Глава 4 Недавнее прошлое: Грай 8 страница

Грай улыбнулся:

– Сыновья редко ладят с отцами. Это говорит голос опыта.

– А кем был твой отец?

Тут Грай расхохотался:

– Вроде как крестьянином. Но о нем я бы предпочел не рассказывать.

– Что мы тут делаем, Грай?

«Перепроверяем обмеры Боманца». Но этого Грай сказать парню не мог. И придумать убедительной лжи – тоже.

– Гуляем под дождем.

– Грай…

– Давай помолчим немного, а, Кожух? Пожалуйста.

– Ладно.

Хромая, Грай обошел все Курганье на почтительном расстоянии, так, чтобы это не бросалось в глаза. Инструментов он не использовал – тогда полковник Сироп прибежал бы сломя голову. Вместо этого он сверялся с заученной наизусть картой колдуна. Карта сияла в его мозгу, таинственные знаки теллекурре мерцали собственной дикой и опасной жизнью. Изучая остатки Курганья, Грай нашел едва ли треть отмеченного на карте. Остальное смели время и погода.

Обычно Грая нервы не беспокоили. Но теперь он боялся.

– Кожух, я хочу, чтобы ты оказал мне услугу, – сказал он к концу прогулки. – А может, и две.

– Сударь?

– Сударь? Ты же звал меня Граем?

– Ты так серьезно говоришь.

– Это и есть серьезно.

– Тогда говори!

– Ты умеешь держать язык за зубами?

– Если надо.

– Я хочу, чтобы ты дал мне клятву молчания.

– Не понимаю.

– Кожух, я хочу сказать тебе кое-что. На случай, если со мной что-то произойдет.

– Грай!

– Я уже немолод, Кожух. И изрядно болен. Я немало пережил. Это все сказывается. Я не ожидаю смерти так скоро. Но… всякое бывает. Если что-то случится, я не хочу, чтобы моя тайна умерла со мной.

– Ладно, Грай.

– Если я предложу кое-что, ты сможешь оставить это при себе? Даже если и не должен был бы? Сможешь кое-что для меня сделать?

– Ты бы лучше сказал, о чем речь.

– Знаю, это нечестно. Но, кроме тебя, я могу довериться только полковнику Сиропу. А в его положении такие клятвы давать невозможно.

– Это незаконно?

– Да в общем-то нет.

– Так я и подумал.

– Лучше не думай, Кожух.

– Ну ладно. Даю слово.

– Хорошо. Спасибо. Я очень тебе признателен, не сомневайся. Итак, две вещи. Первое: если со мной что-то случится, подымись в комнату на втором этаже моего дома. Если я оставлю там пакет в промасленной коже, проследи, чтобы его отправили в Весло, кузнецу по прозванию Песок.

Кожух выглядел растерянным и сомневающимся.

– И второе. После того как сделаешь это, – только после того, – скажи полковнику, что не-мертвые пробуждаются.

Кожух замер.

– Кожух! – В голосе Грая проскользнула приказная нотка, которой юноша раньше не замечал.

– Да. Ладно.

– Вот и все.

– Грай…

– Пока никаких вопросов. Через несколько недель я, наверное, все объясню. Хорошо?

– Ну ладно.

– А пока ни слова. И запомни. Пакет – кузнецу Песку в Весле. Потом сообщение полковнику. И вот что еще. Если успею, я и полковнику письмо оставлю.

Кожух только кивнул.

Грай глубоко вздохнул. Двадцать лет прошло с той поры, как он накладывал простейшее предсказательное заклятие. Ничего подобного тому, что предстояло ему сейчас, он в жизни не делал. В те древние времена, когда он был другим человеком, мальчишкой, волшебство служило развлечением богатых юнцов, предпочитавших играть в волшебников, а не заниматься законным обучением.

Все готово. Необходимые колдовские инструменты разложены на столе – в комнате – на втором этаже – в доме, который построил Боманц. Казалось подобающим идти по стопам предшественника.

Грай потрогал пакет в промасленной коже – для Песка, запечатанное письмо – для Сиропа, помолился, чтобы рука юноши не коснулась их. Но если его подозрения верны, то лучше пусть узнает враг, чем зло весь мир застанет врасплох.

Не оставалось ничего иного, кроме как приступать. Грай выпил полчашки холодного чая, уселся в кресло. Закрыл глаза, принялся повторять заклятие, которое выучил, еще когда был моложе Кожуха. Его способ отличался от методов Боманца, но был не менее эффективен.

Тело отказывалось расслабиться, упорно отвлекало его. Но наконец летаргия охватила Грая. Его ка отцепило десять тысяч крючьев, сцеплявших его с плотью.

Часть его рассудка настаивала, что он поступает безумно, берясь за подобное дело, не имея искусства мастера. Но у него не было времени учиться, как учился Боманц. Все, что смог, он выучил за время отлучки из Древнего леса.

Свободный от плоти, но в то же время соединенный с нею невидимыми нитями, что притянут его обратно. Если ему повезет. Двигался он очень осторожно. Тщательно придерживался правила тел. Воспользовался лестницей, дверью, положенными Стражей настилами. Поддерживай иллюзию плоти, и тебе будет труднее позабыть о ней.

Мир выглядел по-иному. У каждого предмета появилась своя аура. Трудно становилось сосредоточиться на главной задаче.

Грай добрался до окраин Курганья. Вздрогнул под ударом звенящих древних заклятий, что еще связывали Властелина и нескольких его прислужников. Что за мощь! Он осторожно обошел границу, пока не обнаружил открытый Боманцем путь – еще не полностью затянувшийся.

Он перешагнул через черту.

Мгновенно обратили на него внимание все духи, добрые и злые, что были скованы в пределах Курганья. Их было куда больше, чем ожидал Грай. Больше, чем указывала карта. Эти фигурки пешек, окружавшие Великий курган… Это не статуи. Это люди, солдаты Белой Розы, оставленные духами-хранителями на границе между миром и тварью, готовой этот мир сожрать. Какой же волей обладали они! Какой преданностью своему делу!

Тропа петляла, огибая прежние места успокоения Взятых, внешний круг и внутренний. Во внутреннем круге Грай различил истинные обличья нескольких чудовищ поменьше, из слуг Властелина. Тропа тянулась струйкой серебристого тумана. За спиной Грая туман густел, визги его укрепляли путь.

Заклятия впереди были сильнее. И люди, легшие в землю вкруг Властелина. И за ними – великий страх. Тот дракон, на Боманцевой карте, свернувшийся вокруг гробницы в центре Великого кургана.

Духи кричали на него на теллекурре и ючителле, на языках, которых он не знал, и языках, смутно напоминавших нынешние. И все они проклинали его. А он не обращал внимания на них. Там, в пещере под величайшим из курганов, лежала тварь. И он должен выяснить, так ли беспокоен ее сон, как ему кажется.

Дракон. О да, во имя всех небывших богов, дракон настоящий. Настоящий, живой, во плоти, но он чувствовал и видел Грая. Серебристая тропа вела мимо гигантских челюстей, в разрыв между хвостом и головой. Дракон хлестнул его своей ощутимой волей. Но Грай не остановился.

Нет больше стражей. Только гробница. И чудовище, томящееся внутри. Худшее он пережил…

Древний дьявол, должно быть, спит. Разве не победила его Госпожа, когда он попытался бежать через Арчу? Разве не загнала его обратно?

Просто гробница, как многие другие. Может, побогаче. Белая Роза шикарно хоронила своих противников. Саркофагов, однако, не было. Вот. Пустой стол, на котором, видно, покоилась Госпожа.

На втором столе красовался спящий. Крупный красивый мужчина, но даже в безмятежном его лице проступал зверь. Лицо, полное жаркой ненависти или бессильного гнева.

Значит, так. Его подозрения беспочвенны. Чудовище все же спит…

Властелин сел. И усмехнулся. Улыбка его была самой жуткой из всех, виденных Граем в жизни. Не-мертвый приветственно протянул руку. И Грай побежал.

Насмешливый хохот преследовал его.

Паника была почти незнакома Граю – слишком редко он испытывал ее. И бороться с нею тоже не умел. Он почти не обращал внимания, что пробегает мимо дракона, мимо исполненных ненависти теней солдат Белой Розы. Едва ощущал, как воют радостно твари Властелина за спиной.

Даже в панике он держался туманной тропы. Он сделал лишь один неверный шаг…

Но этого хватило.

* * *

Над Курганьем разразилась буря – самая страшная на памяти ныне живущих. Молнии сверкали с яростью небесных воинств, как огненные молоты, и копья, и мечи, раскалывающие небо и землю. Шел дождь, непрерывный и непроглядный.

Одна могучая молния ударила в Курганье. На сотни ярдов в воздух взмыли земля и кустарники. Вечная Стража в ужасе бросилась к оружию, уверенная, что древнее зло сломало свои оковы.

А на Курганье в гаснущем свете молнии проявились две тени – одна двуногая, а другая четвероногая. Через секунду они уже мчались по извилистой тропе, не оставляя следа на жидкой грязи. Они пересекли границу Курганья и скрылись в лесу.

Никто не видел их. Когда Курганья достигла стража – с оружием и фонарями, объятая страхом, – буря утихла. Молнии прекратили похваляться своими подвигами. Но дождь все еще продолжался.

Полковник Сироп и его люди несколько часов обыскивали окрестности Курганья. Никто ничего не нашел.

Проклиная погоду и всех богов, Вечная Стража вернулась в казармы.

На втором этаже Граева дома тело Грая продолжало дышать – один вдох в пять минут. Сердце едва билось. Оно еще долго будет умирать, лишенное души.

Глава 21 Равнина Страха

Я потребовал встречи с Душечкой и аудиенцию получил немедленно. Она ожидала, что я подниму хай насчет плохо спланированных военных действий в условиях, когда потери недопустимы. Она ожидала наставлений о важности работы с кадрами и дисциплины. Я удивил ее – не стал делать ни того, ни другого. Она была готова вынести худшие упреки, перетерпеть и вернуться к делу, я обманул ее ожидания.

Вместо того я подал ей письма из Весла, содержанием которых не делился еще ни с кем. Душечка показала: «Любопытно».

– Прочти, – предложил я.

Времени на чтение ушло немало. В комнату заглядывал Лейтенант, раз от разу все нетерпеливее. Душечка закончила, посмотрела на меня.

– Ну?

– Эта история – самое сердце тех документов, которых мне не хватает. Именно за этой историей я охочусь и еще кое за чем.

Душелов дала мне понять, что секрет оружия, которое мы ищем, скрыт в этом рассказе.

– Рассказ не закончен.

– Да. Но разве подумать над ним не стоит?

– У тебя есть какие-нибудь мысли насчет того, кто писал их?

– Нет. И никакого способа выяснить. Разве что отправиться поглядеть на этого писателя. Или писательницу. – На самом деле у меня имелись кое-какие подозрения, но… одно невероятнее другого.

– Они поступают регулярно и быстро, – заметила Душечка. – После стольких лет. – Мне показалось, что одно из моих подозрений пришло в голову и ей – «после стольких лет».

– Курьеры полагают, что писались эти послания в течение долгого времени, а отправлялись одно за другим.

– Интересно, но не слишком полезно. Пока мы не получили остальные письма.

– Но поразмыслить над ними не мешает. Особенно над концовкой последнего. Не могу ничего разобрать. А понять надо. Это может оказаться важным. Если только эта белиберда писалась не для того, чтобы сбить с толку тех, кому письмо может попасть в руки.

Душечка вытащила последний лист, глянула на него. Лицо ее внезапно озарилось.

– Это язык жестов, Костоправ, – показала она. – Буквы. Видишь? Говорящая рука показывает буквы.

Я глянул через ее плечо. Теперь я видел – и ощутил себя неимоверным идиотом оттого, что пропустил это. Как только появился ключ, письмо читалось легко. В нем говорилось:

«Это мое письмо может оказаться последним, Костоправ. Я должен сделать кое-что, и риск очень велик. Шансы против меня, но я должен попытаться. Если вы не получите завершающего письма, о последних днях Боманца, вам придется забрать его самим. Один экземпляр я спрячу в доме колдуна, как написано в этой истории. Второй вы найдете в Весле, у кузнеца по имени Песок.

Пожелайте мне удачи. К нынешнему времени вы, должно быть, нашли уже безопасное убежище. Я не пытался бы выгнать вас оттуда, если бы от этого не зависела судьба всего мира!»

Подписи опять не было.

Мы с Душечкой воззрелись друг на друга.

– Что ты думаешь? – спросил я. – Что мне делать?

– Ждать.

– А если следующих писем не будет?

– Идти и искать.

– Да. – Ужас. Весь мир ополчился против нас. Налет на Ржу привел Взятых в состояние мстительной ярости.

– Это великая надежда, Костоправ.

– Курганье, Душечка. Только Башня может быть опаснее.

– Может быть, мне стоит пойти с тобой?

– Нет! Тобой мы рисковать не можем. Ни при каких обстоятельствах. Восстание переживет потерю одного старого лекаришки. Без Белой Розы ему крышка!

Душечка крепко обняла меня, отстранилась, вздохнула.

– Я не Белая Роза, Костоправ. Та уже четыре века мертва. Я – Душечка.

– Наши враги зовут тебя Белой Розой. Наши друзья зовут тебя Белой Розой. В имени есть сила. – Я изобразил несколько букв. – В этом все дело. В имени. Ты должна быть тем, кем тебя зовут.

– Я – Душечка, – настаивала она.

– Для меня – может быть. Для Молчуна. Еще для нескольких наших. Но для всего мира ты Белая Роза, надежда и спасение. – Мне пришло в голову, что имени у нее-то и нет. Того, что носила Душечка прежде, чем прибиться к Отряду. Для нас она осталась Душечкой, потому что так ее называл Ворон. Знала ли она свое данное имя? Если и так, это уже не важно. Она в безопасности. Она последняя из живущих, кто его помнит. В разграбленной войсками Хромого деревушке, где мы нашли ее, вряд ли велись записи рождений.

– Иди, – велела она. – Смотри. Думай. И надейся. Скоро ты где-нибудь отыщешь нить.

Глава 22 Равнина Страха

Пришли наконец те, кто бежал из Ржи на трусливом летучем ките. Мы выяснили, что Взятые с равнины все же выбрались и буйствовали теперь из-за того, что уцелел лишь один ковер. Атака будет отложена до той поры, пока ковры не заменят. А из всех волшебных предметов ковры-самолеты – одни из самых сложных и дорогих. Полагаю, Хромай долго будет объясняться перед Госпожой.

Я привлек к разросшемуся проекту Одноглазого, Гоблина и Молчуна. Я переводил. Они выискивали подлинные имена, сводили их в таблицы. Зайти в мою комнату стало почти невозможно. А жить в ней – тем более, потому что Гоблин и Одноглазый здорово поцапались за пределами Душечкиной безмагии. И теперь постоянно держали друг друга за глотку.

У меня начались кошмары.

Как-то вечером я поставил перед колдунами задачу, отчасти потому, что нового курьера так и не было, отчасти – чтобы они меня с ума не свели.

– Возможно, мне придется покинуть равнину, – сказал я. – Не сможете вы что-нибудь сотворить, чтобы я не привлекал особого внимания?

Они начали задавать вопросы. Я отвечал честнейшим образом. Они так хотели отправиться со мной, словно поход на запад уже был установленным фактом.

– Черта с два вы со мной пойдете, – отрубил я. – Тысяча миль этакого дерьма? Да я тогда покончу с собой, еще не выбравшись с равнины. Или кого-то из вас прикончу. Эта мысль уже приходит мне в голову.

Гоблин пискнул, изображая смертельный ужас.

– Подойдешь ко мне хоть на десять футов, – предупредил Одноглазый, – в ящерицу превращу.

Я фыркнул:

– Ты еду в дерьмо-то едва превращаешь.

Гоблин закудахтал:

– У коров и цыплят получается лучше. Пользуйся лучше их навозом.

– Откуда в тебе столько слов, недомерок? – рявкнул я.

– Склочным он стал к старости, – заметил Одноглазый. – Рюматизьм, наверно. Есть у тебя рюматизьм, Костоправ?

– Если он не уймется, то будет мечтать о ревматизме, – пообещал Гоблин. – Мало мне с тобой разбираться. Но ты хоть предсказуем.

– Предсказуем?

– Как времена года.

Они опять взялись за свое. Я бросил на Молчуна умоляющий взгляд. Сукин сын не обратил внимания.

На следующий день ко мне приковылял самодовольно ухмыляющийся Гоблин.

– Мы кое-что придумали, Костоправ. На случай, если ты надумаешь прогуляться.

– И что?

– Нам твои амулеты понадобятся.

Два амулета они подарили мне еще давно. Один служил, чтобы предупреждать меня о приближении Взятых. Работал он надежно. Второй амулет был, естественно, защитным, но он еще и позволял нашим колдунам определять на расстоянии, где я нахожусь. По нему следил за мной Молчун, когда Душелов послала нас с Вороном устроить засаду Хромому и Шепот в Облачном лесу, в то время как Хромой пытался перейти на сторону мятежников.

Давно, далеко. Воспоминания юного Костоправа.

– Хотим внести несколько исправлений. Чтобы тебя нельзя было обнаружить магически. Давай сюда. Потом придется выйти наружу, проверить их.

Я прищурился.

– Ты пойдешь с нами, – объяснил он, – чтобы мы могли попытаться тебя найти.

– Да? А мне кажется, что это просто попытка выбраться за пределы безмагии.

– Может быть. – Он ухмыльнулся.

Душечке эта идея, однако, понравилась. На следующий вечер мы с колдунами брели вверх по ручью, обходя Праотца-Дерево.

– Что-то он выглядит встревоженным, – заметил я.

– Во время стычки его задело заклятие Взятого, – пояснил Одноглазый. – Ему очень не понравилось.

Дерево зазвенело. Я остановился, оглядел его. Должно быть, ему несколько тысяч лет. На равнине деревья растут медленно. Что за истории он мог бы поведать!

– Пошли, Костоправ! – позвал Гоблин. – Старик не разговаривает. – Он скривился в своей лягушачьей улыбке.

Слишком хорошо они меня знают. Знают, что, когда я вижу нечто древнее, тут же начинаю раздумывать, сколько оно повидало. Ну их всех к бесам.

В пяти милях от Дыры мы свернули от ручья на запад, в пустыню, где кораллы особенно густы и опасны. Я полагаю, их там около полутысячи разновидностей, сросшихся в почти непролазные рифы кричащих цветов. Выступы, выросты, ветви кораллов взмывали ввысь футов на тридцать. Я всегда поражался, как их ветер не ломает.

Одноглазый объявил привал на окруженном кораллами песчаном пятачке.

– Достаточно. Здесь мы будем в безопасности.

Меня он не убедил. По дороге за нами следили манты и стервятникообразные. А эти тварям я никогда не доверюсь полностью.

Давным-давно, после битвы при Чарах, Отряд пересек равнину по пути на восток. Я видел тогда ужасные вещи. И не могу избавиться от воспоминаний.

Гоблин с Одноглазым то склочничали, то занимались делом. Мне они напоминали веселых ребятишек. Постоянно что-то ковыряют ради того, чтобы руки занять. Я лег на спину и принялся глядеть на облака. И вскоре заснул.

Разбудил меня Гоблин. Он вернул мне амулеты.

– Теперь поиграем в прятки, – заявил он. – Мы тебе дадим фору. Если все в порядке, то найти тебя не сможем.

– Замечательно! – возмутился я. – И долго мне тут бродить, неприкаянному? – Но я просто скандалил. Дыру я найти сумею. У меня мелькнула мысль жестоко разыграть колдунов и отправиться прямиком туда.

Но мы не в игры играем.

Я направился на юго-запад, к утесам. За западной тропой я спрятался в роще неподвижных бродячих деревьев. Вылез я только после темноты и пошел в Дыру, раздумывая, что же случилось с моими спутниками.

Придя на место, я перепугал часового:

– Гоблин и Одноглазый пришли?

– Нет. Я думал, они с тобой.

– Были. – Озабоченный, я спустился вниз, чтобы посоветоваться с Лейтенантом.

– Пойди и отыщи их, – приказал он.

– Как?

Он посмотрел на меня как на недоумка.

– Оставь амулеты здесь, выйди за границу безмагии и жди.

– О… Ладно.

Я снова вышел и, чертыхаясь, побрел вдоль ручья. Ноги болели. Не привык я к долгим прогулкам. Вот и хорошо, напомнил я себе. Надо привести себя в форму, на случай, если судьба заставит в Весло пешком идти.

Я добрался до окраин коралловых рифов.

– Гоблин! Одноглазый! Где вы?

Нет ответа. Искать их я не собирался. Кораллы убьют меня. Я двинулся на север, рассчитывая, что колдуны пошли в сторону от Дыры. Каждые несколько минут я опускался на колени, надеясь засечь силуэт менгира. Менгиры знали бы, куда эти двое провалились.

В один момент мне показалось, что краем глаза я замечаю блеск молний, и я не раздумывая метнулся туда, думая, что там скандалит Гоблин с Одноглазым, но, присмотревшись, понял, что это ярится буря перемен.

Я запоздало остановился, вспомнив, что ночью на равнине только смерть торопится.

Мне повезло. Через несколько шагов песок стал рыхлым, неверным. Я присел на корточки, понюхал горстку. Песок пах древней смертью. Я осторожно отступил. Мало ли кто может поджидать там, в глубине.

«Лучше остановиться где-нибудь и подождать рассвета», – пробормотал я. Я и сам не знал, куда меня занесло.

Я нашел несколько скал, чтобы защититься от ветра, немного сушняка для костра и развел огонь. Костер нужен был не для тепла – ночь не принесла прохлады, – а чтобы звери не приближались.

На равнине огонь имеет символическое значение.

Когда костер разгорелся, я обнаружил, что это место использовали и до меня. Скалы почернели от копоти. Вероятно, местные дикари. Они кочуют небольшими стаями. Мы с ними почти не общаемся – битвы мира их не интересуют.

На втором часу меня сморило, и я заснул.

Кошмар нашел меня. Не защищенного безмагией или амулетами.

Явилась она.

Столько лет прошло. Последний раз она объявила мне об окончательном поражении своего мужа под Арчой.

Золотое облако, как пылинки, танцующие в солнечном луче. Кажется, что ты бодрствуешь во сне. Спокойствие и одновременно страх. Невозможность пошевелиться. Знакомые симптомы.

В облаке показалась прекрасная женщина, женщина-мечта. Та, которую надеешься встретить когда-нибудь, зная, что не встретишь. Не припомню, что было на ней надето, да и было ли хоть что-то. Мой мир сжался до ее лица и ужаса, им внушаемого.

Улыбка ее не была холодной. Давным-давно, по каким-то своим причинам, она заинтересовалась мной. Подозреваю, что часть этой привязанности сохранилась с течением лет, как любовь к давно сдохшей собаке.

– Лекарь. – Шелест камышей у реки вечности. Шепот ангелов. Но она никогда не могла заставить меня забыть реальность, рождавшую этот голос.

И соблазнить меня – обещаниями или собой – у нее тоже не хватало дерзости. Возможно, поэтому я полагаю, что она привязана ко мне. Используя меня, Госпожа говорила мне об этом прямо.

Я не мог ответить.

– Ты в безопасности. Давно, по твоим меркам, я обещала, что буду поддерживать с тобой связь. Но я не могла. Ты отрезал меня. Я пытаюсь уже несколько недель.

Кошмары объяснялись.

– Что? – пискнул я, как Гоблин.

– Приди ко мне в Чары. Будь моим летописцем.

Как всегда при разговоре с ней, я смутился. Она, казалось, воспринимает меня не только как участника борьбы, но и как человека, стоящего вне ее. На Лестнице Слез, перед самой страшной колдовской битвой, которую мне только довелось наблюдать. Госпожа пришла, чтобы обещать мне безопасность. Казалось, ее занимало мое побочное ремесло анналиста. Еще тогда она потребовала, чтобы я записывал события в точности так, как они происходили. Не ради чьего-то одобрения. Так я и делал, с поправкой на свои предубеждения.

– Вздымается жар на перекрестке, лекарь. Твоя Белая Роза искусна. Ее атака на Хромого – сильный удар. Но незаметный в больших масштабах. Ты не согласен?

Как мог я спорить? Я молча кивнул.

– Как, без сомнения, сообщили ваши шпионы, пять армий стоят лагерем, готовые очистить равнину Страха. Эта земля необычна и непредсказуема, но натиска моих сил она не выдержит.

И снова я не мог спорить – я ей верил. Я мог только подчиниться многократно повторенному приказу Душечки выигрывать время.

– Ты будешь удивлена.

– Возможно. В мой план включены и неожиданности. Выходи из своих холодных пустошей, Костоправ. Приди в Башню. Стань моим летописцем.

Большего искушения в общении со мной она никогда раньше себе не позволяла. Она обращалась к той части меня, которую я и сам не понимал, части, готовой предать давних друзей. Если я пойду, то так много узнаю. Получу столько ответов.

– Вы сбежали от меня к мосту Королевы.

Шея моя горела. За время нашего многолетнего бегства войска Госпожи несколько раз настигали Отряд. У моста Королевы нам пришлось хуже всего. Там полегла сотня наших братьев. И, к стыду своему, я оставил там Анналы, зарытые на речном берегу. Бросил четыре сотни лет истории Отряда.

Мы не смогли унести все. Те бумаги, что лежат сейчас в Дыре, были ключом к выживанию. И вместо Анналов я взял с собой их. Но я часто испытываю приступы вины. Я должен ответить перед духами давно ушедших братьев. Анналы и есть Черный Отряд. Пока существуют они – Отряд жив.

– Бежали, сбежали и будем сбегать. Так предрешено.

Она улыбнулась – я позабавил ее.

– Я читала твои Анналы, Костоправ. И новые, и старые.

Я подкинул сушняка на угли костра. Не сплю…

– Они у тебя?

До сих пор я подавлял вину обещаниями когда-нибудь их вернуть.

– Их нашли после боя. Они попали ко мне. Мне понравилось. Ты честен, как подобает историку.

– Спасибо. Я стараюсь.

– Приди в Чары. В Башне для тебя найдется место. Отсюда ты сможешь видеть всю картину мира.

– Я не могу.

– Я не сумею защитить тебя здесь. Если останешься, с тобой случится то же, что и с твоими друзьями-мятежниками.

Эту кампанию ведет Хромой. Я не вмешиваюсь. Он уже не тот, что был. Ты причинил ему боль. А потом он претерпел боль снова, чтобы спастись. Он тебе не простил этого, Костоправ.

– Знаю. – Сколько раз она употребила мое прозвание? За все наши предыдущие разговоры она произнесла его единожды.

– Не позволь ему схватить тебя.

В глубине моей души блеснул осколок чувства юмора.

– Ты неудачница, Госпожа моя.

Она отшатнулась.

– Я, дурак, записывал в Анналы свой романтический бред. Ты их читала. Знаешь, что я никогда не называл тебя черной, как назвал бы, наверное, твоего супруга. Подозреваю, что под этой романтической ерундой лежит неосознанно воспринятая истина.

– Да ну?

– Я не думаю, что ты зла по природе. Ты просто очень стараешься. Думаю, несмотря на все твои преступления, ребенок в твоей душе остался жив. Огонек теплится, и потушить его тебе не под силу.

Возражений не последовало, и я осмелел:

– Думаю, меня ты избрала, чтобы я символически поддерживал этот огонек. Я призван удовлетворить твою тайную жажду чести, подобно тому, как мой друг Ворон подобрал ребенка, ставшего Белой Розой. Ты читала Анналы. Ты помнишь, до чего опустился Ворон, слив всю свою честь в одну чашу. Лучше бы он был бесчестен изначально. Арча могла бы остаться стоять. А Ворон – жить.

– Арча была язвой, которую давно следовало выжечь. Я пришла не для того, чтобы меня высмеивали, лекарь. Я не позволю себе выглядеть слабой, даже перед аудиторией из одного человека.

Я начал было протестовать.

– Насколько я тебя знаю, этот разговор тоже останется в твоих Анналах.

Она меня знала. Впрочем, именно она провела меня перед Оком.

– Приди в Башню, Костоправ. Я не требую клятвы.

– Госпожа…

– Даже Взятые налагают на себя страшные клятвы. Ты можешь быть свободен. Лишь делай что делаешь. Исцеляй и записывай правду. Делай то, чем ты и так занимаешься. Ты слишком ценен, чтобы тратить свои способности здесь.

Вот с этим я готов был согласиться всецело. Взять бы эту фразу да ткнуть в нее кое-кого носом.

– Что там?

Госпожа начала было отвечать. Я предупреждающе поднял руку. Говорил я сам с собой. Шаги? Да. Что-то большое. Медлительное и усталое.

Госпожа тоже ощутила его приближение. Миг – и она исчезла, забрав что-то из моих мыслей, и я уже не был уверен, что мне не привиделась эта встреча, пусть даже каждое ее слово осталось высеченным в камне моей памяти.

Я подкинул веток в костер, забился в трещину, выставив вперед кинжал – единственное оружие, которое у меня хватило ума захватить с собой.

Оно приблизилось. Остановилось. Снова двинулось вперед. Сердце мое заколотилось. Что-то выступило из темноты на свет костра.

– Пес Жабодав! Эй, что за черт?! Ты что тут делаешь? Иди ляг в тепле. – Слова посыпались из меня, унося страх. – Как Следопыт-то обрадуется. Что с тобой случилось?

Пес осторожно приблизился. Был он вдвое потрепанней обычного. Он лег на брюхо, положил морду на лапы и прикрыл один глаз.

– Еды у меня нет. Я, знаешь, сам вроде как потерялся. Но тебе чертовски повезло, что ты сюда добрался, – это ты знаешь? Равнина – не лучшее место для прогулок в одиночестве.

Пес, казалось, со мной согласен. Язык позы, если хотите. Он выжил, но далось ему это нелегко.

– Как солнце встанет, – сказал я ему, – пойдем домой. Гоблин с Одноглазым тоже потерялись, но это уже их дело.

После прихода пса Жабодава я расслабился. Наверное, люди тоже помнят прежнюю верность. Я был уверен, что пес предупредит меня в случае опасности.

Утром мы отыскали ручей и направились к Дыре. Я, как делаю нередко, подошел к Праотцу-Дереву, поболтать немного в одностороннем порядке о том, чего он навидался за годы своего дозора. Пес за мной не пошел. Странно. Ну и что? Странности на равнине в порядке вещей.

Гоблина и Одноглазого я нашел спящими. И храпящими. В Дыру они вернулись вскоре после того, как я отправился их искать. Ублюдки. Я с ними еще поквитаюсь.

Я их чуть с ума не свел – ни словом не обмолвился о ночи в пустыне.

– Сработало? – осведомился я.

Внизу, в туннеле, Следопыт шумно приветствовал свою псину.