Глава семнадцатая. Лев с твердой рукой
Хлев Хлау Гафес (Лев с твердой рукой) — тип Диониса или Небесного Геракла, которому поклонялись в древней Британии, обычно отождествляется с Лугом, гаэльским богом солнца, который дал свое имя городам Лаону, Лейдену, Лиону и Карлайлу (Кайр Лугубалион). Имя Луг может быть связано с латинским lих (свет), или lucus (роща), или даже с шумерским lug (сын). Хлев — совсем другое слово, и оно связано с lео (лев), прозвищем Луга. В Ирландии его звали «Луг Длинной Руки», победитель африканцев, самых первых жителей Ирландии. У него имелось волшебное копье, которое жаждало крови, горело огнем и громко вопило в битве. И он был первым, кто сел на коня, собираясь в бой. Когда он явился с Запада на битву при Мойтуре, то Бреас (Борей?) Балор, одноглазый король старых богов, потом почитавшийся как дедушка Луга, закричал: «Не солнце ли встало сегодня на Западе, хотя всегда встает на Востоке?» И его друиды ответили ему: «Лучше бы это было солнце! Но это сияющее лицо Луга Длинной Руки!» На лицо Луга никто не мог смотреть, не ослепнув. Еще одну версию насчет его происхождения приводит Г. д'Арбуа де Жубенвиль в монументальном труде «Ирландские мифологические циклы», и согласно ему, Луг — сын не Киана и Этне, дочери Балора, а Клотру (очевидно, единая ипостась Тройственной Богини Эйре, Фотлы и Банбы) и трех внуков Балора — Бриана, Иухара и Иухарбы. Ряд красных кругов у него на шее и животе разделяет части его тела, которые даны ему каждым из отцов. Он умирал в первое воскресенье августа — Lugh nasadh (память о Луге), которое позднее переименовали в Lughmass, или Lammas (праздник урожая). До недавнего времени в Ирландии день этот был днем траура вроде Страстной Пятницы, когда оплакивали и поминали умерших родственников, и траурную процессию возглавлял обыкновенно молодой человек с венком. Праздник урожая считался праздником поминовения во многих местах Англии в средние века, что и было причиной невероятно многолюдных процессий, когда тело Вильяма Рыжего принесли из Нью Форест для погребения. Крестьяне оплакивали не только своего рыжего короля, лежавшего на телеге, но и мифического Луга. Теперь английский праздник урожая справляют только в Ланкашире во время Поминальной недели, печальный смысл которой был забыт на фоне торжеств в Блэкпуле.
Знаменитые Тайлтинские игры в Ирландии, изначально игры поминовения, как у этрусков, с соревнованиями колесниц и поединками на мечах, проводились во время праздника урожая (1 августа). Ирландская легенда, гласящая, будто эти игры устраивались в честь Тайлте, умершей приемной матери Луга, — более позднего происхождения и уводит от правды. Игры, которые на заре средневековья собирали так много народа, что повозки растягивались миль на шесть по дороге, славились Тайлтинскими (или Телтаунскими) свадьбами в честь Луга и его капризной невесты. Это были пробные браки, которые заключались «на один год и один день», то есть на 365 дней, и могли быть расторгнуты только актом развода на том же месте, где они заключались. Мужчина и женщина вставали спиной к спине в центре Черного Рата и шли в разные стороны — на север и на юг. Инкарнацией Луга стал знаменитый ольстерский герой Кухулин, так как Луг мухой-однодневкой влетел в рот Дехтире, матери Кухулина. Кухулин был таким настоящим солнечным героем, что когда он залезал в холодную воду, она начинала шипеть и закипала. То, что волшебное оружие Луга — копье, заставляет предположить, чтo он принадлежит к захватчикам Ирландии начала бронзового века. Более поздние пришельцы были вооружены мечами. Его можно отождествить с Герионом, царем Запада, у которого были «три тела в одном» и у которого Геракл украл его красных коров, охраняемых двухголовым псом. Потом Геракл убил его в Эрифии (красная земля).
Как говорят мифы, Геракл отплыл на Запад из Греции на критских кораблях, и его путь пролегал мимо Северной Африки, по Гибралтару, через Тартас и Галлию (где он стал прародителем кельтов). Тот же путь прошли милеты, и десятый подвиг Геракла читается как еще одно описание поражения, нанесенного пришельцам нового каменного века — людям Партолона и Немеда — испанскими пришельцами бронзового века. Однако Эрифия — скорее всего Девоншир, знаменитый своей красной землей и рыжим скотом, который пришельцы бронзового века тоже забрали у людей нового каменного века. Совершая этот подвиг, Геракл позаимствовал у солнца золотую чашу и стал «рожденным лотосом». Герион, по-видимому, представляет собой западную версию Агни — божества «Вед», раннеиндийского тройственного бога, родившегося трижды и имевшего три тела. Рожденный из воды, Агни был теленком, который каждый год вырастал в «быка, точившего рога». Рожденный из двух веточек (которыми добывали огонь), он был росомахой с огненным языком, а так как он был также рожден на самом высоком небе, то был еще и орлом. Ведические гимны славят его как героя, держащего на себе небо, то есть столб дыма, который поднимается вверх, когда в его честь зажигают огни, и как всеведущего бессмертного, который решил жить среди смертных. Таким образом, когда Геракл убивает Гериона и уводит его скот, он одерживает победу над одной из своих ипостасей.
В некоторых частях Уэльса праздник урожая все еще сохраняется в виде ярмарки. Сэр Джон Рис отмечает, что в 50-х годах девятнадцатого века холмы Фан Фах и Южный Баррил в Кармартеншире в первое воскресенье августа становились местами паломничества оплакивающих Хлева Хлау, но люди говорили, что хотят «оплакать на горе дочь Иеффая»[172]. Интересно, что то же самое заявляли еврейские девушки после изгнания и реформ Второзакония, чтобы скрыть свой траур по Таммузу, палестинскому двойнику Хлева Хлау. Однако во время валлийского возрождения[173]этот обычай был объявлен языческим и запрещен.
Вот история Хлева Хлау (переведенная леди Шарлоттой Гест), которая представляет собой вторую часть «Сказания о Мате, сыне Матонви». Хотя это и не сага, изложенная высоким стилем, как сказание о Кухулине, к тому же частично она испорчена посягательством бога Водена (Гвидиона) на чужую территорию, однако это лучшее резюме единой поэтической Темы.
Первая часть сказания повествует о том, как Гвидион украл священных свиней Прадери, короля пембрукширского Аннума, для Мата, сына Матонви, короля Северного Уэльса. Мат описывается как священный король древнего типа, главное достоинство которого заключено в его ногах. Кроме тех случаев, когда на его королевство нападали и ему приходилось участвовать в битве. Мат должен был держать ногу на коленях священнослужительницы. Должность держательницы королевской ноги сохранялась при валлийских королевских дворах вплоть до раннего средневековья, а потом ее отдали мужчине. Власть в королевстве Мата передавалась по женской линии, и его наследниками считались сыновья его сестры. Один из них, Гилвайтви, попытался узурпировать трон, соблазнив царствующую королеву, держательницу ноги Мата, пока тот участвовал в военной кампании. Мат использует всю силу своего волшебства, устраняет соперника, а потом решает взять в жены свою племянницу Арианрод. Держать ногу значило защищать короля, так как пятка была уязвимым местом всех священных царей и королей. Вспомним пятку Ахилла, пронзенную стрелой Париса; пятку Талоса, пронзенную булавкой Медеи[174]; пятку Диармойда, пронзенную щетиной вепря Бенна Гулбана; пятку Харпократа, укушенную скорпионом; пятку Бальдра (датская версия мифа), пронзенную прутом омелы, брошенным богом Холдером, которого подзуживал Локи; пятку Ра, укушенную волшебной змеей, подосланной Исидой; пятку Мопса Лапифа, укушенную черной змеей в Ливии; пятку Кришны в «Махабхарате», пронзенную стрелой, которую выпустил его брат Джара Охотник. Талос ближе всего к Ахиллу в версии мифа, приводимой Аполлодором, в которой причиной его смерти названа рана в ногу от стрелы Пеанта, наследника Геракла.
Поскольку недавно я имел несчастье наступить на пиренейскую гадюку, которая в восемь раз ядовитее английской, то я могу вполне определенно утверждать, что «Серебряный остров», «Белая земля», «Вращающийся остров», куда священный король отправляется после смерти, являлся ему в воображении, когда его кусала гадюка или скорпион или поражала (вероятно) намазанная ядом стрела. Сначала я испытал боль, потом меня рвало, а потом я стал терять зрение. Небольшой серебряный кружок появился у меня перед глазами и вскоре стал большим островом с четкими очертаниями бастионов. Берега становились все шире и шире, словно я приближался к острову по морю. Когда я направился домой, то не видел, куда иду, а потом остров стал медленно вращаться по часовой стрелке. Не могу сказать, повернулся бы он положенные четыре раза, если бы яд был посильнее или если бы я, подобно священным царям и королям, твердо знал, что должен умереть, но видение стало блекнуть задолго до того, как мне дали противоядие. Я благодарен судьбе, что в отличие от моего младшего сына, который сидел у меня на плечах, родился не в день зимнего солнцестояния. Нога у меня болела несколько месяцев, и я едва ходил. В конце концов каталонский доктор прописал мне припарки из листьев дикой оливы, и за три дня опухоль и боль как рукой сняло. Традиционное лекарство имеет мифологическое значение так же, как лекарственную ценность. Из дикой оливы была дубинка Геракла, и соответственно древесина ее — первое средство против яда.
Мне надо было бы, естественно, вспомнить специальный эдикт императора Клавдия, упомянутый Светонием, о том, что «нет ничего лучше сока тиса против укуса гадюки». Это правильное гомеопатическое лечение, так же как дикая олива — аллопатическое. Я нашел, что Топселл в «Змеях» (1658) рекомендует сок барвинка: еще одно гомеопатическое лекарство, так как барвинок — «цветок смерти».