Отношения с немусульманами 7 страница

Большинство военных судов османского флота создавалось и спускалось на воду именно в Касымпаше. Современники-на­блюдатели насчитывали там от 120 до 150 площадок для строи -тельства судов⁴³. После поражения, которое турецкий флот по­терпел в 1571 г. в сражении с объединенным европейским фло­том при Лепанто, османы построили за одну зиму около 200 кораблей. В XVII в. размах кораблестроения упал: до сере­дины столетия, согласно закону, строилось ежегодно 40 галер, а затем этот закон был забыт, и в отдельные годы в связи с нехват­кой строительных материалов и даже рабочей силы с трудом удавалось спускать на воду больше 10 судов. Тем не менее стам­бульский арсенал продолжал оставаться крупнейшей верфью им­перии. Оба столетия он использовался и для зимней стоянки части военного флота. В зимние месяцы корабли приводились там в порядок, а экипажи проходили обучение.

Арсенал являлся одной из резиденций главнокомандующе­го флотом, капудан-паши, которого европейцы нередко назы­вали капитан-пашой и которого старая французская энцикло­педия характеризовала как «главного адмирала Турции», началь­ствовавшего также «над всеми приморскими Землями, городами, замками и крепостьми», а во время пребывания в Стамбуле имев­шего еще и «смотрение» за «благочинием в селах, по ту сторону порта и Канала Черного моря лежащих».

«При входе в... галерию, — говорится у Л.Ф. Марсильи, — построен некоторой род светлиц, которые гораздо уски, но весь­ма долги по турецкому обыкновению. В сих пребывает морской генерал (капудан-паша. — В.К.). В сия-то светлицы за пять или за шесть недель до корабельного похода приходит оной ежед­невно с главными своими офицерами для присмотру починки кораблей и для совета о всем, что касается до военного дела, также и для учинения росправы подчиненным, а напоследок для того, чтоб армея (морская. — В. К.) была вся всем запасена и имела бы все военные припасы».

В арсенале пребывали второй и третий адмиралы османско­го военно-морского флота — терсане кетхудасы (кет-худа адми­ралтейства, морского арсенала), занимавшийся «предуготовле-нием» кораблей и «всяких потребных вещей» для флота, и тер­сане агасы, являвшийся «наместником» капудан-паши при его отсутствии в столице.

К северу от Галаты, на европейском берегу Босфора, распо­лагался огромный артиллерийский арсенал Топхане («Пушеч­ный двор») — главный литейный двор империи, отливавший со времен Сулеймана I основную часть орудий турецкой армии и флота. Русский современник замечал, что «места то пушашная: пушки тут выливают, а на плащаде тут, у моря, лежит пушак великих и малых многа есть». Кроме собственно «фабрики пу­шек», там работали оружейные, столярные и другие мастерские. Пушечные мастера и иные работники были многих националь­ностей, в том числе греки, грузины, абаза (абхазы и абазины). Большинство занятых в Топхане и проживало рядом с арсена­лом, в квартале, тоже называвшемся Топхане⁴⁴.

Обладая превосходной естественной гаванью, Стамбул, как и сейчас, имел замечательный порт в заливе Золотой Рог. Это было «совершенно безопасное пристанище», укрытое от север­ных и южных ветров и защищенное от неприятелей двумя ук­репленными проливами — Босфором и Дарданеллами. Гавань простиралась от востока-юго-востока к западу-северо-западу и была характерна обширной акваторией. Длина гавани опреде­лялось в 4,2 мили (7,8 км), наибольшая ширина — в 5,3 кабель­това (около 1 км). Столь значительное пространство, по словам современника, могло в первой четверти XVII в. принимать сра­зу тысячу кораблей — свыше 500 больших судов и 500 галер. Рус­ский путешественник позже дивился этому «пристанищу кора­бельному», собиравшему «со обоих морь (Черного и Средизем­ного. — В.К.) кораблей и каторг множество, каюков морских, больших и малых премногое множество».

Гавань имеет глубину до 45 м и у причалов 11 м, что до сих пор позволяет швартоваться крупным судам. Жорж Фурнье замечал, что суда водоизмещением в 1,0— 1,5 тыс. тонн могли там «втыкать нос в землю» и что когда за несколько лет до 1643 г. одно из судов, имевшее водоизмещение в 700—800 тонн, зато­нуло в стамбульской гавани у берега, место погибшего немед­ленно заняло другое судно⁴⁵. Пологие берега гавани облегчали выгрузку и погрузку судов.

Торговый порт Стамбула занимал оба берега Золотого Рога. На южном берегу от Бахче Капысы, поблизости от входа в залив, до Балата размещались причалы, принимавшие главным обра­зом турецкие суда, которые занимались навигацией на Среди­земном, Черном и Азовском морях и каботажем на Мраморном море и доставляли съестные припасы и товары из разных райо­нов Османской империи. Черноморские суда разгружались в основном в Бахче Капысы, Эминёню и Ун Капани. Северный берег занимался портом Галаты (морские кварталы Каракёй и Топхане). С XIII в. это был центр международной торговли, ак­тивно посещавшийся европейцами. В соответствии с получе­нием так называемых капитуляционных прав там под своими флагами торговали в 1535—1619 гг. и с 1673 г. купцы Франции, с 1581 г. — Англии, с 1612 г. — Голландии и с 1617 г. — Австрии⁴⁶. На обоих берегах гавани содержались громадные производ­ственные склады, жили и имели свои мастерские ремесленни­ки, производившие всевозможные предметы и материалы, ко­торые были необходимы для обслуживания и ремонта судов: мачты и реи, паруса, такелаж, конопать и т.д., проживали масте­ра и работные люди, специализировавшиеся на судовых рабо­тах⁴⁷.

Стамбул вообще являлся крупнейшим мировым центром торговли, где, как замечал путешественник, было «всяких това­ров и овощей бесчисленно», а «лавки и ряды зело дивно устрое­ны». Город «перерезали» длинные и широкие торговые зоны, имевшие тысячи разнообразных заведений. Главными такими зонами выступали Галата, район южного порта (первая полови­на от Босфора), затем зона, перпендикулярно расположенная от упомянутого района до Гедикпаши, а далее «полосы» до Са-рахане и Хасеки.

В число важнейших городских рынков в XVII в. входили в районе южного порта Валиде Джами, Кючюкмустафа-паша, Айя Калы и Фетхийе Джами (Чаршамба Пазар), в Галате на побере­жье — Салы Пазары, Галата и Касымпаша и в глубине — Кулаксиз, в центре Стамбула ближе к Сералю — Тавук Пазары и затем в глубь города — Бит Пазары, Бююк Караман, Алипаша, Кара- гюмрюк и Эдирне Калы, ближе к мраморноморскому побере­жью — Эзир Пазары, Аврет Пазары, Мачунчу и Сулу Монастир, на краю Стамбула — топкапы, на азиатском берегу Босфора — рынок Ускюдар. Главными местами торговли были кварталы Махмуд-паша и Баезид и два бедестана — крытых рынка доро­гих вещей.

Из портовых районов наибольшая торговая активность на­блюдалась на южном берегу Золотого Рога, примыкавшем к сул­танскому дворцу и названным четырем главным торговым мес­там. Весь этот берег был занят лавками и складами торговцев, перекупщиков и посредников. Таких заведений было немало и на северном берегу, где, кроме того, работали многочисленные кабачки (таверны), доставлявшие Галате «неприятную извест­ность» (их содержали для судовых экипажей местные греки и евреи). В Стамбуле функционировали два главных рыбных рын­ка — в основной части города и в Галате. Перепись 1638 г. за­фиксировала в столице 3 бедестана и 997 караван-сараев. По све­дениям Эвлии Челеби, в середине XVII в. в городе насчитыва­лось более 15 тыс. крупных торговцев, владевших почти 32 тыс. магазинов, лавок и торговых складов, и 65 корпораций мелких торговцев, которым принадлежало более 14 тыс. лавок.

Конкретное представление о содержании и размахе стам­бульской торговли дают описания бедестанов, сделанные со­временниками. «Надо иметь тысячу глаз, — замечал львовский армянин Симеон Лехаци о Новом бедестане конца 1600-х гг., — чтобы смотреть и наслаждаться красотой тканей, золотыми и серебряными сокровищами, драгоценной парчой, разнообраз­ным оружием, бесценными щитами и стальными мечами, каме­ньями, вправленными в кинжалы, превосходными луками, но­жами с рукоятками чистого золота или усыпанными драгоцен­ными каменьями, не говоря уже о златотканых материях — атласе, бархате, камке, плюше, разнообразной пестрой тафте, шерстяных тканях, плащах, а также драгоценных камнях, круп­ных жемчужинах, благородных каменьях и еще многих невидан­ных и редкостных вещах, которых в мире не найдешь, а здесь их полным-полно, и продаются [они] во множестве и изобилии, и какого товара ни пожелают — там найдут».

Бедестан разделялся на отделы. В одном из них «были золо­тых дел мастера, ювелиры и другие искусные и сведущие ремес­ленники, каких в других странах вовсе не встретить, ибо о чем бы ни помыслил человек, чего бы ни пожелало его сердце, он там у них найдет. И изумруды и рубины величиной с яйцо, алмазные перстни и чаши, и не знает человек, что ему купить или на что смотреть». Другой отдел составляли лавки «одеяльщи­ков, книгопродавцев, золотопрядов и другие различные лавки», еще в одном находились «шапочники и мастера финджанов (бо­калов, чаш. — В.К.)», а «немного дальше каменные магазины, где продают дорогие благородные сукна, франкский кармазин, семьдесят либо сто мотков ниток, бархат, разнообразные сукна и прочее».

Симеон Лехаци упоминал и Старый бедестан, где «также были разнообразные шелковые ткани, материи и сосуды, лоша­диные седла, удила, уздечки, стремена — все из позолоченного серебра, украшенные резьбой и золотыми нитями, оправлен­ные каменьями и жемчугами, дорогие и редкостные, каких ни­где не сыщешь. В другом месте сидят шатерники, и [у них] мно­го дорогих шатров и сундуков из дерева кипариса».

Стамбул представлял собой самый большой невольничий рынок Средиземноморья и Европы. «Есть зело трудно позна-ти, — писал наблюдатель начала 1670-х гг., — число совершен­ное неводников, которые продаются по вся годы, понеже иног­да болшее, иногда меншее по щастию татар, которого имеют иногда болше, иногда менше в их войне; но толко по выписям таможни константинополской может знатися, что бывают при­ведены по всякой год болши дватцати тысящь, из которых бол-шая часть жен и младенцев...»

Главнейшим торжищем рабов был Ясыр Пазар — один из важ­нейших отделов Нового бедестана. Там, свидетельствовал Симе­он Лехаци, продавались многочисленные и разноплеменные хри­стианские пленники. «Старики и старухи сидят; девочек и маль­чиков, юношей и красивых женщин глашатаи, взяв за руки, показывали и продавали как лошадей либо мулов, а других соби­рали в каком-нибудь месте или на площади подобно отаре овец. Покупатели открывали лица и грудь молодых девушек и ощупы­вали с ног до головы все их тело, чтобы у них не оказалось чесот­ки, язвы либо других ран. А они стояли тихо и безмолвно; кото­рые приглянутся, их и покупали и, отняв у отца с матерью и раз­лучив с сестрами и братьями, увозили к себе йомой. При виде всей этой причиняющей боль скорби, какой я никогда не видал, у меня разболелась голова, затрепетало мое сердце, возмутилась душа моя, и все существо мое содрогнулось».

Вторым важным местом продажи и покупки невольников был специализированный женский рынок Аврет Пазары, рас­полагавшийся на бывшем византийском форуме Аркадия.

Столица являлась не только крупнейшим торговым, но и производящим, ремесленным центром империи. В середине XVII в. в городе насчитывалось более 23 тыс.мастерскихсВОтыс. трудившихся там ремесленников. Галата специализировалась на производстве снастей, парусов и многих других разнообраз­ных материалов и припасов, необходимых для ремонта и содер­жания судов. На южном берегу Золотого Рога свои многочис­ленные мастерские имели плотники, конопатчики, производи­тели пеньковых канатов, такелажа и парусов. В 1630-х гг. в Стамбуле работали 45 компасных мастеров с их 10 мастерски­ми, 15 мастеров и 8 мастерских по изготовлению географичес­ких карт и множество других мастеров, связанных с морем и флотом.

Стамбул был главным производителем отличного оружия и военного снаряжения — ружей, копий, ятаганов, кинжалов, щитов, шлемов и др. В империи и за ее пределами, кроме того, славились великолепные изделия стамбульских ювелиров, гра­веров, чеканщиков и кожевников, высококачественные ускю-дарские шелковые, бархатные и парчовые материи. В XVII в. в столице действовали 36 цеховых организаций оружейного про­изводства, 35 — кожевенного, 19 — швейного, 44 —строитель­ного, 29 — булочного и кондитерского.

Делами города постоянно занимались великий везир и Ди­ван (государственный совет), но непосредственно городскую администрацию возглавлял каймакам (наместник. — Прим. ред.), имевший помощников и других чиновников. Префект столицы шехир-эмини ведал строительством и ремонтом зданий, благо­устройством и снабжением города водой; префекту подчинялся главный архитектор мимарбаши. Кади (судьи. — Прим. ред.), первым из которых являлся судья собственно Стамбула, зани­мались судопроизводством, руководили инспекторами торго­вых и ремесленных корпораций и нахибами — главами админи­стративных единиц, на которые разделялись Галата и Ускюдар, а также пригород Эйюб.

В рассматриваемое время Стамбул представлял собой гигантскую агломерацию и разделялся водным пространством на три части: собственно Стамбул, на обширном мысу между Золотым Рогом и Мраморным морем, Галату и Перу на север­ном берегу Золотого Рога и Ускюдар на азиатской стороне, при соединении Босфора с Мраморным морем⁴⁸.

Самой населенной частью с подавляющим большинством жителей-турок была первая — исторический Константинополь.

«Именно здесь, в старой части города, — отмечает Ю.А. Петросян, — сложился политический, религиозный и администра­тивный центр империи. Здесь находились резиденция султана, все правительственные учреждения и ведомства, важнейшие культовые сооружения... в этой части города по традиции, со­хранившейся с византийских времен, располагались крупней­шие торговые фирмы и ремесленные мастерские... В эпоху Сред­невековья, да и позже, в XIX в., турки считали настоящей столи­цей империи не весь огромный городской комплекс, а только этот район...»

Резиденцией османских монархов был дворец Топкапы (в переводе «Пушечные ворота»), или, как его называли в Европе, Сераль (от турецкого «сарай» — дворец), расположенный на высоком холме на оконечности стамбульского мыса и буквально нависающий над водами Мраморного моря, с прекрасным ви­дом на все основные части города, пролив и море.

В Топкапы, пишет Эдмондо Де Амичис, жили 25 султанов, а династия Османов достигла апогея своего величия. «Там была голова империи и сердце ислама; это был город в городе, вели­чественная цитадель с многочисленным населением под защи­той целой армии... здесь потрясали в воздухе огромным мечом, сверкавшим над головами ста народов, сюда в продолжение трех веков встревоженная Европа, недоверчивая Азия и испуганная Африка обращали свои взоры, как на дымящийся вулкан, угро­жающий целому свету».

Топкапы составлял комплекс дворцов, культовых, жилых, административных и хозяйственных помещений, утопавший в садах и окруженный крепостной стеной с башнями, на которые были водружены пушки. Сооружение комплекса началось в 1466 г. и продолжалось до первой четверти XIX в. После постро­ения первых зданий, главным из которых являлся дворец Чини-ликёшк, в Топкапы переехал Мехмед II, а с правления Сулеймана I там размещался и весь двор падишаха. В 1635 г. был воз­двигнут Ереванский дворец и через несколько лет — Багдадский дворец, названные так в ознаменование взятия османами соот­ветствующих городов, в 1660-х гг. — здание гарема и ряд служеб­ных помещений⁴⁹. Султанский дворцовый сад, которому осо­бенное внимание уделял Сулейман I и который во времена Эвлии Челеби обслуживали 8 тыс. садовников, по уверению названного современника, не имел себе равных в мире.

Все государственные дела, указывает Ю.А. Петросян, реша­лись на территории Топкапы, в этом «подлинном средоточии светской и духовной власти империи». «В первом дворе Топка­пы расположены были управление финансами и архивами, мо­нетный двор, управление вакуфами (землями и имуществом, доходы от которых шли на религиозные или благотворительные цели), арсенал. Во втором дворе находилось помещение Дива­на... здесь же помещались султанская канцелярия и государ­ственная казна. В третьем дворе находились личная резиден­ция султана, его гарем и казна». До середины XVII в. в Топкапы размещалась также канцелярия великого везира (с этого време­ни его местопребыванием стал дворец, сооруженный рядом с Топкапы). В непосредственной близости от комплекса находи­лись казармы янычарского корпуса.

Палата, бывшая генуэзская колония, включенная в состав османской столицы, впоследствии значительно расширилась за счет возникновения арсеналов Касымпаши и Топхане с их квар­талами и являлась крупнейшим и богатейшим торговым райо­ном, центром морской торговли и производства всего необхо­димого флоту. К северу от Галаты, подальше от Золотого Рога, размещалась Пера (название означает «по ту сторону»), также бывшее итальянское владение и богатый купеческий район. С се­редины XVII в. там находились резиденции иностранных по­сольств. Впоследствии торговая Галата и аристократическая Пера образовали стамбульский район Бейоглу.

Азиатскую часть города, возникшую на месте византийско­го Хрисополя и располагавшуюся амфитеатром на склоне горы Булгурлу, европейцы называли Скутари, атурки Ускюдаром (от персидского слова, означающего «вестник, посол»). Русский пленник XVII в. именует ее «селом Великая Шкутарь», которое стоит «за морем против царьского дворца», и, предположитель­но, такое название поселение имело и у казаков. Это был на­чальный и конечный пункт торговых караванов, ходивших в Малую Азию, Персию и Индию, со множеством постоялых дво­ров, базаров, лавок и складов. Там размещались летний дворец султана, дворцы сановников, роскошные сады и мечети, самой крупной из которых являлась Михримах Джами, или Бююк Джами (Большая мечеть), построенная в XVI в. по желанию Михримах, дочери Сулеймана I и султанши Роксоланы. В Ускюдаре находилось огромное мусульманское кладбище: все знат­ные турки хотели быть похоронены на азиатской земле, на кото­рой стоят Мекка и Медина.

С северо-западной стороны собственно Стамбула, в конце Золотого Рога, выходя на его побережье, росло предместье Эйюб.

При Эвлии Челеби это был «густонаселенный и процветающий район города с садами и виноградниками», имевший около 9800 зданий и рынок, где насчитывалось 1085 лавок и можно было «приобрести бесчисленное множество различных товаров» и «восхитительные на вкус йогурт и каймак». Район получил название в честь знаменосца пророка Эйюба Ансари, похоро­ненного, как считают мусульмане, в этом месте. Тамошняя ме­четь Эйюб Джами стала первой мечетью, построенной османа­ми после взятия Константинополя и превратившейся затем в место коронования султанов. «Каждую пятницу, — отмечал Эвлия, — многие тысячи людей приходят на могилу святого Абу Эйюба, а рынок при этом приобретает море покупателей».

Наконец, упомянем мраморноморское предместье Стамбу­ла, возникшее у древнего замка Едикуле (Семибашенного) и известное своими скотобойнями и сотнями кожевенных мас­терских. Сам замок при взятии Константинополя был разру­шен, но затем восстановлен, правда, только с четырьмя башня­ми, самая большая из которых имела в высоту 63 м. В XVI—XVII вв. это была «стамбульская Бастилия» — одна из самых страшных тюрем Османской империи, предназначавшаяся для государ­ственных преступников и врагов ислама; в Едикуле задушили семь свергнутых султанов⁵⁰. Одна из башен, ближе к бывшим Золотым воротам Константинополя, служила местом пыток и казней, а в замковый «Колодец смерти» бросали головы казнен­ных51.

Сделаем выводы:

1. Босфор, знаменитый в истории, уникальный по красоте и сравнительно небольшой пролив, имел природные особеннос­ти, чрезвычайно усложнявшие его прохождение. Вместе с тем при доскональном знании пролива, попутном течении и благо­приятной погоде казаки вполне могли его преодолевать.

2. Гористые и крутые берега Босфора не благоприятствова­ли высадке неприятельских десантов, но для казаков, которым не требовались специальные высадочные средства, и это не яв­лялось серьезным препятствием.

3. Населенные пункты Босфора составляли единый комп­лекс со Стамбулом и входили ъ богатейший центральный район Османского государства. Они играли важную роль в обслужива­нии турецкого флота и обеспечении мореплавания, имели мно­го дворцов султана и столичной знати и прочие ценности и рас­сматривались казаками как неприятельские селения.

4. Стамбул, с 1457—1458 гг. являвшийся столицей импе­рии, обладал необыкновенно выгодным стратегическим и эко­номическим положением и быстро превратился в огромный «город-монстр», крупнейший политический, религиозный, военный и торгово-ремесленный центр. Там пребывали сул­тан, высшие правительственные учреждения и верховное ко­мандование вооруженных сил, располагались главное адмирал­тейство, крупнейшая верфь и самый большой артиллерийский арсенал, базировались основные силы флота. Стамбул был орга­низатором и руководителем борьбы с казачеством. Вполне по­нятно поэтому, что казаки рассматривали османскую столицу как средоточие зла.

Примечания

¹ По мнению А.Л. Бертье-Делагарда, это явно не итальянские, а гре­ческие (турецкие) мили.

² В литературе, впрочем, фигурируют и другие цифры, нередко 28,5 км. В «Морском энциклопедическом словаре» указаны 30 км. В старых работах царит разнобой и встречаются грубые ошибки, например, указывается, что пролив имеет в длину до 7 морских миль или «от 30 до 35 верст».

³ В книге Ю.А. Петросяна и А.Р. Юсупова о Стамбуле соавторы не смогли устранить разнобой с определением самого узкого места пролива: первый придерживается традиционной точки зрения, а второй говорит о Шейтанбурну. Ср. старые сведения: самое узкое место — между Дели-Та-льяном и Юхой (281 сажень, или 599,5 м), тогда как между Румелихисары и Анадолухисары пролив шире (402 сажени, или 856 м). Упомянем мнение И.И. Стебницкого о том, что наибольшая ширина у Босфора против бухты Бюкждере: 3 версты 50 саженей, или 3307 м.

⁴ Максимальные глубины в литературе называют разные, вплоть до 121 м. УЮ.И. Сорокина- 92м.

⁵К.Г. Паустовский упоминает, что советский пароход «Днепр» «принял в тумане за вход в Босфор залив около мыса Кара-Бурну, вошел в него и сел на мель. Это предательское место хорошо знакомо морякам. В пасмурную погоду оно приобретает поразительное сходство с Босфором и обманывает многих капитанов. Среди моряков оно носит имя "Фальшивого входа"».

В работе о черноморских лиманах говорится, что название Фальшиво­го Босфора носит открытый лиман Теркоз (Теркос, Илан-джи, Карадениз богазы), в который впадают три реки с сильно изрезанными берегами. Вход в лиман находится на 40 км (21,6 мили) западнее входа в Босфор, но очер­тания берегов Теркоза очень напоминают очертания босфорского входа. «Это сходство иногда вводило в заблуждение даже опытных капитанов». См. о Фальшивом Босфоре: 173.

⁶ Эти скалы расходились и снова сходились среди клокочущего моря, порождая неистовый водоворот и не пропуская никого живого. Кораблю аргонавтов удалось пройти между скалами, пустив голубя и воспользовав­шись помощью богини Афины Паллады, которая удержала одну из скал и одновременно подтолкнула «Арго». Тем не менее сомкнувшиеся скалы раздробили корабельный руль, после чего разошлись и уже навеки остались недвижимыми.

⁷ См. также: 27. Ср. у капитан-командора П.Я. Гамалеи: «Видимый в левой стороне азиатской берег покрыт горами до самого канала (проли­ва. — В.К.)', правой же, т.е. европейской, берег имеет среднюю и ровную высоту, и на нем отличаются семь красноватого цвета песков, из них на крайнем, весьма близком к каналу, стоит старая развалившаяся батарея. Из азиатских гор особенно примечательны три: лежащая против средины про­лива гора Исполинов, вершина которой увенчана высокими деревьями и на которой видна старая стена; гора в Мраморном море, далеко из Черного моря видимая и похожая на стог сена, и, наконец, восточнее сих два холма, Двумя Вратами зовомые».

«Последний раз, — говорится в записках одного из моряков, — входи­ли мы в пролив при свежем N0; штурман наш, одаренный прекрасным зрением и навыком, увидел за 25 миль (46,3 км. — В.К.) от берега вершины Мал-Тепеси и Двух Братьев, когда меньшие возвышенности едва-едва от­личались в мрачности и приметных точек не было; но как вершины эти открылись под ветром, то смело можно было спуститься и идти на вид маяков».

⁸ Лоция указывает, что к ночи ветер с севера штилеет.

⁹ Напоминаем, что в книге принят старый стиль. По И. Гурьянову, северные ветры дуют на Босфоре более двух третей года.

¹⁽¹ Азиатский берег Босфора от Анадолукавагы до Ускюдара в приводи­мых материалах не характеризуется, поскольку в планах Генштаба не было намерений высаживать там десанты.

" К примеру, наиб, т.е. заместитель кади (судьи), Румеликавагы подчи­нялся мулле Галаты.

¹² Автор почему-то говорит, что маяк действовал еще в XVI столетии, тогда как он функционировал и в гораздо более поздние времена.

¹³ По В.П. Филиппову, фонари европейского и азиатского маяков све­тили с высоты 57 и 76 м над водой, а огонь был виден соответственно за 18 и 20 миль, или 33 и 37 км.См. о маяках также: 202; 179. В 1770 г. турки возвели при входе в Босфор на европейском и азиатском берегах замки Фанараки, располагавшиеся на высоте соответственно 21,6 и 23,5м над уровнем моря.

¹⁴ В XIX в. жители этого селения, греки, занимались преимущественно рыболовством и частично садоводством.

¹⁵ Гней Помпеи Магнус (Великий) с 66 г. до н.э. командовал римскими войсками в победоносной войне с царем Понта Митридатом VI Евпатором, покончившим жизнь самоубийством в 63 г. до н.э.

¹⁶ Выражение Альфонса де Ламартина, который характеризовал его также как «роскошную летнюю резиденцию оттоманов и греков».

¹⁷ Секретарь французского посла Антуан Галлан5-например, отметил, что его патрон летом 1672 г. на судне отправился в Бююкдере, а оттуда верхом в Бахчекёй, чтобы отдохнуть несколько дней среди лесов, окружав­ших это прекрасное место. В XVIII в. иностранные послы летом жили в Тарабье и Бююкдере. За Бююкдере, на берегу Босфора, располагалась и до сих пор размещается летняя дача российского посольства. «Густой лесо­парк, — пишет о названном месте Ю.А. Петросян, — террасами поднимается от берега к вершине холма. Постоянно дующий с севера ветер, прино­сящий с собой сухой воздух Черноморья, умеряет жару и влажность клима­та Босфора». В Бююкдере находятся также дачи посольств Англии, Фран­ции и Италии.

¹⁸ Павел Алеппский, надо полагать, ошибался, когда писал, что между жителями Тарабьи «нет ни одного турка», все христиане.

" Е. Украинцев называл Еникёй «селом греческим, именуемым Но­вым».

²⁰ У Йозефа фон Хаммера оно именуется Сдегной.

²¹ Мы уже упоминали запись Я.И. Булгакова о казачье-генуэзском сра­жении у Стении.

²² В 1944г. в Бешикташе, на берегу Босфора, сооружен современный памятник адмиралу.

²³ «Великолепный дворец Чараган (Чераган, ныне находящийся в руи­нах. — В.К.), несколько не менее красивых киосков (кёшков. — В.К.), а также 19 джамий (мечетей. — ВЛ.), — замечал в XIX в. П.А. Сырку, — при­дают этой местности очаровательный вид, с моря в особенности».

²⁴ В заливе в 1854 г. стояла англо-французская эскадра, начавшая затем военные действия против России на Черном море.

²⁵ Между Анадолухисары и Кандилы, в местности, где в Босфор влива­ются речки Гёксу и Кючкжсу, в XVIII в. находились «Азиатские сладкие воды» — одно из любимых мест отдыха султанов и придворных; «Европей­ские сладкие воды» располагались в начале Золотого Рога.

²⁽¹ В XIX в. в Мидье жили в основном греки и болгары.

²⁷ Лоция 1880-х гг. отмечает, что население Сизополя, исключительно греческое, занималось главным образом торговлей и отчасти виноделием и скотоводством; к югу от города были огороды, а на высотах к юго-западу много виноградников.

²⁸ Ныне Бургас — второй по величине черноморский город Болгарии. От него исчисляется наибольшая длина Черного моря до кавказского по­бережья по параллели 42 градуса 30 минут, составляющая 621 милю (1149 км). О болгарских портах региона см.: 467; о побережье Румелии: 223.

^м В XIX в. его жители занимались преимущественно рыболовством и заготовкой дров и древесного угля для Стамбула и имели много садов.

³⁰ Этот «промысел» продолжался и в XVIII в. П.Я. Гамалея писал, прав­да, о другой, европейской местности у входа в Босфор, имеющей сходство с настоящим входом, что «нередко, а особливо ночью», мореплаватели, «бу­дучи привлечены к самому бере!у огнями, которые турки нарочно... напо­добие маяков зажигают, и не находя тут мест, способных для положения якоря, попадают на каменья и разбиваются на оных».

³¹ В XIX в. Акчашар — главный склад леса, отправлявшегося в стам­бульский морской арсенал.

³² Та же лоция говорит, что Эрегли, раскинувшийся по приморскому скату возвышенности, имел с моря весьма живописный вид. Там, как и в Акчашаре, строились мелкие суда.

³³ Автор поясняет причину, по которой невозможно передать картину: «Только здесь, на месте, вы понимаете, почему ни одно из виденных вами изображений Константинополя не похоже на эту действительность. Да по­тому, что не в силах передать этого краски, потому, что здесь все в колорите, тенях и свете, в тех нежных полутонах, которые неуловимы, изменчивы, непостоянны, капризны. Каждое изображение будет только бледною схе­мой, но того, что есть в действительности, оно передать не в состоянии». См. также замечание Н.Г. Попова о босфорских видах В.Д. Поленова: 134.