Нужны ли пресытившейся всем Европе ещё и китайские стихи?

За века своего существования наша западная цивилизация накопила столько золотого и бриллиантового «хлама», что каратом больше, каратом меньше — уже не заметно. Поэтому, хотя художники‑самородки и не перевелись, но они уже не воспринимаются уникальными и так не потрясают умы, как, например, Микеланджело или Данте. Будучи ориентированной на новизну в искусстве, а не на традицию, наша культура порой не прочь сбросить балласт былого с виртуальных ракет современности, но «шаг вперёд и два назад» чем дальше, тем чаще и глубже она обращается вспять. Если начало XIX в. отмечено стремлением к древней Греции, то его конец и начало XX — фантазиями о древнем Египте, а конец XX — уже о якобы доегипетской Атлантиде. Нынешняя цивилизация пытается в формах классицизма, постмодернизма и энциклопедизма что-то подытожить, вспомнить, повторить нажитое за тысячелетия; или в качестве «общего дела» воскресить мёртвых, воплотить их в завтрашних изданиях и постановках. А в идеале — превратить древнейшее в новейшее, визуализировав его, подобно лику с Туринской плащаницы на цифровых компьютерных портретах.

Европейская культура уже не первое столетие мечется вдоль временной прямой вперёд-назад, и расстояние от «ретро» до «авангарда» всё более сокращается. Но её поиск идёт не только вглубь археологических слоёв, но и вширь земных параллелей. Самоуверенный европоцентризм уже давно сменился гипер-интересом к иным культурам.

В такую эпоху особо значимой становится роль переводчика и «толмача», а перевод оказывается обоюдоблагородным делом. С одной стороны, он является эмиссаром иной культурной традиции, распространяющим её достижения за пределы лингвистических границ, и служащим делу воскресения её из мёртвых. А с другой стороны, обогащает, и даёт новые импульсы развитию отечественной цивилизации, давно утратившей автохтонную самодостаточность.

При фокусировании современного культурного поиска на китайской цивилизации, все его направления — и назад, и вовне, и вперёд — чудесным образом могут совпасть. Назад — поскольку высокоразвитая китайская культура является наиболее древней из ныне «актуальных». Вовне — поскольку она предельно другая, даже антропологически (иная раса). Вперёд — потому что без восприятия опыта этой циклически возрождающейся культуры Европе уже не выстоять, лишь этот опыт способен помочь свернуть в годичное кольцо устремлённую в пропасть временную ось, сомкнув будущее с прошлым, как опавший лист со свежей почкой такого же следующего листа. Мы не только живём в эпоху взаимопроникновения самых отдалённых культур, но мы и нуждаемся в этом проникновении, чтобы, трансформируясь, продолжить историю.

Основой китайской цивилизации является иероглифика. А китайские стихи — это особо организованные иероглифы, представленные наиболее выпукло и многогранно, где значимы все их конкретные и отвлечённые, слышимые и зримые, структурные и целостные качества. Не будет ошибкой признать, что именно в стихах заключена квинтэссенция китайской цивилизации. Так, собственно, и считал один из отцов основателей отечественной синологии академик В. М. Алексеев, посвятивший немало работ китайской поэзии и проблеме её перевода^[1]. Древнейшими эталонными текстами в Китае являются «Канон стихов» (Ши цзин, XI‑III вв. до н.э.) и «Чуские строфы» (Чу цы, IV‑II вв. до н.э.). Стихами написан основополагающий даосский трактат «Канон Пути и благодати» (Дао дэ цзин, VI‑III вв.). Все китайские учёные и философы, а также императоры, вплоть до Мао Цзэдуна, были поэтами. Умение создавать стихотворные тексты до сих пор считается знаком высшей культурной привилегированности, а культурность (вэнь) в китайской традиции почтеннее прочих заслуг. По определению В. М. Алексеева, поэзия — «сердце китайской культуры»^[2]. Таким образом, перевод «несерьёзных стишков» значим не менее, если не более, чем научных трактатов, многие из которых, если не полностью поэмы, то содержат в себе и поэтические строки.

Перевод китайских стихов на русский язык — это особая задача ещё и по тому, что в России, пусть по иным основаниям, но, так же как и в Китае, «поэт больше чем поэт». Поэтому не только русские поэты, но и учёные‑синологи, обращаясь к китайским стихам, стремились создать не наукообразный дотошный перевод, снабжённым множеством комментариев, а художественный текст^[3].

Перевод любого художественного текста имеет два аспекта: содержательный и формальный. Соблюдение единства формы и содержания при переводе с западных языков — задача вполне реальная, в силу близости, как принципов стихосложения, так и общего грамматического строя. Даже фонетика любого западного языка, на котором трудно говорить без акцента, покажется почти идентичной, при воспоминании о той пропасти, которая разделяет звучание всей индоевропейской группы и тонированные волны китайской речи. Так, в силу лингвистической противоположности китайского языка, в котором отсутствует всё из присущего европейской грамоте, содержание и форма китайской поэзии оказываются вопросами разного уровня.