Глава одиннадцатая чезапик бич
Вдруг все переменилось, тон, воздух, неизвестно как думать и кого слушаться. Словно водили всю жизнь за руку, как маленькую, и вдруг выпустили, учись ходить сама. И никого кругом, ни близких, ни авторитетов. Тогда хочется довериться самому главному, силе жизни или красоте или правде, чтобы они, а не опрокинутые человеческие установления управляли тобой, полно и без сожаления, полнее, чем бывало в мирной привычной жизни, закатившейся и упраздненной.
Борис Пастернак «Доктор Живаго»
Фрагмент, подчеркнутый в одной из книг, найденных с останками Криса МакКэндлесса. «Хочется самого главного» – переписано рукой МакКэндлесса на полях книги над фрагментом
Сэмюэл Уолтер МакКэндлесс-младший – бородатый неразговорчивый человек пятидесяти шести лет от роду. Его длинные с проседью волосы зачесаны назад с могучего лба. Высокий и крепко сложенный, он носит очки в проволочной оправе, придающие ему облик профессора. Через семь недель после того, как тело его сына нашли в синем спальном мешке, сшитом для него Билли, Уолт глядит из окна своего таунхауса на скользящие по морю парусники. «Как же могло случиться, – удивляется он вслух, не отрывая невидящих глаз от залива Чезапик, – что мальчик, наделенный такой огромной силой сострадания, мог причинить своим родителям столько боли?»
Дом МакКэндлесса в Чезапик Бич, штат Мэриленд, обставлен с безупречным вкусом. В нем нет и малейшего намека на беспорядок. В огромных, от пола до потолка, окнах мерцает туманная панорама залива. Большой Шевроле и белый Кадиллак припаркованы перед входом, тщательно отреставрированный Корвет 69-го года отдыхает в гараже, девятиметровый прогулочный катамаран пришвартован в доке. Четыре большие доски с множеством фотографий, отражающих всю короткую жизнь Криса, стоят на обеденном столе.
Осторожно двигаясь вокруг, Билли показывает на Криса – ползунка верхом на игрушечной лошадке, восьмилетнего Криса, восторженно шагающего в свой первый поход, Криса во время первого дня в средней школе. «Тяжелее всего… – Уолт замолкает над фотографией сына, весело кривляющегося на семейном празднике, его голос ломается, и слова сложно разобрать. – Тяжелее всего просто знать, что его больше нет рядом. Я много времени проводил с Крисом, возможно даже больше, чем с любым другим ребенком. Мне так нравилось с ним общаться, хотя он нас нередко огорчал».
Уолт облачен в спортивные штаны, рэкетбольные туфли и сатиновую бейсбольную кофту с эмблемой Лаборатории реактивных двигателей. Несмотря на домашнюю одежду, в нем чувствуется властность. В своей загадочной области – продвинутой технологии под названием «радар с синтетической апертурой», или САР – он считается светилом. С 1978 года, когда Сисат – первый спутник, экипированный САР, был доставлен на околоземную орбиту, САР стал важным компонентом высокотехнологичных космических проектов. Руководителем проекта НАСА по запуску Сисата был Уолт МакКэндлесс.
Первая строка резюме Уолта гласит: «Допуск: Министерство обороты США, совершенно секретно». Описание опыта работы начинается со слов: «Я предоставляю частные консультации, связанные с дистанционными датчиками, проектированием спутниковых систем и обработкой сигналов в ассоциированном режиме, а также с задачами по обработке данных и добыванию информации». Коллеги отзываются о нем как о блестящем специалисте.
Уолт привык командовать. Он привык все контролировать сам, неосознанно, рефлекторно. Хотя он разговаривает мягко, в неспешном ритме американского Запада, в голосе проскакивают металлические нотки, а тяжелая челюсть выдает скрытую внутри нервозную силу. Даже через комнату искрами бьет его высокое напряжение. Можно безошибочно сказать, от кого Крис перенял свою склонность к кипучей деятельности.
Когда Уолт говорит, его нельзя не слушать. Если что-то или кто-либо вызывает его неудовольствие, глаза Уолта сужаются, а речь становится отрывистой. По словам членов большой семьи МакКэндлессов, порой его настроение бывает мрачным и переменчивым, хотя его знаменитая вспыльчивость и ослабела в последние годы. После того, как Крис порвал со всеми, в Уолте что-то изменилось. Исчезновение сына испугало и вразумило его. На первый план выступила мягкая, более терпимая часть его личности.
Уолт вырос в Грили, штат Колорадо, сельском городке на высоких, продуваемых всеми ветрами равнинах у границы Вайоминга. Яркий и целеустремленный ребенок добился бесплатной учебы в Государственном Университете Колорадо в соседнем городе Форт Коллинс. Чтобы сводить концы с концами, в колледже он подрабатывал где придется, включая морг, но наиболее постоянным приработком была игра в популярном джазовом квартете Чарли Новака. Новакс-бэнд с Уолтом на клавишах исполнял в местных барах танцевальные номера и старые добрые мотивчики по всему Фронт Рэйнджу. Увлеченный музыкант с немалым природным талантом, Уолт до сих пор время от времени профессионально играет на рояле.
В 1957 году Советы запустили Спутник 1, накрыв тенью страха всю Америку. Во время последовавшей всеобщей истерии, Конгресс вливал миллионы за миллионами в аэрокосмическую промышленность, расположенную в Калифорнии. Последовал бум. Для юного Уолта МакКэндлесса – только что закончившего колледж, женатого и ожидающего с женой ребенка, Спутник распахнул ворота в будущее. Получив диплом о неполном высшем образовании, Уолт устроился на работу в Хьюз Эркрафт, пославший его на три года в Университет Аризоны. Там он получил степень магистра в теории антенн. Закончив диссертацию – «Анализ конических спиралей», он был направлен в калифорнийский центр компании, где делалась история, и сам он приготовился внести свой вклад в космическую гонку.
Он купил небольшое бунгало в Торренсе и углубился в работу, быстро продвигаясь по служебной лестнице. Сэм родился в 1959 году, а четыре других ребенка – Стэси, Шона, Шелли и Шеннон – последовали один за другим. Уолт был назначен руководителем испытаний в миссии Сюрвейор 1 – первого аппарата, совершившего мягкую посадку на Луну. Его яркая звезда была на подъеме.
В 1965 году Уолт развелся со своей женой, Маршей. Он начал встречаться с секретаршей в Хьюз Эркрафт по имени Вильгельмина Джонсон – все ее звали просто Билли. Ей было двадцать два, у нее были темные, чарующие глаза. Они полюбили друг друга и стали жить вместе. Билли ждала ребенка. Будучи очень миниатюрной, за девять месяцев она набрала лишь три с половиной килограмма и никогда не носила одежду для беременных. 12 февраля 1968 года у них родился сын. Он весил меньше нормы, но был здоровым и подвижным. Уолт подарил Билли гитару Гианини, на которой она наигрывала колыбельные, чтобы успокоить капризничающего малыша. Двадцать два года спустя, рейнджеры Службы национальных парков обнаружат эту гитару на заднем сиденье желтого Дацуна, брошенного неподалеку от озера Мед.
Виной ли тому таинственное сплетение хромосом или расположение звезд, но Кристофер Джонсон МакКэндлесс пришел в этот мир с необычными талантами и волей, которую нелегко отклонить от намеченного пути. Когда ему было два года, он встал посреди ночи, вышел на улицу, не разбудив родителей, и забрался в дом напротив, чтобы стащить сладости из буфета.
В третьем классе, после получения высокого балла на тестировании, Крис был направлен на программу ускоренного обучения для одаренных подростков. «Ему это не нравилось, – вспоминает Билли, – так как теперь приходилось выполнять дополнительные задания. И он потратил неделю, добиваясь исключения из программы. Малыш пытался убедить учительницу, директора школы, вообще любого, кто соглашался его выслушать, что результаты теста ошибочны. Мы узнали об этом на первом родительском собрании. Учительница отозвала нас в сторонку и сказала, что Крис шагает не в ногу. Она просто покачала головой».
«Даже когда мы были маленькими, он был себе на уме, – говорит Карина, родившаяся через три года после Криса. – Он не был замкнутым – вокруг него всегда было много друзей, все его любили, но он мог покинуть всех и часами развлекаться в одиночку. Ему не нужны были ни игрушки, ни друзья. Он мог быть один, и не чувствовать себя одиноким».
Когда Крису исполнилось шесть, Уолту предложили должность в НАСА, связанную с переездом в столицу. Они купили многоуровневый дом на Уиллет Драйв в пригороде Аннандейл. Там были зеленые ставни, эркер и уютный дворик. Через четыре года после прибытия в Виргинию, Уолт уволился из НАСА и основал консультационную фирму – «Юзер Системс, Инкорпорейтед», которой они с Билли управляли на дому.
Денег не хватало. В дополнение к финансовым сложностям, связанным с отказом от гарантированного заработка ради неопределенности свободного предпринимательства, развод Уолта с первой женой вынуждал его содержать сразу две семьи. Чтобы с этим справиться, по словам Карины, «мама и папа трудились очень помногу. Когда мы с Крисом просыпались утром, чтобы пойти в школу, они еще работали. Когда мы отправлялись вечером в постель, они продолжали работать. Они построили вдвоем отличный бизнес, и со временем стали получать кучу денег, но они все время работали».
Это было напряженное существование. И Уолт, и Билли были как натянутая струна, вечно на эмоциях, вечно не желая уступать. Порой нервное напряжение выплескивалось в словесные перепалки. В минуты гнева, то один, то другая часто угрожали друг-другу разводом. Вспышки злобы были скорее дымом без огня, но, говорит Карина, «Думаю, что это было одной из причин нашей близости с Крисом. Мы учились рассчитывать друг на друга, когда мама с папой были на ножах».
Бывали и светлые моменты. Выходные и каникулы семья проводила в дороге. Они уезжали в Виргиния Бич или на побережье Каролины, в Колорадо, чтобы посетить детей Уолта от первого брака, к Великим озерам, к Голубому хребту. «Мы ставили палатку в кузове Шевроле, – объясняет Уолт. – Позже мы купили фургон Эрстрим, и путешествовали в нем. Крис любил эти поездки, чем дольше, тем лучше. Нашему семейству свойственна некоторая тяга к странствиям, и с самого начала было ясно, что Крис ее унаследовал».
Во время путешествий семейство посетило Железную Гору, штат Мичиган, – шахтерский городишко в лесах Верхнего полуострова, где Билли провела детство. В семье было шесть детей. Лорин Джонсон, отец Билли, делал вид, что зарабатывает на жизнь водителем грузовика, «но он не задерживался надолго ни на какой работе», – рассказывает она.
«Папаша Билли не вполне вписывался в общество, – поясняет Уолт. – Он и Крис были во многом схожи».
Лорин Джонсон был упрямым мечтательным гордецом, лесным жителем, музыкантом-самоучкой и поэтом. О его отношениях с лесными тварями ходили легенды по всей Железной Горе. «Он всегда помогал разной живности, – рассказывает Билли. – Найдет зверя в капкане, принесет его домой, ампутирует поврежденную лапу, подлечит и отпустит. Однажды папа сбил грузовиком олениху, оставив ее детеныша сиротой. Отец был просто раздавлен. Но он принес олененка к себе и вырастил его дома, у печки, словно тот был одним из его собственных детей».
Чтобы содержать семью, Лорин попытал себя в предпринимательских проектах, не слишком удачных. Сперва он разводил кур, затем переключился на норок и шиншилл. Он открыл конюшню и катал туристов. Хотя ему никогда не нравилось убивать зверей, большая часть еды на его столе была добыта охотой. «Папа плакал всякий раз, когда ему случалось застрелить оленя, – говорит Билли, – но у него не было выбора – дети хотели есть».
Он также подрабатывал охотничьим гидом, что мучило его еще больше. «Горожане приезжали сюда в своих огромных Кадиллаках, и папа привозил их за трофеями на неделю в свой охотничий лагерь. Он им гарантировал добычу, но большинство были плохими стрелками и пили так много, что не могли попасть и в слона, так что ему обычно приходилось самому убивать для них оленя. Боже, как он это ненавидел!»
Неудивительно, что Лорин был в восторге от Криса. И Крис обожал своего дедушку. Провинциальная смекалка старика, его близость к дикой природе произвели неизгладимое впечатление на мальчика.
Когда Крису исполнилось восемь, Уолт впервые взял его в трехдневный поход в Шенандоа, чтобы взойти на Олд Рэг. Они достигли вершины, причем Крис всю дорогу сам нес свои вещи. Подъем на гору стал для отца с сыном традицией – с тех пор они восходили на Олд Рэг каждый год.
Когда Крис стал постарше, Уолт взял Билли и детей от обоих браков и отправился в Колорадо, чтобы совершить восхождение на Пик Лонга – высочайшую вершину Скалистых гор, 4345 метров над уровнем моря. Уолт, Крис и младший сын Уолта от первого брака достигли высоты 3962 метра. Там, на перевале Замочная скважина, Уолт решил повернуть назад. Он устал, сказывалась высота. Путь наверх выглядел сложным и опасным. «Я уже смирился, – объясняет Уолт, – но Крис хотел идти до вершины. Пришлось запретить. Ему было лишь двенадцать, и он мог только жаловаться. Если б он был на пару лет старше, то просто пошел бы без меня».
Мой собеседник затих, скользя пустым взглядом за окном. «Крис не знал страха даже в детстве, – сказал Уолт после долгого молчания. – Он не думал, что фишки могут лечь не так, как надо. Мы всегда старались оттащить его от опасной грани».
Крис достигал высоких результатов практически во всем, что его интересовало. В учебе он почти без усилий приносил домой отличные отметки. Лишь однажды он получил оценку ниже, чем В, – F по физике. Увидев табель, Уолт договорился о встрече с преподавателем, дабы узнать, в чем проблема: «Тот оказался полковником авиации в отставке. Старик, кондовый и косный. В начале семестра он объяснил, что поскольку у него двести студентов, лабораторные работы должны выполняться по определенному шаблону, чтобы легче было оценивать. Крис решил, что эти правила глупы и проигнорировал их. Он сделал лабораторные, но не по шаблону, так что учитель влепил ему F. После беседы с преподавателем я сказал Крису, что он получил ту оценку, которой заслуживает».
И Крис, и Карина унаследовали музыкальную одаренность отца. Крис играл на гитаре, пианино и валторне. «Для ребенка его возраста это было странно, – вспоминает Уолт, – но ему нравился Тони Беннетт. Крис пел вещицы вроде „Ночь нежна“, а я аккомпанировал ему на рояле. Он держался молодцом». В самом деле, на дурацких видеозаписях, сделанных Крисом в колледже, иногда он распевает с особым щегольством, словно заправский ресторанный певец.
Будучи одаренным валторнистом, в школе он играл в Симфоническом оркестре Американского университета, но ушел, по словам Уолта, в знак из-за несогласия с правилами, введенными руководителем оркестра. Карина вспоминает, что были и другие причины: «Он прекратил играть, поскольку не любил, чтобы ему указывали, но также отчасти из-за меня. Я во всем хотела подражать Крису, а потому тоже начала играть на валторне. И оказалось, что хотя бы к этому у меня способностей больше, чем у него. Хотя я была новичком, а он – старшеклассником, я занимала первый стул в оркестре старшеклассников, и он не мог позволить себе сидеть за своей чертовой сестренкой».
Однако музыкальное соперничество не омрачило отношений Криса и Карины. Они были лучшими друзьями с ранних лет, и часами вместе резвились, возводя крепости из подушек и одеял в своей комнате. «Он всегда очень хорошо относился ко мне, – говорит Карина. – Всегда старался меня защитить. Держал меня за руку, когда гуляли по улице. Когда он был уже в средней школе, а я еще в начальной, его занятия заканчивались раньше, но он зависал в доме своего приятеля Брайана Пасковица, чтобы идти домой вместе со мной».
Крис унаследовал ангельские черты лица Билли, в особенности – глаза, темные глубины которых отражали все его чувства. Хотя он был невысок – на школьных фотографиях всегда в первом ряду, самый маленький в классе, – Крис был силен и отличался хорошей координацией. Он пробовал силы во многих видах спорта, но чтобы достичь результатов, у него не хватало терпения. Когда они всей семьей катались на лыжах в Колорадо, он редко утруждал себя поворотами. Крис просто принимал позу гориллы, расставлял ноги пошире и направлял лыжи прямо вниз по склону. Тем же образом, говорит Уолт, «когда я пытался обучить его гольфу, он отказывался понять, что главное – это форма удара. Каждый раз размахивался со всей дури. Порой мяч летел на двести пятьдесят – триста метров, но гораздо чаще он отбивал его на ближайший фервей[41].
Крис был очень одарен от природы. Но когда его пытались тренировать, оттачивать навыки, чтобы вытащить те самые последние десять процентов, сразу вырастала стена. Он противился указаниям любого сорта. Я серьезно занимаюсь рэкетболом[42], и обучил ему Криса, когда тому было одиннадцать. В пятнадцать и шестнадцать лет он постоянно меня обыгрывал. Он был невероятно быстр и энергичен, но когда я предложил поработать над недостатками в его игре, не стал и слушать. Однажды на соревновании он вышел против сорокапятилетнего опытного игрока. Крис сразу же выиграл целую кучу очков, но это парень методично проверял его, нащупывая слабые места. И когда он сообразил, какая подача особенно сложна для Криса, тот только ее и видел, и все было кончено».
Нюансы, стратегия – все, что превышает элементарные основы техники, не существовало для Криса. Он признавал лишь один путь борьбы – очертя голову, без промедления, со всей своей необычайной энергией. Как следствие, он часто терпел поражения – до тех пор, пока не занялся бегом, в котором целеустремленность гораздо важнее ловкости и хитроумия. Здесь он обрел свое спортивное призвание. Десятилетним мальчиком он принял участие в своем первом забеге, на десять километров. Он финишировал шестьдесят девятым, обогнав более тысячи взрослых, и был замечен. Вскоре он стал одним из ведущих стайеров штата.
Когда Крису было двенадцать, Уолт и Билли купили Карине щенка, шотландскую овчарку Бакли, и Крис стал брать его с собой на ежедневные пробежки. «Считалось, что Бакли – мой пес, – говорит Карина, – но они с Крисом были неразлучны. Бак был шустрым, он всегда прибегал домой быстрее Криса. Помнится, Крис был в восторге, когда ему удалось впервые успеть раньше Бакли. Он ураганом промчался по всему дому, вопя: „Я победил Бака! Я победил Бака!“»
В Высшей школе У.Т. Вудсона – крупном государственном институте в Фэрфаксе, штат Виргиния, славящимся высоким уровнем преподавания и спортивными достижениями, Крис был капитаном команды по кроссу. Ему нравилась эта роль, и он придумал новые, изнурительные режимы тренировок, которые его товарищи по команде не забыли до сих пор.
«Он действительно не жалел себя, – объясняет Горди Кукуллу, младший член команды. – Крис изобрел упражнение, которое назвал „Воины дороги“: он брал нас на долгие убойные пробежки через фермерские поля и стройки – места, где нельзя было находиться, и намеренно старался, чтобы мы заблудились. Мы мчались на пределе сил по странным дорогам, через леса… Идея состояла в том, чтобы лишить нас опоры, загнать в неведомое. Затем мы бежали немного медленнее, пока не отыскивали знакомую дорогу, и неслись домой во весь опор. В каком-то смысле, именно так Крис и прожил свою жизнь».
МакКэндлесс смотрел на бег как на духовную практику, почти религию. «Крис старался подготовить нас морально, – вспоминает Эрик Хатауэй, другой его товарищ по команде. – Он рассказывал нам, что думает обо всем зле и ненависти этого мира, и представляет, будто мы пытаемся преодолеть темные силы, стену зла, которая мешает нам стать лучшими. Он верил, что результаты зависят лишь от состояния духа, способности собрать в кулак всю доступную энергию. Нас, впечатлительных студентов, такие разговоры невероятно воодушевляли».
Бег был не только духовным опытом, но еще и соревнованием. Когда МакКэндлесс бежал, он стремился к победе. «Крис относился к бегу очень серьезно, – говорит Крис Макси Гиллмер, спортсменка из команды, бывшая, вероятно, самой близкой подругой МакКэндлесса в Вудсоне. – Я помню, как ждала Криса у финиша, смотрела за его бегом и чувствовала, как сильно он стремится выступить хорошо, и насколько он был разочарован, когда все проходило хуже, чем он ожидал. После неудачного забега или даже плохого времени, показанного на тренировке, он был очень суров к себе. И не хотел об этом говорить. Если я пыталась посочувствовать, он злился и огрызался на меня. Держал все внутри. Уходил куда-то в одиночку и предавался самоедству.
Крис относился серьезно не только к бегу, а практически ко всему на свете. Мало кто задумывается в институте о серьезных вещах, но мы с Крисом были именно такими, а потому быстро поладили. Во время обеденного перерыва мы ошивались у его шкафчика и толковали о жизни, устройстве мира и тому подобном. Я черная, и никогда не могла понять, почему все придают такое значение расе. Крис беседовал со мной об этом. Он понимал. И всегда к таким вещам относился критично, как и я. Крис мне очень нравился. Он был отличным парнем».
МакКэндлесс принимал несправедливость мира близко к сердцу. В свой последний год в Вудсоне он серьезно изучал расовую дискриминацию в Южной Африке. Он на полном серьезе обсуждал с друзьями план проникнуть в эту страну с контрабандным грузом оружия, и примкнуть к борьбе с апартеидом.
– Мы часто спорили об этом, – вспоминает Хатауэй. – Крис не хотел двигаться проторенными путями, работать на систему, ждать своего часа. Он говорил: «Ну же, Эрик, мы можем достать денег, чтобы самостоятельно отправиться в Южную Африку прямо сейчас. Нужно лишь решиться на это». Я возражал, что мы – всего лишь пара детишек, и не можем ничего изменить. Но с ним было невозможно спорить. Он отвечал что-то вроде: «Э, да тебе просто наплевать, что хорошо, а что – плохо».
На выходных, когда приятели по высшей школе шлялись по пивным вечеринкам и пытались просочиться в бары Джорджтауна, МакКэндлесс ходил по злачным кварталам Вашингтона, беседуя с проститутками и бездомными, покупал им еду и искренне пытался найти способы улучшить их жизнь.
«Крис просто не мог понять, как можно позволить людям голодать, особенно в этой стране, – говорить Билли. – Он мог бредить об этом часами».
Однажды Крис подобрал на улице бездомного, привез его домой в тенистый, благополучный Аннандейл, и спрятал его в родительском фургоне, припаркованном за гаражом. Уолт и Билли так и не узнали, что они приютили бродягу.
В другой раз Крис заехал к Хатауэю и объявил, что они отправляются в центр. «Круто!» – подумал тогда Хатауэй. Он вспоминает: «Был вечер пятницы, и я решил, что мы едем на вечеринку в Джорджтаун. Вместо этого, Крис остановил машину на Четырнадцатой улице, которая в те времена была по-настоящему стрёмной частью города. Затем он сказал: „Знаешь, Эрик, ты можешь прочитать обо всем этом, но никогда по-настоящему не сможешь понять, пока сам так не поживешь. Сегодня мы этим и займемся“. Следующие несколько часов мы шлялись по всяким дырам, разговаривая с сутенерами, шлюхами и подонками. Я был, типа, испуган.
Ближе к концу вечера, Крис спросил, сколько у меня денег. Я ответил, что пять долларов. У него было десять. „Отлично, ты платишь за бензин, – сказал он мне, – а я куплю еды“. Он потратил десять баксов на большой мешок гамбургеров, и мы объехали округу, раздавая их вонючим доходягам, спящим на тротуаре. Это была самая странная пятница в моей жизни, но для Криса такое было в порядке вещей».
В начале своего последнего года в Вудсоне, Крис известил родителей, что не собирается поступать в колледж. Когда Уолт и Билли возразили, что диплом колледжа нужен для карьеры, Крис ответил, что карьера – унизительное «изобретение двадцатого века», скорее бремя, чем преимущество, и он вполне обойдется без нее. Спасибо, все свободны.
«Это нас встревожило, – признает Уолт. – И я, и Билли вышли из рабочих семей. Дипломы колледжа достались нам нелегко, и мы тяжело работали, чтобы обеспечить детям хорошее образование. Так что Билли усадила его и сказала: „Крис, если ты действительно хочешь изменить мир, помочь людям, которым повезло меньше, получи сперва для этого подходящие рычаги. Отправься в колледж, стань юристом, а затем ты действительно будешь в состоянии на что-то влиять“».
«Крис получал хорошие отметки, – говорит Хатауэй. – У него не было проблем, он отлично успевал и делал то, что требовалось. У его родителей не было повода жаловаться. Но они привязались к его идее по поводу колледжа и, что там они ни сказали, но это сработало. Потому что Крис, в конце концов, отправился в Эмори, хотя и считал учебу пустой тратой времени и денег».
Может показаться странным, что Крис в случае с колледжем поддался давлению со стороны Уолта и Билли, тогда как отказывался их слушать по многим другим поводам. Но в их отношениях и без того хватало противоречий. Когда Крис трепался с Макси Гиллмер, он часто сетовал на Уолта и Билли, изображая их тиранами. Но в обществе парней – Хатауэя, Кукуллу и другой звезды дорожки – Энди Горовца – он не жаловался никогда. «У меня сложилось впечатление, что его родители – очень милые люди, – говорит Хатауэй, – похожие на моих и прочих родителей. Просто Крис не любил, когда ему указывали. Думаю, он имел бы претензии к любому отцу или матери, у него были проблемы с самой идеей родителей».
Личность МакКэндлесса порой озадачивала своей неоднозначностью. Иногда он был очень замкнут, иногда – невероятно общителен. И, несмотря на чрезмерно развитое чувство социальной несправедливости, он не был вечно хмурым добродетельным ханжой, презирающим веселье. Наоборот, он был не прочь пропустить стаканчик, и обожал играть на публику.
Возможно, наиболее парадоксальным было его отношение к деньгам. И Уолт, и Билли знавали бедность, когда были молоды и пытались выбиться в люди, а потому не видели ничего предосудительного в том, чтобы вкушать плоды своего труда. «Мы очень и очень тяжело работали, – подчеркивает Билли. – Во многом себе отказывали, когда дети были маленькими, мало тратили, много сберегали и вкладывали в наше будущее». И когда это будущее настало, они не принялись выставлять на показ свое скромное богатство, но купили хорошую одежду, драгоценности для Билли, Кадиллак. Со временем они приобрели таунхаус возле залива и парусную лодку. Они возили детей в Европу, катались на лыжах в Брекенридже, ездили в круиз по Карибам. И Криса, признает Билли, «это смущало».
Ее сын, юный толстовец, верил, что богатство постыдно, оно разъедает душу и источает зло. Самое смешное, что при этом сам Крис был прирожденным капиталистом, со сверхъестественным талантом делать деньги. «Крис всегда был предпринимателем, – со смехом говорит Билли. – Всегда».
Восьми лет от роду, он выращивал за домом в Аннандейле овощи и продавал их соседям. «Представьте себе симпатичного малыша, который тащит тележку, полную свежих бобов, помидоров и перцев, – говорит Карина. – Кто мог устоять? И Крис этим пользовался. Он делал умильное лицо: „Поглядите, какая я лапочка! Не желаете ли купить бобов?“ И возвращался домой с пустой тележкой и пачкой денег в ладошке».
Когда Крису исполнилось двенадцать, он напечатал стопку афиш и открыл маленькое копировальное дело, «Быстрые копии Криса», предлагая бесплатную доставку. Он пользовался копиром в офисе Уолта и Билли, платя своим родителям несколько центов за лист, взимая с покупателей на несколько центов меньше, чем магазин на углу, и получая отличную прибыль.
В 1985 году, после первого года учебы в Вустоне, местный строительный подрядчик нанял Криса нанял искать в округе клиентов для облицовки домов и ремонта кухонь. Как специалист по продажам он не знал себе равных и достиг невероятных успехов. Всего через несколько месяцев он уже руководил группой из шести других студентов и положил на свой счет семь тысяч долларов. Часть этих денег он использовал для покупки подержанного желтого Дацуна.
Его талант продавца был так велик, что весной 1986 года, когда приблизился выпускной, владелец компании-подрядчика позвонил Уолту и предложил оплатить обучение Криса в колледже, если Уолт убедит сына остаться в Аннандейле и совмещать работу с учебой вместо того, чтобы отправиться в Эмори.
«Когда я сказал об этом предложении Крису, он не раздумывал ни минуты, – говорит Уолт. – Сказал начальнику, что у него иные планы». Не успев окончить школу, Крис объявил, что собирается сесть за руль своего автомобиля и провести лето в поездках по стране. Никто не ожидал, что это путешествие окажется первым в серии длительных приключений по всему континенту. Также никто из родственников не мог предвидеть, что нечаянное открытие во время первой поездки, в конце концов, перевернет его жизнь, бросив Криса и тех, кто его любил, в пучину гнева, непонимания и сожалений.