Авторство в святоотеческой литературе
Н. А. Липатов
Midlands Orthodox Study Centre (University of Lampeter, Walsall, UK) Institute of Advanced Research in Humanities (University of Birmingham)
Явления безымянного, спорного и подложного авторства, столь распространенные в античной литературе, широко представлены и в литературе святоотеческой.
Указание общего источника традиции могло быть вынесено в заглавие и впоследствии начать восприниматься как авторство. Это произошло с целой категорией произведений, описывающих богослужение и вероучение ранней Церкви, восходящие к апостолам: «Дидахе» или «Учение Господа народам чрез 12 апостолов», «Апостольское предание», «Апостольская дидаскалия» или «Наставление апостольское», «Апостольские постановления», «Правила святых апостолов», «Апостольский Символ Веры», «Апостольское церковное право».
Сложными и спорными явились все попытки определить авторов нескольких исключительных по своему влиянию собраний текстов, которые в силу различий языка, стиля, идей, а также исторической обстановки признаются несоответствующими авторам, означенным в рукописной традиции. К этой группе относятся так называемые «Клементины», «Амброзиастр», «Греческий Ефрем», «гомилии Макария» и «Ареопагитский корпус». Несмотря на решительные сомнения по поводу авторства, …они вошли в сокровищницу христианского подвижничества и богословия. Примером сохранения произведений многочисленных авторов под именем наиболее выдающегося представителя жанра (как это было прежде с поэмами эпического цикла и Гомером) является корпус сочинений, приписываемых свт. Иоанну Златоусту (Chrysostomica), включающий в себя многие произведения, особенно проповеди, ему не принадлежащие. Для некоторых удалось установить авторство с большой степенью надежности, для других — лишь предположительно, многие оказываются безымянными. Есть своя ирония в том, что под именем Златоуста сохранились проповеди Севериана Габальского, участвовавшего в осуждении константинопольского архиепископа. Почему сочинения Севериана утратили его имя? Может быть, дело в его созвучии с именем осужденного в 536 г. Севера Антиохийского. Это подводит нас к другой причине искажения авторства, на сей раз уже намеренной, заключающейся в попытке использовать почитаемое имя для распространения идей богословов, осужденных за неправославие своих взглядов, или же, по крайней мере, сохранить те из их трудов, которые не содержали в себе еретических мнений. Так, многие произведения пресвитера Новациана, произведшего в III в. раскол в Римской Церкви и давшего начало секте новациан, существовавшей несколько столетий, были включены в собрания трудов свщмч. Киприана Карфагенского и Тертуллиана (тоже в свое время отпавшего от Церкви, но чье имя не подверглось полному неприятию, возможно из-за глубокого уважения к его сочинениям со стороны сщмч. Киприана). Трактат «О святой Церкви» Маркелла Анкирского, чьи взгляды были осуждены несколькими соборами в IV в., сохранился под защитой имени Анфима Никомедийского, епископа и мученика, который не мог упоминать события и учения, относящиеся ко времени после его смерти. В VI в. трактат «Против подделок аполлинаристов», известный под именем Леонтия Византийского, обвинял последователей ересиарха IV в. Аполлинария Лаодикийского в том, что они выдавали некоторые сочинения их учителя за труды свт. Григория Чудотворца, свт. Афанасия Александрийского и римских пап Юлия и Феликса. Современные исследования подтвердили правоту такого мнения, выявив эти произведения.
В случае влиятельного аскетического писателя Евагрия Понтийского проявляется ценность восточных переводов для установления намеренно скрывавшегося авторства. За некоторыми исключениями труды Евагрия были сохранены под именем прп. Нила Анкирского. В большинстве случаев это делалось последовательно, хотя часть греческих рукописей все же называет автором Евагрия, и только сирийские и арабские переводы неизменно сохраняют его подлинное имя. Также восьмое письмо из собрания писем свт. Василия Великого считается принадлежащим Евагрию.
На примере судьбы проповедей арианина Астерия Софиста, содержащихся в рукописях под именем православного Астерия Амасийского, можно видеть взаимодействие сразу двух процессов: смешение сочинений одноименных писателей и прикрытие сочинений еретика именем православного. Богословская позиция Василия Анкирского не была осуждена, но его учение не являлось достаточно последовательным и ясным, а имя свт. Василия Великого пользовалось гораздо большим уважением. В результате трактат анкирского епископа «О девстве» был включен в рукописный корпус его тезки. Недавние исследования показали, что трактат не принадлежит кесарийскому архиепископу, а Иероним приводит «О девстве» в списке сочинений Василия Анкирского. Таким образом, как и в случае с «Ресом» Еврипида, заглавие из каталога и безымянное произведение нашли друг друга. Дополнительной причиной могло явиться то, что этот текст, по-видимому, находился в архиве свт. Василия Великого (как в корпусе писем Цицерона есть послания от него и к нему) и таким образом был впоследствии переписан в числе его произведений. Вероятно, именно поэтому в одну из рукописей трудов архиепископа Кесарийского была включена также декламация «О брюзгливом муже и болтливой жене», хорошо известная по рукописям Либания как сочинение этого современника свт. Василия, возможно, имевшего с ним переписку, хотя большинство сохранившихся писем считаются неподлинными. В 4-й и 5-й книгах полемического трактата «Против Евномия» (из того же корпуса свт. Василия), заметно отличающихся от предшествующих трех книг, исследователи обнаружили утраченное, но упоминаемое другими авторами сочинение александрийского толкователя Дидима Слепца «Первое слово» или «О догматах и против ариан».
В составе письменности, не являющейся святоотеческой, но претендующей на историческую близость к ней, есть прямые подделки, и не случайно они оказываются документами, составленными в Средние века с целью заявить и доказать права, которые иначе выглядели неубедительно. Подложное авторство этих произведений было призвано служить доводом и действовать силой своего авторитета. Таковы «Константинов дар» и так называемые «Лжеисидоровы декреталии». И хотя уже в эпоху Возрождения была доказана неподлинность этих сочинений, их идеи, лишенные реальной опоры, продолжали существовать в силу традиции.