Сон в полете. дым с востока. тягостные воспоминания
– Я принял решение, – сказал Танис. – Мы идем в Кзак Царот.
– Волшебник небось присоветовал? – угрюмо спросил Стурм.
– Да, – ответил Танис, – и я полагаю, что его совету стоит последовать. Если мы не попадем в Кзак Царот за два дня, туда доберутся другие и «величайший дар» может навсегда быть утрачен.
– Величайший дар! – У Тассельхофа так и загорелись глаза. – Ты только подумай, Флинт! Бесценные камни! А может быть…
– Бочонок эля и жареная картошка с кухни Отика, – буркнул гном. – Уютный очаг… так нет же, премся в этот Кзак Царот…
– Итак, все согласны, – сказал Танис. – Конечно, Стурм, если ты полагаешь, что больше нужен на севере…
– Я пойду с тобой в Кзак Царот, – вздохнул Стурм. – Кому я нужен на севере? Боюсь, я обманывался… Рыцари моего ордена разобщены, заперлись в рассыпающихся крепостях и не чают отбиться хотя бы от тех, кому задолжали…
Лицо Стурма мучительно исказилось, он опустил голову. Танис внезапно ощутил навалившуюся усталость. У него болели шея и плечи, ныла спина, сводило ноги. Он открыл рот, но чья-то рука мягко легла на его плечо. Подняв глаза, он увидел при лунном свете спокойное лицо Золотой Луны.
– Ты устал, друг мой, – сказала она. – Мы все устали. Но мы. Речной Ветер и я, рады, что вы идете с нами. – Ее пожатие было крепким. Она обвела маленький отряд взглядом: – Мы рады, что вы все идете с нами.
Бросив взгляд на Речного Ветра, Танис пришел к выводу, что рослый варвар был согласен с ней не вполне.
– Ну что ж, еще одно приключение, – смущенно покраснев, сказал Карамон. – А, Рейст?
Ион подтолкнул брата-близнеца локтем, но Рейстлин не оглянулся. Он смотрел на Хозяйку Леса.
– Нам следует отправиться немедля, – холодно проговорил маг. – Помнится, ты что-то говорила о том, чтобы помочь нам пересечь горы…
– Истинно, – кивнула Хозяйка, – я рада вашему решению и надеюсь, что моя помощь окажется кстати.
И она подняла голову, вглядываясь в темное небо Путешественники проследили ее взгляд. Там, высоко за пологом древесных ветвей, мерцали яркие звезды. Прошло немного времени – и вот вверху заскользили, перекрывая свет звезд, какие-то тени.
– Да будь я овражный гном, если это не крылатые кони! – торжественно заявил Флинт. – Интересно, что будет дальше?
– Вот это да! – ахнул Тассельхоф, пораженный благоговейным восторгом при виде прекрасных животных, которые кружились над ними, постепенно опускаясь все ниже. Шерсть их отливала в лунном свете бело-голубым, Тас самозабвенно прижал руки к груди. Как ни богато было воображение кендера, о полетах он никогда и думать не смел. Летать!.. Нет, эту возможность он не променял бы даже на обещание битв со всеми драконидами Кринна!
Между тем пегасы спускались наземь один за другим; их оперенные крылья поднимали ветер, колебавший ветви деревьев и пригибавший траву. Рослый вожак, чьи крылья кончиками касались земли, почтительно поклонился Хозяйке. Его горделивая осанка была исполнена благородства. Его собратья слетали вниз следом за ним и тоже в свой черед отдавали единорогу поклон.
– Ты звала нас? – спросил Хозяйку вожак.
– Да, – ответствовала она. – Моих гостей ждут неотложные дела на востоке. Повелеваю вам: на крыльях ветров перенесите их через горы Восточной Стены.
Пегас обвел путешественников взглядом, в котором сквозило недоумение. Затем царственной походкой приблизился к ним и оглядел всех по очереди. Тас, конечно же, немедля поднял руку и погладил ноздри небесного скакуна; тот отдернул голову, насторожив уши. Но худшее было еще впереди: добравшись до Флинта, он с отвращением фыркнул и повернулся к Хозяйке:
– Кендер, люди… да еще гном в придачу!
Флинт чихнул:
– Только не воображай, лошадь, будто оказываешь мне великую честь!
А Хозяйка Леса лишь улыбнулась, кивнув головой, и пегас вновь поклонился – покорно, хотя и безо всякой охоты:
– Да будет так, госпожа.
Каждое движение вожака дышало изяществом и силой. Подойдя к Золотой Луне, он хотел было преклонить перед нею колена, подставляя спину.
– В этом нет нужды, благородный скакун, – сказала она. – Я села в седло еще прежде, чем выучилась ходить.
Вручив Речному Ветру жезл. Золотая Луна оперлась рукой о шею пегаса и легко вскочила на его широкую спину. Ее бледно-золотые волосы казались белыми при луне, лицо с его безупречными чертами казалось изваянным из мрамора. Она воистину выглядела принцессой племени варваров!
Взяв жезл у Речного Ветра, она подняла его над головой – и запела. В глазах воина засветилось восхищение; он вскочил на спину крылатого коня позади нее. Обнял девушку, и с ее звонким голосом слился его низкий баритон.
Танис не знал языка, но в их песне торжествовала победа. От нее кровь быстрее бежала по жилам; полуэльф только жалел, что не может им подтянуть. К нему подбежал один из пегасов, и Танис устроился на его могучей спине, впереди крыльев.
Один за другим садились путешественники на чудесных коней, и песня Золотой Луны наполняла восторгом их души. Расправив широкие крылья, пегасы взлетали с земли, ища воздушные течения. Все выше и выше поднимались они, описывая круги, оставляя лес далеко внизу. Алая и серебряная луна заливали долину и облака над головами совокупным сиянием, окрашивая ночь глубоким багрянцем.
Последним, что видели путешественники, был силуэт Хозяйки Леса, подобный звезде, упавшей с небес и одиноко затерявшейся в густеющей тьме…
Потом их начало неодолимо клонить ко сну.
Тассельхоф дольше всех сражался с этим колдовским сном. Завороженный шумом ветра, бившего в лицо, околдованный видом рослых деревьев, только что возвышавшихся над ним в темноте, а теперь превратившихся в детские игрушки, Тас что было сил боролся с дремотой и продержался всех дольше. Голова Флинта уже давно покоилась на его спине, гном громко сопел. Золотая Луна спала, точно в колыбели, в объятиях Речного Ветра, опустившего голову ей на плечо: даже во сне он продолжал оберегать ее. Карамон, тот попросту лежал на шее коня и оглушительно храпел. Его брат дремал за широкой спиной близнеца. Стурм мирно спал; страдание больше не омрачало его лица. Даже бородатая физиономия Таниса была безмятежна – все тревоги, заботы и сознание ответственности на время оставили полуэльфа. Тас зевнул и тут же вскинулся, ущипнув себя:
– Нет…
– Отдохни, маленький кендер, – посоветовал ему пегас. – Смертные не созданы для полетов: этот сон послан вам для вашего же блага. Еще не хватало, чтобы вы испугались и упали вниз…
– Я не упаду, – возразил Тас и снова зевнул. Его голова склонялась все ниже. Теплая шея пегаса так и манила прильнуть щекой к мягкому душистому меху. – Я не испугаюсь, – пробормотал он сонно. – Я никогда ничего не боюсь…
И уснул.
Вздрогнув, полуэльф проснулся и обнаружил, что лежит на зеленом лугу, а над ним, глядя вдаль, на восток, стоит вожак крылатых коней. Танис приподнялся и сел.
– Где это мы? – спросил он. – Это не город… – Огляделся и добавил: – Погоди, но мы даже не пересекли горы!..
Пегас обернулся к нему.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Мы не сможем доставить вас к горам Восточной Стены. Там, на востоке, затевается величайшее бедствие… Тьма висит в воздухе, тьма, какой я не видел на Кринне бессчетные… – Осекшись, он опустил голову и стал беспокойно рыть землю копытом. Потом сказал: – Я не осмелился лететь дальше…
– Где же мы? – растерянно повторил полуэльф. – И… где остальные пегасы?
– Я отослал их домой, а сам остался охранять ваш сон. Теперь вы просыпаетесь, и я вас покину. – Он сурово поглядел на Таниса. – Я не знаю, что пробудило к жизни великое зло, грозящее Кринну. Я хочу верить, что не ты со своими спутниками тому виной…
И он развернул громадные крылья.
– Да погоди же! – Танис вскочил на ноги. – Какое… – Но пегас взвился ввысь, сделал два круга и стремглав полетел к западу. – Какое зло?.. – угрюмо спросил Танис вслед удалявшемуся коню. Вздохнул и осмотрелся кругом.
Его друзья по-прежнему крепко спали, лежа в траве. Пытаясь сориентироваться, Танис обвел глазами горизонт Уже светало; солнце готово было проглянуть на востоке. Танис стоял посреди широкой равнины. Нигде, сколько хватал взгляд, не было видно ни деревца – одни луга без конца и края.
Раздумывая про себя, какое такое «зло на востоке» имел в виду пегас, Танис уселся ждать восхода солнца и пробуждения спутников. Он не слишком беспокоился насчет того, где именно они находились: уж кто-кто, а Речной Ветер, должно быть, знал свою страну наизусть до последней травинки. Танис растянулся на земле и стал смотреть на восток, чувствуя, что странный колдовской сон освежил и укрепил его так, как того с ним не бывало уже много ночей…
И вдруг… Танис резко сел: блаженного ощущения как и не бывало, наоборот – точно невидимая рука стиснула его горло. Там, впереди, навстречу восходящему солнцу змеились толстые столбы жирного черного дыма!.. Вскочив, Танис подбежал к Речному Ветру и осторожно тронул его за плечо, пытаясь разбудить варвара и не потревожить при этом Золотую Луну.
– Тихо!.. – шепнул Танис, предупреждающе прижимая палец к губам и кивая на спящую девушку. Речной Ветер заморгал спросонья, но заметил мрачное выражение лица полуэльфа, и остатки сна тотчас слетели с него. Он бесшумно поднялся и, оглядываясь, пошел за Танисом.
– Что происходит? – шепнул он. – Мы – на Равнинах Абанасинии, и до гор Восточной Стены еще почти день пути. Моя деревня к востоку отсюда…
Танис молча вытянул руку к востоку, и Речной Ветер умолк, а потом хрипло, отчаянно вскрикнул, заметив дым. Золотая Луна тотчас проснулась. Приподнявшись на локте, она нашла глазами Речного Ветра, и сонное недоумение в ее взгляде сменилось растущей тревогой. Оглянувшись, она наконец увидела, что же так ужаснуло его.
– Нет, – прошептала Золотая Луна. И закричала: – Нет!.. – Вскочила и торопливо принялась собирать рассыпавшиеся вещи.
Ее крик разбудил всех остальных.
– Что?.. – так и подскочил Карамон.
– Деревня, – негромко пояснил Танис, указывая рукой. – Их деревня горит. Кажется, эти армии движутся быстрее, чем мы предполагали…
– Не в том дело, – сказал Рейстлин. – Помнишь, что говорили жрецы-дракониды? Они, дескать, проследили путь жезла до деревушки на Равнинах…
– Мой народ… – пробормотала Золотая Луна. Силы внезапно оставили ее, и она обмякла в объятиях Речного Ветра, неотрывно глядя на дым. – Мой отец…
– Ну что ж, надо идти. – Карамон беспокойно озирался по сторонам. – А то отсвечиваем тут, точно самоцвет в пупке танцовщицы…
– Да, – сказал Танис. – Надо убираться отсюда. Но куда? – спросил он Речного Ветра.
– В земли кве-шу, – голос Золотой Луны никаких возражений не допускал. – Нам все равно в ту сторону. Горы Восточной Стены начинаются как раз за моей деревней…
И она зашагала вперед, раздвигая высокие травы. Танис оглянулся на Речного Ветра.
– Марулица! – окликнул тот принцессу. Догнав Золотую Луну, он поймал ее за руку. – Никх пат-такх мерила?! – проговорил он сурово.
Она посмотрела на него снизу вверх, и в утреннем свете ее глаза были подобны синему льду.
– Нет, – проговорила она решительно. – Я иду в мою деревню. Это мы с тобой виноваты, если там что-то случилось. И пускай нас там ждут хоть тысячи этих чудовищ. Я умру вместе с моим народом… так, как мне надлежало…
Ее голос сорвался. У Таниса, смотревшего на нее, сердце защемило от жалости.
Речной Ветер обнял Золотую Луну, и они вместе пошли навстречу восходившему солнцу.
Карамон прокашлялся.
– Надеюсь, их там все-таки не тысячи, – буркнул он, вскидывая на плечо оба дорожных мешка – брата и свой. – Погодите-ка! – воскликнул он изумленно. – Да они полнехоньки!.. – Заглянул в мешок и радостно объявил: – Еда! На несколько дней! И… эге, мой меч снова в ножнах!
– Хоть об этом волноваться не надо будет, – мрачно подытожил Танис. – Ты в порядке, Стурм?
– Да, – ответил рыцарь. – Этот сон пошел мне на пользу.
– Значит, вперед! Флинт, где Тас? – Обернувшись, Танис едва не налетел на кендера, стоявшего как раз у него за спиной.
– Бедненькая Золотая Луна, – тихо сказал Тас.
Танис похлопал его по плечу:
– Может, еще не все так плохо, как мы тут вообразили… – И полуэльф двинулся следом за варварами сквозь волнующиеся травы. – Может, воины отогнали их прочь и то, что мы видим, – дымы победных костров?..
Тассельхоф вздохнул и поднял на Таниса большие карие глаза.
– Ох и скверный из тебя лгунишка, Танис, – сказал кендер. Он уже предчувствовал, что это будет долгий, долгий денек.
Сумерки… Бледное солнце спускалось за горизонт. Отгорел золотой закат, сменившись бесприютной ночной темнотой. Сбившись в тесную кучку, спутники жались к огню… но на всем Кринне не нашлось бы костра, способного отогреть их заледеневшие души. Никому не хотелось разговаривать; все молчали, уставившись в огонь, пытаясь понять то, что им довелось нынче увидеть… пытаясь осмыслить бессмысленное.
Танис в своей жизни повидал немало ужасного… Но разгромленная деревня кве-шу вечно будет стоять перед его мысленным взором как символ насилия и горя, причиняемого войной.
Когда он начинал вспоминать, ему всякий раз представали лишь разрозненные картины; охватить целое разум отказывался. Особенно же ярко ему почему-то запомнились оплавленные камни. Они так и стояли у него перед глазами. А сновидения добавляли обугленные тела, застывшие между дымящимися камнями…
Каменные стены, величавые храмы, просторные дома и мощеные дворы перед ними – все это оплыло, точно масло в жаркий летний денек. Камни еще курились, хотя с момента нападения прошло, по-видимому, уже более суток. Как если бы все поселение разом объяло добела раскаленное, испепеляющее пламя… Но кто видел на Кринне огонь, способный расплавить скалу?..
Еще ему помнился какой-то скрип. Услышав этот звук и удивившись ему, Танис с упорством маньяка принялся выяснять, откуда же он идет… единственный звук, раздававшийся в безмолвных руинах мертвого поселения. Танис бежал и бежал на этот скрип, а потом увидел, откуда он доносился. И кричал, призывая остальных, пока они не собрались к нему. И не встали рядом, глядя на остатки расплавленной площади.
Каменные потеки волнами застыли у ее краев. А посередине – среди выжженной травы – высилось грубое подобие виселицы.
Какая-то невероятная сила вогнала в опаленную землю два толстых столба, расщепив при этом их основания. В десяти футах над землей виднелась перекладина. Дерево было изодрано и обуглено, на нем сидели стервятники. Вниз свешивались три железные цепи со звеньями, оплавившимися от жара. Это они скрипели, раскачиваясь на ветру. На каждой цепи болтался подвешенный за ноги труп. Трупы не принадлежали человеческим существам. Это были хобгоблины.
А наверху омерзительного сооружения торчал щит, пригвожденный к перекладине куском сломанного клинка. На щите были кое-как накарябаны слова, гласившие на исковерканном Общем:
«Вот что случается с теми, кто, вопреки моему приказу, берет пленников. Убивай – или сам будешь убит!»
И подпись: «Верминаард».
Верминаард?.. Танису это имя ничего не говорило…
И были еще картины. Золотая Луна стоит посреди развалин отцовского дома, пытаясь сложить воедино разбитую вазу… Собачонка – единственная живая тварь во всем селении, свернувшаяся у мертвого тела ребенка… Карамон наклонился погладить собачку, и та сперва сжалась в комочек, потом лизнула руку богатыря… и стала облизывать лицо ребенка, с надеждой поглядывая на Карамона… Она думала, что человек вот сейчас все поправит, что товарищ ее игр вновь оживет, будет смеяться и бегать… Огромная ладонь Карамона, нежно гладящая мягкий собачий мех…
Речной Ветер поднимает камень с земли и неизвестно зачем держит его в руках, озирая селение – свое селение, которого не было больше на свете…
Стурм неподвижно стоит перед виселицей, разглядывая щит. Губы рыцаря беззвучно шевелятся, произнося то ли молитву, то ли некий обет…
Скорбные морщины на лице гнома, повидавшего за свою долгую жизнь столько горького и тяжелого. Он нашел кендера тихо плачущим в уголке и долго стоял среди развалин, обнимая Тассельхофа и гладя его по спине…
А Золотая Луна все пыталась отыскать выживших. Она ползала в обугленных руинах, выкрикивала имена и вслушивалась в затихающее эхо, пока не охрипла. Наконец Речному Ветру удалось убедить ее в том, что толку не будет. Если даже кто-нибудь и уцелел, все давным-давно бежали отсюда.
Танис стоял посередине поселка, глядя на кучки пыли с лежащими среди них головками стрел: все это были прежде тела драконидов… Потом холодная рука коснулась его, послышался шепчущий голос мага:
– Танис, надо идти. Здесь мы ничего больше сделать не можем, но мы должны поспеть в Кзак Царот. Тогда мы им отомстим.
…И они покинули селение кве-шу. Они шли допоздна; никому не хотелось привала, каждый стремился измучить себя самого до предела, с тем чтобы, закрыв наконец глаза, не мучиться страшными сновидениями.
Но спастись от кошмаров так и не удалось…