Речка александра твардовского 3 страница

Для вас погас высокий правды свет.

Я не вдохнул в вас жизненное пламя,

Я предал вас,

И мне прощенья нет.

За вашу гибель

Я один в ответе.

Мне не простятся тяжкие грехи...

Как плачут неродившиеся дети,

Так плачут нерожденные стихи.

ПОЭТЫ

Сколько солнца и света,

Сколько чистой любви

У российских поэтов

Клокотало в крови.

Был любой неподсуден,

Что им времени суд!

И поныне

Их судьбы

Правду века несут!

Как дожди золотые

И колосья в пыли,

Так поэты России

По России прошли.

Кто купался в рассветах,

Кто страдал от оков.

Всяко жили поэты —

Боль и радость веков.

Не спешили набраться

За морями ума,

Славя вечное братство,

Грозной правды грома.

Все земные невзгоды,

Все нелегкие дни

Неизменно

С народом

Разделили они.

За напев величавый,

За размашистый стих

Кто при жизни

И славу,

И опалу постиг.

Что, казалось бы, проще:

Есть богатство, покой.

Но Сенатская площадь —

Как набат над рекой.

Тень певцов — в казематах

И в глухих рудниках.

Кровь — на стылых закатах,

На холодных снегах.

Их земную дорогу

Охраняют века:

Черной речки тревогу

И печаль Машука.

Умирали рассветы,

Были ночи глухи.

Уходили поэты,

Оставляя стихи.

Строки, вечно живые,

Были с нами,

Когда

Над полями России

Нависала беда.

И тогда

Полновесней

Становились они,

Как булыжники Пресни

В незабвенные дни.

Стали песни сражаться.

Шли родной стороной

По дорогам гражданской

И Отечественной...

И в размахе работы

Настоящего дня

В бой идут патриоты,

Тем поэтам родня.

Не в погоне за славой,

Как и в давние дни,

Воспевают державу

Бескорыстно они.

Верят верою сильной,

Что с годами далась,

И во славу России,

И в Советскую власть!

ЦВЕТ ЗЕМЛИ

Земля в масштабе мирозданья...

Я не о ней хочу сказать.

Я все о той,

С кем на свиданье

Явился тридцать лет назад.

Явился к роднику,

Откуда

Носили воду сотни лет

Поклонники земною чуда,

Веками сеявшие хлеб.

Явился я звонкоголосо

Туда,

Где, как и в старину,

Стозвучно

Косы на покосах

Озвучивали тишину.

По клеверам шмели сновали.

Гудели липы у реки.

И голуби

Зерно клевали

Доверчиво

С моей руки.

Дорога.

Тропка полевая.

Поющий перепел во ржи...

Явился я,

Не понимая,

Что это — мне принадлежит.

И после,

В грохоте орудий,

Который слышал не в кино,

Я думал —

У меня не будет

Всего того, что мне дано:

Ни клевера,

Ни речки синей,

Ни грохота перепелов,

Была со мною боль России —

Без ярких красок, ярких слов.

Все было серое.

Шинели.

И грозовые облака.

И серые ветра шумели

Над серым отблеском штыка.

Холстами серыми

Проселок

За серым лесом пропадал.

И серый дым

Кружил по селам,

И серый пепел оседал.

Тонуло солнце дымным шаром,

Не слыша птичьих голосов,

В огне рябиновых пожаров,

Во мглистом сумраке лесов...

И вот теперь,

Когда мне снова

Дано все то, что надлежит,

Я не могу уйти от слова,

Что рядом с памятью лежит.

Я не могу уйти от сердца,

И даже в радости

Нет-нет

Да промелькнет тот самый,

Серый

И монотонно-горький цвет.

И прозвучит рассветной ранью

Навеки близкая земля,

Что не в масштабе мирозданья,

А в грустной песенке шмеля.

ВДАЛИ ОТ РОДИНЫ

М. И. Котову

Куда б меня судьба ни заносила,

Я не мирился со своей судьбой —

Все потому,

Что был с тобой, Россия,

Все потому,

Что был всегда с тобой.

Над затхлостью каналов Амстердама

Иль в Гамбурге,

Холодном, как скала,

Душа моя, что выпь в ночи, рыдала.

Ей не хватало света и тепла.

Ей близости любимой не хватало,

Березы

И ракиты у ручья...

Тень Гамлета над Данией витала,

А мне казалось —

Это тень моя.

И уж совсем казался мир несносен,

Когда

При свете ярких маяков

На рейде Осло

Встал авианосец,

Приплывший от вьетнамских берегов.

Он мрачен был в лучах зари багровой,

И самолеты

Стыли, словно снег,

Уже впитавший цвет невинной крови,

Которой так богат

Двадцатый век!

Домой!

Но море вплавь мне не осилить,

К тому ж везде границы сторожат.

Одна отрада — знать, что есть Россия,

Где и моим дыханьем

Дорожат.

Хоть вплавь!

Хоть босиком!

Душа страдает.

Хочу домой, в родимые края,

Где без меня

Снега черемух тают

И отцветает голос соловья.

То ль постарел,

То ль просто обессилел

От мысли, что в разлуке столько дней, —

Я плачу

При свидании с Россией

И называю бережно

Моей.

НА РОДИНЕ ЕСЕНИНА

Еще не поросли тропинки,

Что слышали твои шаги.

И материнскою косынкой

Еще пестрят березняки.

И говор леса, говор дола,

И говор горлинок в лесах

Зовут тебя к родному дому,

Счастливого или в слезах.

Им все равно, каким бы ни был —

Найдут и ласку и привет.

По вечерам играет рыба

И бабочки летят на свет.

И розовеющие кони

В закатном отсвете храпят.

И в голубых туманах тонет

Пугливый голос жеребят.

Все ждет тебя.

Все ждет, не веря,

Что за тобой уж столько лет

Как наглухо закрыты двери

На этот самый белый свет.

Ты нам оставил столько сини!

А сам ушел, как под грозой,

Оставшись

На лице России

Невысыхающей слезой.

ГРОЗА

Я при громе не смеялся

И теперь не засмеюсь.

С детства я грозы боялся

И теперь ее боюсь.

На моих глазах когда-то

Погорело полсела.

В День Победы

В сорок пятом

Погорело все дотла.

Ах, как бабы голосили!

А из пламени

Почти

Ничего не выносили:

Было нечего нести.

На траве

Лежат спокойно

Небольшие узелки,

Небогатые иконы,

Плошки, ложки, чугунки.

Я в слезах

Теснился к деду,

Слыша дедовы слова:

— Потерпи, родной...

Победа...

Остальное — трын-трава.

Потерпи...

Вернется батя,

И дядья придут домой... —

На пожар угрюмо глядя,

Лишь качал он головой.

А назавтра

С верой древней,

С топором, что звонко пел,

Дед отстраивал деревню

И, представь себе,

Успел.

И, когда замерзла речка,

Сыновей не повидав,

Он заснул с горящей свечкой

В новом доме

Навсегда...

Я при громе не смеялся

И теперь не засмеюсь.

С детства я грозы боялся

И теперь ее боюсь.

СОЛОВЬИНАЯ НОЧЬ

Л. Ф. и Н. В. Талызиным

Опять озвучены осины,

Кусты черемух и ручьи,

Опять, опять по всей России

Поют ночами соловьи.

Они поют не по привычке,

Не по нужде, в конце концов!

Их песня —

Это перекличка

Домой вернувшихся певцов.

— Я тут! Я тут! —

Один выводит.

— И я! И я! И я! И я!.. —

А сколько горестных мелодий

В обычной песне соловья.

В ней боль за тех,

Кто не осилил

Дорогу в отчие края...

Вот почему всегда в России

С тревогой ждали соловья.

Нелегок путь к ольхе знакомой,

К раките старой и к реке...

Бывало, выйдет дед из дома

В косоворотке, налегке.

И в сапогах,

Что в праздник даже

И то не всякий раз носил.

И замирает, как на страже,

Тревожно вслушиваясь в синь.

Он слышит,

Как роняют почки

Едва-едва приметный звон.

И бабка рядом с ним —

В платочке

Далеких, свадебных времен.

Дед напряжен.

Почти не дышит.

Не видит неба и земли.

Он только чутким ухом слышит,

Как соловьи бурлят вдали.

И вдруг поблизости

Невольно,

Как бы случайно:

«Чок» да «чок».

И усмехнулся дед, довольный,

И тронул бабку за бочок.

— Гляди-ка, наш-то отозвался,

Выходит, перезимовал... —

А соловей вовсю старался,

Не слыша искренних похвал.

Он пел. И с этой песней древней,

Такой знакомой и родной,

Сливались поле, лес, деревня,

Уже живущие весной.

Пел соловей светло, знакомо.

И дед негромко, не спеша

Сказал:

— Ну вот, теперь все дома,

Кажись, оттаяла душа...

Он шел деревней вдоль дороги,

Был крепок шаг, но не тяжел.

И бабка маялась в тревоге:

— Кабы до девок не пошел.

Сидела старая у дома,

К сухим глазам прижав ладонь.

А дед принес огонь черемух,

Пускай не яркий, но — огонь.

И в мире не было милее

Той соловьиной высоты.

И старая, от счастья млея,

Уткнулась в мокрые цветы.

Все было так и не иначе.

В тиши тонули голоса:

— Да ты, никак, старуха, плачешь?

— Да что ты, старый, то ж роса...

Дремали на коленях руки.

И сладко думалось о том,

Что вот и дети есть, и внуки,

И соловей вернулся в дом.

Но все не вечно в мире этом,

Что говорить, закон таков.

Роса с черемуховых веток

Оплакивает стариков.

Но вновь озвучены осины,

Кусты черемух и ручьи!

Опять, опять по всей России

Поют ночами соловьи.

И мы — в который раз! — с любимой

Идем от дедова крыльца,

Чтоб в море голубого дыма

Услышать прежнего певца.

(Он так, бывало, рассыпался,

Аж закипал черемух вал!)

Но соловей

Не отозвался.

Видать, не перезимовал.

ВЕЧНОСТЬ

Земля и небо,

Небо и земля —

Понятия бессмертны и нетленны...

Как Млечный Путь во глубину вселенной,

Уходят зерна

В теплые поля.

Земля и небо.

Суша и вода.

Небесный свод в полночном океане,

В котором на рассвете

В бездну канет,

Как чья-то жизнь,

Прощальная звезда.

Земля и небо —

Две величины,

Что дадены с рожденья человеку,

И для него

Они с начала века,

Верней, спокон веков —

Почти равны.

Колосья ввысь

Восходят из земли,

Чтоб зерна стали

Полновесным хлебом.

Так тянемся и мы

С рожденья к небу,

Чтоб не зачахнуть,

Не взойдя,

В пыли.

Дарует небо

Теплые дожди.

Земля дарует людям урожаи.

И матери,

Когда детей рожают,

Не ведают,

Что ждет их впереди.

В раздумья женщин

Мысль одну вселя,

Вселенная тревоги побеждает,

Ведь всех детей

С рожденья ожидают

Земля и небо,

Небо и земля.

Весной,

Когда мы ждем прилета птиц,

Когда в земле

Зашевелятся корни

Все яростней, светлей и беспокойней, —

О, сколько смотрит в небо

Ждущих лиц!

Земля и небо —

Рядом вновь и вновь,

Как трепет в роднике звезды лучистой.

О преданной любви, земной и чистой,

Мы говорим:

— Небесная любовь!

Мы станем все —

Кто пеплом,

Кто золой,

Но даже смерть —

Все то же воскресенье,

Когда ты станешь тем,

Чем был с рожденья, —

Землей и небом,

Небом и землей.

КРАСОТА

Крыло зари

Смахнуло темноту.

И небо стало чище и яснее.

Как часто мы не ценим красоту,

Особенно когда мы рядом с нею.

Мы привыкаем

К отблескам зарниц,

К созвездиям,

К заплаканным березам,

К просторам, не имеющим границ,

Где бьются ливни

И ликуют грозы.

Мы привыкаем

К лунной тишине,

Нависшей над заснеженной равниной.

Живем — не удивляемся весне,

Живем — и наши души не ранимы.

Да, мы не замечаем красоту...

Мы что-то ищем.

Что — не знаем сами.

И смотрим, смотрим, смотрим за черту

Той красоты,

Что вечно рядом с нами.

И мечемся, как щепки по волнам...

И раньше срока

Уплывают в вечность

Любимые,

Доверившие нам

И красоту,

И молодость,

И верность.

ДВА СОЛНЦА

Люсе

Два солнца каждому дано.

Сумей не проглядеть второе.

Ему за жизненной горою

Дремать до срока

Суждено.

Сумей

В мельканье трудных лет,

Что без конца бегут куда-то,

Не проглядеть его рассвет,

Чтоб не познать

Его заката.

Его восход увидел я

Сквозь жизни малое оконце.

Любимая!

Судьба моя,

Мое второе в мире солнце.

Одно желание в груди:

Пусть будет вечным день восхода.

Свети!

И в непогодь свети,

Как светишь в ясную погоду.

В мельканье дней, в мельканье лет,

В беде и в радости

С годами

Я не растрачу этот свет,

Чтоб ночь

Не встала между нами.

Два солнца

Каждому дано.

Уж так издревле мир устроен:

Одно

Глядит в мое окно,

И в душу мне глядит

Второе.

ЛЮБИМАЯ И РОДНАЯ

Ты мне горизонты открыла,

На счастье вручила права.

С любовью

Ты мне подарила

Священное чувство родства.

То чувство

Все шире и шире

С детьми

И с годами росло.

Роднее тебя

В этом мире,

Пожалуй, и быть не могло.

Незримо года пролетали —

Забытые сладкие сны.

Как птицы у первых проталин,

Мы недали

Прихода весны.

Весеннее чувство

Моложе.

Да будет же вечной весна,

С которой до боли, до дрожи

Любовь человеку нужна!

Судьба

Нам дарила участье,

Неведенье мрачных вестей.

И видели мы

Наше счастье

Глазами счастливых детей.

А если беда и встречалась,

С незримым покоем в крови

Ты ту же любовь излучала,

Как в первые годы любви.

Твоею заботой хранимый,

Живу бесконечной весной.

Тебя называл я

Любимой,

Теперь

Называю родной.

ПОЛНОЛУНИЕ

Была неясною тревога,

И сердце билось тяжело.

И вдруг —

Знакомая дорога,

Река, тропинка и село.

И травы дикие по пояс,

И сладость радости в груди.

Все позади —

Вокзал и поезд.

И тень тревоги

Позади.

Потом был вечер.

Тихим-тихим

Он брел задумчиво селом,

Неся с полей туман гречихи

С еще не стынущим теплом.

И ночь была,

Когда — ни слова.

Все погрузилось в синеву.

И только сонная корова

Вздыхала нехотя в хлеву.

И, взгляд доверчивый бросая

В прохладной ночи тишину,

Луна,

Как девочка босая,

Неслышно

Подошла к окну.

И заглянула прямо в сердце

За краешек ушедших дней,

Туда,

Где затерялось детство

С любовью бережной своей.

Казалось бы, такая малость —

Луна, взглянувшая в окно.

А в памяти

Уже плескалась

Ночь, позабытая давно.

Все было ясным, как когда-то,

И рядом девочка была,

Пришедшая в огне заката

С огнем июльского тепла.

Когда луна взошла над нами,

Ее не стали мы просить

Любви проснувшееся пламя

Холодным светом погасить.

Ты улыбалась мне сквозь слезы,

Тебя я видел как сквозь дым.

И уплывали ввысь березы,

И пахло сеном молодым...

Нам разойтись

В густом тумане

Навеки было суждено...

Не потому ль неясно манит

Порой

Забытое давно.

Твои доверчивые руки,

Твои глаза, что отцвели...

Все та же ночь,

Все те же звуки,

Все те же запахи земли.

И, взгляд доверчивый бросая,

Когда мне было не до сна,

Луна,

Как девочка босая,

Не отходила от окна.

ГЛАЗА

Как много могут

Уместить глаза!

И молнию,

Что вскинула гроза,

И радугу,

Что с давних детских лет

Глазам дарила

Самый светлый свет.

В глаза входили:

Сполохи зарниц,

Снегирь в рябине,

Синий свет синиц,

Снега, что пахли

Во поле пустом

Отбеленным на солнышке

Холстом.

В глаза мои

Доверчиво вошли

Священные глаза

Моей земли.

В них

Ласка материнская

Жила,

В них столько было

Света и тепла!..

Но мир жесток.

И добрый взгляд земли

Померкнул вдруг

В пороховой пыли,

Огнем пожарищ

Поднялись леса

И опалили

Родины глаза.

Ни радуги,

Ни снегиря в снегу,

Ни лодки

На весеннем берегу,

Ни солнышком пригретого

Крыльца,

Ни матери отныне,

Ни отца.

До смертных дней

Мне позабыть нельзя

Смоленщины

Суровые глаза.

Они — со мной.

Они живут во мне

Как горестная память

О войне.

С тех горьких лет

Живут в моих глазах

Глаза старух,

В которых умер страх.

Зрачки

Познавших горе стариков

Вошли

В огромный мир моих зрачков.

В моих зрачках

Поныне не затих

Сиротский взгляд

Ровесников моих...

Ты мне прости, любимая,

Когда

Тяжел мой взгляд,

Как вечная беда,

Как самая тяжелая вода...

В минуты эти

Я гляжу туда,

Откуда

Не приходят никогда.

Там — солнца нет,

Чтобы согреть ребят.

Они давно

В земле холодной спят.

Там — хлеба нет,

Чтоб накормить ребят,

Я не бужу их,

Пусть спокойно спят.

Вот почему

Мне позабыть нельзя

Смоленщины

Суровые глаза.

РУССКИЕ ПОЛЯ

Моим ровесникам,

зверски расстрелянным фашистами

Лишь глаза закрою...

В русском поле —

Под Смоленском, Псковом и Орлом —

Факелы отчаянья и боли

Обдают неслыханным теплом.

Пар идет от стонущих деревьев.

Облака обожжены вдали.

Огненным снопом

Моя деревня

Медленно уходит от земли.

От земли,

Где в неземном тумане

На кроваво-пепельных снегах,

Словно в бронзе,

Замерли славяне.

Дети,

Дети плачут на руках,

Жарко,

Жарко.

Нестерпимо жарко,

Как в бреду или в кошмарном сне.

Жарко.

Шерсть дымится на овчарках.

Жадно псы хватают пастью снег.

Плачут дети.

Женщины рыдают.

Лишь молчат угрюмо старики

И на снег неслышно оседают,

Крупные раскинув кулаки.

Сквозь огонь нечеловечьей злобы

Легонький доносится мотив.

Оседают снежные сугробы,

Человечью тяжесть ощутив.

Вот и все...

И мир загробный тесен.

Там уже не плачут,

Не кричат...

Пули,

Как напев тирольских песен,

До сих пор

В моих ушах звучат.

До сих пор черны мои деревья.

И, хотя прошло немало лет,

Нет моих ровесников в деревне,

Нет ровесниц,

И деревни нет.

Я стою один над снежным полем,

Чудом уцелевший в том огне.

Я давно неизлечимо болен

Памятью

О проклятой войне...

Время, время!

Как течешь ты быстро,

Словно ливень с вечной высоты.

В Мюнхене

Иль в Гамбурге

Нацисты

Носят, как при Гитлере, кресты.

Говорят о будущих сраженьях

И давно не прячут от людей —

На крестах — пожаров отраженье,

Кровь невинных женщин и детей.

Для убийц все так же

Солнце светит,

Так же речка в тростниках бежит,

У детей убийц

Родятся дети,

Ну а детям мир принадлежит.

Мир — с его тропинками лесными,

С тишиной и с песней соловья,

С облаками белыми, сквозными,

С синью незабудок у ручья.

Им принадлежат огни заката

С ветерком, что мирно прошуршал...

Так моим ровесникам когда-то

Этот светлый мир принадлежал!

Им принадлежали

Океаны

Луговых и перелесных трав.

Спят они в могилах безымянных,

Мир цветов и радуг не познав.

Сколько их,

Убитых по программе

Ненависти к Родине моей, —

Девочек,

Не ставших матерями,

Не родивших миру сыновей.

Пепелища поросли лесами...

Под Смоленском, Псковом и Орлом

Мальчики,

Не ставшие отцами,

Четверть века спят могильным сном.

Их могилы не всегда укажут,

Потому-то сердцу тяжело.

Никакая перепись не скажет,

Сколько русских нынче быть могло!..

Лишь глаза закрою...

В русском поле —

Под Смоленском, Псковом и Орлом —

Факелы отчаянья и боли

Обдают неслыханным теплом.

Тает снег в унылом редколесье.

И, хотя леса давно молчат,

Пули,

Как напев тирольских песен,

До сих пор

В моих ушах звучат.

ПОХОРОНКИ

Плачут ветлы и ракиты

Осенью и по весне...

Плачут вдовы

По убитым,

По забытым на войне.

Заросли травой воронки

На виду у тишины.

Но, как прежде,

Похоронки

Пахнут порохом войны.

Пахнут порохом,

Слезами,

Дымом дальних рубежей

И лежат

За образами,

За портретами мужей.

Похоронки! Похоронки!

На груди моей земли

Поросли травой воронки,

Вы быльем не поросли.

Вам и верят и не верят,

Хоть прошло немало лет.

По ночам открыты двери,

Ждет кого-то в окнах свет.

Что там годы

За плечами

Деревень и городов!

Безутешными ночами

Вас тревожат руки вдов.

Вы, как прежде, руки жжете.

— Не придет! — кричите вы.

К сожаленью, вы не лжете,

Вы безжалостно правы.

Потому кричите громко,

Что ничто не изменить...

Похоронки, похоронки,

Как бы вас похоронить!

РУССКАЯ БАЛЛАДА

И. Е. Клименко

То ли изба

Подошла к вербе,

То ли верба

Подошла к избе...

Вряд ли кто вспомнит

Давние дни,

Видно, состарились

Вместе они...

Кто-то,

Как только

Срубил избу,

Доброй рукой

Посадил вербу.

К синему небу

Рвалась верба.

В землю

С годами

Врастала изба.

Люди,

Рождаясь

В этой избе,

Лучшую долю

Искали себе.

Вербу ласкали

Взглядом они.

Праздником были

Вербные дни.

Люди —

Пахали,

Метали стога.

Родина —

Людям

Была дорога.

Родина —

Это

Родная изба,

Небо над нею,

Под небом — верба.

Люди избу покидали —

Судьба.

Их на войну провожала

Верба.

Веру дарила им

И любовь...

Вербные ветви

Алели, как кровь...

Старые люди

В старой избе

Жили,

Покорны

Вечной судьбе.

После Победы

В родные края

Не возвратились

Их сыновья...

Их приютила

Чужая земля,

Степи чужие,

Чужие поля.

Где их могилы,

В далях каких?

Только Победа —

Память о них.

Осиротела

Без них

Верба.

И опустела

Без них

Изба.

В ней,

Не смыкая

Заплаканных век,

Старые люди

Дожили свой век.

В землю

По окна

Вросла изба.

Ветви над ней

Опустила верба.

То ли верба

Подошла к избе,

То ли изба

Подошла к вербе...

РОДНИК

Ф. Н. Ромашев

Родник

Был обнесен еловым срубом.

К нему

В трясине жерди пролегли,

Чтобы по ним

Веками

Друг за другом,

Взрослея и старея, люди шли...

Кусты ольхи да чахлые осины —

Все отзывалось грустью и тоской.

Под жердями

Замшелая трясина

Пружинила

Под тяжестью людской.

В тени

Горел огнем холодным лютик,

Проглядывало солнце иногда.

Менялись жерди,

И менялись люди,

Но оставалась прежнею

Вода.

И в чистоте своей не изменялась,

Была легка —

Тяжелая на цвет.

В том роднике

Речушка начиналась,

Поглядывая молодо на свет.

Она о вечной жизни говорила

На перекатах с лунною тропой,

И в жаркий полдень весело манила

Усталые стада на водопой.

Звезда полей

Над ней была туманно

Сквозь сетку тростниковую

Видна.

Текла, текла речушка безымянно

К реке,

Чье имя знала вся страна.

Течет и ныне,

Лилии качает.

Торопится — в движении легка.

И каждой каплей влаги

Ощущает

Неторопливый трепет родника.

Торопится

И обгоняет ветер,

Боясь, что не узнают никогда

О роднике,

Что и в болоте светел,

Поскольку родила его звезда.

Потом

Она качает пароходы

В большой реке

На небольшой волне,

И благодарно

Вспоминают воды

Еловый сруб в холодной тишине.