Избитый дельфинами, чуть не съеденный акулами 4 страница

Входя в дом, никогда не знаешь, что ждет тебя внутри. Даже если комнаты на первом этаже удалось очистить без проблем, это не гарантирует, что дела так же пойдут и с остальной частью дома. При подъеме на второй этаж может возникнуть ощущение, что комнаты пусты, или что все спокойно и никаких проблем быть не может, но это опасное чувство. Вы никогда не знаете, чего ждать. Все комнаты должны быть проверены, но и тогда следует оставаться настороже. Не раз и не два, когда дом уже считался зачищенным, в нас летели пули и гранаты снаружи.

Хотя большинство домов были маленькими и тесными, по мере развития сражения мы попали в зажиточный район города. Улицы здесь были вымощены, а здания выглядели как маленькие дворцы. Но комнаты за красивым фасадом находились в запустении. Иракцы, имевшие много денег, либо давно сбежали, либо были убиты.

Во время коротких перерывов между боями мы с морскими пехотинцами усердно занимались. Пока другие подразделения шли на ланч, я рассказывал своим морпехам все, что знал о зачистке помещений.

«Я не хочу потерять ни одного человека!» — орал я им. Впрочем, особых аргументов и не требовалось. Я заставлял их бежать, рвать свои задницы, в то время как им полагалось отдыхать. Но в том-то и особенность морского пехотинца: ты сбиваешь его с ног, а он поднимается снова и снова.

… Мы ворвались в один дом с большой комнатой при входе. Обитатели были застигнуты врасплох.

Впрочем, мы были ошеломлены не меньше, — как только я вломился внутрь, я увидел целую группу парней в пустынном камуфляже — старая коричневая раскраска «шоколадная стружка»[79], которая использовалась во время первой войны в Заливе (операция «Буря в пустыне»). Они были полностью экипированы. Лица у всех были европейские, а двое вообще имели светлые волосы, чего не бывает у иракцев и арабов.

Что за черт?

Мы смотрели друг на друга. Что-то мелькнуло в моем мозгу, и я нажал на спусковой крючок М-16, уложив их всех.

Промедли я еще полсекунды, и я сам бы лежал на полу, истекая кровью. Оказалось, что это чеченцы, мусульмане, приехавшие на священную войну против Запада. (Обыскав дом, мы обнаружили их паспорта.)

Старик

Не знаю, сколько мы очистили кварталов, не говоря уже об отдельных домах. Морские пехотинцы очень четко выполняли свой план: к обеду мы должны были быть в одном определенном месте, а к заходу солнца — в следующем. Силы вторжения двигались через город в каком-то странном танце, тщательно проверяя, чтобы в тылу не осталось никаких незачищенных «дыр», из которых боевики могли бы ударить нам в спину.

Время от времени нам попадались здания, в которых оставались мирные жители, но чаще всего нам встречались одни лишь мятежники.

Каждый дом следовало тщательно обыскать. Спустившись в подвал одного из зданий, мы услышали слабые стоны. К стене цепями были прикованы два человека. Один был мертв; другой подавал признаки жизни. Обоих страшно пытали с помощью электротока и еще бог знает как. Это были иракцы, по-видимому, умственно отсталые; инсургенты хотели убедиться, что эти люди не будут с нами разговаривать, но для начала решили немного развлечься.

Раненый умер на руках у нашего санитара.

На полу лежал черный баннер из числа тех, перед которыми религиозные фанатики обожают записывать свои видео, адресованные жителям западных стран. Валялись ампутированные конечности, и было больше крови, чем вы можете себе представить.

Пахло там ужасно.

Спустя пару дней один из снайперов морской пехоты решил последовать моему примеру, и мы вместе начали руководить штурмовыми операциями.

Мы брали дом по левой стороне улицы, затем переходили ее и брали дом напротив. Вперед и назад, вперед и назад. Все это занимало массу времени. Следовало пройти ворота, подойти ко входу, взорвать дверь, ворваться внутрь. Даже с учетом того, что я передал морским пехотинцам собственные запасы взрывчатки, скоро ее у нас совсем не осталось.

С нами работал броневик морпехов, который поддерживал нас с улицы по мере нашего продвижения. Он был вооружен только крупнокалиберным пулеметом, но настоящим его достоинством был его размер. Ни одна иракская стена не могла против него устоять, если он шел полным ходом.

Я пошел к командиру.

«Смотри, вот что нужно сделать, — сказал я ему. — У нас кончилась взрывчатка. Проломи стену перед домом и дай по двери штук пять выстрелов из пулемета. Потом сдай назад, а дальше мы все сами сделаем».

Как только мы начали применять этот способ, работа пошла намного быстрее.

Вниз и вверх по лестнице, проверить крышу, спуститься вниз, перейти к следующему дому — за день нам удавалось зачистить от пятидесяти до ста зданий.

Морские пехотинцы были измотаны, а я потерял более двадцати фунтов (9 кг) за шесть недель боев в Фаллудже. Они просто ушли с потом. Это была тяжелая работа.

В большинстве морские пехотинцы были моложе меня — некоторые практически тинейджеры. Возможно, у меня в лице есть что-то детское, потому что, когда в разговоре я говорил о своем возрасте, они пристально смотрели на меня и переспрашивали: «Сколько-сколько тебе лет?»

Мне было тридцать. Старик в Фаллудже.

Еще один день

По мере приближения морских пехотинцев к южной окраине города боевые действия в нашем секторе стали стихать. Я вернулся на крыши, надеясь, что с расположенных там огневых позиций сумею отыскать больше целей. Течение сражения изменилось.

Вооруженные силы США постепенно возвращали себе контроль над городом, и теперь коллапс сопротивления был исключительно вопросом времени. Но, находясь в гуще боя, я не мог ни о чем говорить уверенно.

Зная, что мы считаем кладбища сакральным местом, боевики часто использовали их для оборудования схронов оружия и взрывчатки. В тот день мы вели скрытое наблюдение за обнесенным стенами кладбищем в центре города. Длиной примерно в три футбольных поля и шириной в два, это был бетонный город мертвых, заполненный надгробьями и мавзолеями. Наша огневая точка была на крыше одного из домов близ минарета и кладбищенской мечети.

Это была довольно необычная крыша. По периметру ее окружал кирпичный бортик, в который были вделаны металлические решетки, дававшие нам великолепную позицию для стрельбы; я сидел на корточках и через оптический прицел винтовки наблюдал за дорожками между камней в сотнях ярдов отсюда. В воздухе был столько пыли и песка, что я не снимал защитных очков. Я также научился в Фаллудже держать ремешок на шлеме туго затянутым для защиты от каменных осколков, выбиваемых пулями из стен.

Я заметил несколько фигур, двигавшихся по кладбищу. Я прицелился по одной из них и выстрелил.

Через несколько секунд вокруг полыхал яростный огневой бой. Боевики выскакивали из-за камней (Не знаю, может быть, там был туннель? Но откуда-то они появлялись.) Поблизости заработал «шестидесятый», выпуская очередь за очередью.

Винтовки морских пехотинцев вокруг меня извергали огонь, я же продолжал аккуратно отыскивать цели для своей винтовки. Все вокруг отошло на задний план. Поймать фигуру противника в прицел, навести в центр корпуса. Настолько плавно нажать на спусковой крючок, чтобы момент, когда пуля вылетает из ствола, был неожиданностью для тебя самого.

Цель падает. Я ищу следующую. И следующую. И еще.

Наконец, целей не остается. Я встаю и перехожу на точку, где стена полностью закрывает меня от кладбища. Снимаю шлем и сажусь, прислонившись к стенке. Вся крыша усеяна стреляными гильзами — сотнями, если не тысячами.

Кто-то передал мне пластиковую бутылку с водой. Один из морских пехотинцев пристроил под голову рюкзак в качестве подушки, намереваясь немного поспать. Другой спустился по лестнице вниз, на первый этаж: там располагался магазин курительных принадлежностей. Морпех вернулся с пачками ароматических сигарет. Он зажег несколько, и вишневый запах смешался с тяжелой вонью, вечно стоящей над Ираком, с запахом канализации, пота и смерти.

Еще один день в Фаллудже.

Улицы были покрыты обломками и разным мусором. Город, и так-то не похожий на «картинку», представлял собой настоящие развалины. Раздавленные бутылки из-под воды валялись посреди дороги вперемежку с грудами досок и какими-то железками. Мы работали в квартале, состоящем из трехэтажных домов, где первые этажи были заняты магазинами. Все товары были покрыты толстым слоем песка и пыли, превратившим яркие цвета тканей в мутные полутона. Витрины были закрыты металлическими щитами, на которых рябили отметины пуль. Кое-где висели объявления о розыске боевиков, выпущенные новым правительством.

У меня с того времени сохранилось несколько фотографий. Даже в самых ординарных и наименее драматических сценах чувствуется война. Время от времени попадается что-то, относящееся к нормальной жизни без войны, что-то в данный момент бесполезное, например детская игрушка.

Война и мир плохо сочетаются.

Наши рекомендации