Изидора-9. Потеря Анны. Женщина-Воин.
Караффа бесцеремонно разглядывал Севера, будто тот представлял собою редкое, диковинное животное. Лицо Папы по непонятной причине светилось уверенностью, что меня пугало больше, чем если бы он метал в нас «молнии» своего жуткого недовольства...
— Ну что ж, достопочтимый Север, вот мы с Вами наконец-то и встретились! Я ведь обещал когда-то, что Вы придёте ко мне — я своих обещаний не меняю, обычно.
— Не обольщайся, Караффа. — спокойно произнёс Север. — Я бы никогда не доставил тебе такого удовольствия. И ты прекрасно это знаешь. Это мадонна Изидора интересует меня... Она слишком ценна, чтобы находиться в твоих руках. Но ты, конечно же, не сможешь этого понять, к сожалению...
— Человеческая ценность зависит от того, насколько он может быть полезен Богу... Ну, а мадонна Изидора, как Вам известно, — ведьма. И очень могущественная. Поэтому её отношение к господу не оставляет никаких надежд измениться к лучшему. И, таким образом, её «ценность» для меня и нашей святейшей церкви сводится к нулю, дорогой Север.
— Почему же, в таком случае, ты держишь её взаперти, методично убивая всех её близких, Караффа? — сдержанно просил Север.
— Помилуйте, дражайший Север, мадонна Изидора совершенно свободна в своих поступках и решениях! — И, язвительно улыбнувшись, добавил: — Как только она соизволит дать мне то, что я у неё прошу, она свободна идти, куда ей пожелается. Даже если это идёт против моей воли.
Комната «искрилась» напряжением... Малоприятная для нас с Севером беседа ничего хорошего не предвещала. Но Караффа, видимо, имел какую-то свою (как всегда, неизвестную остальным) цель, которую открывать пока явно не собирался.
— Скажите, Север, если мадонна Изидора Вам так ценна, почему же Мэтэора не пытается сохранить её, упрятав в толще своих «волшебных» стен?
— Потому, что к нам приходят лишь по своему желанию. Мы предлагали ей, но Изидора не пожелала остаться.
Караффа резко повернулся в мою сторону. На его лице было написано величайшее удивление...
— Значит, это правда?!.. Вы сами не пожелали остаться?
— Я уже говорила Вам это, но Вы мне не поверили, — как можно равнодушнее пожала плечами я.
Папа явно был ошарашен. Он не в состоянии был понять, как это я, со всей грозящей мне с его стороны опасностью, не захотела защититься?!. Не говоря уже о возможности изучать скрытые в Мэтэоре Знания...
— Скажите Север, сколько Вам на сегодняшний день лет? — повернувшись к Северу, прямо, как говорится, «в лоб» спросил Караффа.
— Девятьсот шестьдесят три от рождения вашего липового господа, — спокойно ответил Север. — Другого летоисчисления ты не знаешь, я думаю...
— А выглядите Вы на тридцать... — не обращая внимания на колкость, тихо произнёс Папа. — Вот как раз это-то я и прошу у мадонны Изидоры!..
— И она совершенно права, не давая то, о чём ты просишь. Преступники не имеют права жить долго, Караффа. Особенно, такие, как ты… Ты ведь не будешь раскаиваться о содеянном, проживи ты хоть тысячу лет, не правда ли? Да и смысла в этом нет никакого. Ведь твой Бог находится в твоей душе, Караффа... А чернее души, чем твоя, на свете не существует. Поэтому, сколько бы ты ни жил — ты до конца будешь творить чёрное и злое.
— Ну, это мы ещё посмотрим!.. — задумчиво произнёс Караффа. — Это мы ещё посмотрим... Как бы мадонна Изидора ни была сильна, она очень любит свою дочь, не правда ли? Ну, а материнская любовь иногда делает чудеса, знаете ли!
Тут до сих пор молчавшая Анна вышла вперёд и как можно спокойнее произнесла:
— Пока что у тебя одни разговоры, Караффа. Делай своё дело, или не говори того, чего делать не собираешься! Не очень это подходит самому Римскому Папе...
— Анна!!!
Крик у меня вырвался непроизвольно... Так как я точно знала — если моя дочь попадёт в подвал, оттуда она живой не выйдет. Всё будет кончено... И для неё... и для меня.
— Ну, что ж, Изидора, решайте! Анна сама напросилась на это. Хотите ли быть свободной и спокойно растить свою прекрасную дочь, или же её жизнь закончится прямо сейчас... В подвале.
Я в надежде обернулась к Северу — он напряжённо что-то решал...
— Скажи, Караффа, неужели тебе не страшно? Ведь после смерти ты будешь жить снова... Ты знаешь. С той лишь разницей, что жизнь твоя не будет больше столь приятной. Неужели это не заставляет тебя хотя бы подумать?
— О, дражайший Север, по сравнению с попыткой достичь бессмертия сейчас— это всего лишь мелочь. Я поставил на карту всё! И я добьюсь желаемого любым путём. Включая преступление...
Я стояла, не в состоянии думать... Не в состоянии принять никакого решения. В голове оставалась одна-единственная мысль — вот и всё...Я никогда более не увижу мою дивную, смелую девочку! Караффа потерял своё железное терпение, и события будут происходить прямо сейчас... Не откладывая на будущее.
Анна смотрела мне прямо в глаза и... улыбалась. Я знала — она пыталась меня успокоить!.. Хотя в душе её в то время, дико визжа, бился о стены животный страх. Я это чувствовала и не могла помочь... Ибо считала, что не могу предать ни её, ни себя. Ни умерших. Не могу предать остальных одарённых, изо дня в день живших в ужасе, в ожидании чудовищной смерти!..
Я должна была уничтожить Караффу... До того, пока он полностью не уничтожил Землю. Мы были всего лишь пылинками, я и моя дочь, по сравнению со всеми, кто был им уничтожен. Души одарённых, ушедших в мучениях, каждую ночь звали меня, требуя мщения... Наши с Анной жизни не имели значения. Но при всём при том, я не могла позволить Анне так просто умереть. Не могла смириться с её уничтожением...
— Попытайся удержать его, Изидора, — услышала я прямо в своём мозге. — Я пойду к Владыко.
И Север исчез, резко растаяв... Видимо, его последние слова слышала только я, так как Караффа несколько секунд оторопело смотрел на место, где только что стоял Север. Но, как обычно, очень быстро очнувшись, он удивлённо произнёс:
— Он что же, Вас так просто бросил?.. А как же дружба с Вами? Или в Мэтэоре не знают, что это такое?
— Нет, ваше святейшество, знают. И как раз это-то он пытается сейчас доказать.
Караффа стоял какое-то мгновение в глубоком раздумье, как бы пытаясь для себя решить, что с нами делать дальше. И вдруг, резко повернувшись, крикнул:
— Стража!
В комнату ввалились двое крупных стражников.
— Отвести её в подвал!
Стражники резко схватили Анну под руки и потащили к двери.
Ну, вот и всё... Холодея, подумала я. Но до конца ещё было далеко. Анна резко выпрямилась, и... оба огромных стражника, пушинками пролетев к двери, тяжёлыми мешками грохнулись на пол.
— Так, так, так... — пронзительно глядя на Анну, прошептал Караффа, — Она воистину Ваша дочь, мадонна. Ну, что ж, попробуем по-другому. — И, хлопнув руками, подозвал новых стражников. — — Отведите девушку в мои апартаменты и не спускайте с неё глаз! — резко приказал Караффа.
Что он собирался делать на этот раз, я пока что не понимала. Надо было что-то предпринимать, как-то бороться... Но как я могла бороться, не понимая, с чем? Караффа что-то задумал, чтобы избежать воздействия Анны. Но что?.. К сожалению, это было известно лишь его изощрённому мозгу. Я же стояла в ступоре, не в состоянии решить дальнейшее. И лишь надеялась, что, возможно, скоро появится Север...
Но Север не появлялся. Подошла ночь. Я не находила покоя, воображая самое худшее. И лишь одна единственная надежда, что Анна ещё жива, билась в моём воспалённом ужасом мозге — Караффа собирался мучить её, чтобы сломать меня. Поэтому для него не было никакого смысла мучить Анну тайно. Он хотел доставить боль именно мне, и это давало крошечную надежду увидеть её ещё хотя бы раз...
Наступило утро. Не сомкнув за ночь глаз, я чувствовала себя разбитой и опустошённой… Неизвестность сводила с ума, не давая возможности расслабиться, не позволяя думать. На мои призывы Анна не отвечала — видимо, Караффа снова использовал свою защиту. Но в душе я точно знала — моя девочка всё ещё была жива… Караффа появился поздним утром. К моему удивлению, он выглядел напряжённым, будто готовая к спуску стрела. Его властные глаза смотрели внимательно и колюче, будто он прямо сейчас решал мою печальную участь.
— Пойдёмте со мной, мадонна! Вам придётся смотреть весьма неприятное представление. И в этом полностью Ваша вина, знаете ли!.. Я предлагал Вам подумать — Вы думали слишком долго. У меня нет больше времени. Сожалею...
Караффа был почему-то сильно раздражённым. Что-то беспокоило его острый ум, но это не было страхом неполучения желаемого. Это было что-то другое, чего я никак не могла уловить... Но он явно злился и нервничал, не давая мне время сообразить. Мы спустились в знакомый подвал, в котором всё было точно по-прежнему. Так же кричали люди... Так же пахло смертью… И точно так же стыла от ужаса в жилах кровь.
— Перед тем, как мы туда войдём, я хочу спросить ещё раз, Изидора, не изменили ли Вы своё решение? — Впившись в меня своими чёрными глазами, прошептал Караффа. — Я не хотел бы мучить Анну. Её жизнь ценна, неужели Вам её не жаль?
Собрав в кулак всё, что оставалось от моего побитого мужества, я постаралась успокоить дрожащий голос, собираясь отвечать. Приходило состояние обморока. Тело не слушалось. Бессилие убивало... Я панически боялась увидеть то, что пряталось за тяжёлой дверью... Ибо не была уверена, что перенесу то, что уготовил мне «святейший» Папа.
— Да, Святейшество, конечно, мне жаль Анну... — В ответ прошептала я, — Так же жаль, как и те загубленные чудесные жизни, которые уже ушли. И которые ещё уйдут... Я не в состоянии понять Вас, Караффа. Да и никто, думаю, не понял бы... Но Вы можете мне поверить — за всё содеянное Вам придётся очень горько платить.
— О, милая Изидора! Это ведь будет не сегодня! — Рассмеялся Караффа. — Ну, а что будет после — об этом я буду думать тогда, когда оно придёт. — И, повернув заржавевший ключ, Караффа медленно толкнул тяжёлую дверь...
Моему глазу открылась леденящая душу картина — посередине небольшой каменной комнатки, на странном железном кресле, прикованная цепью сидела Анна... Сердце стукнуло... и застыло. Как же я могла допустить такое?!. Но воспалённый мозг твёрдо ответил — могла!!! У меня нет другого выбора. Анна смотрела мне в глаза, не пугаясь и не умоляя. Эта девочка проявляла намного больше мужества, чем его имела в тот момент я сама.
— Не сдавайся! Только не сдавайся, мама! — услышала я.
Анна говорила со мною мысленно, стараясь меня поддержать. Она боялась (зная, насколько я её люблю), что я не выдержу. Боялась, что Караффа получит то, чего так сильно желает. И тогда всё пережитое нами окажется напрасным.
— Ваша дочь так же воинственна, как Вы, мадонна. Мне пришлось заменять восьмерых палачей, чтобы связать её! Пришлось напоить её маковым отваром, чтобы усыпить... Пожалейте её, Изидора!
Грузный палач в кожаном нагруднике готовил какие-то страшные инструменты. Видимо, для пыток моей любимой дочери... Моей милой и светлой девочки. Сердце стыло... Казалось, мир стал сплошной единой болью. Ничего больше не чувствуя, я просто перестала дышать...
— Очнитесь, мадонна! Да что с Вами такое? Очнитесь!..
Взволнованный Караффа держал передо мною пахучую соль, время от времени поднося её к ноздрям, заставляя меня поневоле вдыхать спёртый подвальный воздух. Я чувствовала, что похожа на восковую куклу. Это было плохо — Караффа прекрасно понял, что это было именно то, чем он, возможно, мог меня сломить. И платить за это, естественно, приходилось Анне....
— Неужели Вы надеетесь, что, живя долго, Вам когда-то удастся выкосить всех одарённых? — Достаточно очнувшись, тихо прошептала я. — Это ведь просто желаемый бред, святейшество! Люди рождаются... И так же рождаются одарённые. Вам никогда не удастся их уничтожить! Одумайтесь, пока ещё не поздно. У Вас ведь дивный ум, почему Вы направляете его на уничтожение?
Караффа задумчиво теребил тяжёлый золотой крест, висящий на его папской груди. Казалось, он ушёл далеко из привычного мира в какие-то незнакомые дали... К сожалению только, он никуда не уходил надолго...
— Как я уже Вам говорил ранее, Изидора, в большинстве своём люди глупы. Посмотрите вокруг — множество трусов и лентяев, которые отдадут всё, лишь бы остаться в стороне, чувствуя себя безопасно и защищённо.!.. Они верят, что живут в вере и правде, целыми днями живя в безделье, наслаждаясь счастьем своего мизерного личного мирка. Они прячутся за спины мужественных и сильных, которых, использовав полностью, тут же сами и уничтожают. Чтобы делать подлость, ум не требуется, Изидора... — криво усмехнулся «святейшество» и, чуть помолчав, добавил:
— Но, к сожалению, есть ещё другие... Те, кто всегда стоят впереди, жизнь которых ложится светом, указывая путь остальным... Те — невероятно опасны! Они не думают так, как желают другие. Они несут свой проклятый свет, невзирая на опасность, не жалея жизни... Вы именно из них, Изидора. Так же, как и Ваша милая дочь, Анна. Потому, если уж быть до конца откровенным, я никогда не смогу отпустить Вас, даже если Вы дадите мне то, что я у Вас прошу... Вы останетесь здесь и будете королевой... если подчинитесь мне. Или узницей, если не согласитесь. Я не могу дать Вам свободу... Несмотря на то, что Вас люблю.
Я смотрела на него онемев, полностью утонув в сумасшествии его рассуждений. Хотя в чём-то Караффа был, к сожалению, прав... На земле слишком много жило трусов и подлецов. Потребительство процветало, поглощая брошенные им «кости» личного довольства. И как раз-то это Караффу устраивало... Это была толпа, которая была неопасной. Ну, а Анна и я относились ко второй, именно опаснойкатегории.
— Ваше святейшество, если Вы понимаете, что таких, как я не сломить, почему же Вы всё же пытаетесь? Анна ведь очень талантлива. Почему же Вы не хотите её сберечь? Она могла бы Вам во многом помочь. Зачем же Вы её убиваете?
— Потому, чтоВы являетесь моей единственной надеждой при достижении желаемого, Изидора. И, в таком случае, Анна — мой единственный козырь, который (Вы уж поверьте!) я без смущения пущу в оборот. Желаете ли подумать, мадонна?
У меня сильно закружилась голова — сколько раз я намеренно представляла себе это мгновение, чтобы как-то к нему приспособиться и выжить!.. Сколько раз я пыталась просто «привыкнуть» к этой мысли, чтобы (когда это случится) не сойти полностью с ума!.. Но, как бы я не старалась — реальность оказалась намного страшнее... Кое-как собравшись, мёртвыми губами я произнесла слова, которые преследовали меня всю мою короткую оставшуюся жизнь... И которые я никогда после не смогла забыть даже там, в моём далёком новом мире...
— Я уже дала Вам свой ответ, Ваше святейшество... Анна не стоит миллионов других хороших жизней, которые Вы уничтожите, останься Вы жить долго... Я не могу предпочесть её миллионам... несмотря на то, что она моя дочь.
— Вы сумасшедшая, Изидора!.. — Резко произнёс Караффа и, повернувшись к палачу, добавил: — Начинай!
В глазах Анны кричал оголённый ужас. Я знала, как ей было страшно... Но, несмотря ни на что, моя девочка не сдавалась. И я не могла её предать, уступив Караффе... Человек подошёл к пыточному креслу и занёс над руками Анны, раскалённый докрасна тяжеленный прут. Послышался запах палёного мяса. Анна дико закричала. Тут же мучитель схватился за сердце и медленно сполз на пол.
— Прекратите, Изидора! Или я буду вынужден выставить Вас за дверь! — заорал Караффа.
— Но это не я, святейшество! — Измученно улыбнулась я. — Анна сильнейшая Ведунья. Неужели же Вы предполагали, что она будет сидеть спокойно, пока Вы будете её пытать?
Я гордилась своей отважной дочерью, даже зная притом, как она страдала. В Анне жило отцовское мужество, и она не собиралась отдавать свою жизнь легко — она старалась забрать с собою как можно больше нелюди, причинявшей боль другим одарённым.
— Значит, это снова Анна? Но она не должна была?.. Мы напоили её травами, которые закрывают выход её силы? Как же это могло случиться?!
Караффа проговорился... Он бесился! А я рассмеялась ему в лицо, сразу поняв, что здесь по-настоящему случилось.
— Ваше святейшество, Вы послушали кого-то из «сломавшихся» одарённых, не так ли? Но ведь они не знали, как по-настоящему сильна Анна. Это знали Вы. Так что не стоит возмущаться напрасно!
Караффа остановился прямо передо мной и взбешённым голосом прокричал:
— Может ли Анна выходит сущностью из тела? Отвечайте, мадонна!
— Ну, конечно же, Ваше святейшество! Это самое простое из того, что она может.
Это было ложью... Но если такая ложь могла спасти мою девочку от страданий — я готова была повторить это снова, хоть тысячу раз!
Караффа минуту напряжённо о чём-то размышлял.
— Ну, что ж, мадонна Изидора, вот всё и решилось. Мучить Анну бесполезно. Она перебьёт всех моих палачей, а это, извините, меня не устраивает. Она будет повторять штучки своего Деда, а у меня просто нет на это времени. Вы проведёте эту ночь вместе с дочерью, но это будет последняя ваша ночь вместе, так как утром Анна умрёт. Она пойдёт на костёр... У Вас остаётся одна ночь, чтобы изменить своё решение, мадонна.
Резко повернувшись, Караффа вышел из комнаты...
Нас забрали из пыточной кельи и отвели в какую-то тёмную, грязную «клетку», в которой не было ничего, кроме постеленной на полу соломы, рухнув на которую, мы намертво вцепились друг в друга, будто это могло помочь нам выжить... Надежды не было. Оставалось лишь отчаяние и безысходность.
Я держала в объятьях своё сокровище, свою единственную, дивно одарённую девочку, и горевала... Если бы только Анна осталась в Мэтэоре!.. Никакая сила Караффы не могла бы её там достать!.. Но она не осталась... Боясь за меня, она пришла, предлагая свою жизнь... взамен моей. Зная, что таким образом даст мне какое-то время, чтобы попытаться убить Караффу...
Перед моим взором вспышками проносились образы нашей короткой жизни, проведённой в доме её отца и деда, где я так настойчиво и упорно учила Анну быть сильной!.. Где столько раз повторяла, как прекрасна жизнь, и какой она будет у неё счастливой... Но я ошиблась... Жизнь Анны кончалась прямо сейчас. Не дав ей почувствовать того же самого счастья...
Мы сидели в углу, на соломе, обнимая друг друга немеющими руками. Я гладила её спутанные, слипшиеся в крови, длинные волосы, зная, что делаю это в последний раз. Глаза были сухими, хотя сердце рвали рыдания. Думаю, боль была слишком сильной, чтобы омывать её слезами...
Крепко прижимая к себе Анну, я чувствовала, как быстро и безжалостно в «никуда» утекало время, унося последние часы её удивительно-отважной жизни. Ночь подходила к концу. И так же, как в ночь перед убийством отца, я каким-то образом задремала! Встрепенувшись, в ужасе вскочила, чтобы разбудить свою девочку. Но Анна не спала. Нежно гладя моё лицо своими изуродованными тонкими руками, Анна тихо шептала:
— Ты такая красивая, мама... Я тебя так сильно люблю!.. Прошу тебя, ты только держись, не сдавайся! Мне теперь всё равно... Это избавление. Там не будет больше боли. Так папа говорил мне. Я знаю, они ждут меня. А потом мы все будем ждать тебя. Держись, мамочка! Держись, родная!...
Её голос был надтреснутым и таким печальным!.. Я бы сто раз отдала себя, только бы она жила!.. Но, к сожалению, не мы распоряжались своей судьбой — ей распоряжались лживые и злые...
— Мама, ты простишь меня, что не смогла помочь тебе?.. Я так старалась... но у меня не получилось, — прошептала Анна. — Я так виновата перед тобой!..
Чья-то злая невидимая рука сдавила горло — я не смогла ответить. Моя душа кричала, но никто не слышал... Как могла я пережить такое?!! Как могла наблюдать, как уйдёт из жизни то единственное, что у меня оставалось — моя дивная девочка? Моя кровинка, давшая людям столько счастья, сколько другие не успевают дать за всю их длинную жизнь? Какое ЗЛО причинила она Земле, чтобы быть так зверски убитой? Мой светлый, чистый ребёнок, не успевший даже понять, что такое ЖИЗНЬ?
— Мама, смотри — солнце!..
Огромные глаза Анны сияли... Я поняла — она пересилила ужас и боль. Перешла тот рубеж, после которого не остаётся более страха. Она старалась уйти достойно. Как просил её Дед, как он сам уходил...
— Уничтожь его, мамочка! Ты теперь осталась одна. Возможно, тебе поможет Север. Караффа не имеет права жить. Уничтожь его, мама.
В дверях появилась стража. Анна встала, гордо тряхнув своей длинной гривой, и впилась на мгновение в моё лицо своими горящими глазами.
— Всё хорошо, мамочка. Я не боюсь... Не боюсь совсем! Они трусы. Они ненавидят нас и потому сжигают. Я люблю тебя, мама... Очень сильно люблю тебя!..
На пороге стоял Караффа...
О, как же сильно я его ненавидела!!! Если бы ненависть могла убивать, его давно не было бы в живых!.. Но он жил... А я умирала.
— Я так полагаю, Вы остаётесь при своём мнении?! — Посмотрев мне в глаза, спросил «святейший» Папа и, чуть подумав, добавил: — Встряхнитесь, Изидора, это ведь Ваша дочьидёт на костёр! Да что с Вами, мадонна?!..
Я снова лежала на чьих-то руках, не понимая, что происходит. Моё бедное сердце грозилось остановиться совсем, не в состоянии выдержать такую боль... Анна печально смотрела мне в глаза, стараясь поддержать...Она меня успокаивала!!!
— Где же Ваше сердце, мадонна? — Плохо скрывая горечь, спросил Караффа. — Неужели Вы столь плохая мать?
— Оставь её в покое, Караффа, свою судьбу решаю я сама! — гневно крикнула Анна. — Она никогда не исполнит твою просьбу, как бы ты этого не желал! Убирайся!
Лицо Караффы исказила гримаса бешенства. Резко повернувшись к выходу, он шипящим голосом произнёс:
— Что ж, я не должен быть лучше, чем Вы! Это Вы — мать, отдающая на смерть своего ребёнка... Вы ужасны, мадонна!..
Это было именно то, что я в данный момент так горестно ощущала! Ведь, спаси я Анну, она никогда не простила бы. Но, отдавая её на костёр, я, как мать, предавала её. Был ли какой-то выход из этого заколдованного круга?.. Выхода не было. Просто мне искренне начинало казаться, что все, кто боролся, кто верил, в ком так ярко горела истина, почему-то гибли сотнями, будто некому было их спасти... Я вспомнила Магдалину... Радомира... Весту... Как же сильно мешали они Думающим Тёмным!.. И какой ненавистью горели сердца убийц, уничтожавших их Светлые Жизни.
— Мама! Очнись же, мама!.. — прозвучал взволнованный голос Анны — Ты в порядке, мамочка?
Я лишь кивнула, поняв, что должна идти. Экипаж, в котором везли меня, был комфортным и мягким. Тот же, в котором везли бедную Анну, был сбит из грубых досок и чуть обтёсанных брёвен. Грубыми верёвками привязанные к шершавым доскам, её руки каждую секунду тёрлись о них, и я видела, как шипы то и дело вонзались в её искалеченную кожу, причиняя сильную боль. Но Анна лишь улыбалась... Её сознание было давно за пределом реальности, далеко-далеко, где боль уже не имела значения, так как не могла её достать...
Наконец мы подъехали к маленькой площади, на которой несколько месяцев назад погиб мой отец... Память об этом дне всё ещё ярко жила в моей душе, не желая стираться... И сегодня к этим скорбным воспоминаниям присоединялась Анна! Я не могла поверить такому!.. Не могла принять ни умом, ни сердцем!.. Но происходящее жило. Оно было реальным в лице Караффы.
— Что ж, Изидора, я полностью Вами разочарован. Вы не то, что я себе представлял. И Вы не стоите того, чтобы Вас любили...
Обжёгши меня ненавидящим взглядом, Караффа взмахнул рукой, приказывая начинать.
Я смотрела на страшное «представление», ничего не чувствуя и не соображая... Казалось, кто-то «выключил» все мои чувства, пожалев умиравшую душу... Кто-то хотел, чтобы я всё ещё была жива.
— Прости меня, Изидора, я проиграл... Я не могу помочь вам, Владыко мне отказал, — тихо произнёс ласковый голос.
За моей спиной стоял Север. Я лишь кивнула, не в состоянии ничего сказать. Последняя надежда исчезла. Анне оставалось достойно умереть...
Я смотрела на неё, желая запомнить каждую чёрточку её чудесного лица. Окаменев и оглохнув, я впитывала её свет, который лился золотым потоком, заполняя всех окружавших... Неожиданно, будто почувствовав его, люди затихли. И через коротенькое мгновение площадь взорвалась бурными криками:
— Пожалеть её!!! Спасти её молодость!.. Отпустить девочку!!! Убийцы! Пожалейте ребёнка!..
Во мне уже было возродилась хрупкая надежда на спасение, но Караффа тут же безжалостно её обрубил. Сердито махнув рукой, он дал приказ начинать казнь. Анна стояла у столба светлая и чистая, будто её не касалась угрожающая реальность. Не спуская с меня сверкающих глаз, она улыбалась...
— Держись, мамочка! Ни за что не сдавайся ему!.. — Анна мысленно обращалась ко мне. — Я всегда буду любить тебя... Даже там. Не забывай меня, мамочка!..
Сердце билось в железных тисках, воздуха не хватало... Казалось, я собиралась уходить вместе с Анной, не в состоянии выдержать далее такую боль. Но я даже не подозревала ещё, какой эта боль будет бесчеловечной...
— Прости меня, мама, но ты должна будешь помочь мне. Я не смогу уйти сама... Ты поможешь мне, мамочка?
Вдруг всё окружающее куда-то исчезло — осталась только моя любимая девочка, которая, к моему ужасу, просила у меня помощи, чтобы уйти... Что означало — просила, чтобы я убила её, остановив бьющееся сердце.Земля ушла у меня из-под ног — физическое тело отказывало в повиновении... Я испугалась, что умру, не исполнив дочернюю просьбу! Анна не могла помочь себе сама. Оставалась я, чтобы избавить её от мук, от которых не было другого спасения...
Палач подошёл к костру, поджёг сухую солому... Пламя вспыхнуло легко и победно, весело перебегая всё выше и выше, грозясь охватить беспомощное тело...
— Прощай, мамочка!.. — крикнула Анна. — Прощай, милая!
Я попыталась ей помочь — почему-то не получалось! Обругав себя за малодушие, я попыталась снова. Анна смотрела на меня, объятая пламенем и мысленно умоляла:
— Мама, помоги мне! Мама!!!
Я ещё раз собрала все свои последние силы — в то же мгновение её хрупкое тело беспомощно повисло на верёвках...
Моя дивная дочь, моя светлая девочка была мертва. Я убила её, открывая ей путь в желанную вечность... Больше я ничего не помнила.
Дни сменялись днями... Я болела...
Сознание постоянно проваливалось в небытие, то на мгновенье возвращаясь, то угасая на долгие часы, будто спасая меня этим от полного безумия. Часы покоя сменялись часами бреда... В коем знакомые образы сменялись образами чужими, заставляя мою душу кричать и корчиться, ища убежища... Иногда казалось, что я наконец-то ушла... Появлялись милые лица — отца, Джироламо, Анны... Они улыбались мне, будто помогая выжить. Иногда вставал перед взором образ Караффы. Он почему-то всегда был сильно взволнован... Его чёрные глаза пожирали меня, будто ища ответа.
Наконец, через какое-то время, жар стал отступать. Дни казались более ясными, состояние бреда исчезло. Самое страшное вроде бы было позади. Но так думали остальные... Для меня же самым страшным было пробуждение — воспоминание того, что так безжалостно швырнуло мой воспалённый мозг в одинокий остров затмения. Я вспомнила смерть Анны — безграничная боль тут же хлынула водопадом в иссохшую душу!.. К моему удивлению, боль ОЖИВЛЯЛА!.. Видимо, все остальные чувства в моей душе просто давно были мертвы.
Однажды я услышала самый желанный для меня на свете голос:
— Мама!.. Ох, мамочка, как же я за тебя боялась!..
Это был мой милый ребёнок... Моя Анна!
К своему сильнейшему удивлению, я хотела увидеть Караффу!.. Видимо, замученное бедами и страданием, моё сердце желало ожесточиться. И, как обычно, мне не пришлось ожидать слишком долго... Было тёплое, светлое утро. Через открытое окно пахло жасмином. Солнце светило ласково и гордо, будто говоря, что пришло время возвращаться к ЖИЗНИ. Я лежала, пока что беспомощная, но быстро набирая силы, чего и требовала моя последняя и, теперь уже единственная, цель... Совершенно бесшумно открылась дверь — в комнату тихо вошёл Караффа... Но что такое страшное могло с ним за это время случиться?!. Лицо Папы было измождённым, старым и осунувшимся, глаза казались воспалёнными... Караффа выглядел постаревшим на целых двадцать лет!!! Что стряслось, чтобы так его уничтожить?..
— Наконец-то Вы очнулись, мадонна?! Хвала господу! Я уж не надеялся увидеть Вас в живых!.. Мои врачи отчаялись! Все говорили, что Ваш мозг ушёл в темноту... Что Вы никогда более не вернётесь. О, я так рад! Здравствуйте, мадонна!..
Ошарашенная таким потоком бурного восторга со стороны Караффы, я не могла произнести ни слова. Неожиданно Папа сильно засуетился и, буркнув, что появится позже, выскочил из комнаты... Что это означало? Было ли это доказательством того, что он искренне волновался за моё здоровье?.. Или он просто боялся, что, умри я сейчас, и его мечта никогда не осуществится?.. Думаю, только он сам был в состоянии понять себя. И, решив не ломать голову по поводу его персоны, я снова погрузилась в спасительный сон.
Сколько дней продолжался мой уход в «междумирье», я не знала… Были ли это дни, или недели?... Да и какое это имело значение?.. Самое важное было то, что это помогло мне пережить потерю моей девочки и не сломаться. Всё остальное было неважно. Теперь я была совершенно одна, и волноваться за кого-то из родных причины не было. Они все ушли в лучший мир, убитые Караффой... Я могла полностью отдаться мести, не боясь последствий, так как убить он мог теперь только меня.
Неожиданно произошло ужасное!.. Стелла, Изидора, Анна и всё, меня окружавшее, куда-то исчезло!!! С ощущением, что меня втягивает большой пылесос, я оказалась в своём привычном физическом мире, где взволнованно ждала возмущённая бабушка... Я по привычке прыгнула в своё брошенное физическое тело... то есть — попробовала впрыгнуть... Ощущение было пренеприятнейшее! Будто моя несчастная сущность с размаху врезалась в холодный, железный барьер... Я с перепугу крикнула и тут же уставилась на бабушку.
— Почему-то я не могу войти! Что-то меня не пускает!..
Это, правда, было очень страшно. Я видела своё застывшее физическое тело, которое просто-напросто не хотело меня принимать!..Я знала, чтоне была мёртвой,но почему-то никак не могла вернуться.
— Бабушка! Ну, помоги же!!! — Уже испугавшись не на шутку, закричала я. Вернее, закричала моя сущность — кроме бабушки, никто этого не услышал.
Понемногу «дверь» в физическое тело начала открываться, и я наконец-то плавно вскользнула в то, что на Земле называлось МНОЮ...
— Ну, что — уходить собралась? Надоело бремя нести? Не получится, милая. Твоя жизнь ещё очень долгой будет. Так что — живи!
Я видела, что бабушка сильно обеспокоена, что случалось очень нечасто. И никак не могла понять, что вызвало её тревогу. По этажам я ходила чуть ли не каждый день, и это никогда не доставляло никаких неприятностей. Что же должно было произойти, что заставило её так сильно волноваться?..
— Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? — чуть сдерживая возмущение, спросила бабушка.
Я отрицательно мотнула головой. Когда бабушка поднесла прямо к моему носу часы, я ужаснулась — мои путешествия заняли целых ПЯТЬ ЧАСОВ!!! Никогда я не гуляла так долго!.. Правда, я ещё не понимала, почему это было плохо, но по ощущениям в физическом теле было ясно, что я очень близко подошла к какой-то черте, за которой, для меня всё могло закончиться очень и очень плохо... Тело было необыкновенно холодным, будто меня сунули в холодильник. Оно не хотело слушаться, не хотело согреваться. Бабушка потащила меня в нагретую чуть ли не до кипения ванну (у нас в то время ещё не было центрального отопления, и вода нагревалась на плите), видимо, приготовив её ещё до того, как я пришла. Я стучала зубами от странного внутреннего холода, не в состоянии произнести ни слова. Странный холод становился всё сильнее, хотя, казалось, всё должно было быть наоборот. Видя мои напрасные попытки ей что-то сказать, бабушка наконец-то тепло улыбнулась:
— Ладно, молчи, путешественница... Только знай — когда будешь одна, никогда не ходи так надолго. Ведь, если бы я тебя не поддержала, ты бы уже была мертва...
У меня пробежали по телу ледяные мурашки! Как же так — значит, я не могла ходить на этажах, сколько пожелаю?!. Значит, моё тело имело ограничения, и было определённое время, что я могла находиться вне его? Но бабушка раньше никогда мне об этом не говорила!..
Подержав меня в горяченной ванне около десяти минут и насухо вытерев, бабушка уложила меня в постель, накрыв всеми одеялами, что находились в доме. Мне всё равно было холодно...
Очень скоро всплеском поднялась температура. Видимо, она была очень высокой, так как вызвала сильный бред. Я сама этого уже не помнила, всё намного позже рассказала моя верная бабушка. Жар и бред продолжались два дня. Мама думала, что я сильно простыла. Ну, а бабушка, естественно — молчала...
Через два дня жар наконец-то спал. Очень хорошо выспавшись, я проснулась свежей, как огурчик, полностью готовой на новые подвиги... И вот тут-то я вспомнила всё, что происходило на этажах во время моего неожиданного из них «ухода», и всё, что услышать я уже не смогла!..
— Бабушка!!! Бабуля, родная, мне надо обратно!!! — Не своим голосом заорала я.
Мне было до ужаса обидно и горько, что всё произошло так глупо! Как же так, ведь Изидора наверняка уже ушла, и теперь я никогда не услышу её рассказ! Никогда не узнаю, что же произошло с ней, с Караффой!.. Как же я могла пропустить ТАКОЕ!!!
— Бабушка! Родненькая, миленькая, помоги! Бабулечка!!!
Голос от волнения срывался. Я готова была расшибиться в лепёшку, обещать что угодно, только бы она мне помогла!.. Правда, я даже не знала — в чём, но я чувствовала, что она что-то знает. А значит — сможет как-то помочь.
Но бабушка не отзывалась, видимо, была где-то на дворе. Я попыталась встать сама, но комната сразу же закружилась, и я с размаху грохнулась на пол, не успев схватиться за кровать. Дела были плохи, я чувствовала себя очень слабой и понимала, что о путешествиях не могло быть и речи. Но горькая детская обида брала верх, и я наконец-то разрыдалась, забыв про своё «мужество и силу», которые постоянно пыталась себе внушать...
Вернувшись примерно через полчаса, бабушка нашла меня всю расстроенную и зарёванную в моей кровати. Она точно знала, что просто так я никогда не буду плакать. Поэтому, серьёзно посмотрев мне в глаза, она уселась на краешек кровати, и как всегда тихонечко произнесла:
— Ну, что там у нас, рассказывай.
Я постаралась как можно подробнее рассказать ей историю Изидоры. Она внимательно слушала, не прерывая и не поправляя, а когда я закончила, сочувственно произнесла:
— И теперь ты горюешь, что не узнала конца?
Я кивнула.
— Запомни, моя девочка — всё, что в жизни происходит, никогда не происходит напрасно. Видимо, для чего-то ей было нужно, чтобы ты её выслушала.
— Но я ведь ещё маленькая, что я могу? — Честно удивилась я.
— Но ты ведь вырастешь, и кто знает — может, это ты поможешь людям услышать об Изидоре?..
— Как же я помогу, если не знаю, что с ней дальше случилось? — Возмутилась я.
— Я помогу, милая. Только окрепни чуточку, и я тебе помогу, — очень спокойно ответила бабушка. — Только ты должна мне обещать, что не будешь там очень долго!
— Ой, а как же ты мне поможешь, если Изидора там уже всё рассказала? Я ведь опоздала уже! — огорчилась я.
— Не опоздала, милая. Я тебе помогу вернуться туда же, в то время, когда ты ушла, — преспокойно сказала бабушка.
Тут у меня, как обычно, посыпались вопросы!.. Но бабушка, не обращая на них никакого внимания, совершенно спокойно ответила, что можно ещё и не такое, но что мне ещё рано это знать... И, как бы усердно я её ни донимала, добиться мне так ничего и не удалось.
Через несколько дней утром, как только мама ушла на работу, бабушка хитро на меня посмотрела и серьёзно произнесла:
— Ну что, готова, путешественница?
У меня перехватило дух!.. Я не очень верила, что чудо могло случиться, но бабушка была моей единственной надеждой, и не попробовать я просто не могла...
Вдруг, бабушка со всей моей комнатой исчезли, и я оказалась точно в том же месте и времени, будто только сейчас из него ушла!.. Тут же ко мне кинулась пищащая Стелла:
— Ой, ну что же ты!.. Я думала, ты исчезла! А ты здесь!! Как хорошо! Пожалуйста, продолжай, Изидора!..
Стелла всегда оставалась собой... Даже когда происходило печальное и непонятное. И именно за это я её искренне любила.
Изидора лишь улыбнулась, тихо продолжая свою историю...
Всё ещё не в состоянии выйти из комнаты, я проводила свои дни в полном покое. Караффа почему-то больше не появлялся, и я решила, что он просто пока не решил, что ему делать дальше. Меня это полностью устраивало, так как давало возможность восстановить утерянные силы, которые были мне так нужны на борьбу с ним.
В основном я чувствовала себя очень странно... Боли не было. Вернее — не было ничего. Будто кто-то, меня пожалев, наглухо захлопнул все чувства в тёмную непроглядную комнату, которую открыть я сама не могла. Это было правильно — так было легче... У меня появилась надежда выстоять и отомстить.
Я очень хотела увидеть Севера, но и он почему-то не появлялся. Я скучала по его чудесным историям, грустила без его тёплой поддержки... Он стал мне настоящим другом, а друзей у меня за это время почти уже не оставалось... Окружение было пугающим и холодным, без какого-либо намёка на человечность...
И вот, наконец-то, в один из чудесных солнечных дней Север явился. Он почему-то казался мне другим, только я никак не могла уловить, в чём. Жёсткий, и в то же время печальный, он долго и внимательно всматривался в моё лицо, как бы ища подтверждения, что я жива... Что буду ЖИТЬ. Пока...
— Я очень рада тебе. Здравствуй, Север!
— Покой твоей Душе, Изидора. Удалось ли тебе выстоять, мой друг? Прости за всю боль. Я не смог помочь тебе.
— Думаю, мне удалось выстоять, Север... Караффа больше не может испугать меня. У него не осталось ничего, чтобы сломать меня более. И потому я его сильнее. Теперь я буду бороться с ним, пока не уничтожу.
— Уверена ли ты, мой друг, что сердце не подведёт тебя? Ты стала такой спокойной и отчуждённой! — Север всё всматривался в меня, будто стараясь понять, жива ли ещё у меня душа.
— Успокойся, Север... У меня достаточно сил, чтобы жить до тех пор, пока живёт Караффа. Но я не хочу сегодня говорить о нём! Скажи, мой друг, можешь ли ты подарить мне сегодня очередной подарок — можешь ли рассказать мне о Видомире? Помнишь, ты обещал мне?
Он снова внимательно посмотрел на меня, но, увидев лишь искреннюю просьбу, облегчённо кивнул. Я знала, что его удивляет моё спокойствие. Но оно удивляло и меня... Будто я стала камнем, на котором писала теперь свою историю.
— Что ты хотела бы знать о нём, Изидора? — ласково спросил Север.
— Всё с того дня, когда он сумел избежать костра... — улыбнулась я — С самого рождения.
Север кивнул, и по его желанию «дверь» в прошлое снова для меня приоткрылась, начиная очередную, неповторимую историю...
— После того, как четверо беглецов сложили на горе Бидорте огромный костёр — знак для ожидавших в Монсегюре, — они, чуточку согревшись, продолжили нелёгкий путь, который должен был привести их к друзьям, в уединённый замок Уссон. Замок стоял, скрытый от любопытных глаз окружающими горами, и казался в то время самым подходящим, чтобы спрятать на время бесценного гостя.
Это было удивительное место, Изидора. И владельцы (сеньоры) замка были людьми столь же удивительными, как и сам замок. Особенно его сеньора, дама Эсклармонд (Esclarmonde de Usson). Да, да! Не удивляйся, мой друг, у катар в то нелёгкое время было целых пять дам Эсклармонд! Говорили, что это имя приносит счастье его владелице. Правда, мне почему-то казалось наоборот... Но имя, и правда, очень красиво. Я расскажу тебе немного об Эсклармонд де Уссон... Она достойна того, чтобы о ней узнали. Именно правду, а не то, что о ней говорила церковь... — и, поймав мой вопросительный взгляд, Север печально ответил: — Да, мой друг... Это ещё одна печально-лживая история об удивительном человеке, женщине-воине, жизнь которой была необычайно отважной и светлой, и из которой «тёмные» позже создали отвратительный образ... Как и Магдалину, её сделали женщиной «лёгкого поведения», «сумасшедшей ведьмой», блуждавшей потерянно по окситанским горам... Нашёлся даже некий «брат Роберт», письменно подтверждавший инквизиции о встрече в лесу с обнажённой Эсклармонд, окружённой стаей белых волков... У которых были человеческие лица...[14]
Она была внебрачным ребёнком Раймонда Роже (Raimonde Roger), графа де Фуа (comte de Foix) и Аббатисы Эрмингарды. Имя ей дали — Эсклармонд де Алион (Esclarmonde d'Alion).
В те времена считалось совершенно нормальным для богатого сеньора иметь столько внебрачных детей, скольких он в состоянии был содержать. Разница между ними была лишь в том, была ли богатой и благородной мать ребёнка. Если она являлась благородной дамой, дитя усыновлялось или удочерялось отцом без каких-либо проблем. Как и случилось в данной истории...
Однажды, если не ошибаюсь, в ночь охоты на волков в лесах Арьежа, граф Раймонд заблудился, слишком увлёкшись погоней... После длительных поисков дороги домой, совершенно измотанный, он вдруг почувствовал, будто кто-то его тихо зовёт, и увидел прямо перед собой очень высокую, белую каменную стену... Это оказался всем известный Арьежский женский монастырь.
Потребовав привести к нему Аббатису, граф рассчитывал получить приют на ночь. К нему вышла высокая, обворожительная молодая женщина, это и была Аббатиса монастыря — Эмергарда...
Граф Раймонд всю свою жизнь слыл большим поклонником женской красоты. Одним из его прозвищ даже было — Раймонд Любимый («Raimond the Beloved»)... Ну и, конечно же, милая Аббатиса не осталась им незамеченной... На следующее утро у Аббатисы Эмергарды осталось о нём лишь приятное воспоминание, и голова убитого им огромного волка, висящая на дверях монастыря...
Так как Эмергарда, была благородных кровей, очень скоро ей пришлось покинуть монастырь и уехать в свои родовые земли в Телхо, чтобы переждать там компрометирующие её подступающие роды. А ещё через несколько месяцев у неё родилась двойня — очаровательные девочка и мальчик. Бедная Эмергарда, так и не увидев своих малышей, во время родов скончалась. Узнав о детях, Граф Раймонд, конечно же, не заставил себя долго ждать, взяв новорождённых полностью под свою опёку. Он поселил их вместе с нанятой няней и кормилицей в одном из своих многочисленных замков. К несчастью, ровно через год, при осаде замка Миропуа (Miropoix), тяжело раненный граф Раймонд скончался.
Дети росли очень сильными, смышлёными и красивыми, чем вызывали восторг со стороны одних родственников и некоторую зависть со стороны других, так как огромное семейство де Фуа-Миропуа-Перейлей, роднёй которых дети теперь являлись, не очень-то жаловало прибавление слишком красивых и слишком умных незаконнорождённых родственников. Поэтому, дабы убрать детей на время с глаз подальше, мальчик был отправлен учиться в монастырь (чтобы позже соответствовать своему положению в обществе), а девочка была поселена в поместье Белпеш (Belpech), под присмотр верного вассала графа Раймонда, уже стареющего Раякса (Raiax)...
Так звучит официальная версия жизни Эсклармонд де Уссон, которую рассказывает святейшая церковь... и местные нотариусы по просьбе интересующихся, если таковые находятся…
Настоящая же жизнь этой необыкновенной девушки, потом — удивительной женщины, была (как ты уже поняла!) чуточку иной... Только об этом, к сожалению, сегодня не пишут в «официальных» письмах и документах... А всё то, что когда-то писалось, давным-давно уничтожено слугами церкви, ибо боялись они, что поверят люди старым легендам и пойдут искать правдуоб удивительной женщине-воине, всё ещё прочно жившую среди её родных окситанцев...
Легенды называли её живым Храмом Древних Богов...
Друзья — Аватаром Древних.
Ну, а для церкви она являлась воплощённым Антихристом, голубоглазым Дьяволомили просто — Ведьмой... За неё обещалась церковью большая награда, только бы не видеть более её живой...
Ну, а катары, особенно «старые», восхищались её отвагой, гордились удивительной смелостью и любили её большое, чистое сердце, что дарило каждому свет и покой...
— Откуда у тебя такие подробности, Север? Ты говоришь так подробно, будто знал её? — не выдержав, спросила я.
— Только несколько человек знали правду её рождения, Изидора. Среди этих нескольких был и я, пришедший когда-то в момент её рождения, «порадоваться» за её Жизнь... Она была БоевымМагом... Не наученным, а родившимся с таким редким даром. Я нарёк её — Рада (радостная, дарящая Ра). Тогда никто ещё не знал, какой непредсказуемой и сложной будет её Судьба.
С самого начала своей жизни девочка была умной и цепкой. Будучи ещё совсем малюткой, Эсклармонд уже могла общаться с давно погибшими воинами. Могла, не касаясь, передвигать тяжелейшие предметы, говорить мыслями... Она была очень талантлива, и сама искренне этим гордилась. Я навещал её изредка, чтобы направить её учение в нужное русло. И каждый раз искренне удивлялся, насколько быстро и правильно работал мозг маленькой Эсклармонд!.. Она всегда тянулась к новым, незнакомым ей Знаниям. Она хотела знать ВСЁ и СЕЙЧАС, вне зависимости от того, как тяжело или сложно это познание ей давалось!.. Старый Волхв Раякс, приставленный к девочке почти с самого её рождения, не успевал отвечать на вечные «почему?». Даже при всём старании, она всегда его опережала...
Шли годы... Эсклармонд взрослела. Из забавной кудрявой девчушки она превратилась в красавицу девушку, силой и мудростью удивлявшую даже самых древних. Она стала бесстрашным воином, «дикой охотницей», как её называли чужие... Солнечным воином, как называли её свои...
То было время страшных человеческих пожарищ, изнуряющих осад и долгой, кровавой войны со «слугами Бога». И Эсклармонд рьяно боролась за свою Окситанию. Отчаянно, всеми силами, любым оружием, которое находилось в её распоряжении. Граф Миропуа, очень её любивший и искренне боявшийся за свою неугомонную родственницу, пытался как-то успокоить воинственную Эсклармонд. Но, слыша его слова, Эсклармонд становилась только ещё сильнее и ещё яростнее боролась за своих катар... Она боролась магией и простым оружием. Великолепно владея мечом (чем обязана была дяде, графу Миропуа), она ночами вела за собой воинов, каждый из которых готов был отдать за неё жизнь. Достаточно хорошо зная свои любимые горы, она устраивала ночные набеги, резко уменьшая этим количество церковной армии, окружавшей Монсегюр. Днём, зная места их стоянок, Эсклармонд магией обрушивала на них целые скалы, зажигала палатки, пугала лошадей. Она воевала... А за ней продолжалась охота... Крестоносцы боялись её, эту дивную, светловолосую, голубоглазую Ведьму, что без страха нападала на них с самых невероятных и неожиданных сторон, истребляя их, как стаю налетевших воронов, бесправно лакомившихся её Окситанией... Эсклармонд боролась.
Но она была почти одна... Все защитники Монсегюра были внутри осаждённого замка. Но Эсклармонд туда не пускали. Дядя, являвшийся главою защитников осады, приказывал ей бороться снаружи, видимо, стараясь оградить девушку от их общей горько-трагической судьбы.
Будучи Совершенным, граф Миропуа, как и его воинственная племянница, хорошо знал разные науки, алхимию, ну и, конечно же, сказы славяно-ариев о воинском искусстве. И перед тем, как начинался бой, он расписывал лица своих воинов защитными знаками воинов-ариев, которые приводили в ужас ничего не понимавших крестоносцев. Когда крестоносцы видели разрисованных странными знаками рыцарей на стенах Монсегюра, и такими же знаками украшенное прекрасное лицо длинноволосой женщины, нападавшей с тыла, у них начиналась паника. Как известно, крестоносцы считали себя бесстрашными воинами, не боявшимися «ни бога, ни дьявола». Но как только появлялось что-то мистическое и непонятное, вся их бравада куда-то вдруг бесследно исчезала... И они становились всего лишь нормальными напуганными людьми, по возможности избегавшими непонятного[15].
Не ограничиваясь только лишь боевыми набегами, Эсклармонд доставляла ночами в Монсегюр еду. Что было ещё опаснее, чем сражение. Сенешаль Каркассона, Арсис, под страхом смерти приказывал своим воинам следить за каждой тропинкой, каждой щелью, которая могла бы служить проходом в замок. Но Эсклармонд, знавшая тайну подземных тоннелей, приходила по ним прямо во «внутреннюю» (как её звали) подземную комнату замка. И, конечно же, её очень ждали! Эти приходы помогали изголодавшимся, измученным долгой осадой людям вернуть хоть немного сил... чтобы выстоять. А она лишь радовалась, видя светлеющие лица. Не думая о себе, не вспоминая о страхе. Она была истинно старой Совершенной, юная Эсклармонд, одной из тех, кто всё ещё боролся...
Желая как-то защитить свою любимую, но совершенно непослушную племянницу, дядя решился принять серьёзные меры — нашёл ей чудесного человека, за которого через короткое время и выдали Эсклармонд замуж. Звали его Бернард де Уссон, ему шёл тогда тридцать восьмой год, он был старше Эсклармонд на целых двадцать лет. Несмотря на такую разницу в возрасте, Эсклармонд искренне полюбила своего мужа, который был верным и добрым катаром, всячески помогавшим своим братьям по Вере пережить страшные дни.
Шёл тогда 1243 год. Монсегюр — солнечная святыня Катар — пока что держался. Но Эсклармонд знала — это не будет продолжаться долго. Она знала, через год Монсегюр падёт.
Господа де Уссон усиленно укрепляли замок, готовясь принимать беженцев из Монсегюра, если кому-то удастся уцелеть. Муж Эсклармонд, Бернар, заключив договор с испанскими наёмниками Карбарио, перевёл в их казну 150 мелгорских ливр, что в то время считалось довольно-таки большими деньгами. Эта сумма была выплачена наёмникам за помощь в освобождении Монсегюра, которая, к сожалению, так никогда в Монсегюр и не поспела.
Разочарованные предательством испанцев, господа де Уссон всё же не отчаивались. Осознавая опасность, грозящую Монсегюру, они решили предложить свою помощь Светозару и Эсклармонд для сохранении младенца — потомка Радомира и Магдалины, вот-вот готового прийти в этот опасный белый Свет. Замок Уссон был самым защищённым из всех оставшихся, и находился очень близко от Монсегюра. Поэтому являлся самым удобным убежищем для измученных голодом и непрерывной бессонницей беглецов. Помощь с благодарностью приняли. Встречались они у горы Бидорты, откуда Светозар должен был дать знак своей Эсклармонд, что у них всё хорошо, что её сын остался живой...
Ночь была слякотной и туманной. Большие капли висели в воздухе, мокро прилипая к одежде... Закоченевшие беглецы дрожали от пронизывавшего холода, но не останавливались, желая уйти как можно дальше. Маленький Видомир мирно посапывал на руках незнакомой тёти, даже не подозревая, что его родная мать очень скоро пойдёт на смерть... Ну, а Эсклармонд, впервые прижав к груди новорождённого ребёнка, с каждой минутой всё больше врастала сердцем в его маленький мир, зная, что ни за что не сможет с ним расстаться... Хотя бы на время... Пока не вырастет из него юноша Видомир...
Она ещё не знала тогда, насколько крепко и надолго свяжет их жизни капризная Судьба...