир» в челябинском Зауралье по рекам Теча, Исеть и др. Карты из «Служебной чертежной книги», составленные С. Реме-зовым и его сыновьям в 1702—1730 гг., являются прочным доку-

ментальным свидетельством широкого расселения башкир в За­уралье в XVII в. (Гольденберг, 1965, стр. 57, см. карту «Чертежи земли Кунгурского города»).

Сравнительно недавно в ЦГАДА обнаружены еще две карты: одна из них — «план-карта Уфимской провинции» — составлена в 1736 г. М. Пестряковым; другая — «Ландкарта Башкирской орды» — неизвестным картографом в 1737 г. (МИБ, 1956, прило­жения). Наиболее интересным на обеих картах является изобра­жение юго-западных границ башкирских земель по р. Самара, нижнему и среднему течениям р. Сок, верховьям рек Черемшан, Шешма и Зай. Затем пределы башкирских земель уходили на се­веро-восток, к самому устью р. Белой и далее на север по левобе­режью Камы. Эта граница совпадает на западе с Закамской кре­постной линией, построенной в начале XVIII в. В исторической литературе давно утвердилась мысль о том, что Закамская линия была построена царизмом для ограждения беспокойных башкир и башкирских земель от поволжских народов, в частности от казан­ских татар (ОИБ, 1956, стр. 142—144). Возможность документально доказать распространение пределов башкирских земель на рубеже XVII—XVIII вв. значительно западнее и южнее современных эт­нических границ (а именно эту возможность дают карты 1736 и 1737 гг.) чрезвычайно важна в плане нашей темы. На обширной территории Бугульминской возвышенности (расположенной на стыке двух республик — Башкирской и Татарской АССР и двух областей — Куйбышевской и Оренбургской) протекали в конце I—начале II тысячелетия этнические процессы, тесно связанные со становлением древнебашкирского этноса.

Ценный материал дают карты Оренбургской губернии, состав­ленные в 1752—1755 гг. геодезистом И. Красильниковым и впер­вые опубликованные лишь в 1880 г. под названием «Оренбургская губерния с прилежащими к ней местами по ландкартам И. Кра­сильникова и Топографии П. И. Рычкова». Карты были разрабо­таны И. Красильниковым на основе обширных картографических материалов, поступавших с 1741 г. в географический департамент Оренбургской комиссии. Кроме того, были использованы сведения, полученные П. И. Рычковым и И. Красильниковым от башкир­ских старшин. Карты И. Красильникова наряду с обычными административными данными содержат сведения о расселении не­которых наиболее крупных и известных башкирских племен и ро­дов в середине XVIII в. В этом отношении карты Красильникова на протяжении полутора столетий оставались единственными.

Впервые предпринял попытку составить карту расселения башкирских племен и родов С. И. Руденко. Не имея по существу

предшественников, он столкнулся с весьма трудной задачей. Она усугублялась тем, что С. И. Руденко специально по родо-племен-ному составу башкир материала не собирал. В то же время обоб­щение и историко-этнографическая интерпретация накопленных сведений по материальной культуре требовали их корреляции с этническими (родо-племенными) группами. С. И. Руденко вос­пользовался размежеванием башкирских земель, которое с 1898 г. проводилось царским правительством главным образом в целях выявления «свободных» земельных площадей. В процессе межева­ния вотчинные права башкир были проверены администрацией на основании грамот, выданных некогда башкирским родам (или их подразделениям). Земли таких родов (или их частей) под­твержденные вотчинными грамотами, вымежевывали в особые «башкирские дачи». В комиссиях по размежеванию башкирских земель, созданных в Уфимской, Оренбургской и Пермской губер­ниях, были собраны все материалы и документы о вотчинных пра­вах башкир, на основании которых составлены карты башкирских земельных дач. В 1907 г. С. И. Руденко получил от этих комиссий списки всех башкирских дач с картами земельных участков и с данными по их географическому распределению (Руденко, 1916, стр. 19; 1955, стр. 54). Наименования башкирских земель­ных дач были сопоставлены им с родо-племенными этнонимами списка «волостей и родов», опубликованном в середине XVIII в. П. И. Рычковым (1762, стр. 93—100). Сопоставление показало совпадение наименований многих земельных дач с названиями «волостей», а также «тюб и аймаков» из списка П. И. Рычкова. Следуя избранной методике, С. И. Руденко причислил все или почти все башкирские дачи к тому или иному роду (Руденко, 1955, стр. 55—59). В ходе работы обнаружилось, что в XVIII в. вотчинные грамоты на земли получали не только башкиры, но и мишари, и татары, которые в этом случае начинали числиться башкирами-вотчинниками. Башкирские же роды или их части, потерявшие в силу обстоятельств вотчинные права на земли, пере­ходили в разряд припущенников¹ (улу-катайцы, зауральские айлинцы и др.) и, следовательно, в списке земельных дач отсут­ствовали. В твердо установленных случаях С. И. Руденко, опираясь на свой материал, внес в список башкирских дач соот­ветствующие коррективы: из него были исключены татаро-мишар-

¹ Припущенники — группа земледельческого населения Башкирии, пре­имущественно крестьян, формировавшегося в Башкирии в XVI—XIX вв. из представителей народностей Поволжья и Приуралья и селившегося на башкирских землях на различных условиях: владения общинной землей, уплаты оброка, несения определенных повинностей.

ские дачи и включены названия башкирских родов или их под­разделений, перешедших вместе с утратой земельных прав в раз­ряд припущенников. Сгруппировав полученные таким образом «настоящие» башкирские земельные дачи в соответствии со спи­ском П. И. Рычкова, С. И. Руденко на основании полученных им межевых карт синтезировал «Карту родовых групп и земельных башкирских дач», которую впервые опубликовал в 1916 г. В 1955 г. в связи с тем, что новые материалы не были накоп­лены, карта без всяких изменений была издана вторично.

Карта С. И. Руденко до сих пор не потеряла научной цен­ности. Названия 124 башкирских земельных дач объединены им в 20 «родовых групп», которые в целом правильно отражают рас­селение наиболее крупных башкирских племен. Несмотря на не­большой масштаб (1:100), карта долгое время успешно исполь­зовалась для корреляции родо-племенного расселения башкир с обобщенными данными по распространению диалектов и наре­чий, явлений материальной культуры, изобразительного искус­ства и т. д. Однако здесь мы и сталкиваемся с ограниченными возможностями карты, о чем, впрочем, говорил и сам С. И. Ру­денко. Самое существенное при этом то, что карта эта не явля­ется картой расселения башкирских племен; она показывает тер­риториальное размещение «родовых групп и земельных башкир­ских дач». Это далеко не одно и то же. Так, объединение башкирских дач в 20 родовых групп является условным, в дей­ствительности количество башкирских племен и самостоятельных крупных родов достигало 45. Даже в рьгчковском списке их более 30. К тому же внутренняя структура племен в большин­стве случаев отличалась от показанной в таблице С. И. Руденко. Это совершенно естественно, так как башкирские земельные дачР1 конца XIX в., хотя и были преемственно связаны с родо-племен-ными вотчинами XVII—XVIII вв., но составляли обычно часть бывшей родовой вотчины и соответственно рода. Приходится учи­тывать и то, что список П. И. Рычкова, положенный С. И. Ру­денко в основу карты, отражает родо-племенной состав башкир, уже успевший в какой-то степени трансформироваться в рамках волостной административной системы. Племя табын, например, П. И. Рычковым (и соответственно С. И. Руденко) расчленено между тремя, катай — между двумя волостями и т. д. В то же время ряд племен, особенно в западной Башкирии, С. И. Руденко произвольно сгруппировал в более широкие объединения. Соче­тание племен еней и байлар, таз и ирэктэ, илан и киргиз и неко­торых других в единых «родовых группах» никакого этниче­ского значения не имеет. Территории расселения «родовых

групп» определены весьма обобщенно. С. И. Руденко писал по этому поводу: «Площади башкирских дач нанесены вместе с жи­вущими на них иноплеменными припущенниками» (Руденко, 1916, стр. 19). Такой метод картографирования дает лишь суммарное представление о географическом размещении «родовых групп», он лишает нас возможности судить о характере расселения баш­кир, о степени родо-племенной смешанности башкирского населе­ния отдельных районов, о направлениях переселения племен и т. д. Немаловажно и то, что на карте С. И. Руденко даны лишь основные территории «родовых групп» и не принято во внимание расселение подразделений соответствующих родов и племен за пределами родочплеменных земель, что, безусловно, было бы ценно для разработки некоторых аспектов этнической истории. Все это заставляет нас, отдавая должное карте С. И. Руденко и подчерки­вая ту крупную роль, которую она сыграла в анализе и картогра­фическом обобщении многих языковых и этнографических явле­ний, считать, что на современном уровне этнографических иссле­дований возможности этой карты исчерпаны.

Составление карт расселения башкирских племен и мелких этнических групп потребовало проведения огромной предвари­тельной работы. Прежде всего необходимо было разработать по возможности детальные таблицы родо-племенного состава башкир.

Таблицы этнического состава башкир в XVII—XIX вв. (см. раздел «Этническая история башкирских племен») состав­лены главным образом на основе экспедиционных материалов. Однако только на базе полевых источников невозможно было бы рассчитывать на полное и, главное, достоверное восстановление родо-племенного состава, так как всегда приходится учитывать характер сведений, полученных от пожилых информаторов в се­редине XX в. Их знаниям в области родо-племенной этнонимии, внутренней структуры башкирских племен обычно сопутствуют представления об административном устройстве данного района в годы их юности, т. е. в конце XIX в. Эти сведения нередко на­столько перекликаются и смешиваются в сознании информаторов, что без привлечения дополнительных (архивных) источников и тщательного их анализа трудно, а в ряде случаев невозможно дифференцировать эти данные и восстановить достоверную кар­тину.

Наиболее ценные архивные источники по родо-племенному составу башкир относятся к XVIII в., т. е. к периоду, когда воз­рос интерес царской администрации к внутренней структуре баш­кирского общества. К XVII в. восходят лишь упоминания в раз­личных документах о тех или иных башкирских родах. В XIX в.

частые изменения административного устройства и постепенная его унификация с общероссийской системой приводят к потере интереса к родо-племенной системе башкир. Письменные источ­ники XIX в. представляют ценность в плане изучения постепен­ного разрушения родо-племенной системы башкир под воздейст­вием различных социально-экономических и политических фак­торов, но не добавляют новых сведений по этническому составу. В лучшем случае они целиком дублируют источники XVIII в. Однако это мало затрудняет нашу работу, так как мы считаем методически более целесообразным сопоставление полевого мате­риала, относящегося преимущественно к рубежу XIX—XX вв., с документальными источниками, хронологически отстоящими возможно дальше от этого времени. Именно такими источниками являются материалы XVIII в. Сформулированная методика поз­воляет взаимно проконтролировать точность и полноту как поле­вых, так и архивных источников, хронологически находящихся друг от друга на расстоянии" около 200 и более лет, и разрабо­тать таблицы этнического состава башкир, которые отражают до­статочно полно реальную историческую ситуацию в XVII— XIX вв.

Отмеченные особенности источников и задачи нашей работы побуждают подробнее остановиться на наиболее ярких докумен­тах XVIII в. по родо-племенному составу. Это необходимо еще потому, что при анализе этнического состава во втором разделе книги (гл. IV—VII) автор в целях сокращения изложения дает лишь результаты исследования, не вдаваясь в детали весьма кропотливого процесса восстановления родо-племенной системы башкир путем сопоставительного анализа всех доступных источ­ников.

Обзору архивных источников XVIII в. необходимо предпо­слать одно замечание: в русских документах этой эпохи родо-племенные образования башкир в большинстве случаев именова­лись «волостями». Волостная административная система, создан­ная в Башкирии после ее присоединения к.России, вплоть до на­чала XIX в. совпадала во многих случаях с традиционным родо-племенным делением. В основе волости могли быть родо-племен-ные организации разного порядка: племя, род или даже часть рода. Следовательно, в перечне волостей рядом оказывались родо-племенные организации разной величины и разной внутренней структуры. Некоторые волости, включавшие группы башкир из разных родов, представляли собой сугубо административно-терри­ториальные образования. Количество таких волостей постепенно увеличивалось, хотя нередко, даже в XIX в., их реальная сущ-

ность вуалировалась родо-племенными наименованиями. Корреля­ция архивных сообщений с полевыми материалами, как правило, достаточно точно раскрывает этническое содержание названий башкирских волостей.

В целом синтез полевых материалов с архивными, а также с данными башкирских шежере и других источников позволил составить детально разработанные таблицы этнического состава башкир и полностью картографировать полученные результаты.