Синхрония и диахрония в языке

Возникновение языка

Уже с древнейших времен людей интересовал вопрос о том, как возник человеческий язык. Все гипотезы о происхождении языка делятся на две группы. Гипотезы первой группы исходят из того, что язык был дан человеку извне: Богом или силами природы. Ги­потезы второй группы утверждают, что язык был создан самим человечеством без участия каких-либо внешних сил. Имеется и промежуточная точка зрения, которая со­стоит в том, что Бог дал человеку дар речи, однако конк­ретные языки создали сами люди. Именно эта точка зре­ния получила отражение в Библии, где говорится: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как назовет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым...» (Быт. 2.19-20).

Современные научные факты о возникновении и эволюции человека, а также о закономерностях исторических изменений язы­ков заставляют отдать предпочтение той точке зрения, которая утверждает, что человек создал свой язык сам. Однако и в рамках этой точки зрения еще с античных времен выдвигались различ­ные теории, объяснявшие, как именно появился язык. Ос­тановимся на самых известных из них.

1. В соответствии с теорией звукоподража­ния, которая была выдвинута еще древнегреческими философами и получила поддержку в науке XIX в., язык воз­ник из тех звуков, которые древний человек произносил, подражая звукам, слышимым им в природе: пению птиц, шуму ветра, журчанию воды и другим.

Слова, возникшие на основе звукоподражания, действитель­но, есть в любом языке. При этом подобное происхождение имеют не только слова типа гав-гав, ква-ква, мяукать или кукушка. Как показывают исследования, древние звукопод­ражания лежат в основе и таких слов, как ворона, воробей и жаворонок (подражание звукам, похожим на воркование, которые издают эти птицы), ключ в значении 'источник', ост­ров и струя (подражание клокотанию воды), дуть, дым, пух, пухнуть, пыль и пыхтеть (подражание звукам дуновения), пучок и пучина (подражание звуку чего-то лопающегося). Вместе с тем, во-первых, теорией звукоподражания можно объяснить происхождение лишь некоторых слов любого из языков; во-вторых, способность имитировать различные зву­ки окружающего мира предполагает достаточно высокое раз­витие речевого аппарата, чего у древних людей не было; на­конец, в-третьих — и это самое главное - пытаясь ответить на вопрос, как появился язык, теория звукоподражания не дает ответа на вопрос о том, почему он появился.

2. Теория междометий, которая тоже возникла в Древней Греции, а в XVIII в. получила поддержку выдаю­щегося французского мыслителя Жан Жака Руссо, усмат­ривает происхождение языка в тех непроизвольных воз­гласах, которые производили предки человека, выражая свои эмоции.

Междометия (ах, ох, ай, эх, ого и др.) существуют и во всех современных языках. Однако, во-первых, таких слов очень немного, а во-вторых, трудно согласиться с тем, что язык появился из-за потребности человека в выражении эмоций, а не по каким-либо более важным причинам.

3. В соответствии с теорией общественного договора, основы которой были заложены античными учеными и которая получила развитие в XVIII в. в трудах английского философа Адама Смита и Жан Жака Руссо, язык возник потому, что древние люди когда-то условились между собой, как пользоваться языком. Эта теория подтверж­дает социальный характер языка, невозможность существования языка без общества. Однако трудно представить себе, чтобы люди, еще не владевшие языком, могли о чем-нибудь сознательно между собой договориться.

4. В XIX в. появилась так называемая теория трудовых выкриков. С точки зрения ее сторонников, язык возник из возгласов, которые производили древние люди с целью син­хронизировать свои движения в процессе коллективной тру­довой деятельности. Эта теория так же, как и теория общественного договора, справедливо связывает появление языка с жизнью человеческого общества, а кроме того, еще и с тру­довой деятельностью человека. Однако стремление синхронизировать коллективные усилия в процессе труда вряд ли можно считать основной причиной, по которой возник язык.

Таким образом, ни одна из теорий не установила причину появления языка. Необходимо отметить, что трудовая деятельность человека, начиная с того времени, когда человек появился как биологический вид, принципиально отличается от любых видов деятельности животных. Труд человека – это, во-первых, труд с применением специальных орудий, во-вторых, труд коллективный и, наконец, в-третьих, труд прогрессирующий, постоянно со­вершенствующийся и усложняющийся. Можно предполо­жить, что наиболее ранней формой коллективной трудовой деятельности первобытного человека была коллективная охота на крупных зверей.

Можно предположить, что основная причина возникновения чело­веческого языка не была обусловлена простой потребностью координировать действия отдельных людей в процессе охоты. Такую координацию, связанную с жестовыми или зву­ковыми сигналами вполне можно было осуществлять и с помощью примитивной жестово-звуковой системы общения, которая имелась у человекообразных обезьян.

Очевидно, что борьба за выживание требовала от первобытного человека постоянного усложнения коллективной трудовой деятельности, а такое усложнение вызывало необ­ходимость в прогнозировании предстоящих трудовых дей­ствий, подготовке к ним и в обучении этим действиям чле­нов племени. Понятно, что использовать в этих целях жестко привязанную к текущему моменту знаковую систему, по­добную языку обезьян, было невозможно. Человек нуждал­ся в принципиально ином средстве общения.

Постоянное усложнение трудовой деятельности требовало совершенствования акустических знаков, что в конечном итоге и привело к зарождению звукового язы­ка. Это повлекло за собой превращение гортани и ротовой полости первобытных людей в богатый своими возможно­стями речевой аппарат человека. Развитие и совершен­ствование языка, в свою очередь, способствовали прогрессу форм трудовой деятельности и эволюции человеческого мышления.

Таким образом, возникновение языка было обусловлено появившейся в процессе постоянно усложнявшейся коллек­тивной трудовой деятельности первобытных людей потреб­ностью в таком средстве общения, с помощью которого мож­но было бы не только реагировать на наличную ситуацию, но и описывать будущие события. Появление языка стало важным стимулом для развития мышления, совершенство­вания труда, формирования и прогресса человеческого об­щества.

Глоттогенез – процесс становления человеческого естественного звукового языка

Методы антропологии и примыкающих к ней наук позволяют ориентировочно отнести возникновение естественного звукового языка в его членораздельной, близкой к современной форме к периоду около 100 тыс. лет назад, т. е. естественный язык – одна из наиболее явных отличительных черт Homo sapiens. Однако формирование речевых зон левого (доминантного по звуковой речи у подавляющего большинства людей) можно отнести к ещё более раннему периоду. Но не исключено, что левое полушарие, которое и у современного человека ответственно не только за речь, но и за координацию движений обеих рук, в глубокой древности, отвечало не только за звуковые сигналы, но и за жесты рук предков человека. Можно предположить, что принципы построения последовательностей жестов рук (в «языке жестов») были позднее перенесены на звуковые последовательности. Большая древность языка жестов по сравнению со звуковым языком современного типа предполагается многими учёными. Данные науки позволяют предположить, что у предков человека, как и у современного человека в эмбриональном и раннем развитии, раньше формируются зоны правого полушария, отвечающие за семантику жестов и слов звукового языка, затем зоны левого полушария, которые ответственны за словесное называние отдельных предметов, а уже потом – зоны, занятые построением синтаксически сложных структур. Следует отметить, что последовательность, в которой развивается знаковая деятельность ребёнка, в известной мере повторяет и эволюционные стадии в глоттогенезе.

Синхрония и диахрония в языке

С одной стороны, язык представляет собой систему, ко­торая предназначена для общения людей и поэтому обла­дает достаточным постоянством и устойчивостью. Одна­ко, с другой стороны, известно, что языки изменяются во времени. Сочетание относительной стабильности и - одновременно – измен­чивости языковой системы вызвало потребность в разгра­ничении двух аспектов существования языка: синхронии и диахронии.

Под синхронией (от греч. syn 'вместе' + chronos 'время') принято понимать состояние языка в определенный момент его существования. Синхронное состояние языка – это не обязательно состояние современное. Рассматривая язык в синхронном аспекте, мы можем говорить и о русском языке конца 90-х гг. XX в., и о русском языке первой половины XIX или, например, конца XIV в. — в каждом из этих случаев нас будет интересовать система языка в том относительно постоянном виде, какой она имела в упомянутое время.

В свою очередь, диахрония (от греч. dia 'через' +chronos 'время') – это историческое развитие языковой си­стемы, ее динамика. В сферу диахронии входит рассмотре­ние любых изменений языка во времени. К диахронии относится и, например, эволюция русской языковой системы в период с XIV по XX в., или изучение тех изменений, которые произошли в русском языке в промежутке между 1985 и 1999 гг.

Для изучения языка разграничение синхронии и диа­хронии очень полезно: в одних случаях оно позволяет со­средоточиться преимущественно на постоянных свойствах языковой системы, а в других – на ее эволюции. При этом, однако, необходимо помнить, что синхрония и диахрония неразрывно связаны друг с другом, поскольку состояние язы­ка в любой момент его существования – это всего лишь один из эпизодов развития языка.

Так, рассматривая изменения, которые произошли в языке на протяжении какого-либо исторического периода, т. е. в диахронии, лингвисты обычно учитывают и то, что пред­ставляла собой система языка в начале и в конце этого периода, т. е. сопровождают диахроническое исследование как минимум двумя синхроническими описаниями, или, как принято говорить, синхронными срезами.

И наоборот: описывая систему языка в синхронии, уче­ные нередко бывают вынуждены обращаться к истории отдельных ее частей. Элементы диахронического подхода при синхронном описании языка, прежде всего, бывают обусловлены вариантностью языковой системы. Так, ха­рактеризуя систему склонения существительных современ­ного русского языка, необходимо, например, отметить, что многие существительные мужского рода в именительном падеже множественного числа допускают вариантные фор­мы: инспекторы и инспектора, кондукторы, и кондукто­ра, цехи и цеха. При этом формы инспекторы, кондукто­ры, цехи воспринимаются как более старые, традиционные, а формы инспектора, кондуктора, цеха – как более но­вые.

Кроме того, диахронические комментарии бывают необ­ходимы для того, чтобы объяснить, почему языковая систе­ма в ее синхронном состоянии имеет именно такой, а не иной вид. Так, хорошо известно, что в современном рус­ском языке глаголы в формах настоящего и будущего вре­мени изменяются по лицам (читаю, читаешь, читает и т. д.), а в формах прошедшего времени — не по лицам, а по родам (читал, читала, читало). Упомянутое явление русской морфологии можно объяснить путем обращения к диахронии. Дело в том, что современные формы прошед­шего времени глагола образовались из древнерусского пер­фекта - времени, формы которого состояли из вспомога­тельного глагола, быть, который изменялся по лицам, и слов типа читал, которые в то время были причастиями и, подоб­но любым причастиям, изменялись по родам. По-древнерус­ски спрягали: я есмь читалъ (читала, читало), ты ecu читалъ (читала, читало), онъ есть читалъ (читала, читало). С течением времени вспомогательный глагол быть в фор­мах перфекта перестал употребляться, а причастия типа читал, стали восприниматься как формы прошедшего времени глагола, хотя и сохранили способность изменяться не по ли­цам, а по родам. Этим фактом, потребовавшим обращения к диахроническому аспекту языка, и объясняется одна из осо­бенностей системы современного русского спряжения.

Таким образом, синхрония и диахрония представляют собой два разных, однако взаимосвязанных аспекта рассмот­рения языковой системы.