Речка александра твардовского 4 страница
ПОСЛЕВОЕННАЯ ВЕСНА
Я, как и многие,
Сполна
Познал земные беды...
Войны последняя весна
Была
Весной Победы.
Землянок чахлые дымы
Дымят
С землею вровень.
Ушло дыхание зимы
Со льдом промерзших бревен.
Всходили яркие цветы
Над тишиной могильной,
Огни куриной слепоты
Желтели,
Словно гильзы.
На горестных полях войны,
Что вновь весной дышали,
Снаряды,
Словно кабаны,
Огромные
Лежали.
Жизнь проходила по весне
С цветением знакомым,
Напоминая о войне
Внезапным
Мирным громом!
Мне позабыть невмоготу
Разрушенную кровлю,
Кусты черемухи в цвету,
Забрызганные кровью.
И тишина.
И ничего.
И жуткий женский голос...
Не стало друга моего,
Осилившего голод.
Мы с ним
Делили хлеб
Да соль,
Что редко выпадала.
И не остынет в сердце боль,
Коль вечной болью стала.
Он ждал отца,
Но не дожил,
Отец
Пришел не скоро,
Поскольку все еще служил
В Германии
Сапером.
ЗЕМЛЯ... ЗЕМЛЯ...
Юрию Гагарину
На стартовой черте ракетодрома,
Ступив на трап,
Впервые ты поймешь,
Как дороги тебе
Раскаты грома,
Снега гречих
И молодая рожь.
Ты вспомнишь
Теплых дождиков накрапы
И мокрый луг, где ты косил с отцом,
И трап
Уже покажется не трапом,
А деревенским
Стесанным крыльцом.
Потом...
Потом ты скажешь: «До свиданья!» —
И под ракетой
Вспыхнет яркий дым.
Нахлынувшие вдруг воспоминанья
Уступят место формулам сухим.
Но кто сказал, что формулы — сухие?
Они к тебе издалека пришли:
В них синь озер
И даль твоей России,
В них все цвета и запахи Земли.
Постой!
Еще не поздно отказаться.
Земля, Земля, не отпускай его!
Он должен жить,
Губами трав касаться,
Водою умываться ключевой,
Встречать свои закаты и рассветы...
Но манит,
Манит дальняя звезда,
И глухи стены огненной ракеты.
Когда мы снова встретимся,
Когда?
Ты самой яркой искрою промчишься
В безветренной и бесконечной мгле
И все-таки на Землю
Возвратишься,
Чтоб плакать над стихами
О Земле.
МОНОЛОГ БЕССМЕРТИЯ
Светлой памяти
моего дяди Тимофея
Пели пули...
Но и отступая,
Мы вставали под огонь свинца.
Пели пули...
Пули остывали
В наших остывающих сердцах.
Отступали молча. Без вопросов.
Юные, сутулые слегка...
Сколько нас, парней русоволосых,
Пало на холодные снега?!
Не рябина ягоду роняла,
Не костры пылали на снегу —
Это мы своею кровью алой
Молча устилали путь врагу...
Как обидно!
Вот и мне не драться,
Не поднять тяжелой головы.
Вот и я лежу в могиле братской
Здесь, неподалеку от Москвы.
Понимали — с жизнью расставались.
Только вот понять я не могу,
Почему не дышит мой товарищ —
Черноглазый парень из Баку?
Почему мой друг,
С которым вместе
Возводили домны и дома,
Здесь лежит, не дописав невесте
Первого короткого письма?
Сколько нас навеки отслужило,
Нас — двадцатилетних, озорных!..
Мы мертвы...
Но мы пока что живы
Для своих любимых и родных.
И, хоть нам не рваться в пламень вспышек,
Не бросаться в жаркий гул атак,
Нам еще родные
Письма пишут,
Вяжут рукавицы,
Шлют табак.
Значит, живы!..
Но однажды
Робко
Дернется калитка поутру,
Ахнет мать при виде похоронки.
Вот тогда я, может быть, умру.
Ни горевать, ни плакать, ни смеяться
Не стану я ни старым, ни седым.
Я прожил на земле
Всего лишь двадцать
И потому — останусь молодым.
Послушай, Смерть!
Ты отойди в сторонку,
Ведь решено, что я пока — живой.
А в час, как мать получит похоронку,
Я стану твой, не сомневайся — твой.
Вот и ушла,
Сговорчивая стала.
И я о тех поговорить смогу,
Которым завтра — в бой, забыв усталость,
Навстречу озверелому врагу.
Они пойдут, неся России силу.
Той силе не истлеть и не сгореть!
И вслед им будут
Братские могилы
Негаснущими звездами смотреть.
И победят!..
И, чтоб страна окрепла,
Чтоб флаг победы не померк над ней,
Они поднимут города из пепла
И вырастят достойных сыновей.
Расскажут им о подвигах России.
И, чтобы славу Родины сберечь,
Дадут им
Трудолюбие и силу,
Тяжелый плуг и справедливый меч.
Их сыновья
Научатся смеяться
Над золотушной спесью подлецов,
Их сыновья
Не станут сомневаться
В высокой справедливости отцов.
Их сыновья
Не сгорбятся под грузом
И в дни беды
С дороги не сойдут.
И партию Советского Союза
Пятнать случайным людям не дадут.
А у меня уже не будет сына...
Не потому ли
Хочется кричать:
Позвольте мне от имени России
Их тоже сыновьями величать!
А вот и Смерть.
Она метельно воет,
Не терпит, не выносит тишины.
Ей не понять,
Что я, как прежде, воин,
Что становлюсь снежинкою, травою
И отблеском на знамени страны!
НАСЛЕДСТВО
Я не был поэтом...
Издревле
Я рос
Под розовым светом
Рассветных берез.
Мне клин журавлиный
Раздвинул века
С величьем былины,
С тоской ямщика.
Зимою,
Счастливый,
Я в розвальнях плыл
Навстречу разливу,
Что вербой пылил.
На пашне
Упорно
Я шел за сохой.
И сеялись зерна
Моею рукой.
Земле благодарный,
Я молча глядел,
Как август янтарный
Стернею желтел.
Веселое лето
Сходило потом.
Хрустели рассветы
Капустным листом.
Мы хмель собирали
В глубинах яров,
Мы свадьбы играли
Не хуже пиров!
Я бражничал круто
На свадьбах лихих.
Я выбрал подругу
Не хуже других.
Глаза васильково
Глядели на свет.
И доброе слово,
Любовь да совет.
И дело горело...
Да, знать, не судьба,
Коль огненно
Стрелы
Вонзились в хлеба.
Стрелы оперенье
И колос ржаной
Похожи
С рожденья
Вражды неземной...
Далекие дали,
Где радость и грусть,
В наследство мне дали
Глубинную Русь,
С богатством, с нуждою,
С покоем, с грозой,
Со вдовьей слезою,
С сиротской слезой...
Я дрался
За волю,
За хлеб на столе,
За русскую долю,
За мир на земле!
В степях половецких
Я рухнул с коня.
В застенках немецких
Казнили
Меня.
Я вряд ли забуду,
Где были бои,
Поскольку повсюду
Могилы мои.
И верить охота
При виде могил,
Что вновь я кого-то
Собой повторил.
Наверно, того,
Кто пожить не успел
И землю родную
В стихах не воспел.
МЫ
Не остались во мгле,
Не зачахли в пыли.
Мы идем по земле
Продолженьем земли.
Наши руки нежны,
Наши руки черствы,
Наши очи черны
И полны синевы.
Мы идем по стране,
Улыбаясь векам,
Улыбаясь весне,
Голубым облакам.
Мы проносим свою
Радость вечной весны
Светлой радугою
На просторах страны.
От полей и лесов —
Чистый ветер в лицо.
Провожая отцов,
Продолжаем отцов!
Как живые,
Они
Поднимаются в нас,
Если — трудные дни,
Если — горестный час,
Если кто-то зовет
Нас на помощь, крича,
Если подлость живет
На земле Ильича!
Если трудно стране,
Мы ведем себя так,
Как отцы на войне
В громе дымных атак.
ОГНИ ПОБЕДЫ
Моему славному земляку
Герою Советского Союза
Михаилу Егорову
Мы родились
На вековом просторе.
И в мир пришли
С открытою душой,
Чтоб чувствовать своим —
Чужое горе
И радоваться —
Радости чужой.
Века сгорали,
Звезды умирали.
Лишь радуга —
Под грозами — жила,
Поставленная крепкими ветрами
На два земных раскинутых крыла.
А радуга —
Чтоб радоваться свету...
И вряд ли кто с рожденья
Понимал,
Что мир, поименованный планетой,
Беспомощен
И безнадежно мал.
Лишь после
Каждый для себя откроет
Ту истину
И, подлинно скорбя,
Вдруг ужаснется,
Видя море крови
И горы горя —
Позади себя.
Что говорить!
Нелегкое наследство
Даровано
Пришедшим в этот век.
На горы горя трудно опереться,
Так пусть опорой станет —
Человек.
Тот Человек, что — далеко ли,
Близко ль, —
Во имя вечно памятной весны
Высокие поставил обелиски
Солдатам,
Не вернувшимся с войны.
В его душе не умерла отвага,
Он о любви к Отчизне
Не кричит.
Вознесший знамя Славы
Над рейхстагом,
Всегда о славе собственной
Молчит.
Ему порою
Нелегко живется:
И ноют раны,
И над ним, вдали,
Под светом
Холодеющего солнца
Печаль полей
Проносят журавли.
Зимой тоскует
О весенней пашне,
Припоминает
Сверстников своих,
Уверенный,
Что памятники павшим
Не заслонят
Оставшихся в живых.
Еще о многом
Может он поведать
В своем дому,
Затерянном в снегах, —
Покамест жив,
Пока огни Победы
Дрожат
В его нестынущих зрачках.
Над ним
Еще шумят его знамена,
Что не в одном
Прострелены бою...
И я пред ним
Коленопреклоненно
Под радугой крылатою
Стою!
КОНЦЕРТ
Враги сожгли родную хату...
М. Исаковский
Вышел парень, невзрачный с виду,
И сказал, подождав тишины:
— Выступает хор инвалидов
Отечественной войны...
Перед тем как они запели,
Над дорогами всей земли
Прогремели
И проскрипели
Самодельные костыли...
Песня, песня!
Сколько тоски,
Сколько горя в ней и тревоги!
И несут эту песню в дороге
Балалаечник без руки
И танцор, потерявший ноги.
Песня, песня!
Сквозь клубы пыли
Над просторами всей земли
Увидали рассвет — слепые,
И глухие — слух обрели.
И над солнцем,
В потоках света,
Стали черные руки видны...
Стой! Замри! Не вращайся, планета!
Выступает
Память
Войны.
ПРОЩАНИЕ
О нем сказали:
— Добрый был отец...
И восемь сыновей его
Глядели
На гроб того, кто был отцом на деле,
Кто станет жить в звучанье их сердец.
О нем сказали:
— Храбрый был солдат...
И в подтверждена истины
Сверкали
Эмалью — ордена, огнем — медали —
Не перечислить всех его наград.
О нем сказали:
— Он красиво жил...
И в мире
Ничего не изменилось.
Все так же речка по лугу змеилась
И над хлебами
Реяли стрижи.
О нем сказали:
— Умер хлебороб...
И долгим эхом отзывались дали.
Когда горстями
Землю мы кидали,
Она беззвучно
Падала на гроб.
Ложилась так,
Чтоб не тревожить сна,
Та самая земля, что станет пухом.
И даже смерть — костлявая старуха —
С такой землею рядом
Не страшна.
Он был отцом — оставил сыновей.
Он был солдатом — мир оставил людям.
Был хлеборобом — кто его забудет
На памятливой Родине моей
При вечном свете золотых полей?!
ГЛУХОЙ ПАСТУХ
Не слыша голоса трубы,
Играл трубач
Свою победу
В тот день,
Когда остались беды
За той границею борьбы.
Ревели залпы огневые,
Шумела буйная весна.
А у него
В ушах
Впервые
Была такая тишина...
В тот день победы небывалой —
Уж сколько лет тому назад! —
Оглох военный запевала,
Лихой трубач,
Седой солдат...
Тропа холодная, сырая
В луга зеленые зовет.
Труба помятая играет
Все тот же сбор который год.
И откликаются коровы,
И хлеб берут из теплых рук.
А над лугами
Снова, снова
Все тот же звук,
Все тот же звук.
Бывает, даже
Среди ночи,
Пугаясь душной тишины,
Трубит пастух,
Как будто хочет
Вернуть
Победный день воины...
ЛЕТО СОРОК ПЯТОГО
Нет ни соли, ни хлеба,
Только синь-лебеда,
Да холодное небо,
Да в колодце вода...
На глухих полустанках —
Суета, нищета.
В станционных землянках —
Темнота, духота.
Полустанки России
По дорогам бредут,
Где мальчишки босые
Подаяния ждут;
Где недавно устало
Грохотали бои;
Где по новеньким шпалам
Мельтешат воробьи;
Где, лицо по-монашьи
Укрыв до бровей,
Ищут женщины наши
Своих сыновей;
Где мелькают котомки,
Все в дорожной пыли;
Где гремят не винтовки —
Костыли, костыли...
Я бродил неустанно,
Словно жизнь познавал.
На глухих полустанках
С ребятней бедовал.
Мы все беды сносили,
Потому что не раз
Полустанки России
Были домом для нас.
Были домом,
В который
Вновь хозяйка вошла,
Деловито с котомкой
Примостясь у стола,
И негромко спросила:
«Как дела, малыши?»
Шла хозяйкой Россия
По смоленской глуши
И глядела устало
На холодный закат,
На глухих полустанках
Встречала солдат.
Шла за плугом уныло,
Поднимала сады
И на братских могилах
Высевала цветы.
ТИШИНА
На этом свете многое изведав,
Я верю в справедливость тишины —
Не той, что за минуту до войны,
А той, что
После первых дней победы.
Победу возвещает не салют,
Не фейерверк, рассыпавшийся ало,
А женщины,
Глядящие устало
На облака, что в никуда плывут.
С детьми
На обессилевших руках,
Припоминая мужа,
Сына,
Брата,
Они молчат,
И тонет свет заката
В повыцветших,
Застиранных платках.
Победа!
И внезапный ветер стих,
Внезапно радость сердце захлестнула
От мысли той,
Что пушечные дула
Не грянут по оставшимся в живых.
Отгоревали женские глаза,
И лишь зрачки расширились от боли.
В них отразились вспаханное поле
И в сизой дымке дальние леса.
В них отразились
Пламя деревень
И те дороги, что вели солдата
От отчего порога, от заката
В тот памятный своим рассветом день.
Стояла разрывная тишина...
Умолкли травы, и затихли реки.
И все-таки
Кончается навеки
С последней похоронкою
Война.
Никто не знает,
Сколько их придет
С гербом страны
И строками скупыми,
Где будет назван день,
И этот год,
И самое родное в мире имя...
Во дни послевоенные
Солдаты,
Пред тем
Как пасть в очередном бою,
В последний миг
Сквозь полосу заката
Кто мать увидит, кто жену свою.
С детьми на обессилевших руках
Они молчат.
Они глядят куда-то
В повыцветших,
Застиранных платках
Сквозь полосу угасшего заката.
Победу возвещает не салют,
Не фейерверк, рассыпавшийся ало,
А женщины,
Глядящие устало
На облака, что в никуда плывут.
НА БОРОДИНСКОМ ПОЛЕ
Анатолию Иванову
Здравствуй, поле, утром ранним!
Здравствуй, малая стезя!..
Мне на бывшем поле брани
Не взгрустнуть
Никак нельзя.
И от грусти той
Поникнет
Колос, солнцем налитой.
И из грусти той возникнет
Память Родины святой.
Протрубят над полем трубы,
Прошумит огнем пальба.
Вот и я, сомкнувши губы,
Кану в мертвые хлеба!..
Сколько раз и солнце слепло,
Сколько раз
Во все века
Вместе с Родиной
Из пепла
Я, как колос, возникал...
Ратник поля Куликова
И солдат Бородина
Свято чтили силу слова
В малом слове: Ро-ди-на!
И оно звучало веско
Над спокойствием Невы,
На семи холмах Смоленска,
На семи холмах Москвы.
И дорога
До Берлина
Им была озарена.
Слово «Родина» —
Былинно.
Здравствуй вечно,
Ро-ди-на!
Я к твоей причастен славе
И живу в твоих веках
Малой травкой разнотравий,
Каплей влаги в родниках.
Оттого и сердце бьется,
Что одной тобой дышу.
К чистоте твоих колодцев
С чистым сердцем прихожу...
Ну а если я
С годами
Растеряю чистоту,
Встанет пропасть между нами —
Я
Над пропастью
Пойду.
Если вдруг такое будет
И тебя обижу я,
У меня
Не будет судей,
Буду сам себе судья.
И уйду —
Как шел с базара,
Хоть не пойманный, но вор, —
Сам себе назначив кару,
Сам исполнив приговор.
ПИДЖАК
Жизнь состояла из отрезков.
И был в одном из них
Пиджак,
Что в дни войны в родном Смоленске
Мне отдала вдова за так.
На переполненном вокзале
Она сидела у огня
И неизбывными глазами
Глядела с грустью на меня.
Пилотки и платки рябили.
Вокруг — узлы и костыли.
В старинной песне о рябине
Вдруг всколыхнулась боль земли.
Ее под сводами вокзала
Носило эхо черных дней...
Я пел
Для женщины
С глазами
Осиротевших матерей.
Когда же я закончил песню,
Она вздохнула горячо
И тихо так — со всеми вместе —
Сказала:
— Спой, сынок, еще...
Я пел.
Я знал, что души тронет,
И верил сам в минуты те,
Что вот умру — и похоронят,
Да только неизвестно где.
Я пел и видел,
Как в печали
Слез не скрывали старики.
И лишь глаза вдовы молчали,
Как замершие родники.
А после
Я сидел у печки,
И рядышком была она.
И все шептала мне:
— Сердечный!
Ишь как умаяла война...
И сквозь меня, сквозь даль глядела,
Достав залатанный пиджак...
— Смотри, сынок.
Продать хотела,
Да, знать, судьба — отдать за так...
Я, не нуждаясь в уговорах,
Надел его без суеты.
— Ну, так и знала, будет впору,
Ведь мой такой же был, как ты...
И пусть сегодня дни иные,
Пусть годы горя вдалеке,
Себя я чувствую
И ныне
В том самом, вдовьем, пиджаке...
И я пою,
Как на вокзале,
Как в дни беды страны моей,
Для этой женщины
С глазами
Осиротевших матерей.
Она во мне признала сына...
И в наши дни —
Пред ней в долгу —
Я без нее
Судьбу России
Уже представить не могу!
ОДИН ДЕНЬ
Мы помнить многое должны.
И в памяти моей
Остался черный день войны —
Один из многих дней.
Бомбежки огненный прибой
Затих.
И сквозь огонь,
Я помню, как шагал
Слепой,
Прижав к виску ладонь.
Выл репродуктор на углу,
Оповещал: «Отбой».
А он
По битому стеклу
Шел босиком —
Слепой!
Как вспомню, высказать нельзя
И промолчать нельзя.
Безумно-синие глаза,
Во все лицо глаза!
Глаза. Глаза.
Одни глаза.
Одни — на целый свет.
В них боль жила.
Жила гроза
В глазах,
Где света нет.
Что стало с ним, не знаю я.
Иные годы, дни...
А что, как и судьба моя
Его судьбе сродни?
А что, как выпадут года,
Похожие на те,
Когда
По всей земле беда
И солнце в темноте?
А что, как мне
Сквозь пыль веков,
Сквозь вечной ночи мглу
Идти придется босиком
По битому стеклу?
ХЛЕБНЫЙ КОЛОС
П. Е. Макаренкову
Мне жить и жить,
Пока стоят хлеба,
И петь о них,
Пока имею голос...
Как хлебороба вечная судьба —
В гербе моей страны — высокий колос.
Он тот,
Что знал тепло моей руки.
И породнился
Навсегда со мною...
Голодные, мы шли по колоски,
Мальчишки, опаленные войною.
О, сколько было пройдено стерней
И сколько было отдано поклонов!
Борьба за хлеб
Была второй войной,
Где каждый колос
Равен был патрону.
И были жертвы.
Можно ли забыть,
Как мы когда-то проходили мимо
Одной межи, где затаилась мина, —
Ей было Кольку суждено убить.
И вот лежал он, маленький такой,
Еще и не вступивший в пионеры,
И что-то все искал, искал рукой
В пыли дорожной на закате сером.
Беззвучными губами шевеля,
Он все шептал о колосках... о маме...
И плакала над ним
Сама земля
Безудержными нашими слезами.
Учитель на руках его отнес
В избу, где без того хватало горя,
И предложил нам
Записать за Колей
Все колоски,
Что сдали мы в колхоз...
О память, память!
Искрою во мгле
Вдруг высверкнет и снова замирает.
Живут не только хлебом на земле,
В борьбе за хлеб, однако,
Умирают.
Не знаю,
Какова моя судьба.
Но, с детства зная, что такое колос,
Я буду жить, пока стоят хлеба,
И петь о них, пока имею голос!
МОЯ ЗЕМЛЯ
Я говорю:
— Моя земля, —
И слышу,
Как чутко откликается она,
Под сошниками благодарно дышит
И душу опьяняет без вина.
Я знаю — ждет меня река лесная,
Над ней ракита старая цветет,
И говорю:
— Моя тропа, —
Я знаю,
Куда она в итоге приведет.
Я говорю:
— Мой дом. Моя береза.
Моя шмелем прошитая трава.
Моей России трепетные слезы, —
И да простит читатель строгий прозу, —
Моей любви высокие слова. —
Да не осудит существо поэта,
Когда порою
Позволяю я
Сказать в стихах:
— Мой век. Моя планета, —
Но век — не мой. Планета — не моя...
Когда бы век со мною был по сути,
То матери не ведали бы слез.
И свастикой задушенные люди
Могли бы слушать перелив берез,
Могли бы жить
И радоваться свету,
Дышать землей весенней допьяна...
Так почему ж она — моя планета,
Когда на ней еще идет война?
Когда не ценят человека слово
И правда принимается в штыки,
Когда, быть может, разразится снова
Большой пожар рассудку вопреки!..
Пока на нас наведены ракеты,
Я славлю нашей силы торжество.
Покамест существует в мире этом
Мир Ленина
И мир врагов его,
Я голосу моей Отчизны внемлю,
Как те солдаты,
Что в святом бою
Под пули шли не вообще за землю,
А за святую Родину свою.
За мирный край,
Где соловьиным свистом
Оглашено заречье по весне,
Где облачко сквозит в просторе мглистом
Навстречу народившейся луне...
Моя земля!
Мне жить по тем заветам
И верить,
Что смогу дожить,
Когда
Мне скажет сын:
— Мой век. Моя планета. —
И это будет верно навсегда.
* * *
Не по чьему-либо велению,
А с твердой верою
В бою
Россия выстрадала Ленина,
Как революцию свою.
И мне сейчас припомнить хочется,
Как, набирая высоту,
Она несла его пророчества
Сквозь выстрелы
И клевету.
Как шла она, невзгоды выстояв,
Шаги в бессмертье торопя,
Приняв всю боль тех самых выстрелов,
Как мать родная, — на себя.
Она его делами мерила
Свои нелегкие дела.
И в смерть его она не верила,
Поскольку
Лениным
Жила.
Она была в труде, в сражениях,
В крутой борьбе с неправотой
Его священным продолжением,
Его основой и мечтой...
И будущие поколения
Еще поклонятся не раз
России,
Давшей миру Ленина
Живым, без грима, без прикрас —
Таким, как есть.
С кремневой твердостью,
С могучей силой волгаря.
Его национальной гордостью
Была Октябрьская заря.
Он выстрадан тобой, Отечество!
Он твой, до капли крови твой,
Принадлежащий человечеству,
Твоим
Величием
Живой!
И помнит мир его дыхание,
И видит мир его дела,
И ты, Россия,
В испытаниях
Его бессмертье обрела.
* * *
А. П. Филатову
Дайте мне возможность постареть,
Я еще успею умереть.
Я еще успею стать
Корнями,
Ручейком,
Что бьется под камнями,
Теплым ветром,
Голубой травой,
Сполохом под звездной синевой.
Дайте мне возможность постареть,
Чтобы ради Родины гореть
Тем костром, приметным издалека