История борьбы антинорманизма с норманизмом
История борьбы норманизма и антинорманизма заслуживает специального исследования. К сожалению, нет ни книги, ни даже обстоятельного очерка, посвященного этому предмету. И этот наш краткий обзор – попытка сообщить лишь основные вехи этой борьбы и вскрыть причины столь долгого спора, ибо без этих разъяснений читатель будет в недоумении: почему этот спор длился так долго, неужели нельзя было выяснить столь простую истину более своевременно?
Мы не ведаем точно, когда зародилась норманская теория. Знаем лишь, что уже к 1-й половине XVI в. она существовала. Интересно отметить, что первым антинор-манистом был иностранец Герберштейн, который, ознакомившись с содержанием норманской теории, высказал (1549) мысль, что это было не так, что руссы пригласили к себе не германцев, а западных славян. Его здравый смысл не мог примириться с доводами сторонников норманизма. Были и другие иностранцы, высказывавшиеся против норманистов. Но русских антинорманистов не было, ибо до Петра I русская наука не существовала. В сущности, настоящий научный спор начался с Ломоносова, но он не решился в его пользу, так как на это были веские причины. Долгое триумфальное шествие норманизма объясняется в первую очередь официальной силой, опиравшейся на науку и власть, и слабостью ан-тинорманизма, поддерживаемого лишь отдельными лицами и представлявшего собой разношерстную смесь разных теорий.
Русская традиция уже к XVI в. утратила понятие о существовании в прошлом западной Руси, раздавленной окончательно на острове Рюгене в 1168 г.; связь ее с восточной Русью была всеми утрачена, исторические следы ее были утеряны. Поэтому, когда с Петра I в Россию были приглашены ученые немцы, чтобы создать русскую науку, последние уже столкнулись с норманской теорией, исповедываемой самими русскими. Приступив к изучению начала русской истории, немцы-академики и профессора, естественно, поддержали своим высоким авторитетом теорию, которая, кстати, и льстила их национальному чувству. Создался известный канон, против которого мог выступать разве только либо невежда, либо заядлый русский шовинист.
Таким образом, норманизм получил высокую апробацию Академии наук. Нужно заметить, однако, что были и иностранцы (Эверс, напр.), не считавшие норманскую теорию удовлетворительной. Но работа того же Эверса была напечатана по-немецки и для широких кругов была потеряна. Да и при засилье власть предержащих Мини-хов, Биронов и т.д. выступать против норманизма политически было небезопасно. Удивительно ли после этого, что все свои старания направляли на изыскание новых подкреплений норманизма, лавина которого все нарастала, подавляя инакомыслие.
Первый русский историк В.Н. Татищев занял неясную позицию, одновременно принимая славянское западное происхождение Рюрика и настаивая на том, что «варяги» были главным образом финны из-за Ладожского озера. Карамзин же, увы, был ухе не колеблющимся, вполне определенным норманистом. Самые крупные первые исторические труды, таким образом, продолжали распространять в русском просвещенном обществе только идеи норманизма. Антинорманисты были гораздо слабее и количественно, и качественно. Если бы они были идейно сплочены, то норманизм был бы опрокинут очень скоро, ибо он держался на глиняных ногах. Порой критика норманизма была убийственна. Но норманизм держался потому, что антинорманисты предлагали еще менее вероятные теории. Напр., о том, что руссы были гуннами, готами, кельтами, пруссами и т.д. В последнее время одна «вещая» дама даже вывела руссов из… Египта! Разумеется, при таком положении дел общество, даже сознавая все недостатки норманизма, не могло стать на сторону совсем уж нелепых теорий.
Было еще одно обстоятельство, заставлявшее русское общество настороженно относиться к славянской теории происхождения Руси. Существовало так называемое движение «славянофилов», течение политическое. Не все могли согласиться с ними, что руссы идут и должны идти своей собственной, едва ли не изолированной дорогой, что европеизация вредна и т.д. Словом, к славянской теории происхождения Руси была пристегнута политическая теория, которая многими просвещенными людьми не могла быть принята. От нее пахло ретроградством, рабством и невежеством, хотя она и обладала некоторыми положительными чертами, напр., подчеркивала необходимость здорового патриотизма, учета русских условий и т.д.
В общем, обстановка сложилась так, что, несмотря на наличие антинорманистов, не появилось ни одной серьезной концепции истории Руси на славянской основе. Обе революции 1917 г. почти ничего не изменили в этом отношении. Было вначале не до истории: не до жиру, быть бы живу. Затем последовал разгром «буржуазных» историков, в результате одни бежали, другие были уничтожены, третьи превращены в лакеев «пролетариата».
Прошло несколько десятков лет, пока история стала выбиваться вверх из-под груд обломков, но в своем естественном развитии она была ограничена (об этом мы уже достаточно говорили). Новые советские историки пошли дорогой полунорманизма. Они признали основы культуры Древней Руси чисто славянскими, но государственность конунгов – германской. Решение проблемы пришло из зарубежья. Несмотря на крайне неблагоприятные условия для исследовательской работы в эмиграции, появились книги и множество журнальных и газетных статей, в которых различные авторы продолжали прежнюю линию в отношении Древней Руси. Следует признать, и здесь сказалась слабая сторона антинорма-низма: он распылился на множество «теорий» и «теориек», и лишь немногие авторы придерживались наиболее верной – теории западного славянства, которая опиралась на летописи, другие исторические источники, на традицию и логику.
Научная мысль очень медленно и постепенно освобождалась от дурмана норманизма и «фанатизма» прочих теорий. Наконец, в I960 г. был найден основной аргумент в пользу того, что Рюрик с братьями был из западных славян. Ценность документа увеличивалась тем, что он по времени приблизительно соответствовал времени написания «Повести временных лет». Значит, терминология обоих этих документов была одинакова. Кроме того, значение термина «рутен» или «русин» выяснено исчерпывающим образом. Существование славянского племени Русь на западе в начале еще XII столетия (между Эльбой и островом Рюген) доказано неопровержимо. Оказывается, что «русины» этой области назывались также «ругами».
С нахождением этого документа (вернее, с введением его в научную дискуссию) и другие источники приобрели большую силу. И нет никакого сомнения, что найдется теперь множество их. Точнее сказать, получат правильное осмысление прежде всего давно известные. С опубликованием указанной работы загадка призвания варягов исчерпалась до дна. С норманизмом, полунорма-низмом и прочими «измами» покончено. Переходим теперь к деталям описанного выше хода событий.
Основоположником научной теории норманизма следует считать академика Г. С. Байера (ум. в 1738 г.), который обосновал ее и привел новые доказательства в ее пользу (заметим, неверно истолкованные): известие Бер-тинской хроники о «послах народа Рос» в 839 г.; указал на скандинавский характер «русских» названий днепровских порогов; связал скандинавских «вэрингов» с «варягами» русских летописей и «барангами» византийских хроник и т.д.
Его аргументы казались Татищеву настолько убедительными, что он привел в переводе крупные выдержки из Байера в своей «Истории» и тем самым способствовал распространению идей норманизма в русском обществе. Между тем доводы Байера были слабыми и скорее поддерживали, чем опровергали, славянскую теорию.
Татищев считает, что Рюрик был членом славянской династии, но по женской линии. Вместе с тем он опять-таки пишет (стр. 344): хотя, дескать, «славян по всей Руси до Рюрика было много, но пришествием Рюрика с варяги род и язык славенский был уничижен». Тем самым признает, что варяги, которые пришли с Рюриком, не были славянами. С их приходом, мол, славянский язык отошел на второй план. И вообще он, видимо, полагает, что варяги явились в очень большом количестве.
Свой же собственный, оригинальный взгляд Татищева: Рюрик прибыл из Финляндии. «Из-за моря» он объясняет так, что «морем» называли Ладожское озеро. Об этом он прямо говорит (стр. 372): «Рюрик пришел из Финляндии в 862-м, имея жену Енвииду, королеву урманскую».
Таким образом, Татищев занял особую позицию: варягов-германцев он признавал, но Рюрик, по его мнению, был членом славянской старинной династии, явился из Финляндии при поддержке варягов. Своеобразное объединение норманской и славянской теории.
Собственно началом спора норманистов с антинор-манистами следует считать речь ак. Г. Ф. Миллера в 1749 г. «О происхождении и имени народа Российского», вызвавшую резкий отпор со стороны Ломоносова. Резюмируя мысли Миллера, он писал: «Сие так чудно, что если бы г. Миллер умел изобразить живым стилем, то бы он россиян сделал толь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен». Ломоносов доказывал, что никакой «великой тьмы невежества» на Руси не было, что Русь имела свою историю еще до того, как она стала иметь «общих государей», и уводил начало ее к предкам руссов – к антам. Он утверждал, что Русь как государство и русская культура созданы не чужестранцами-варягами, а самими славянами. Эти славяне были коренным населением междуречья Дуная и Днестра вплоть до отрогов Карпат. Голос Ломоносова, однако, не был услышан, он оказался в решительном меньшинстве, и первая схватка была решена в пользу норманизма, ибо доводы Ломоносова, хотя и заслуживали внимания, достаточно не были еще разработаны.
Все дальнейшие труды – Френа, Штрубе де Пирмона, Штриттера, Туимана, Круга и т.д. – были направлены на обоснование норманской теории. Шлёцер, с его классическим трудом «Нестор», еще более утвердил авторитет этой теории. Но (исподволь) нашлись и иностранцы – Шторх (1800), Эверс (1814) и др., возражавшие против норманской теории и собравшие солидный материал против нее. В особенности много дал труд Эверса. Он выступал против нелепого допущения, что северные славяне, прогнав варягов, снова пригласили их же. Он опровергал доводы относительно понимания имени Руси из корней вроде «руотси», «Рослаген» и т.д. Он возражал против вывода древних русских имен лишь из скандинавских корней. Он настаивал на существовании имени Русь в Причерноморье. И т.д. К сожалению, его положительные данные в пользу славянской теории уничтожались ложными предположениями его собственной концепции, что киевские князья были из хазар, что Аскольд и Дир были венграми, что «волохи» летописи – это болгары и т.д.
Появившиеся работы в пользу славянской теории Максимовича (1837), Ренелина (1842) были мало обоснованы и недостаточно убедительны. И. С. Савельев («Мухамеданская нумизматика», 1846) писал по поводу того, что ак. Шторх высказал мысль о древности торговли через Россию: «Он получил разнос от Шлёцера, который назвал эту мысль не только “ненаучной”, но и уродливой, которая бы опровергла все, что до сих пор о России думали. “Не только множество, но даже ни одного древнего свидетельства не найдешь по сему делу”. Прошло около сорока лет с тех пор, как написаны были эти строки, – продолжает Савельев, – и источники, дотоле неизвестные, бросили новый свет на состояние нашего древнего севера. Системы Шлёцера рушатся сами собою; но его брамински фанатические приговоры, к сожалению, долгое время останавливали успехи нашей юной историографии, не выходившей из-под формулы своего немецкого учителя».
Как видим, формулировки, вполне подходящие и к 1946 г. Однако и норманисты этого периода не дремали. М. Погодин (1825, 1846) и Э. Куник (1844–1845) опубликовали крупные работы, в которых развили далее нор-манскую теорию. Особенно важна была работа Э. Куника. Он привлек арабские и византийские источники и толковал их в пользу норманизма. Но и он чувствовал, что позиции норманизма некрепкие и для убедительности прибегал даже, так сказать, к психологическим доказательствам. Напр., он делил народы на морские и сухопутные. И, конечно, отнес древних славян к народам, обладавшим «водобоязнью». В конце концов он выдвинул «готскую» теорию происхождения Руси – прямое доказательство того, что существовавшая теория его не удовлетворяла.
После Э. Куника и М. Погодина инициатива в споре вновь переходит к норманистам – историкам 40-х годов Беляеву, Кавелину, Соловьеву и др. Но антинорманисты вскоре опять пошли в наступление. В 1859 г. В. Ламан-ский опубликовал труд «О славянах в Малой Азии, Африке и Испании», выведший вопрос далеко за пределы Киевской Руси. В 1860 г. Костомаров в своем «Начале Руси» выдвинул новую теорию, выводя Русь из Литвы, из области Немана. Хотя теория была слаба и Костомаров впоследствии от нее отказался, критический нажим на норманизм все усиливался. В 1862–1863 гг. в «Записках Академии наук» была напечатана работа С. Гедеонова «Отрывки о варяжском вопросе», затем дополненная и отдельно изданная под названием «Варяги и Русь» (1876). Доводы С. Гедеонова против норманизма были убийственными, а славянская теория подкреплялась целым рядом новых фактов. Но и публикации С. Гедеонова не достигли цели – они не дошли до широкой общественности, передовая русская интеллигенция (Белинский, Тургенев, Чернышевский, Добролюбов и др.) осталась в стороне в столь важном научном споре, касавшемся сути всей нации. Она, в сущности, «прозевала» крупнейший политический фактор. Сам С. Гедеонов не был доволен создавшимся положением. Он писал: «Неумолимое норманское вето тяготеет над разъяснением какого бы то ни было остатка нашей родной старины», – в этих словах сквозит протест против затыкания рта антинорманистам. И добавляет: «Но кто же, какой Дарвин вдохнет жизнь в этот истукан с норманской головой и славянским туловищем?» Действительно, такое искусственное творение можно было назвать не иначе, как истуканом.
Общественная мысль, увы, не поддержала С. Гедеонова. Все эти «славянофилы» и т.д. способны были на какое-то осмысление вещей лишь в узком кругу социологических идей, на большее их не хватало. Крупный труд Забелина «История русской жизни» (1-й т. – 1876, 2-й – 1879, его переиздание– 1908), несмотря на его ценность, также не оказал решительного влияния на состояние дел.
Наконец, с 1871 г. выступил («О мнимом признании варягов») Д. Иловайский, в ряде заметок и бесчисленных докладов обрушившийся на норманскую теорию. Его статьи, собранные в одной книжке, вышли в 1876 г. под заглавием «Разыскания о начале Руси», затем в дополненном виде – в 1882 г. Еще с дополнительной полемикой – в 1886 и 1902 гг. При всем своем положительном значении они принесли скорее вред, чем пользу, ибо Иловайский отбросил славянскую теорию и выставил свою – гунно-болгарскую. Она послужила больше дискредитации антинорманских теорий, нежели опровержению норманской. Вообще, хотя Иловайский был официальным, записным историком, работы его весьма легкомысленны и носят дилетантский характер, за что и подвергся критике С. Гедеонова и М. Погодина. И если подвести итоги этой (третьей) схватки, то можно сказать, что борьба окончилась вничью: норманская теория была поколеблена и не добита лишь благодаря поддержке власти и традиции. Снаружи все осталось по-старому, но внутренне норманская теория была разгромлена. Все дальнейшие попытки ее сторонников были направлены главным образом на отражение дополнительных атак антинорманистов. Одной из таких работ была книга В. Томсена, изданная в 1877 г. по-английски, в 1879 г. – по-немецки, а в 1891 – и по-русски. Ничего принципиально нового она не содержала, а была лишь популярным очерком норманской теории.
Не добавило ничего нового в развитие проблемы и выступление в 1880 г. известного русского историка Ключевского («Боярская дума в Древней Руси»). Затем последовали публикации Будиловича (1890), Василевского (1893), ак. Шахматова, украинского историка М.С. Грушевского, многих других.
Несмотря на блуждания и колебания специалистов-историков, на неопределенность положения в вопросе о происхождении Руси, ищущая мысль не успокаивалась. В особенности в кругах любителей истории, пусть и не специалистов в традиционном понимании слова. В 1911 г. вышла книга (в 3 выпусках) Т.П. Мятлевой «Происхождение самобытной русской народности и России в стародавние времена до образования Русского государства». Работа эта написана именно таким «любителем» и отражает то, что многие не удовлетворились официальной версией истории и старались искать иное разрешение проблемы. Из-за недостатка места мы приведем лишь одну цитату из Мятлевой, отражающую ее кредо: «Для нас было покрыто густой тьмой происхождение Русского государства, и обитатели нашей страны в древние времена – и не только до Р.X., но и в течение 8 столетий спустя – оставались нам вполне неизвестными. Таким образом, вся история России являлась могучим, ветвистым и пышным деревом – будто без корня. Чтобы дать какое-нибудь начало нашему несомненному существованию, мы придумали полусказочное предание о призвании русским народом трех братьев, будто бы шведов или норманнов, для управления нами, так как мы сами, славяне, себе не умели, дескать, устроить прочного государства. А вместе с тем на почве этой сказки выросло государство не скандинавское, а чисто русское. Ведь это все равно, как если бы мы, не видя корней прекрасного, густолиственного растения, далеко спрятанных в земной глубине, сочли бы цветущим и разрастающимся без корня. Так же невероятно думать, что русский народ окреп и вырос как бы без почвы – благодаря норман-но-шведской прививке. Больно, обидно и странно упорствовать в таком мнении» (стр. 17). Так мыслили вдумчивые читатели в 1911 г. Мысль была на верном пути. Но затем настала война 1914 г., а за нею революция. Прошло много лет, пока наука смогла вернуться к исследованиям.
Советские историки Греков, Тихомиров, Насонов, Третьяков, Мавродин, Левченко и многие другие поработали немало, но принципиально нового почти ничего не внесли. Все они блестяще доказали (в особенности археологи), что корни русской культуры совершенно самобытны, что говорить о влиянии норманнов вовсе не приходится. Однако в вопросе о государственности, о династии, возглавлявшей Киевскую Русь, советские историки не сдвинулись с места, признав по крайней мере династию норманской, а не славянской. Словом, советская наука заняла позицию, которую можно назвать «полунорманской». В капитальном труде по истории, изданном в 1957 г. Академией наук, Рюрик все еще считается «конунгом». Не видно изменений и за последние годы. Советская научная мысль на удивление оказалась в этом направлении совершенно не критической, и, хотя блестящие археологические открытия толкали ее на верный путь, до сих пор курс остался прежним.
Решение проблемы, повторяемся, пришло из зарубежья, где линия развития научной мысли не прерывалась. Из-за недостатка места мы упомянем лишь три работы.
В 1947 г. вышел довольно солидный (т.е. большой по объему – 1200 с.) «Обзор русской культуры» В.А. Рязановского . Хотя «Обзор» и не посвящен специально истории. но в одном из его крупных разделов разбирается положение современного норманизма, главным образом – взгляды Мошина (1931). Критика их так исчерпывающа и основательна, так подкреплена новейшими литературными данными, что после нее можно было бы считать: с норманской теорией покончено. К сожалению, другая сторона вопроса, а именно доказательства славянства «Рюриковичей» и т.д., развита недостаточно; в некоторых местах совершенно очевидно, что В.А. Рязановский от норманизма окончательно и безоговорочно еще не отрешился. Он еще не решается прямо сказать, что норманны на Руси играли роль, близкую к нулю. Тем не менее работа В.А. Рязановского была очень существенным шагом вперед и нанесла непоправимый удар по норманизму. Правда, вышла она, по-видимому, небольшим тиражом, особого внимания у русского читателя не вызвала и оказалась недооцененной.
В 1955 г. в Париже вышла небольшая книга Натальи Ильиной «Изгнание норманнов» . Она в сущности не содержит новых, оригинальных данных, но является талантливым подбором сведений против норманизма, в пользу славянской теории. Некоторые места в ней просто великолепны как по стилю, так и по глубине понимания истории и анализируемой проблемы в частности. Она отражает искания в духе славянской теории, вселяет уверенность в ее правоте и служит показателем того, что норманская версия уже никого удовлетворять не может.
Новейшим и подводящим итоги многих усилий является труд Сергея Лесного «История руссов» , вышедший с 1953 по 1960 г. 10 выпусками (Париж–Мюнхен). Особенность его та, что изложение не носит систематического характера. Автор постепенно публиковал то, что выяснялось для него окончательно. Даже в 1-й половине 10-го выпуска нет еще положения, завершавшего труд и проблему. Вместе с тем внутренне работа систематична, поскольку излагает с постепенным нарастанием факты, подбираемые в двух направлениях. С одной стороны, подбираются возражения на все доводы норманистов, которые в конечном счете отвергаются все. С другой – собираются доказательства того, что «Рюриковичи» были западными славянами. Таким образом, опровергается норманская теория, заодно доказывается документальными данными справедливость славянской. Иначе выражаясь, работа является не только, так сказать, деструктивной, но и конструктивной. В ней много оригинальных (незаимствованных) толкований и критики предыдущих авторов, безотносительно к их взглядам на историю.
Поскольку устанавливается, что во времена первокре-стителя поморских славян Отгона Бамбергского (1-я четверть XII в.) ругов в западной Гермашш называли также «рутенами», т.е. «русинами», а страну их «Русинией», т.е. Русью, то существование западной Руси устанавливается бесспорно. Вместе с тем рушится и все построение норманской теории о существовании германской Руси. «Житие Отгона Бамбергского» было известно уже давно, но никто внимагельно его не читал и не вникал в его содержание. В источники «заглядывали», но не изучали их. Кроме того, в них искали не то, что надо было искать.
С опубликованием «Истории руссов» проблему варягов надо считать исчерпанной до конца. Будущее, разумеется, принесет еще много деталей, подтверждающих положения славянской теории. В частности, есть полная надежда установить более точно, кто был отцом «рюриковичей». Байер ссылается на двух авторов – Бернгарда Латома и Фридерика Хеминиция, занимавшихся их генеалогией. К сожалению, автору этих строк не удалось найти не только труды указанных историков, но и даже точного библиографического указания о них. Байер называет (очевидно, следуя указанным авторам) отца «рюриковичей» Годелайбом. Последний жил около 840 г. и был сыном князя Витислава, о котором сохранились довольно отчетливые исторические сведения. Впрочем, уточнение имен не имеет особого значения само по себе, важно то, что они были славяне.
* * *
Автор не может не отметить, что в его распоряжении имеется много дополнительного материала, который остался по разным причинам неиспользованным, и надеется в будущем опубликовать и его. Публикация же его в недостаточно обработанном виде вряд ли была бы целесообразна.
Глава 22.