Арго» возвращается в Грецию 8 страница
2. Павсаний сообщает (V.13.3) о том, что, когда греки возвращались из-под Трои, корабль, на котором находилась плечевая кость Пелопа, затонул в бурю у берегов Эвбеи. Много лет спустя эритрейский рыбак по имени Дамармен вытащил сетью кость такого большого размера, что счел за лучшее спрятать ее в песке, а сам отправился к Дельфийскому оракулу спросить, чья это кость и что подобает с ней сделать. Аполлон устроил так, что в тот же день явились посланцы из Элеи, желавшие узнать о том, как избавиться от моровой язвы. Пифия ответила элейцам: «Найдите лопатку Пелопа». Дамармену она сказала: «Отдай эту кость посланцам». Элейцы щедро его наградили и сделали должность хранителя этой реликвии наследственной в его семье. К моменту посещения Элиды Павсанием реликвия уже пропала, вероятно, под действием времени и морской воды, в которой кость долго лежала.
Деревянный конь
Тем временем Афина внушила Прилу, сыну Гермеса, мысль о том, что в Трою можно проникнуть с помощью деревянного коня, и мастер Эпей, сын Панопея, фокиец из Парнаса, вызвался построить такого коня с помощью Афины. Впоследствии, понятно, Одиссей присвоил все заслуги себе1.
b. Эпей привел с Киклад к Трое тридцать кораблей. В доме Атрея ему принадлежала должность водоноса, что отображено на фризе храма Аполлона в Карфее. И хотя он был умелым кулачным бойцом и искусным ремесленником, но родился трусом. Так наказали боги его отца за нарушение клятвы – Панопей ложно поклялся именем Афины не прикасаться к тафосской добыче, доставшейся Амфитриону. С тех пор трусость Эпея вошла в поговорку2.
c. Эпей построил огромного пустотелого коня, использовав еловые доски, а сбоку предусмотрел откидную дверцу. С другого бока были вырезаны большие буквы, означавшие, что конь посвящается Афине: «В благодарность за будущее благополучное возвращение домой греки посвящают этот дар богине»3. Одиссей уговорил самых храбрых греков надеть все доспехи и по веревочной лестнице забраться через откидную дверцу внутрь коня. Количество воинов внутри коня называют по-разному: двадцать три, тридцать, даже пятьдесят и, что вообще невероятно, три тысячи. Среди них были Менелай, Одиссей, Диомед, Сфенел, Акамант, Фоант и Неоптолем. Угрозами и посулами удалось уговорить присоединиться к отряду и Эпея. Он поднялся последним, поднял после себя лестницу и, поскольку лишь ему был известен секрет двери, сел рядом с запором4.
d. Ночью оставшиеся с Агамемноном греки выполнили все, что им велел Одиссей, а именно: сожгли свой лагерь, вышли в море и затаились у берегов Тенедоса и Калиднийских островов в ожидании вечера. Лишь племянник Одиссея Синон, внук Автолика, не уплыл с ними, чтобы было кому разжечь сигнальный огонь для возвращающихся кораблей5.
e. На рассвете троянские лазутчики сообщили, что греческий лагерь полностью сгорел, а сами греки ушли, оставив на берегу огромного коня. Приам с несколькими сыновьями отправился туда, чтобы убедиться во всем самому, и, когда они стояли, пораженные зрелищем, Тимоэт нарушил молчание. «Раз это дар Афине, – сказал он, – предлагаю взять его в город и установить в посвященной богине цитадели». «Ни за что! – вскричал Капис. – Афина слишком долго благоволила грекам. Мы должны или тут же сжечь коня или взломать его и посмотреть, что внутри». Приам поддержал Тимоэта. «Мы поставим коня на катки, – сказал он, – никто не смеет осквернять собственность Афины». Конь оказался слишком большим и не мог пройти в ворота. Даже когда разобрали часть стены, он четыре раза застревал. С невероятным трудом троянцы втащили коня в город, из соображений безопасности заложив снова проход в стене. Вокруг коня еще раз возник жаркий спор, когда Кассандра объявила, что в коне прячутся вооруженные люди. Ее поддержал ясновидец Лаокоон, сын Антенора, которого по ошибке иногда называют братом Анхиса. С криком: «Глупцы, не верьте грекам, дары приносящим!» – он бросил в коня свое копье и оно, дрожа, вонзилось ему в бок, отчего оружие внутри коня зазвенело. Раздались крики: «Разрушить его!» «Сбросить со стены!» Но сторонники Приама стояли на своем: «Пусть останется»6.
f. Споры стихли с приходом закованного Синона, которого привели двое троянских воинов. При допросе он показал, что Одиссей долгое время пытался уничтожить его за то, что он знает тайну убийства Паламеда. Греки, продолжал он, действительно устали от войны и давно бы уже отплыли домой, если бы им не мешала погода. Аполлон посоветовал им умилостивить ветры кровавой жертвой, как тогда, когда они долго не могли отплыть из Авлиды. «После этого, – продолжил Синон, – Одиссей поставил перед всеми Калхаса и потребовал, чтобы тот назвал имя жертвы. Калхас не стал сразу давать ответ, а удалился на десять дней, после чего, бесспорно подкупленный Одиссеем, вошел туда, где заседал Совет и указал на меня. Все присутствовавшие приветствовали его слова, поскольку каждый с облегчением вздохнул, узнав, что не стал «козлом отпущения», а меня заключили в колодки. Неожиданно подул благоприятный ветер, все поспешили на корабли и при всеобщей суматохе я сумел бежать».
g. Так удалось провести Приама, который принял Синона за жертву и велел снять с него колодки. «А теперь расскажи нам про этого коня», – ласково спросил он. Синон объяснил, что греки лишились поддержки Афины, от которой они зависели, после того как Одиссей и Диомед похитили Палладий из ее храма. Как только они принесли статую в лагерь, пламя трижды охватило ее, а на членах появился пот – знак гнева богини. После этого Калхас посоветовал Агамемнону отплыть домой и собрать в Греции новое войско, получив более благоприятные предзнаменования, а коня оставить как умилостивительный дар Афине. «Почему коня сделали таким большим»? – вопрошал Приам. Синон, хорошо наученный Одиссеем, ответил: «Чтобы не дать вам втащить его в город. Калхас предсказал, что если вы презреете эту священную статую, Афина уничтожит вас, но если статуя окажется в Трое, то вам удастся объединить все силы Азии, вторгнуться в Грецию и покорить Микены»7.
h. «Это все ложь! – вскричал Лаокоон. – Все это придумал Одиссей. Не верь ему, Приам»! И добавил: «Владыка, позволь мне удалиться, чтобы принести быка в жертву Посейдону, а когда я вернусь, надеюсь увидеть лишь пепел, оставшийся от этого деревянного коня». Нужно сказать, что троянцы, девять лет назад забросавшие камнями жреца храма Посейдона, решили не искать ему замены до тех пор, пока не кончится война. И вот их жребий пал на Лаокоона как на человека, который должен умилостивить Аполлона Фимбрейского, рассерженного тем, что вопреки данной им клятве женился и обзавелся детьми. Что еще хуже: он возлег со своей женой Антиопой в самом храме8.
i. Лаокоон удалился, чтобы найти жертву и подготовить алтарь, а в это время Аполлон, предупреждая Трою об ожидающей ее печальной судьбе, послал двух огромных морских змей. Змеи приплыли к Трое со стороны Тенедоса9 и Камеднийских островов.
Они выбрались на берег и, обвившись вокруг сыновей-близнецов Лаокоона, по имени Антиф и Фимбрей (которого кое-кто называет Меланфом), раздавили их. Поспешившего к ним на помощь Лаокоона ждал такой же страшный конец. После этого змеи вползли в храм Афины, одна обвилась вокруг ног богини, а другая спряталась под ее эгидой. Некоторые, правда, говорят, что только один сын Лаокоона погиб, причем не у алтаря Посейдона, а в храме Аполлона Фимбрейского. Есть и такие, кто считает, что сам Лаокоон избежал смерти10.
j. Этот ужасный знак убедил троянцев в том, что Синон говорил правду. Приам ошибочно решил, что Лаокоона наказали за то, что он вонзил копье в деревянного коня, даже не подумав, что причиной могло стать оскорбление, нанесенное жрецом Аполлону. Он тут же посвятил коня Афине, и, хотя все люди Энея в тревоге вернулись к своим очагам на горе Ида, почти все троянцы Приама решили пирами и весельем отпраздновать победу. Женщины собирали цветы по берегам, плели из них гирлянды и украшали гриву коня, а около его копыт выложили целый ковер из роз11.
k. Тем временем греки, сидевшие внутри коня, дрожали от страха, а Эпей с испугу тихо плакал. Только Неоптолем не выказывал никаких чувств – даже тогда, когда копье Лаокоона пробило доску рядом с его головой. Время от времени он просил Одиссея, поставленного во главе отряда, дать знак к нападению, угрожающе сжимая копье и меч. Но Одиссей не соглашался. Вечером Елена вышла из дворца и трижды обошла вокруг коня, поглаживая его бока и, словно желая позабавить гулявшего с ней Деифоба, стала дразнить спрятавшихся греков, подражая голосам каждой из их жен по очереди. Менелай и Диомед, сидевшие на корточках в середине коня рядом с Одиссеем, уже были готовы выскочить из коня, услышав свои имена, но Одиссей удержал их, а когда Антикл собирался уже было ответить, зажал ему рот ладонью, а некоторые даже говорят, что задушил его12.
l. Ночью, устав от пиров и веселья, троянцы, наконец, угомонились и крепко уснули. Тишину не нарушал даже лай собак. Лишь Елена лежала с открытыми глазами, а над ее спальней, как сигнал грекам, горела яркая круглая лампа. В полночь, как раз перед тем, как полной луне появиться на небе – это было седьмое полнолуние в том году, – Синон выбрался из города и зажег сигнальный огонь на могиле Ахилла, а Антенор стал размахивать факелом13.
Агамемнон ответил на эти сигналы, запалив сосновые щепки, заранее приготовленные на палубе его корабля, который уже был всего в нескольких полетах стрелы от берега. Без промедления весь флот направился к берегу. Антенор, осторожно приблизившись к коню, тихим голосом сообщил, что все идет нормально, и Одиссей приказал Эпею открыть дверцу коня14.
m. Эхион, сын Портея, выпрыгнул первым, упал и сломал себе шею. Остальные спустились по припасенной Эпеем веревочной лестнице. Часть воинов побежали к городским воротам, чтобы открыть их для приближавшихся греков, остальные перебили сонную стражу цитадели и дворца. Но Менелай мог думать только о Елене и сразу побежал к ее дому15.
1Гигин. Мифы 108; Цец. Схолии к Ликофрону 219 и сл.; Аполлодор. Эпитома V.14.
2Еврипид. Троянки 10; Диктис Критский I.17; Стесихор. Цит. по: Евстафий. Epeius к Гомеру с. 1323; Атеней X. с. 457; Гомер. Илиада XXIII.665; Цец. Цит. соч. 930; Гесихий под словом Комментарии.
3Гомер. Одиссея VIII.493; Аполлодор. V.14–15.
4Цец. Цит. соч. и События после Гомера (Posthomerica). 641–650; Квинт Смирнский. События после Гомера XII. 314–315; Аполлодор. Цит. соч. V. 14; Малая Илиада. Цит. по: Аполлодор. Цит. соч.; Гигин. Цит. соч.
5Аполлодор. Цит. соч. V.14–15; Цец. Цит. соч. 344.
6Вергилий. Энеида II.13–249; Лесх Митиленский. Малая Илиада; Цец. Цит. соч. 347; Аполлодор. Цит. соч. V.16–17; Гигин. Цит. соч. 135.
7Вергилий. Цит. соч.
8Эвфорион. Цит. по: Сервий. Комментарии к «Энеиде» Вергилия II.201; Гигин. Цит. соч.; Вергилий. Цит. соч.
9Аполлодор. Цит. соч. V.18; Гигин. Цит. соч.; Цец. Цит. соч.; Лисимах. Цит. по: Сервий. Комментарии к «Энеиде» Вергилия II.211.
10Сервий. Цит. соч.; Гигин. Цит. соч.; Квинт Смирнский. События после Гомера XII.444–497; Арктин Милетский. Разрушение Илиона; Цец. Цит. соч.; Вергилий. Цит. соч.
11Гомер. Одиссея VIII.504 и сл.; Аполлодор. Цит. соч. V.16–17; Арктин Милетский. Цит. соч.; Лесх Митиленский. Цит. соч.; Трифиодор. Взятие Трои 316 и сл. и 340–344.
12Гомер. Цит. соч. XI.523–532 и IV.271–289; Трифиодор. Цит. соч. 463–490.
13Трифиодор. Цит. соч. 487–521; Сервий. Цит. соч. II.255; Лесх Митиленский. Цит. соч. Цит. по: Цец. Цит. соч. 344; Аполлодор, Цит. соч. V.19.
14Вергилий. Энеида II.256 и сл.; Гигин. Цит. соч. 108; Аполлодор. Цит. соч. V.20; Цец. Цит. соч. 340.
15Аполлодор. Цит. соч.
* * *
1. Комментаторы Гомера, жившие в классическую эпоху, были разочарованы историей с деревянным конем. Поэтому каждый из них стремился понять ее по-своему: это была стенобитная машина греков в форме коня (Павсаний I.23.10); Антенор провел греков в Трою через ход, на двери которого была нарисована лошадь; лошадь была знаком, с помощью которого греки отличали себя от противника в сумерках и всеобщей панике; когда Троя пала, оракулы запретили грабить дома, на которых была нарисована лошадь, благодаря чему остался цел дом Антенора; Троя пала в результате атаки кавалерии; наконец, греки, спалив свой лагерь, спрятались на горе Гиппий («конская»).
2. Можно вполне допустить, что при нападении на Трою была использована башня на колесах, обитая мокрыми конскими шкурами для защиты от стрел. С ее помощью удалось разрушить часто упоминаемую слабую часть стены, т.е. западную, построенную Эаком (см. 158.8). Однако это вряд ли объясняет легенду, согласно которой предводители греков спрятались в «чреве» коня. Возможно, Гомериды придумали этот ход, чтобы объяснить уже не воспринимаемое священное изображение с обнесенным стенами городом, царицей, ритуальным собранием и царем-жрецом, изображенным в момент нового рождения – появляющимся головой вперед из кобылы, которая была священным животным как троянцев (см. 48.3), так и Эакидов (см. 81.4). Деревянная кобыла, сделанная из еловых досок (известно, что ель была деревом, символизировавшим рождение (см. 51.5)), могла иметь обрядовое значение, как, например, деревянная корова, с помощью которой совершался священный брак между Миносом и Пасифаей (см. 88.y). Не навеяна ли борьба между Одиссеем и Антиклом изображением близнецов, ссорящихся в чреве матери (см. 73.1)?
3. Сюжет с сыном или сыновьями Лаокоона напоминает рассказ о том, как Геракл задушил двух змей (см. 119.2). Согласно некоторым вариантам, братья умерли в храме Аполлона, а сам Лаокоон, как и Амфитрион, сумел благополучно бежать. Не исключено, что мы опять встречаем сюжет со змеями, которые вылизывают мальчикам уши, чтобы наделить их даром пророчества. Антиф очевидно означает «пророк», т.е. тот, кто «говорит вместо» бога.
4. На уровне богов эта война велась между троянской морской богиней Афродитой и греческим морским богом Посейдоном (см. 169.1). Вот почему Приам уничтожает жрецов Посейдона.
5. После падения Трои сюжет с «потеющими» статуями встречается довольно часто. Этот предупреждающий сигнал сначала переняли боги римлян, а позднее вытеснившие их католические святые.
6. В древнейших произведениях репутацию Эпея как храбреца стали иронически применять к хвастунам. Известно, что от хвастовства до трусости один шаг (см. 88.10).
Разграбление Трои
Судя по всему, Одиссей обещал Гекабе и Елене, что греки пощадят всех, кто не окажет сопротивления. Но победители растекались по залитым лунным светом улицам, врывались в никем не охраняемые дома и резали горло всем, кто попадал под руку. Гекаба с дочерьми спряталась под древним лавровым деревом у алтаря в честь Зевса и удержала Приама от желания броситься прямо в гущу боя. «Останься с нами, господин, – умоляла она, – в этом безопасном месте. Ты слишком стар и немощен для битвы»1. Приам нехотя остался и просидел под деревом до тех пор, пока мимо них не пробежал их сын Полит, преследуемый греками, и не упал, пронзенный копьем прямо на их глазах. Проклиная Неоптолема, который нанес смертельный удар, Приам метнул в него копье, которое никому не причинило вреда. После этого его стащили со ступеней алтаря, уже обагренных кровью Полита, и зарубили на пороге его собственного дворца. Но Неоптолем, памятуя о своем сыновьем долге, оттащил тело Приама на могилу Ахилла на Сигейском мысе, где и оставил догнивать с отрубленной головой и непогребенного2.
b. Тем временем Одиссей и Менелай устремились к дому Деифоба и там вступили в самую кровавую схватку за всю их жизнь. Победа им досталась только благодаря вмешательству Афины. Кто из них убил Деифоба, точно неизвестно. Некоторые даже говорят, что это Елена вонзила кинжал ему в спину. Этот поступок и божественная красота Елены так поколебали прежнюю решимость Менелая, поклявшегося убить ее, что он отбросил в сторону меч и повел ее целой и невредимой к кораблям. Тело Деифоба было жестоко изрублено и изувечено, но впоследствии Эней воздвиг ему кенотаф на мысе Ретей3.
Одиссей, увидев Главка, одного из сыновей Антенора, бежавшего от преследовавших его по пятам греков, заступился за него и тогда же спас еще и брата Главка по имени Геликаон, получившего серьезное ранение. После этого Менелай повесил на дверях дома Антенора шкуру леопарда как знак того, что этот дом «не должно разрушать»4. Антенор с женой Теано и четырьмя сыновьями был отпущен на все четыре стороны с таким количеством вещей, которое они могли унести. Через несколько дней они отплыли на корабле Менелая и поселились сначала в Кирене, затем во Фракии и, наконец, в Генетике на Адриатическом море5. Генетика получила свое название потому, что Антенор стал во главе беглецов из пафлагонской Энеты (чей царь Пилемен пал под Троей) и с успехом воевал с ними против эвганеев, живших на севере Италийской долины. Порт и область, где они высадились, были переименованы в Новую Трою, а самих их теперь называют венетами. Говорят также, что Антенор основал город Падую6.
c. Согласно римлянам, единственной семьей троянцев, которую пощадили греки, была семья Энея, который, как и Антенор, со временем потребовал выдачи Елены и заключения справедливого мира. Агамемнон, видя, как Эней взвалил на плечи почтенного Анхиса и понес его, не оглядываясь, к Дарданским воротам, приказал, чтобы этого благочестивого сына никто не трогал. Одни, правда, говорят, что Эней отсутствовал, когда город пал7. Другие утверждают, что он до последней минуты защищал Трою, затем ушел в пергамскую цитадель и после отважной обороны отправил своих людей под прикрытием темноты на гору Ида, где вскоре присоединился к ним со своей семьей, сокровищами и статуями богов. После чего, получив от греков почетные условия, он отправился во фракийскую Пеллену и умер либо там, либо в аркадском Орхомене. Правда, римляне говорят, что во время своих странствий он достиг наконец Лациума, основал город Лавинию, пал в бою и был вознесен на небеса. Все это басни, а правда заключается в том, что Неоптолем увез Энея на своем корабле в качестве пленника – это была самая почетная добыча, доставшаяся грекам, – а потом держал его у себя в ожидании выкупа, который и был внесен за него Дарданами8.
d. Жена Геликаона Лаодика – некоторые называют ее женой Телефа – разделила ложе с афинянином Акамантом, когда тот приезжал в Трою с посольством Диомеда десятью годами раньше; в положенный срок она тайно родила ему сына по имени Мунит, которого вырастила рабыня Елены по имени Эфра – мать Тесея, а значит прабабка ребенка. Когда Троя пала, Лаодика стояла в святилище Троса рядом с могилой Киллы. Вдруг земля разверзлась и поглотила ее на глазах у всех9.
e. В замешательстве Эфра бежала с Мунитом в греческий лагерь, где Акамант и Демофонт признали в ней давно для них утерянную бабку, которую они поклялись либо спасти, либо выкупить. Демофонт тут же пришел к Агамемнону и потребовал ее возвращения на родину вместе с еще одной пленницей – сестрой Перифоя. Афинянин Менесфей поддержал его просьбу, и, поскольку Елена часто выражала свое недовольство Эфрой, пиная ее ногами или таская за волосы, Агамемнон согласился, но обязал Демофонта и Акаманта отказаться от всякой другой добычи в Трое. К сожалению, когда Акамант по дороге домой высадился во Фракии, сопровождавший его Мунит умер от укуса змеи10.
f. Как только в Трое началось побоище, вещая Кассандра бежала в храм к статуе Афины, обняв ее изображение, которое заменило похищенный Палладий. Там и нашел ее Малый Аякс. Он попытался выволочь ее из храма, но она так крепко держалась за статую, что ему пришлось тащить женщину вместе со статуей богини. Троянки стали наложницами. Агамемнон потребовал Кассандру себе как награду за особую доблесть, а Одиссей услужливо сообщил, что Аякс надругался над Кассандрой прямо в святилище и поэтому глаза статуи обращены к небу, как бы выражая неимоверный страх11. Так Кассандра досталась Агамемнону, а Аякс вызвал ненависть всего войска. Вот почему Калхас предупредил Совет, что греки, прежде чем отправиться домой, должны умилостивить Афину за оскорбление, нанесенное ее жрице. Чтобы угодить Агамемнону, Одиссей предложил закидать Аякса камнями, но тот бежал, найдя убежище у алтаря той же Афины, где поклялся, что Одиссей, как всегда, врет. Кассандра также не поддержала обвинение в том, что ее обесчестили. Однако пренебречь пророчеством Калхаса было нельзя, поэтому Аякс выразил свое сожаление по поводу того, что вытащил из храма изваяние богини, и предложил искупить свою вину. Однако ему не удалось сдержать обещание: корабль, на котором он плыл домой в Грецию, разбился о Гирейские скалы. Когда он выбрался на берег, Посейдон расколол скалы трезубцем и утопил Аякса. Некоторые, правда, говорят, что Афина взяла на время у Зевса перун и поразила его. Но Фетида предала его тело земле на острове Микон, а его соотечественники носили черное целый год и теперь ежегодно спускают корабль с черными парусами и полный даров и сжигают его в честь Аякса12.
g. Затем гнев Афины обрушился на землю опунтской Локриды, и Дельфийский оракул предупредил бывших подданных Аякса, что им не избавиться от голода и мора, если они в течение тысячи лет не будут отправлять двух девушек каждый год в Трою. С тех пор сто семей Локриды несут это бремя в доказательство своего высокого происхождения. Девушек выбирают по жребию и в глухую полночь высаживают на мысе Ретей, причем это происходит в разное время года. Вместе с ними идут их сородичи, которые знают страну и могут незаметно доставить девушек в храм Афины. Тех девушек, которых троянцам удавалось поймать до входа в храм, забрасывали камнями, сжигали, чтобы не осквернять землю, а пепел развеивали над морем. Но если девушкам удавалось добраться до храма, вреда им уже не причиняли. В храме им срезали волосы, давали рубахи рабынь, после чего они должны были проводить все дни, выполняя черную работу до тех пор, пока им на смену не придут другие. Много лет назад случилось так, что когда трары захватили Трою и убили локридскую жрицу в самом храме, локридцы решили, что срок наказания истек, и перестали посылать девушек. Однако начавшийся голод и мор заставили их тут же изменить свое решение и восстановить древний обычай, установленный срок для которого лишь сейчас приближается к концу. Девушки попадали в храм Афины по подземному ходу, находившемуся на некотором расстоянии от городских стен. Этот ход вел к грязному водостоку, которым воспользовались Одиссей и Диомед, когда похитили Палладий. Троянцы не имели представления о том, как девушки попадают в храм, и никогда не знали, в какую ночь прибудет смена, поэтому ловили девушек очень редко, да и то случайно13.
h. После устроенного побоища люди Агамемнона разграбили и сожгли Трою, поделили между собой добычу, разрушили городские стены и принесли множество жертв своим богам. Совет вождей какое-то время решал, что сделать с грудным сыном Гектора по имени Астианакс, которого еще называли Скамандрием, но потом встал Одиссей и предложил истребить род Приама. Окончательно судьба ребенка была решена, когда Калхас предсказал, что если ребенка оставить в живых, то он со временем отомстит за своих родителей и за город. Все греческие цари пытались уклониться от совершения детоубийства, тогда Одиссей, по своей воле, сбросил Астианакса с городской стены14. Некоторые, правда, говорят, что Неоптолем, которому при дележе добычи досталась вдова Гектора Андромаха, будучи уверенным в решении Совета, выхватил у нее Астианакса, раскрутил тело ребенка над головой и бросил его вниз на скалы15. Рассказывают также, что Астианакс спрыгнул со стены и разбился, когда Одиссей объявлял о пророчестве Калхаса, взывая к богам для оправдания жестокого обряда16.
i. Совет вождей также решил судьбу Поликсены. Умирая, Ахилл умолял, чтобы ее принесли в жертву на его могиле, а совсем недавно явился во сне Неоптолему и другим вождям, угрожая встречными ветрами задерживать греческий флот у троянских берегов до тех пор, пока греки не исполнят его волю. Однажды слышали, как из могилы раздался жалобный голос: «Разве это справедливо, что мне не выделили ничего из добычи?» Кроме того, на мысе Сигей объявился призрак в золоченых доспехах, кричавший: «Куда вы, греки? Неужели вы оставите мою могилу, не воздав ей почестей?»17
j. На этот раз Калхас провозгласил, что Поликсена должна достаться Ахиллу, который любил ее. Агамемнон воспротивился, заявив, что уже было достаточно пролито крови стариков, младенцев и воинов, чтобы считать Ахилла отмщенным, и что мертвые, какими бы знаменитыми они ни были, не имеют никаких прав на живых женщин. Но Демофонт и Акамант, которых лишили причитавшейся им добычи, уверяли, что Агамемнон так говорит лишь для того, чтобы потрафить сестре Поликсены Кассандре и скорее заполучить ее в свои объятья. «Что, – спросили они, – заслуживает большего уважения: меч Ахилла или ложе Кассандры?» Стала назревать ссора, и вмешавшийся Одиссей убедил Агамемнона пойти на уступку18.
k. Тогда Совет поручил Одиссею привести Поликсену, а Неоптолему выполнить обязанности жреца. Поликсену принесли в жертву на могиле Ахилла на глазах у всех воинов, которые поспешили с честью похоронить ее. После похорон сразу же задули попутные ветры19. Правда, одни говорят, что греческий флот уже успел достичь Фракии, когда появился призрак Ахилла, угрожавший встречным ветром, и именно во Фракии было решено принести Поликсену в жертву20. Другие свидетельствуют, что она по собственной воле взошла на могилу Ахилла еще до падения Трои и бросилась грудью на острие меча, тем самым искупив зло, которое совершила по отношению к нему21.
l. Хотя Ахилл убил Полидора – сына Приама и Лаофои, который был самым младшим и горячо любимым в семье, – другой царевич с таким именем сумел избежать смерти. Это был сын Приама и Гекабы, которого решили спасти, отправив во фракийский Херсонес, где его тетка Илиона, жена царя Полиместора, стала ему воспитательницей. Илиона относилась к Полидору так, словно он был братом Деифила, которого она родила от Полиместора. Агамемнон, поддерживавший Одиссея, решившего искоренить род Приама, отправил послов к Полиместору, пообещав отдать ему в жены Электру и золото в придачу, если он разделается с Полидором. Полиместор принял плату, но, не решившись причинить зло ребенку, которого он поклялся защищать, убил в присутствии послов своего сына Деифила, и те, обманутые, отправились назад. Полидор, не зная тайны своего рождения, но понимая, что стал причиной разлада между Илионой и Полиместором, отправился в Дельфы и спросил Пифию: «Что беспокоит моих родителей?» Пифия ответила: «Неужели тебе мало того, что твой город испепелен, твой отец зарезан, а мать отдана в рабство, и ты пришел сюда с таким вопросом?» Обеспокоенный, он вернулся во Фракию и увидел, что за время его отсутствия никаких перемен не произошло. «Неужели Аполлон ошибся?» – удивился он. Илиона рассказала Полидору всю правду, и тот, возмутившись тем, что Полиместор за золото и обещание прислать ему новую царицу решился убить своего собственного и единственного сына, сначала ослепил его, а потом и зарезал22.
m. Другие говорят, что греки угрожали Полиместору войной до тех пор, пока он не выдаст Полидора, и что когда он уступил, они привели мальчика в лагерь и предложили обменять его на Елену. Поскольку Приам отказался обсуждать с ними такое предложение, Агамемнон приказал забросать Полидора камнями под стенами Трои, а тело отправить Елене с посланием: «Покажи это Приаму и спроси, не жалеет ли он о своем решении». Это был шаг, свидетельствовавший о безумной злобе, ведь Приам поклялся не выдавать Елену, пока она находится под защитой Афродиты, и был готов отдать за Полидора в качестве выкупа богатый город Антандрий23.
n. При дележе добычи Гекаба досталась Одиссею, который отвез ее во фракийский Херсонес, где она стала рассказывать про него и других греков такие ужасные истории (обвиняя их в варварстве и попрании веры), что им не оставалось ничего другого, как предать ее смерти. Тень Гекабы приняла облик одной из черных сук, которые следуют повсюду за Гекатой; эта сука прыгнула в море и уплыла в сторону Геллеспонта. Место, где она была похоронена, называется Киноссема – «Сучья могила»24. Эти события передают и по-другому. Якобы после того, как Поликсена была принесена в жертву, Гекаба обнаружила выброшенное волнами на берег тело Полидора. Это ее зять Полиместор убил его, чтобы овладеть золотом, которое Приам передал ему как плату за обучение своего сына. Тогда Гекаба позвала Полиместора, обещая ему показать, где в развалинах Трои спрятан клад, а когда он пришел с двумя сыновьями, она выхватила кинжал, который прятала у себя на груди, заколола обоих мальчиков, а Полиместору выколола глаза. Учитывая ее возраст и обрушившиеся на нее несчастья, Агамемнон простил ей все содеянное. Но фракийская знать хотела отомстить Гекабе, забросав ее дротиками и камнями. Тогда-то она превратилась в суку по кличке Мера и стала с лаем носиться вокруг, отчего фракийцы в замешательстве бежали25.
o. Одни говорят, что Антенор основал новое Троянское царство на развалинах старого. Другие, что Астианакс не погиб, а стал после отъезда греков царем Трои, и хотя Антенор и его союзники изгнали его, Эней вновь посадил его на трон, который в конце концов, как и было предсказано, перешел к сыну Энея по имени Асканий. Как бы там ни было, Трое уже никогда не удалось достичь своего былого величия26.
1Аполлодор. Эпитома V.21; Еврипид. Гекуба 23; Вергилий. Энеида II.506–557.
2Лесх Митиленский. Малая Илиада. Цит. по: Павсаний X.27.1; Вергилий. Цит. соч.; Аполлодор. Цит. соч.; Еврипид. Троянки 16–17.