Избитый дельфинами, чуть не съеденный акулами 2 страница

В 2004 году я привез в Ирак Springfield TRP Operator 45-го калибра (11,43 мм). Его корпус напоминает «кольт» 1911 года с регулируемой рукоятью и салазками для крепления лазерного прицела и подсветки. Черный, с утяжеленным стволом, это был прекрасный пистолет — пока в Фаллудже в него не попал осколок.

В принципе, его можно было отремонтировать — эти «Спрингфилды» очень крепкие. Но судьбу мне испытывать не хотелось, и я взял новый SIG Р220. Р220 очень похож на Р226, но сделан под 45-й калибр.

КОБУРА

Во время первых двух командировок я носил пистолет в набедренной кобуре. (Это очень удобное положение, вровень с опущенной рукой.) Проблема кобур этого типа в том, что они постоянно съезжают набок — в бою или просто от тряски. Поэтому впоследствии я перешел на поясную кобуру. Так я всегда уверен, что мой пистолет находится там, где ему положено быть.

ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ПАКЕТ

Индивидуальная аптечка, куда входят средства оказания первой помощи, есть у каждого. Здесь есть все, что нужно при огнестрельных ранениях: резиновый жгут, повязки, кровоостанавливающие средства. И все это должно быть легкодоступно — вы же не хотите, чтобы человек, оказывающий вам помощь, занимался поисками. Я всегда носил аптечку в большом кармане брюк с правой стороны, под кобурой. Если бы меня подстрелили, моим товарищам достаточно было срезать часть кармана и достать пакет. Большинство поступало так же.

Когда вы оказываете помощь до прибытия санитара или врача, вы всегда используете аптечку раненого. Если вы используете свой комплект, то где вы возьмете перевязочные средства для другого раненого — а им можете оказаться вы сами?

БРОНЕЗАЩИТА И РАЗГРУЗКА

Во время первой командировки к комплекту индивидуальной брони «котика» прилагалась система MOLLE (Modular Lightweight Load-carrying Equipment — облегченная модульная система переноски снаряжения). Это разгрузочный жилет с петлями для модульных ремней разных типов, что позволяет вам подобрать наиболее подходящий в данный момент комплект снаряжения. Само слово MOLLE — это торговая марка системы, разработанной и выпускаемой компанией Natick Labs. Впрочем, многие люди используют это слово для описания любой подобной системы.

Во время следующих командировок я использовал комплект раздельной «родезийской» бронезащиты с отдельной разгрузкой. «Родезийская» защита — это отдельный жилет, к которому можно прикрепить MOLLE или подобную MOLLE разгрузку. Главный принцип тот же: вы можете сами комплектовать носимое снаряжение.

Наличие отдельного жилета позволяет мне снять снаряжение и положить его, оставшись при этом в броне. Так намного комфортнее лежать и в то же время иметь под рукой все необходимое. Если я лежу со снайперской винтовкой на позиции, глядя в оптический прицел, я могу расстегнуть ремень и ослабить бронежилет: так легче достать патроны, которые я ношу в подсумках. При этом бронежилет по-прежнему на моих плечах; стоит мне встать и он окажется на своем месте.

(Одно замечание по поводу индивидуальной бронезащиты. Известно, что стандартные бронежилеты ВМС рассыпаются при попадании. В свете этого факта родители моей жены проявили большую щедрость и купили мне после третьей командировки броник «Dragon Skin». Это чрезвычайно тяжелый, но великолепно защищающий бронежилет, лучшее, что может быть^[69].)

На запястье я носил навигатор GPS, еще один был в жилете, не пренебрегал я и старомодным магнитным компасом. Во время командировок у меня обязательно была пара очков, снабженных миниатюрными вентиляторами, защищающими от запотевания. И, конечно, у меня был складной нож — после окончания BUD/S я получил Microtech, — а также тактические ножи Emerson и Benchmade, которые я использовал в зависимости от ситуации.

Среди другого снаряжения, которое мы несли на себе, были панели VS-17, позволяющие предупредить пилотов дружественной авиации о расположении наших позиций. По крайней мере, так должно было быть теоретически.

Сначала я пытался располагать все это хозяйство подальше от моей талии. Дошло даже до того, что запасные обоймы для пистолета я прикрепил к ножной кобуре на моей левой ноге, повыше, так, чтобы иметь доступ к левому карману брюк.

В Ираке я никогда не носил защитные наушники, имевшие встроенную систему шумоподавления. Хоть она и позволяла слышать выстрелы противника, но микрофоны, используемые в ней, были всенаправленными. Это означало, что вы не можете понять, с какой стороны ведется огонь.

Несмотря на то что моя жена думает иначе, время от времени я носил защитный шлем. Честно скажу, это бывало не часто. Это был стандартный шлем армии США — тяжелый, неудобный, и обеспечивающий приемлемую защиту разве что от пули на излете или от шрапнели. Чтобы он не болтался у меня на голове, я использовал вкладыши Pro-Tec, но все равно длительное ношение каски сильно утомляло. Эта тяжеленная штука на моей голове мешала сохранять сосредоточенность, особенно если на дежурстве нужно было провести не один час.

Я не раз видел, как пули, включая пистолетные, с легкостью пробивали этот шлем, поэтому я не находил особого смысла причинять себе подобный дискомфорт. Единственное исключение составляли ночные выходы. Я надевал шлем, поскольку мне нужно было к чему-то крепить прибор ночного видения.

С другой стороны, кепи я носил почти постоянно. Взводное кепи с логотипом «Кадиллака», использовавшимся в качестве эмблемы нашей части. (Официально наш взвод назывался «Чарли» (Charlie), но мы часто использовали альтернативные имена, начинающиеся с той же буквы: так Charlie становится Cadillac’ом и т. д.)

Почему кепи?

Быть крутым на 90 % означает выглядеть крутым. А вы выглядите намного круче, когда надеваете кепи. Помимо моего кепи с «Кадиллаком», у меня был еще один любимый головной убор — кепи Пожарной службы Нью-Йорка, которое кто-то потерял во время событий 11 сентября. Когда мой отец после террористических атак был в историческом здании нью-йоркской пожарной охраны «Львиное логово», ему подарили это кепи. Отец встречался там с членами пожарной команды Engine 23, участвовавшей в тушении башен-«близнецов»; когда огнеборцы узнали, что его сын отправляется на войну, они уговорили его взять этот головной убор.

«Просто скажите ему, что надо получить по счету», — сказали ему.

Если кто-то из них прочтет эту книгу, надеюсь, они в курсе, что я получил по счету сполна.

На запястье я носил часы G-Shock.Черные часы с резиновым браслетом заменили в качестве стандартного снаряжения «морских котиков» часы Rolex Submariners. (Мой друг, который решил, что будет позором, если мы позволим умереть традиции, недавно подарил мне такие. Я все еще не могу привыкнуть к этому «Ролексу», но он символизирует связь с теми, кто был до нас.)

В холодную погоду я надевал свою собственную куртку — North Face — поскольку, хотите верьте, хотите нет, но я не смог убедить интендантскую мафию выдать мне какую-нибудь теплую одежду. Но об этом в другой раз.

Я вешал винтовку М-4 и размещал 10 магазинов к ней (триста патронов) в кармашках разгрузочного жилета. Туда же я помещал радиопередатчик, несколько фонариков и проблесковый маяк. (Последний использовался для организации рандеву с другими подразделениями или самолетами, кораблями, лодками и т. д. Его также можно было применять для идентификации дружественных войск.)

Если со мной была одна из моих снайперских винтовок, в рюкзаке я нес около 200 патронов к ней. Если в качестве снайперской я использовал Мк-11, а не Win Mag или.338, то мне не нужно было тащить М-4. В этом случае снайперские патроны я клал в разгрузочный жилет, чтобы они были под рукой. Дополняли амуницию три магазина с патронами для пистолета.

Я носил высокие походные ботинки Merrill. Они были удобными и продержались всю командировку.

Подъем, Кайл

Я работал с «Громом» уже примерно месяц, когда в одно прекрасное утро меня разбудили, тряхнув за плечо.

Я вскочил, готовый уложить на пол того, кто проник в мою комнату.

«Эй, эй, спокойно, — сказал разбудивший меня лейтенант. Он был „морским котиком“, и моим боссом впридачу. — Одевайся, я жду тебя в канцелярии».

«Да, сэр!» — пробормотал я. Быстро натянул шлепанцы и шорты и спустился в холл.

Я подумал, что влип в какую-то историю, но никак не мог сообразить, в какую именно. Я нормально поладил с поляками, вел себя прилично, в драках не участвовал. По дороге я прокручивал в мозгу возможные варианты провинностей, пытаясь заранее продумать линию защиты. Но так ничего и не придумал.

«Кайл, бери свою снайперскую винтовку и пакуй снаряжение, — сказал мне лейтенант. — Ты отправляешься в Фаллуджу».

Он начал объяснять мне разные организационные вопросы и сообщил некоторые детали предстоящей операции. Морская пехота планировала крупное наступление, и им требовались снайперы для его обеспечения.

«О, так это отлично, — подумал я. — Мы убьем кучу плохих парней! И я буду в самой гуще этого!»

Вооруженный лагерь

С исторической точки зрения было две битвы за Фаллуджу. Первая — весной, как я говорил выше. Политические соображения, возникшие под воздействием страшно искаженных сообщений СМИ и деятельности арабской пропаганды, заставили морскую пехоту свернуть наступление вскоре после его начала. Поставленные задачи выполнены не были, очистить город от инсургентов не удалось. Тогда вместо американской морской пехоты наводить порядок в Фаллудже отправили иракские части, верные новому правительству.

Это не сработало. Главными образом по причине отвода американских войск партизаны установили полный контроль над Фаллуджей. Гражданские лица, которые не захотели сотрудничать с инсургентами, были либо убиты, либо вынуждены покинуть город. Каждый, кто хотел мира, чем бы это ни диктовалось, должен был покинуть город или в конечном счете умереть.

Провинция Аль-Анбар, где расположен город, была буквально нашпигована инсургентами всех мастей. Среди них было много иранских моджахедов, но немало было и иностранных наемников Аль-Каиды и представителей других радикальных групп. Глава Аль-Каиды в Ираке, шейх Абдаллах Аль-Джанаби^[70]разместил в Фаллудже свой штаб. Иорданец, воевавший вместе с Усамой бен Ладеном в Афганистане, он призывал убивать американцев. (Несмотря на множество сообщений, утверждающих, что Джанаби был взят в плен, насколько мне известно, он улизнул из Фаллуджи и все еще на свободе.)

Инсургенты, с одной стороны, были террористами, с другой — обыкновенными бандитами. Они устанавливали мины, похищали представителей власти и членов их семей, нападали на американские конвои, убивали иракцев, не разделявших их веру или политические убеждения. Фаллуджа стала их убежищем, антистолицей Ирака, местом, обитатели которого подняли знамя свержения временного правительства и предотвращения свободных выборов.

Провинцию Аль-Анбар и, более точно, район Фаллуджи в средствах массовой информации называют «суннитским треугольником»^[71]. Это очень-очень примерное представление как местности (между Багдадом, Рамади и Бакубой), так и этнической картины.

(Несколько слов об исламе в Ираке. Здесь живут представители обоих крупнейших течений мусульманства — шииты и сунниты. До войны шииты жили преимущественно на юге и востоке, скажем, от Багдада до границ, а сунниты доминировали в районе Багдада и к северо-западу от него. Эти две религиозные ветви сосуществовали, но ненавидели друг друга. Хотя шииты были большинством, но при правлении Саддама Хусейна они подвергались дискриминации: им не дозволялось занимать серьезные государственные должности. Дальше к северу расположены области, населенные курдами, которые, будучи в основной массе суннитами, имеют собственные традиции и часто вообще не считают себя частью Ирака. Саддам считал их «недочеловеками»; во время подавления одного из выступлений он отдал приказ использовать против курдов химическое оружие, а также проводил этнические чистки.)

Одновременно с использованием Фаллуджи в качестве базы для набегов на прилегающие районы и Багдад, инсургенты потратили значительные усилия на укрепление своих позиций непосредственно в городе, сознавая, что им обязательно предстоит в будущем отражать новые атаки войск коалиции. Они устроили значительные запасы оружия и боеприпасов, заготовили самодельные взрывные устройства и укрепили дома. Были расставлены мины, на дорогах устроены баррикады, подготовлены места для засад. В многослойных стенах были обустроены «крысиные норы», позволявшие перемещаться между домами, не выходя на улицу. Многие, если не все двести мечетей в городе были превращены в укрепленные бункеры — партизаны знали, что американцы с уважением относятся к священным местам и стараются не атаковать их. Больница была превращена в штаб инсургентов и использовалась в качестве базы для операций пропагандистской машины противника. Короче говоря, к лету 2004 года город был крепостью террористов.

Повстанцы чувствовали себя настолько уверенно, что регулярно предпринимали ракетные атаки против американских баз и устраивали засады на конвои, двигавшиеся по главным дорогам. В конце концов терпение американского командования лопнуло, и оно приказало вернуть контроль над городом.

Разработанный план получил название «Ярость призрака». Город должен был быть заблокирован, дабы исключить подвоз снабжения и подход подкреплений к противнику. Партизан в Фаллудже следовало искоренить и уничтожить.

Становым хребтом операции должна была стать Первая дивизия морской пехоты. Прочие службы играли каждая свою важную роль. Так, снайперы спецназа ВМС придавались штурмовым группам морской пехоты, на них возлагалось патрулирование и выполнение традиционных снайперских заданий.

Морские пехотинцы несколько недель готовились к штурму, одновременно предпринимая усилия по дестабилизации положения противника. Плохие парни знали, что что-то надвигается; они только не знали, где это случится и когда. Особенно укреплена была восточная часть города; скорее всего, именно на этом направлении повстанцы ожидали нашего удара.

Они ошиблись. Удар был нанесен с северо-запада и достиг самого центра города. Именно туда меня и направили.

Подготовка

Как только лейтенант отпустил меня, я немедленно собрал свое снаряжение, после чего пикап доставил меня на вертолетную площадку. «Шестидесятый» (вертолет Blackhawk Н-60) ждал меня и еще одного парня, с которым мы вместе работали в «Громе» — специалиста по связи по имени Адам. Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Мы были возбуждены от того, что скоро попадем в настоящий бой.

Похожее путешествие совершали «морские котики» по всему Ираку, направляясь на крупную базу морской пехоты южнее Фаллуджи. К моменту моего прибытия у SEAL уже была маленькая база внутри этого лагеря. Я шел по узким залам здания, которое окрестили «Аламо»^[72], стараясь ни обо что не удариться. Вдоль стен было сложено снаряжение и оборудование, ящики с вооружением и металлические футляры, картонки и бесчисленные упаковки газированной воды. Мы напоминали гастролирующую рок-группу, организующую шоу на стадионе.

С той только разницей, что для нашего шоу использовалась очень серьезная пиротехника. Помимо снайперов из третьего разведывательно-диверсионного отряда, к участию в штурме были стянуты «Котики» из Пятого и Восьмого отрядов. Я уже знал большинство парней с западного побережья; остальных я зауважаю через несколько недель. Все было пропитано энергией. Каждый стремился принять участие в битве и помочь морским пехотинцам.

Тыл

По мере того как сражение становилось все ближе, я стал чаще обращаться в мыслях к жене и сыну. Мой малыш рос. Тая начала присылать мне фотографии и даже видео, на которых был виден его прогресс. Она также присылала мне картинки по электронной почте.

Некоторые из них до сих пор сохранились у меня в памяти — сын лежит на спине, и размахивает ручками и ножками, как будто бежит, а на лице у него улыбка до ушей.

Он был чрезвычайно активным ребенком. Весь в папу.

Благодарение, Рождество — в Ираке эти даты проходили для меня как-то незаметно. Но то, что я не видел, каким опытом обогащается мой ребенок, стало меня задевать. Чем больше я пропускал и чем больше он рос, тем больше мне хотелось помогать ему расти — то есть делать все то, что отец делает вместе со своим сыном и для него.

Я позвонил Тае, когда мы ждали приказа о начале штурма. У нас состоялся очень короткий разговор.

«Привет, дорогая. Не могу тебе сказать, куда меня направляют, но какое-то время меня не будет, — сказал я. — Следи за новостями, и ты все поймешь. Я не знаю, когда мне снова удастся позвонить».

Пока это было все, что я мог сделать.

Начинается

Утром 7 ноября я влез в бронетранспортер морской пехоты вместе с дюжиной морпехов и несколькими «котиками». Перед боем все были взвинчены. Большая бронированная машина с грохотом ожила и медленно двинулась к голове огромной колонны, выдвигавшейся из лагеря в пустыню, по направлению к северной части города.

Мы сидели колено к колену, глядя друг на друга в аскетичном интерьере БТР. Третий ряд был зажат в середине десантного отделения. AAV-7A1^[73] точно не похож на лимузин; вы можете постараться не сильно давить на соседей, но это все, что вы можете сделать. Тесно — это не то слово. К счастью, все мои соседи быстро заснули.

Во-первых, было холодно: ноябрь, а для техасского парня это практически глубокая зима. Но через несколько минут печка так нагрела воздух в десантном отделении, что мы стали просить сделать ее потише. Я положил рюкзак на пол. Между коленями зажал винтовку Мк-11, положил на приклад шлем — получилась импровизированная подушка. Я попытался подремать на ходу. Закрой глаза, и время летит быстрее.

Заснуть не удалось. Я постоянно бросал взгляд в сторону смотровой щели в двери десантного отделения, расположенной в задней части отсека, но мои соседи загораживали ее. Впрочем, много бы я все равно не увидел: хвост колонны, клубы пыли и кусочки пустынного пейзажа. Около недели мы тренировались вместе с морскими пехотинцами, разбирая все детали операции: от посадки и высадки из машин, и вплоть до того, какие типы зарядов следует использовать, чтобы проделывать бойницы в стенах домов. Между занятиями мы упражнялись в передаче сообщений по радио и изучали вопросы общей стратегии, обсуждая, как обеспечить прикрытие подразделений, которым мы приданы, и принимая десятки тактических решений, например, вести ли огонь с крыши или с верхнего этажа.

Теперь мы были готовы, но, как это часто бывает у военных, мы находились в состоянии «поторопись-и-подожди». Гусеничные амфибии доставили нас к северной окраине Фаллуджи и остановились.

Мне показалось, что мы ждали несколько часов. Каждый мускул в моем теле был напряжен. Наконец, кто-то решил, что мы должны откинуть рампу и слегка размяться. Я оторвал себя от сиденья и вылез наружу, чтобы перетереть с несколькими «котиками», оказавшимися поблизости.

Наконец, ближе к исходу дня, мы вновь загрузились в машины и погрохотали в сторону городской окраины. Адреналин внутри этой консервной банки на гусеницах зашкаливал. Мы были готовы ринуться в бой.

Точкой нашего назначения был многоквартирный дом, господствовавший над северо-западной частью города. С этого здания, расположенного примерно в восьмистах метрах от городской черты, прекрасно был виден весь район, с которого морская пехота должна была начать штурм Фаллуджи: великолепная позиция для снайперов. От нас требовалось лишь занять ее.

«Пятиминутная готовность!» — заорал один из сержантов.

Одной рукой я взялся за рюкзак, другой крепко схватил винтовку.

Амтрак^[74] дернулся и остановился. Задняя аппарель опустилась, и я прыгнул вслед за другими. Мы бежали к маленькой группе деревьев и камней, дававших укрытие. Я торопился изо всех сил — не столько из страха быть подстреленным, сколько из опасения перед армадой, надвигающейся сзади. Вряд ли амфибии-мамонты стали бы из-за кого-то останавливаться.

Я упал в пыль, бросив рюкзак рядом, и начал осматривать здание: нет ли чего-нибудь подозрительного. Мои глаза обшаривали окна и стены вокруг них, отыскивая возможную цель. Морские пехотинцы тем временем выливались из различных транспортных средств: помимо бронетранспортеров, тут были «Хаммеры», танки и десятки других машин поддержки. Морпехи продолжали прибывать, растекаясь повсюду.

Они начали ломиться в двери. Мне было почти ничего не слышно, кроме эха выстрелов, которыми сбивали замки. Морские пехотинцы задержали нескольких женщин снаружи здания, но в остальном двор вокруг здания был пуст.

Мои глаза ни на секунду не останавливались. Я непрерывно осматривал все вокруг, пытаясь что-нибудь отыскать.

Подошел наш радист и развернул свою технику недалеко от меня. Он внимательно следил за докладами морских пехотинцев, продолжавших зачистку здания. Несколько жителей, обнаруженных внутри, были выведены из дома в безопасное место. Не было оказано никакого сопротивления: если там и имелись повстанцы, то они либо предпочли уйти, обнаружив наше приближение, либо делали теперь вид, будто они мирные иракцы, лояльные к новому правительству и США.

К концу зачистки морская пехота вывела из здания около 250 человек — значительно меньше, чем ожидалось. Каждый был допрошен. Если задержанный не стрелял в последнее время из огнестрельного оружия (морские пехотинцы проводили проверку на наличие частиц пороха), не числился в списке разыскиваемых лиц, и не вызывал иных подозрений, то каждый глава семейства получал 300 долларов и предписание покинуть это место. Один из офицеров морской пехоты дал иракцам разрешение на время вернуться в свои квартиры и собрать необходимые вещи.

(В ходе операции были арестованы несколько инсургентов.)

Глядя на город со своей позиции, мы особенно тщательно старались отыскать иракского снайпера, известного нам как Мустафа. По имеющимся у нас данным, Мустафа был олимпийским стрелком, использующим свои навыки против американцев, иракской полиции и солдат. В качестве подтверждения своего мастерства он распространял несколько хвастливых видеороликов.

Я сам никогда его так и не встретил, но другие снайперы позднее убили иракского снайпера; похоже, что это и был Мустафа.

В апартаменты

«Хорошо, — наконец сообщил радист. — Вас ждут внутри».

Я подбежал из рощицы к многоквартирному дому, где лейтенант SEAL организовывал наблюдение. У него был план города, на котором были указаны направления, по которым будет развиваться завтрашнее наступление.

«Мы должны обеспечить прикрытие этой зоны здесь, здесь и здесь, — сказал он. — Вы должны выбрать точку и сделать это».

Он передал нам здание, и мы отправились. В паре со мной работал снайпер по имени Рэй, которого я знал еще по BUD/S (имя ненастоящее).

Рэй был настоящим фанатиком оружия. Он его любил и изучил досконально. Не знаю, насколько хорошо он стрелял, но он, вероятно, знал о винтовках больше, чем я знал за всю жизнь.

Мы несколько лет не виделись, но из того, что я помнил по BUD/S, я сделал вывод, что мы поладим. Когда вы с кем-то работаете вместе, вы должны быть уверены, что на него можно положиться — в конце концов, вы в буквальном смысле доверяете ему свою жизнь.

Рейнджер, которого мы звали «Рейнджер Моллой», привез на «Хаммере» наши снайперские винтовки и кое-какое снаряжение. Он принес мне мою.300 WinMag. Эта винтовка, гораздо более дальнобойная, нежели Мк-11, окажется очень полезной, если мне удастся выбрать хорошую позицию.

Поднимаясь бегом по лестнице, я обдумывал ситуацию. Я знал, с какой стороны здания мне следует быть, примерно понимал, где нахожусь. Оказавшись на верхнем этаже — а я уже решил, что буду стрелять отсюда, а не с крыши — я пошел по коридору, стремясь отыскать комнату с наилучшим обзором. Войдя в нее, я изучил имеющуюся мебель: нужно было обустроить лежанку.

С моей точки зрения, дом, где я находился, был лишь частью поля битвы. Квартира и вся мебель, бывшая в ней, представляли собой предметы, которые следовало использовать для достижения моей цели — освобождения города.

Снайперу приходится сидеть или лежать в течение долгого времени, поэтому мне нужна была мебель, которая позволит мне делать это с максимальным удобством. Еще мне нужно было сделать какой-то упор для винтовки. Поскольку я собирался стрелять через окно, лежанка должна была быть высокой. Осмотрев помещение, я обнаружил детскую кроватку. Редкая находка, и я найду ей правильное применение.

Вместе с Рэем мы повернули кроватку набок. Она будет основанием лежанки. Затем мы сняли межкомнатную дверь с петель и положили ее сверху. Теперь у нас появилась устойчивая платформа.

Большинство иракцев спят не в кроватях; они используют матрасы, толстые маты или просто одеяла, которые расстилают прямо на полу. Мы набрали несколько одеял и бросили сверху на дверь. Получилась относительно комфортная, высокая лежанка для снайпера. Свернутый в рулон коврик стал опорой для винтовки.

Мы открыли окно. Теперь можно было стрелять.

Мы решили, что будем дежурить по три часа, сменяя друг друга. Рэй первым заступил на дежурство.

Я решил попробовать отыскать что-нибудь полезное — деньги, оружие, взрывчатку. Но единственное, что мне удалось найти, была карманная игра Tiger Woods golf.

Не то чтобы мне кто-то разрешал взять ее. Я и не брал ее, официально. Если бы я ее взял, я бы играл в нее все оставшееся время командировки. Если бы я так поступил, это могло бы объяснить, почему я в нее так хорошо играю сейчас.

Если бы я ее взял.

Я заступил на дежурство со снайперской винтовкой ближе к концу дня. Передо мной лежал город коричневато-желтого и серого цвета, выглядевший так, как будто кто-то применил к старой фотографии эффект легкой сепии. Многие, если не все, здания были сложены из кирпича или покрыты штукатуркой именно этого цвета. Камни и дороги были серыми. Тонкий слой пустынной пыли, казалось, покрывал дома. Здесь были деревья и другая растительность, но в целом пейзаж производил впечатление разбросанных по пустыне плохо покрашенных коробок.

Большинство зданий были приземистыми, двухэтажными, изредка встречались строения в три или четыре этажа. Из серости выступали стоящие с неравными интервалами минареты. По всему городу были разбросаны купола мечетей — здесь зеленое яйцо, окруженное дюжиной яиц поменьше, а там белая репка, отсвечивающая лучами садящегося солнца.

Здания стояли очень плотно, улицы образовывали практически правильную геометрическую решетку. Повсюду были стены. Город уже давно пребывал в состоянии войны, и мусор валялся не только на обочинах, но и на проезжей части основных транспортных магистралей. Далеко впереди, но вне пределов видимости был тот самый печально известный мост, на котором инсургенты полгода тому назад повесили тела четырех убитых американцев из компании Blackwater. Мост перекинут через реку Евфрат, делающую в этом месте хитрый изгиб, который на карте выглядит как перевернутая буква V — точно к югу от моей позиции.

Мое внимание привлекла железная дорога, расположенная примерно в восьмистах ярдах южнее здания, где мы находились. Там была насыпь и железнодорожная эстакада над автотрассой. К востоку, слева, если смотреть из окна, железная дорога переходила в маневровый парк и станцию, довольно далеко отстоящую от самого города.

Наступление морских пехотинцев должно было развиваться по расходящимся направлениям вдоль дорог: на юг, к Евфрату, и от него к восточной оконечности Фаллуджи, напоминая в плане кленовый лист. По фронту оно должно было иметь около трех с одной третью миль (5,4 км), а в глубину планировалось продвинуться вдоль шоссе номер 10 примерно на полторы мили (2,4 км) к 10 ноября — то есть чуть менее, чем за три дня. Казалось бы, не так уж и много, — любой морпех не торопясь пройдет это расстояние за полчаса, — но путь лежал через крысиное гнездо нашпигованных ловушками улиц мимо превращенных в оборонительные сооружения зданий. Морские пехотинцы учли не только то, что каждый дом придется брать штурмом, но и то, что дела могут пойти не по плану. Вы выкуриваете крыс из одной норы, а они тут же собираются в другой. Впрочем, рано или поздно, им некуда будет деваться.

Глядя в окно, я думал только о том, чтобы поскорее начать. Мне нужна была цель. Я хотел подстрелить кого-нибудь.

Я не мог ждать так долго.

Из нашего здания мне хорошо были видны железнодорожные пути, насыпь, и расположенный за ней город.

Я открыл боевой счет в этой операции вскоре после того, как заступил на дежурство. Большинство целей были на дальнем плане, близ города. Повстанцы входили в эту зону, по-видимому, для того, чтобы занять позицию для атаки или чтобы наблюдать за морскими пехотинцами. Они располагались примерно в восьмистах метрах от меня, за железнодорожными путями и под насыпью; по-видимому, они думали, что их не видно, и чувствовали себя в полной безопасности.

Они сильно ошибались.

Я уже описывал свои ощущения во время своего первого снайперского выстрела; тогда у меня были определенные колебания в душе, практически бессознательный вопрос: смогу ли я убить этого человека?

Но теперь правила боя были совершенно четкими, и никаких сомнений в том, что в прицеле — враг, у меня не оставалось. И дело было не только в том, что все они были вооружены, и совершали свои маневры в непосредственной близости от морских пехотинцев (хотя это и главный пункт правил ведения боя). Гражданские лица получили предупреждение о том, что находиться в городе опасно, и, хотя не все имели возможность уйти, оставались лишь очень маленькие группы невинных. Мужчины боеспособного возраста, находящиеся в здравом уме — почти всегда «плохие парни». Они думали, что им удастся дать нам под зад, как удалось им в апреле.