Нет гуру, нет метода, нет учителя 4 страница

И по природе своей оно безгранично и нигде не со­держится. Сущность, природа этого окончательного Бытия и окончательного Сознания изливается неоста­новимым Потоком, который есть чистая, абсолютная любовь за пределом нашего представления о любви: со­вершенное сострадание, абсолютная истина, совершен­ная красота, Излияние. Это то, что описывают как «бла­женство»; не какое-то прекрасное оргазмическое переживание физического или ментального удовольствия, но всеохватывающая, безусловная любовь, сострада­ние, благодарность, Излияние.

Эта безграничная Красота-Любовь-Сострадание-Блаженство есть сама природа, сама суть того Сияния, что есть Сат-Чит-Ананда; и его беспрестанное Излия­ние есть Это; все это, что известно как проявление, со­творенная вселенная, мир феноменов. Окончательная Истина, лежащая там, где заканчивается человеческое видение, не находится где-то далеко, она не есть нечто «запредельное» в смысле нечто «иное»:

«Ни при каких условиях не проводите различия между Абсолютом и чувственным миром. Чем бы ни Являлось Сознание, тем же являются и фено­мены». (Хуанбо)

Сознание, Присутствие, Все, Что Есть, не статично; это бесконечное поле чистой потенциальности, воз­можности всего; изливающее себя в чистое Бытие, бы-тийность всего; в чистую Любовь, Любовь, которая яв­ляется всем.

Нет слов. Приходится сначала использовать слова, а затем экстраполировать их, пытаясь подобрать их таким образом, чтобы они превзошли сами себя. «Любовь» – это слово, представляющее идею, понятие, которое в данном контексте крайне несуразно. В культуре, обу­словливающей эти умы-тела, любовь поднята на пьеде­стал высшей ценности, но мы редко пытаемся разо­браться, что мы под ней понимаем. Подобно большин­ству наших мыслей и ценностей, ее обволакивает, ограждает туман думания, призванный не допустить яс­ности, ведущей к само-исследованию, которое может привести к пробуждению, к прозрению сквозь туман­ную плотность этого мира, надетого на глаза, чтобы скрыть Истину.

На самом деле, наши представления о любви затем­няют суть намного сильнее, чем мы признаем: понятия­ми, чувством вовлеченности, собственной особенности, присвоением, исключением, потребностями, заботой, чувством вины. Мы считаем заботу чем-то очень важ­ным, чем-то, идущим из сердца. Но забота лишь пред­полагает вовлеченность, обеспокоенность, привязан­ность к результату. Это заблуждение – считать, что нам непременно надо беспокоиться об этом иллюзорном су­ществовании, этом сновидении, или о том, что что-то должно иметь какое-то значение. Это лишь генерирует волнение, страх, замешательство, чувство разъединен­ности и вины. Это не приносит никакой пользы челове­ку, о котором мы «печемся», только усиливает его собст­венную вовлеченность в сновидение. Это не любовь. Наша претензия на любовь лишь ограничивает нас са­мих и тех, кого мы пытаемся любить.

Любовь не является основой для вовлеченности. Лю­бовь подразумевает нейтралитет. Это истинное отсутст­вие оценочности, осуждения, вожделения, обеспокоен­ности. Такова наша Истинная Природа, Все, Что Есть, Присутствие. Она помнит о том, что ничего не имеет значения. Когда происходит осознание того, что ты яв­ляешься только Присутствием этой Совершенной, не-вовлеченной, неизбирательной Любви, тогда наступает «Покой, превосходящий всякое понимание».

Мейстер Экхарт, христианский мистик, сказал, что

«Вы можете называть Бога любовью, вы можете называть Бога благостью, но лучшее имя Богу – сострадание».

Даже само понятие «сострадания» может нести до­полнительную смысловую нагрузку жалости, участия. Буддийская традиция, однако, взяла это слово на вооружение для обозначения невовлеченной, непривязан­ной, предельной открытости всем «существующим формам» безо всякой мысли об отдачи. Когда отсутствует переживание разобщенности, любовь «к другому» исче­зает вместе с ненавистью «к другому». Можно лишь быть-в-любви: пребывать внутри любви, в Возлюблен­ном. И когда приходит постижение, что Все Это разво­рачивается как совершенное сновидение Сознания, Из­лияние Сат-Чит-Ананды, то исчезает необходимость чему-либо быть иным, нежели оно есть. Тогда Любовь становится неким непредвзятым хранителем Того, Что Есть, в Благодарности, в Сострадании, в Присутствии.

Переполняет ощущение, что «все это» просто есть. То, что мы наблюдаем как феноменальное проявление и жизнь, какой мы ее знаем, со всеми ее взлетами и падениями, удовольствиями и болью, и красотой, и безуми­ем; совершенное развертывание сновидения Сознания; беспрестанное Излияние Сияния, кое есть Сат-Чит-Ананда, Красота-Любовь-Сострадание-Блаженство, – все это просто существует. В Любви.

Вы не являетесь этим умом-телом, так же как и я не есть это ум-тело. Что Есть (что Вы есть) есть Сат-Чит-Ананда, Сознание, в чьем сне возникают эти умы-тела. Когда наступает прозревание этого, происходит про­буждение от отождествления себя с одним из этих умов-тел в сновидении. Когда нет отождествления, какие мо­гут быть сомнения, страхи, отчаяние, утраты, неуверен­ность? Сновидение развертывается Совершенно. Все великолепие и чудо этого сна удивительно, ослепля­юще, беспредельно. То, что происходит с умом-телом в этом сновидении, не зависит от ума-тела, от персонажа сна. То, что происходит с умом-телом в этом сновиде­нии, не может никоим образом изменить или повлиять на то, чему оно снится, на Что Есть Я, Присутствие, Все, Что Есть.

Это все просто существует. Все, что есть, существует ради жизни, ради сновидения, чтобы продолжать его, пока оно продолжается, и ради приятия того, что есть, с чувством переполняющей, изливающейся через край Благодарности. Пребывать в Сострадающей открыто­сти в Сат-Чит-Ананде, Существовании-Сострадании-Излиянии-Блаженстве. Восторженно бредить вместе с Руми, Хафизом и Экхартом. Быть-в-любви, в Возлюб­ленном. Более ничего. Что может быть еще?

ДЖУНГЛИ, ЧАСТЬ III

"У Великого Пути нет врат,

Тысяча дорог ведет к ним.

Шагнув сквозь эти врата без врат,

Ты один будешь гулять по всей вселенной».

Умэнь

Древние учения Индии, учения адвайты, чистой не­дуальности, недвойственности, полны абсолютно здра­вого смысла. Они полны здравого смысла, потому что ночью, в джунглях, в бамбуковой хижине в деревне ко­ренных жителей тропического леса Амазонки, за сотни миль от дорог, в темноте, под потоками тропического ливня, среди учений и учителей, очень разных, но в точ­ности одинаковых, я просыпаюсь ото сна. Я лежу обна­женным в обнаженном Присутствии, и более нет ниче­го. Да и меня, лежащего обнаженным, тоже нет.

Эта иллюзия, этот сон продолжает казаться сущест­вующим, но это лишь волна на поверхности океана Единственности, сон, мерцающий в Осознанности. Ни­что не осталось таким, как прежде. Пробудившись ото сна однажды, я больше никогда не перестану знать. Не «пиковое переживание», которое приходит и уходит, и ты вечно ищешь его в жажде испытать снова. Пробужде­ние; видение другими глазами, с другой позиции, и нет пути обратно. В то же самое время, ничего не случилось. Не было никакого «пробуждения», потому что состоя­ние сна было лишь частью сновидения.

Самое смешное, что я никогда ничего такого не ис­кал. Когда я был моложе, на третьем десятке, то провел много лет в семинарии, изучая философию и теологию, двигаясь вверх по иерархической лестнице духовных са­нов вплоть до места романо-католического священни­ка. Но едва добравшись туда, моментально его покинул, потрясенный злоупотреблением властью и контроля. На какой-то период я посвятил себя исследованию других мировых религий, некоторое время вникая в дзэн и дао­сизм (но по иронии избегая всего того, что всегда каза­лось крайним проявленнием странности у йогинов и ма­хараджей, Шри-таких и Рам-сяких в Индии), прежде чем в конце концов не бросил все это занятие, стал ис­поведовать агностицизм и гедонизм и 20 лет кряду стро­ить дома.

За пару или около того лет до джунглей любопытство к собственным заново открытым туземным корням при­вело к тому, что я начал крутиться среди представителей аборигенных культур, обучаясь у шаманов. Было занят­но задавать вопросы и выслушивать предположения о том, что есть «реальность», но я мало что знал об «иска­тельстве», или «пробуждении», или «просветлении», разве что в памяти осталось смутное воспоминание о чтении Д. Т. Судзуки за двадцать лет до того. Но даже это было академической, «сравнительной религией», ниче­го общего не имеющей с тем, что я мог бы соотнести с собой или к чему мог бы почувствовать интерес. Поэто­му не было никаких осознанных ожиданий, никаких ка­тегорий или концепций, дабы опереться на них или по­добрать выражение тому, что «случилось» спонтанно, когда оно случилось. Ничего не случилось.

Позднее все той же ночью в джунглях, ближе к утру, когда я лежал в Присутствии, наступил момент прекра­щения всякого опыта. Мысли, чувства, все происходя­щие процессы – все полностью остановилось. Я не осо­знавал этого в «то время», потому что не было мыслей и не было осознания времени или чего-нибудь вообще; только при ретроспективном взгляде я понимаю, что был «период времени» вне времени, когда не было мыс­лей, опыта, ни единого объекта, ничего.

Возможно, прошли часы, возможно, одно мгнове­ние; это не имело отношения ко времени. Только в рет­роспективе это можно назвать местом или временем не­движимости или пустоты, потому как когда это проис­ходило, не было времени и не было места, не было чувств или осознания чего-то происходящего. Я не спал. Это было состояние абсолютной недвижимости и абсо­лютного чуткого осознания. Но при этом не было ниче­го, что можно было бы осознавать, не было даже ощу­щения себя, чтобы была самоосознанность. Это можно было бы назвать абсолютно пустой недвижимостью и осознанностью. Сколько это продолжалось, я не знаю.

В конечном счете в какой-то момент в этом месте без времени, без мыслей, без места, без «я» в сознании по­степенно начало подниматься ощущение наблюдения за неким чем-то. Когда оно выделилось из пустоты, вни­мание сфокусировалось и стало понятно, что то, за чем велось наблюдение, было парнем, лежащим в бамбуко­вой хижине в джунглях. Фокусировка на нем продолжа­лась, пока не появилось осознание, своего рода узнава­ние в нем того, о ком я всегда думал как о себе, «дэвиде», что лежал теперь на циновке посреди тропического леса. И внезапное понимание; «Боже мой, никого нет дома».

Это был тот момент, когда ничего не случилось. Как лопанье мыльного пузыря, сдвиг в понимании. Я не есть «Дэвид»: никогда не было никакого «дэвида»; идея «дэвида» – часть ментальной конструкции, что-то вроде сновидения, которое ничего не значит. Индивидуально­го «я», того, кто, как я полагал, обитает в этом теле, гля­дя на мир через его глаза, того, про кого я думал, что не­сколькими часами раньше он пробудился в достаточной мере, чтобы воспринять Присутствие, – его нет, не существует, никогда не существовало. Никого нет дома.

Это не было опытом «выхода из тела». Да, мне дово­дилось испытывать подобное, когда «я», моя «сущность» переживала нечто вне тела, а не внутри него, и смотрела на него извне, а не на что-то через его глаза. Здесь же было совсем другое. То, за чем шло наблюдение, было не только телом, но всем аппаратом «дэвид»: телом, умом, «я», душой, личностью. То, что наблюдает, есть Все то, что есть. Наблюдение, которое я познал как «свидетельствование», не является ни чем-то иным по отношению к телу или уму или всему существу «дэвид», ни чем-то не иным. Оно возникает не в нем, не в этом уме-теле, но и не является внешним по отношению к нему, ибо Оно объемлет его. Свидетельствование ведется не «мной», даже не «мной», лишенным тела. Оно вообще не ведет­ся кем-либо, каким-либо существом. В том-то и дело: нет никаких существ, никого нет дома. Есть только сви­детельствование.

Внезапно, мгновенно. Без усилия, из недвижимости.

Мгновение, миг полной, сильнейшей дезориента­ции, разрывности; затем шаг сквозь нее в совершенную ясность, очень схожий с пробуждением от сна.

Сон, кажущийся реальностью, длиною в мнимую жизнь.

Одно движение – и сон без усилий уходит прочь.

Мгновение дезориентации во сне, распознавание то­го, что это сон, пробуждение к Реальности.

Моментально сновидение отступает, и становится понятным, что оно никогда не было реальным, что ты никогда не был тем, кем ты себе снился. Нет никакого «до и после», нет того момента, когда я «уже» не был «дэвидом». Это есть те «врата без врат»: только видение того, что «дэвида» никогда не было. Точнее всего: теперь есть ясное понимание, что не существует «меня», «дэвида», и что «Я» есть то, что всегда было Всем, Что Есть. Всегда, повсюду совершенное Сияние Недвижимости, и не-вещь, у которой нет имени, изливающееся беспре­станно, отныне и всегда доступное постоянному прямо­му видению, не из вещи ума-тела.

ЗА ПРЕДЕЛЫ

«Gate. Gale. Paragate.Parasamgate. Bodhi. Svaha!»

«О, переводящее за пределы, переводящее за

пределы, уводящее за пределы пределов,

уводящее за пределы пределов беспредельного.

Пробуждение, славься!»

Сутра Сердца

(Перевод Е. А. Торчинова)

Рассказывать историю сложно. В особенности пото­му, что, как и многое другое в учении, она легко стано­вится жертвой того, что я называю «предписательным/ описательным софизмом». Истинное Постижение осознаваемо, но невыразимо. «Дао, о котором можно говорить, не есть Дао». То, что поддается выражению, по сути своей концептуально; перевод на понятия, доступ­ные в сновидении; отражение луны в луже, не сама лу­на. А между луной и ее отражением, между Истиной и ее выражением в сновидческих представлениях и поняти­ях лежит концептуальная пропасть, преодолеть которую можно только путем самого Постижения. Многие хотят преодолеть эту пропасть; они становятся духовными ис­кателями и с неутолимой жаждой ищут любой обрывоч­ный признак, путеводный знак, или подсказку, или ука­зание на то, как опознать эту пропасть, на что похоже ее пересечение и другая сторона.

По сути, по правде другая сторона ни на что не похо­жа, и туда невозможно попасть отсюда. Вернее, это уже есть другая сторона; все находится «здесь», нет никако­го «там». Конец истории. В этом заключается истинная природа вещей, всегда, повсюду, прямо перед вашими глазами. Но кто может увидеть? Кто же увидел однаж­ды, тот понимает, что «за предельное» суть все это, здесь. Но расскажите об этом рьяному искателю – и вы непременно услышите стон разочарования.

Существует архетипический образ, часто повторя­ющийся в сновидениях и в мифологии, в фэнтэзи и науч­ной фантастике. Странник приходит к огромной стене. После длительного поиска он находит дверь, врата в этой стене. Когда он открывает врата и проходит в них, он обнаруживает себя в мире, вселенной, отличающей­ся от той, из которой он пришел, и, тем не менее, знако­мой. Та же вселенная, но несколько иная. Когда он обо­рачивается, чтобы снова взглянуть сквозь врата, через которые пришел, то видит, что не только нет врат, но и нет самой стены. Не только нет пути назад, но он вооб­ще ниоткуда не приходил. То же и с пробуждением; нет стены, нет разделения на «здесь» и «там». В каком-то смысле произошел выход «за предел», но этот предел ничем не отличается от того, что уже находится здесь. Это те самые «врата без врат», и Я всегда был здесь. А где еще?

И тем не менее, искатели – народ упорный; ведомые или притягиваемые неведомой им силой, которую они не понимают. А тех, кто, как они знают, или верят, или по меньшей мере, подозревают, «вышел за пределы пре­делов», того они наблюдают, исследуют, заваливают во­просами и даже подражают им, в надежде сбросить с се­бя загруз того, что они ищут. Но, вопреки длительной традиции, Постижение не передается контактным пу­тем, им невозможно заразиться. Все, чему можно на­учиться, наблюдая за известными мудрецами, общаясь с ними и получая прямые ответы на заданные вопросы, является только описанием, попыткой, слабой или, наоборот, весьма умелой, перевести невыразимое на язык сновидения. История, описание того, как Постижение произошло через конкретный организм ума-тела, и описание продолжающихся переживаний в этом орга­низме ума-тела остается только этим описанием, его нельзя рассматривать как рекомендацию, каким обра­зом другому организму ума-тела лучше всего «добраться отсюда туда». Но, разумеется, обычно это воспринима­ют именно как предписание: так из духовного опыта возникают религии; так появляются учения о всевоз­можных практиках, всевозможных путях, йогах, мантрах, диетах; советы по тому, как следует думать и какому пути следовать; четыре способа, пять органов чувств, шесть сил, семь добродетелей, восемь препятствий, де­вять стадий… десять заповедей.

Тот, через кого случилось пробуждение, очевидным образом не привязан к результату действий, поэтому учение предписывает: ты должен активно работать над собой, чтобы каким-то образом больше не испытывать привязанности к действиям! Люди видят, что тот, через кого произошло Постижение, в течение длительного времени тихо сидит, объятый глубоким покоем и тиши­ной, и на вопрос о том, о чем он думает, отвечает, что думания нет; поэтому учат: ты должен стараться тихо си­деть без мыслей! Учитель предпочитает одиночество – ученики начинают практиковать воздержание. Учитель состоит в браке – ученики идут и женятся. Учитель ест мясо или не ест мясо – ярые приверженцы действуют сообразно. Нисаргадатта Махарадж курил сигареты, по­разительное число его последователей начало курить.

Но то, что происходит в пробужденном, происходит самопроизвольно, без усилия: либо как результат естест­венного программирования и обусловленности этого те­ла-ума, и в таком случае вообще не имеет никакого от­ношения к пробуждению; либо как непосредственное последствие, естественный побочный эффект пробуждения в этом конкретном организме ума-тела. Некому пытаться. Именно это я имею в виду, говоря, что оно приходит естественным путем «с другой стороны» и не может быть достигнуто никакой работой «на этой сторо­не». Это еще одна жалкая метафора, так как, конечно, нет никакой этой и той стороны, но вы понимаете, что я пытаюсь сказать? Если пробуждение, Постижение должно случиться, оно случится, и я целиком и пол­ностью заверяю вас, это не будет «результатом» каких-то практик, соблюдаемых персонажем сновидения. Прак­тика возможна. Пробуждение возможно. Между ними нет прямой причинной зависимости.

Скажем иначе. Когда вы спите, и вам снится сон, что «делает» персонаж этого сна, чтобы проснуться? «Про­сыпается» спящий, не снящийся, и пробуждение случа­ется, когда оно случается, по причинам, совершенно не зависящим от персонажей сна, включая и того, с кото­рым вы соотносите себя во сне.

Собирание историй о пробуждении может оказаться только громадной помехой, заставляющей ищущего бе­гать кругами. На утренних беседах в Бомбее у Рамеша со мной были искренне ищущие, которые, услышав кое-что из моей истории, подходили и спрашивали, как заброни­ровать билет в джунгли Амазонки и как получить доступ к племенам, у которых я жил. Это безумие. Забудьте об этом. Это не произойдет тем же самым путем с вами.

Два иллюстрирующих примера. Первый – дзэн-вы­сказывание, поэтому весьма лаконичное:

После того как мастер использовал лестницу, по ко­торой взобрался на верх стены, та лестница навеки от­брошена и никогда больше не используется.

Найдите свою чертову лестницу. А лучше помните, что она сама найдет вас; что это уже случилось; что ва­ши ноги уже на перекладинах!

Второй пример – раввинская история, потому не­сколько более пространная:

Женщина пришла к раввину, жалуясь на то, что не может зачать дитя, и прося помочь ей советом. «Ах, – сказал раввин, – это сложно. Но, знаешь, с моей ма­терью случилась та же история. Много лет она не могла зачать, и тогда она пошла к великому раввину по имени Бал Шем Тов. Он спросил ее только одно: "Что ты гото­ва отдать, и что ты готова сделать?" Она задумалась; она была бедной женщиной и мало что имела. В конце кон­цов она вернулась домой и достала свою самую дорогую вещь – шаль, которую она надевала на собственную свадьбу, фамильную ценность, что принадлежала и ее матери, и бабушке. Затем она направилась с ней обрат­но к раввину, но поскольку она была бедной женщиной и была вынуждена идти пешком, к тому моменту, когда она добралась до цели, странствующий раввин был уже на пути в другой город. Шесть недель она шла из горо­да в город, всегда прибывая сразу после того, как Бал Шем Тов успел покинуть это место. Наконец ей удалось догнать его. Он принял подарок и отдал его в местную синагогу. Моя мать отправилась пешком обратно до­мой, – закончил свою историю раввин, – а через год родился я».

«Как замечательно! – воскликнула женщина с яв­ным облегчением. – У меня дома есть свадебная шаль, Я принесу ее тебе, ты сможешь отдать ее в синагогу, и, без сомнения, я смогу зачать дитя!»

«Ах, – сказал раввин, с грустью качая головой, – к сожалению, не получится. Видишь ли, вся разница в том, что теперь ты знаешь историю, в то время как у мо­ей матери не было истории для руководства».

Описательно, не предписательно.

Вот почему Учение традиционно называют «паль­цем, указующим на луну». Выведите как-нибудь на про­гулку свою собаку, скажите ей: «Эй, смотри!» – и с чув­ством укажите на луну. Скорее всего, собака уставится в ожидании на ваш палец. Она выкажет огромную преданность, что очень мило с ее стороны, но продемонст­рирует элементарное отсутствие понимания, какой-ли­бо способности видеть дальше. Фиксация на истории, или элементах Учения, или практиках, или гуру, или учителе, или духовном опыте подобна взгляду, застыв­шему на пальце, не способному уразуметь, что это всего лишь указатель. Сами по себе эти вещи не имеют ника­кого значения. Смотрите мимо них, за них – на то, на что они указуют.

Когда это становится понятным, описания и исто­рии, возможно, остаются полезными и интересными, но только как указатели. Всегда были тексты, сутры, ис­тории про древних мастеров и о том, как Постижение произошло в случаях с Буддой, Хуйнэном, Шанкарой или Махарши. И нет никаких причин для того, чтобы подобные истории иссякли. Сюзан Сигал представила собственный отчет в «Столкновении с Бесконечностью». «История, которая последует, – мой вклад в современ­ную версию древних текстов».

В конце концов Махарши срезюмировал:

«Нет ни сотворения, ни разрушения, ни судьбы, ни волеизъявления, ни пути, ни достижения. Это окончательная истина».

Здесь действительно не существует никаких историй, поскольку здесь ничего не происходит. Истории – лишь то, что персонажи сновидения рассказывают себе и друг другу, снова и снова, тем самым поддерживая продолже­ние сна. Как бы иронично заметил мой друг Кошен: «Было бы чем заняться до второго пришествия!»

Рассказ истории есть сон, а сон есть желание – жела­ние быть. Более того: желание быть кем-то; кем-то обо­собленным, кем-то особенным; кем-то с его или ее соб­ственной историей. Персонаж сна полностью вовлечен в плетение индивидуальной паутины, постройку и укрепление персональной истории, влекомый той неведо­мой, неизученной потребностью провозглашать и вся­кий раз заново утверждать индивидуальное «я».

Пробуждение не происходит, пока пестуется исто­рия, желание, провоцирующее другое желание, потреб­ность, воспламеняющая следующую, все то, что посто­янно укрепляет чувство отдельного «я», которого не су­ществует. Пробуждение происходит, когда желания эти навсегда разоблачены как вводящие в заблуждение, как бесполезные. Тогда прекращается рассказывание исто­рии. Это и есть выход за предел.

ДЖУНГЛИ, ПОСТСКРИПТУМ

«Не притворяйся тем, кем ты не являешься,

не отказывайся быть тем, кто ты есть».

Нисаргадатта Махарадж

«Глаз, которым я вижу Бога,

есть тот же глаз, которым Бог видит меня:

мой глаз и глаз Бога суть одно,

одно видение, одно знание, одна любовь.

Мейстер Экхарт

Поскольку я не был «ищущим», не имел готовых представлений о том, что нужно искать и что может «случиться», то, что случилось, было столь же естествен­ным и бесхитростным, как пробудиться ото сна, встать и приступить к своим делам. Все полностью изменилось, но так было всегда. Все сместилось, но это просто было. Потребовалось какое-то время и с ним некоторое изуче­ние, прежде чем привлеченное интеллектуальное по­нимание выровнялось с произошедшим сдвигом вос­приятия.

Вместе с Сат-Чит-Анандой (Жизненность, Интел­лект, Излияние; Существование, Сознание, Блаженст­во) было четвертое, что я знал о Присутствии, о Сиянии. В го время я чувствовал это, знал это на уровне, лежа­щем за пределами ума, но до определенного момента мои мысли и представления не пропускали меня туда с моим концептуальным пониманием. Оглядываясь назад, кажется странным: при уже произошедшем пони­мании, что нет никакого «дэвида» и никого нет дома, совершенно очевидный вывод из этого был не сразу по­нят на мысленном уровне. Но в ту пору не было никакой особой концептуальной базы или подготовки. Присут­ствие было настойчивым: это не было ощущением, воз­никшим и исчезнувшим. Однажды «здесь», «Оно» нику­да больше не уходило; «Я» никуда не уходил.

Несколько дней спустя я покинул джунгли, но При­сутствие продолжалось, и очень скоро я столкнулся с людьми, словами и концепциями, позволившими по­нять то, что мое сердце знало, но чему ум не мог сразу же подобрать слова: что это есть само Присутствие, которое смотрит глазами дэвида, глазами любого существа. Оно всегда было. Кроме него ничего нет. Присутствие есть «Я», которое знает: «Я Есть». Присутствие не есть иное, внешнее. Присутствие, Сат-Чит-Ананда, есть мое соб­ственное сердце, наполняющее галактику; мое собст­венное Я. Оно всегда было здесь, и Это Есть То, Что Я Есть. А то, чем я считал себя, своим я, не существует.

Это Я, эта Сущность, есть Все, Что Есть. Это единст­венная Естьность, которая есть. Это все, что существует; индивидуума, который полагает, что это его пережива­ние, его понимание, нет. Вы можете выслушивать это целую вечность и думать, да, о'кей, я понял. Но на самом деле вы не поняли. Когда это наконец дойдет, попадет в цель, взорвется, ничто не останется тем же. Ничто ни­когда им не было.

А с другой стороны, не было «пробуждения». Потому что некому пробуждаться. «Дэвид» никогда не существо­вал, он лишь персонаж сновидения, часть космической шутки. А Кто Я на самом деле Есть, есть Все, Что Есть, которое никогда не засыпало и которому нет необходи­мости просыпаться от чего-либо.

«Я Есть То» – другая половина, доводящая до целого понимание, что «никого нет дома».

«Любовь говорит: Я – все.

Мудрость говорит: Я – ничто.

Между ними двумя течет моя жизнь».

(Нисаргадатта Махарадж)

Постижение, описываемое здесь, всегда будет окра­шено тем фактом, что осознание «меня нет» произошло сначала, и, таким образом, стало базой, основой для прозрения, позволившего прорваться к осознанию Того, Что Есть. Поэтому Постижение того, что бесконечное, универсальное Присутствие-Осознанность-Сияние есть то, что есть «Я», всегда будет сопряжено с той совершен­ной пустотой, знанием, что отдельного «я» просто не су­ществует. Кто есть это бесконечное Присутствие? Не «я»! Никакого «кто». Только Я, которое есть Все, Что Есть.

Существуют случаи, когда реализация «Я Есть» или, возможно, короткая вспышка понимания, происходит сначала, без самоотдавания и глубокого видения того, что, при всех вариантах индивидуальности, «меня нет». Результат тогда может оказаться совсем иным.

Различные спорадические практики: молитвы, ша­манские путешествия, медитации – были частью обу­словленной рутины данного сновидческого персонажа и время от времени продолжают практиковаться, но я по­нимаю, что это лишь часть сна. Молиться кому? Путе­шествие куда? Не существует иного, нет двух. Это врата к тому, где я уже нахожусь: Сат-Чит-Ананда, Я Есть То. Некуда идти, нечего совершать: вее есть Осознанность, вокруг, сквозь и в качестве «нас». Эта жизнь проживает­ся, внутри, вокруг и посредством этого ума-тела, но не «мной».

Духовные практики и потуги, к которым однажды побуждает чувство отделенности и потребность воссое­динения, потребность в смысле и цели жизни, прекра­щаются и отпадают сами собой, ненамеренно и без уси­лия прекратить их или продолжать: намерения просто не возникает. То, что возникает, возникает спонтанно. Иногда, достаточно часто, хочется просто сидеть в ти­шине, в недвижимости, в Сиянии, в абсолютном покое. Но едва ли это можно назвать молитвой или медитаци­ей. Это ничто, пустота. Существование. Сознание. Бла­женство.

Жизнь совсем внезапно, чудесным образом оказыва­ется чрезвычайно простой.

Становится понятным, что эго, индивидуального «я» и всех его искаженных перцепций никогда не существо­вало. Персонаж сновидения продолжает оставаться таковым: чистит зубы, подравнивает бороду, по-прежнему любит все ту же еду, плохо владеет навыками общения и находит многие вещи, которые другие говорят или дела­ют, сбивающими с толку и дезориентирующими. Как и было всегда. Но персонаж выпотрошен, выдолблен из­нутри. Когда-то он воспринимал себя со всею серьез­ностью, думая, что он является кем-то. Теперь, когда он смотрит внутрь, он знает, что никого нет дома. Персо­наж – всего лишь мистификация. Осталось только глу­бокое ощущение «Я Есть», но оно принадлежит не пер­сонажу, а Присутствию, кое есть вечное, вездесущее со­вершенное Сияние.

Подобно вентилятору, который продолжает крутить­ся после того, как его выключили, подобно велосипеду, который некоторое время катится, хотя ездок уже со­скочил с него, сорок шесть лет обусловленности прото­рили дорогу, по которой это ум-тело, создание привы­чек, могло бы шагать в своем сне. Что оно, понятное де­ло, и делало, в соответствии со сценарием сновидения. Теперь оно потихоньку сходит на нет. Потребовалась це­лая сновидческая жизнь, чтобы оно создало свою исто­рию, накопило, свело воедино, простроило мысли, чув­ства, воспоминания и переживания до получения этой личности. Теперь, когда отсутствует волеизъявление или усилие прекратить или продолжать, возможно, ему потребуется целая жизнь, чтобы отпасть. Или мгновение. Или вообще ничего. Пока есть наблюдение, соприсутст­вие, это не имеет значения. Это просто абсолютно ниче­го не меняет.