Иконичность храмового освещения

Выше уже говорилось об иконичности света вообще, его восприятии Православием в качестве иконообраза нетварного Фаворского света. Но иконично и внутрихрамовое освещение (лампады, свечи, паникадило), которое используется на каждом богослужении независимо от наличия или отсутствия падающего сквозь окна естественного солнечного света. Согласно прот. К. Никольскому, возжигание в храме светильников совершается: «1) в ознаменование того, что Господь, живущий в свете неприступном (1 Тим. 6.16), просвещает мир духовным светом (Ин. 8.12), озаряет наши сердца, чтобы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа (2 Кор. 4.6); и святые угодники суть светильники, горящие и светящие, как Господь сказал о св. Иоанне Предтече (Ин. 5.35); 2) для обозначения того, что сердце верующих согрето пламенем любви к Богу и святым Его, и 3) наконец, для изображения духовной радости и торжества Церкви»³. Если свет вообще — иконообраз божественного света, то храмовое освещение иконично по преимуществу. Св. Симеон Солунский называет Церковь «свещником Христовым», Самого Христа — светильником, а возжигаемый за богослужением свет — «сообщением божественного просвещения».

Освещение как онтологичный символ может иметь несколько иконичных значений в зависимости от характера источника света (свечи, паникадило), места своего нахождения (перед иконами, в алтаре, в середине храма — от паникадила, через световой барабан) или части богослужения. Иконичность храмового освещения подвижна и многозначна, она дополняет и объединяет иконичность всех других элементов богослужения. Св. Иоанн Кронштадтский считает церковные светильники также иконичным символом божественного огня: «Видя свечи горящие, — призывает он, — восходи мыслию от огня вещественного к невещественному огню Духа Святого...».

___________________

³ Св. прав. Иоанн Кронштадтский пишет: «Светильники, горящие перед иконами, означают, что Господь есть Свет Неприступный и Огонь поедающий для грешников нераскаянных, а для праведников Огонь чистительный и животворный; что Божия Матерь есть Матерь Света и Сама чистейший Свет, немерцающий, светящий всей вселенной, что Она есть Купина горящая и неопалимая, приявшая в Себя огнь Божества, — престол огненный Вседержителя, вместе и огнь, попаляющий нечестивых и животворный для благочестивых; что святые суть светильники горящие и светящие всему миру своею верою и добродетелями».

Богочеловеческий реализм храмового освещения не допускает использования в богослужении электричества; оно применяется с разрешения епископа для общего (если храм слишком темный) рассеянного освещения. Здесь можно провести аналогию с иконописанием. Как при написании иконы применяются только естественные, природные материалы (дерево, пигменты, масла, растворители), ибо они произведение рук Божиих, а не рук человеческих (как искусственные материалы), так и при освещении храма должен использоваться свет, излучаемый естественным источником. Свет в храме изображает (от слова «образ») сверхъестественный Фаворский свет, является его иконообразом, его онтологиическим символом и потому может быть только естественным. Электрический же свет способен послужить в лучшем случае аллегорией или знаком, лишенным всякого истинного онтологизма.

Строгий суд над электрическим светом вершит А.Ф. Лосев. Позволим себе привести большую (при этом наполовину сокращенную) цитату из сочинений философа: «Электрический свет — не интимен, не имеет третьего измерения, не индивидуален. В нем есть безразличие всего ко всему, вечная и неизменная плоскость... В нем нет сладости видения, нет перспективы. Он принципиально невыразителен... Электрическому свету далеко до бесовщины. Слишком уж он неинтересен для этого. Впрочем, это, быть может, та бесовская сила, про которую сказано, что она скучища пренеприличная...⁴ Скука — вот подлинная сущность электрического света... Нельзя молиться при электрическом свете, а можно только предъявлять вексель. Едва теплящаяся лампадка вытекает из православной догматики с такой же диалектической необходимостью, как царская власть в государстве или наличие просвирни в храме и вынимание частиц при литургии. Зажигать перед иконами электрический свет так же нелепо и есть такой же нигилизм для православного, как... наливать в лампаду не деревянное масло, а керосин... Нелепо, а главное, нигилистично для православного живой и трепещущий пламень свечи или лампы заменить тривиальной абстракцией и холодным блудом пошлого электрического освещения»⁵. Итак, согласно А.Ф. Лосеву, электрическое освещение в храме несостоятельно с любой точки зрения: богословской, эстетической, психологической, прагматической.

___________________

⁴ Здесь Лосев отсылает нас к Достоевскому; более точный адресат — Свидригайлов из «Преступления и наказания» и Иван Федорович с его ночным кошмаром («Братья Карамазовы»).

⁵ Мы привыкли к электрическому свету, к неоновым лампам, но знаменитый русский философ принадлежал к тому поколению, на глазах которого электричество вытеснило из жизни трепетный свет горящего пламени. Его суд — суд человека, свидетеля и очевидца частичной победы мертвого над живым, и от этого суда, как бы ни был он строг, нельзя просто так отмахнуться.

В течение многих столетий в храмах при богослужении употребляются два основных материала — елей и воск, которые, согласно св. Симеону Солунскому, имеют несколько взаимодополняющих символических значений. «Никакое другое освещение, — как подчеркивала в конце XIX в. «Настольная книга для священноцерковнослужителей», — не может иметь символического значения».

О символическом значении православного богослужения в целом и отдельных его частей писали многие св. отцы: св. Кирилл Иерусалимский, св. Герман Константинопольский, преп. Максим Исповедник. Особенно выделяется в этом плане труд св. Симеона Солунского, который можно назвать настоящей энциклопедией символического, образного, иконичного изъяснения богослужения, храма, облачений, церковной утвари, всего «храмового действа».

Мокеев Г.Я.

Якоже горний Ерусалим

(Памятники Отечества, № 3, 1991, с. 74—81.)

Георгий Яковлевич Мокеев — кандидат архитектуры, специалист в области древнерусского зодчества.

Изыдем любовию, подобно народам, в сретение

Ему, да и в наш Иерусалим внидет ныне Христос...

Уготовим, яко горницу, души наши смирением,

да через причастие вниде в нас Сын Божий.

Св. Кирилл Туровский, XII в.

Городов, воплотивших в своих структуре, композиции, облике символ 25 престолов Небесного Града, было на Руси сравнительно немного. К Киеву, Пскову, Кашину, Москве можно добавить Белоозеро, Калугу, Колу, Вытегру... Здесь же речь пойдет об остальной, основной массе больших и малых древнерусских городов, воплотивших у себя несколько иной символ горнего Иерусалима.

Содержание, смысл градостроительной композиции почти любого старинного русского города определял, в первую очередь, православный центральный соборный каменный храм крестово-купольного типа. Храм этот был «принесен» к нам еще в конце X века из Византии греческими зодчими после Крещения Руси — что было естественно; затем до самого XX века традиционно строился с разными вариациями внешнего вида русскими зодчими как образцовый. Ныне далеко не просто выявить уже неведомый или, говоря точнее, давно забытый таинственный символический смысл общей формы храма, объяснить, как этот смысл храм конкретно отображал, выражал. Начать, естественно, придется издалека.

Со времени легализации Церкви и крещения в III веке римского императора Константина Великого христианские храмы стали строить различными по форме: не только прямоугольными, «кораблем», но и круглыми, восьмигранными, крестообразными в плане. Причем, желанием храмоздателей всегда было создать такой храм, который бы воплощал образ всего мироздания, Вселенской Церкви, отображал бы красоту горнего мира, небесного рая. В поисках такого идеала было испробовано и применено, казалось бы, все: гигантизм и необыкновенное благолепие внутри и снаружи (готические храмы), различные, якобы, небесные формы (своды, купола); иконопись, стенописи, скульптура представляли лики торжествующей небесной Церкви святых; а «ангельское» пение, «божественная» музыка возносили дух к небу. Эти поиски засвидетельствованы всем множеством сохранившихся и не сохранившихся памятников культовой архитектуры христианского прошлого. Но создание синтетического типа, идеального образа мироздания, Вселенской Церкви и рая небесного всегда встречало немало трудностей. Только за период в 700 лет (до Крещения Руси) христианские храмы Европы и Азии сменили множество типов, форм, образов. Было найдено, однако, и что-то символически-постоянное.

Зодчие Запада, слегка изменив римскую языческую базилику, придали храму в плане форму «латинского» креста, «оформляя» его затем стенами, сводами, колоннами, башнями, шпилями в разных архитектурных стилях, украшая скромно или сверх меры. Зодчие православного Востока, также поначалу использовавшие базилику, придали затем храму в плане форму равноконечного «греческого» креста, конструктивно вписанного в куб мироздания, увенчав его куполом неба на средокрестии. Появился указанный центрический крестово-купольный храм в VI веке при византийском императоре Юстиниане.

Но именно в это время был богословски сформулирован идеал христианского храма, хотя фактически он был указан давно, еще в I веке. Св. Андрей Кессарийский (рубеж V—VI веков) привлек внимание к Апокалипсису св. Иоанна Богослова, написав к нему обширное «Толкование», вошедшее вскоре в состав святоотеческой литературы. В I веке св. Иоанн Богослов «видех град святый Иерусалим нов, сходящ от Бога с небесе,.. и слышах глас велий с небесе глаголющ: «се скиния Божия с человека...» (Апок. 21. 3,4). «Истинная скиния есть сия, — указал св. Андрей, — образ ее или, точнее, преобразование образа, был показан Моисею; ныне же церковь служит ее образом» (Толк, на Апок. 21. 3,4).

Любой византийский храм служил в VI веке образом скинии (был трехмастным), но не воплощал еще в архитектуре, формах, камне образа небесного Иерусалима. Доказательством этому служит тот факт, что даже новый крестово-кутюльный храм не остановился в своем развитии, а значит не был образцовым, идеальным.

«Замечательная до сих пор главная характеристика развития византийской архитектуры в следующем за юстиниановым периоде ограничивается почти тем, что купол, высоко поднявшись над своим основанием, получил форму цилиндра, покрытого полусферой, и что на фасадах церквей, представлявших прежде горизонтальные карнизы, начали выказываться главные своды внутренней церкви. Эти две черты характеризуют памятники византийской архитектуры преимущественно X столетия» — писал Г. Филимонов еще в прошлом веке.

Полтысячелетия потребовалось грекам, чтобы «усовершенствовать» крестово-купольный храм, причем явно не в конструктивном, а символическом отношении. Надо полагать, после этого он приблизился к необходимому «идеалу». Очевидно, только в X веке Господь Бог сказал творцам-зодчим, стоявшим перед этим последним образцом: «Остановись мгновенье — ты прекрасно!» И как положено — мгновение остановилось на... целую тысячу лет, свидетельствуя этим, что «идеал» был действительно достигнут.

В самой Византии новый храм еще только появился, когда греческим зодчим пришлось «нести» его к нам на Русь. Именно у нас крестово-купольный храм с высоким верхом и закомарами остановился в своем развитии до XX века. В этой связи можно говорить о какой-то из двух «правд»: либо о неспособности русских к творчеству в культовом зодчестве, либо о действительном достижении греками в X веке «идеала», который русские приняли за «канон», не считая вправе его нарушать.

Что касается первой из «правд», то она легко устраняется фактом чрезвычайного богатства типов и форм храмов Московской Руси XVI—XVII веков. Один храм Василия Блаженного чего стоит. Да и в «стартовых» X—XI веках еще неофиты князья Владимир Креститель и Ярослав Мудрый сразу же сделали смелый шаг: внедрили на Руси храмовое многовершие-многоглавие, какового не было ни у греков, ни у латинян. Следовательно, речь должна идти не о неспособности русских разобраться, что к чему, а действительно о получении от греков образцового по типу храма. После чего в XI—XIII веках вся новокрещенная Русь «наполнилась» крестово-купольными храмами с высоким верхом и закомарами, в то время как сама старушка Византия хранила в своей ризнице весь набор старых и новых одежд — храмовых форм некогда великого «Второго Рима».

* * *

Но как своим образом небольшой храм может походить на такой величественный Первообраз, каковым рисуется у св. Иоанна Небесный Град: «хрустально-золотой», с престолом Сидящего посредине, с неприступными стенами, воротами... Чтобы увидеть эту «похожесть» необходимо, рассмотреть, как люди Средневековья представляли себе и изображали Небесный Град во фресках на стенах храмов, в миниатюрах лицевых хроник, священных книгах...

У нас «под рукой» нет первых, древнейших изображений, а есть лишь изображения XIII—XVII веков. Но зато есть самое первое описание Града св. Иоанном Богословом конца I века, которое хорошо всем известно по последним страницам Библии (Апок. 21. 2, 12, 13, 14, 16, 18). Можно лишь кое-что подчеркнуть для ясности. Град имеет квадратную в плане стену, а в ней 12 ворот, по трое на четыре стороны. Ворота поручены охранению 12 апостолов. В описании св. Иоанна (Ин. 21. 18) указано также, что Град может выглядеть кубом. Небесный престол внутри Града состоит из 25 престолов.

Здесь, однако, целесообразно напомнить образ Сидящего на престоле, представленный в видениях пророка Иезекииля (Иез. 1. 10, 15, 16, 22; также 10. 9, 10, 14). Престол поддерживают четыре многоочитых херувима, под которыми четыре колеса, а над ними — свод (это своеобразная опора престола, «подпрестолье»). Над сводом виднелось подобие самого престола, а над ним — как бы подобие Человека. На поздних средневековых рисунках в центре Небесного Града изображались престол в виде куба с Крестом наверху, или Лобное место (Голгофа) с Крестом, или Агнец с Крестом, или Христос.

Схема 1	Схема 2
Схема 3	Схема 4

На схеме 1 представлен Небесный Град по позднейшим, уже изометрическим или даже перспективным изображениям XVII—XVIII веков. Внутри Града нередки изображения рая в виде диковинных растений, над серединой Града — престол, на данной схеме с колесами под ним.

На схеме 2 Небесный Град показан по более древним изображениям, без стен. В середине Града — Лобное место с Крестом и рай растений. Ворота Града сдвинуты друг к другу и «повалены» на четыре стороны (средневековый способ изображения фасадов). В воротах — 12 апостолов Агнчих.

На схеме 3 Небесный Град изображен уже как храм в виде куба с престолом, поднятым над храмом колесами арок и держащим Лобное место с Крестом. Престол (барабан), вероятно, символизировал ангельские дориносные чины. Здесь особенно ясно видна трактовка закомар как ворот Небесного Града. «Великой церковной стеной высокой и охраняющей живущих в святом Граде называется Христос; двенадцатью воротами Его — святые апостолы, через которые мы имеем приведение и вход к Отцу» (Андрей Кес., Толков. к Апок. 21. 14—16). Св. Андрей еще раз напоминал, что «через апостолов населяется сей город».

На схеме 4 — показан крестово-купольный храм уже в виде трехчастной «скинии»: с запада — притвор, в середине — «Небесный Град», на востоке — алтарь (горизонтальное движение к «небу» и что «превыше небес»). Притвор может быть ниже храма, тогда «Град» возвышается над ним. Но нередко притворы имели второй этаж для балкона (хора) и его своды оказывались наравне со сводами-закомарами «Града» (у шестистолпных, восмистолпных храмов). В интерьере центральная часть храма оставалась двусветной и «Град» из 12 стен-прясел либо крещатый (крест образован средними широкими нефами) был виден изнутри. Впрочем и наружные дополнительные закомары-врата могли быть относимы символически к Пресвятой Богородице, св. Иоанну Предтече, святому покровителю храма, благодаря заступничеству которых верующим не был заказан вход в Небесный Град и во второе пришествие Христово. В таком случае, храм мог иметь не 12 закомар-врат, а 14, 16. Галереи для оглашенных вокруг храма собирали «народы, приходящие в храм со всех сторон».

* * *

Только за период с конца X по середину ХШ века на Руси было построено более 200 каменных крестово-куполъных храмов с высоким верхом и закомарами. Хотя их конструктивный тип был один, размеры, конкретные формы, зрительная проявленность (узнаваемость) символа Небесного Града были различными у каждого храма. Храмы достаточно отличались друг от друга также деталями, строительными материалами, внешней и внутренней отделкой, а в конечном итоге — обликом, образом. В основном по внешним архитектурным признакам исследователи древнерусского зодчества давно сгруппировали храмы в архитектурные школы: Киевскую, Новгородскую, Полоцко-Смоленскую, Галицко-Волынскую, Владимиро-Суздальскую, а позднее — Псковскую, Московскую, Ярославскую... В храмах каждой школы «Небесный Град» был проявлен в разной степени «похожести» на Первообраз.

Киевская школа зодчества (сначала — общерусская) характерна относительно большими размерами храмов, монументальностью форм, крупными членениями объемов. Храм, как «скиния», обычно трехчастен (высокий притвор — «Небесный Град» — алтарь), нередки галереи для большого тогда еще количества оглашенных. Пилястры или полуколонны фасадов стоят между закомарами, поддерживая вверху на капителях водометы. В середине над храмом обычно поднимается сначала верх кубического «подпрестолья» (трибун), затем мощный престол (барабан), наконец вверху — Лобное место (лоб) с крестом. «Киевские» храмы стояли и еще стоят в самом Киеве, а также Чернигове, Новгороде, Смоленске, Галиче, Владимире Волынском, Рязани...

Смоленская школа зодчества выделилась в XII веке. Между закомарами фасадов появились пучковые пилястры, как бы символизировавшие собранные в гармошку стены Небесного Града. «Подпрестолье» (трибун) над храмом приняло форму «колес» — арок, трехлопастных арок, выше которых поднимался престол (барабан) с Лобным местом и крестом. Храм нередко трехчастен, имел приделы, галереи.

Новгородская школа имела храмы, отражавшие символ Небесного Града скорее всего изнутри, нежели снаружи (закомары были на севере непрактичны). В итоге это привело к тому, что в XIII—XV веках небольшие храмы уличных общин получили на фасадах трехлопастные завершения и стали символизировать уже в целом сам Небесный Престол. То же самое усвоила в XIV—XV веках псковская школа зодчества, затем с начала XVI века — московская.

Владимиро-суздальская школа до середины ХШ века была, можно сказать, классической. На некоторых храмах (Успенский, Дмитриевский соборы во Владимире, Рождественский в Боголюбове, Покров на Нерли) узкие колонки фасадов и опушки закомар были позолочены, отчего грани храма и его «переводы» бликовали золотом на солнце, и сам храм казался золотым, как Небесный Град. На стенах закомар (как на экранах телевизоров) можно было видеть небесный рай, как бы через его ворота: с причудливыми растениями, зверями, птицами, с уже допущенными туда душами царей Давида, Соломона, Александра Македонского, даже Геракла... Рай был либо «изображен красками», либо был «вырезан из камня» и раскрашен. Ниже рая находился «пояс» святых, земных ангелов. Наверху храм завершался сначала Голгофой (горой), на ней стоял престол (барабан), увенчанный Лобным местом (лбом) с крестом.

В лучших своих образцах владимиро-суздальские храмы демонстрируют не только высочайший художественный вкус, предельную артистичность зодчих, аристократичность храмоздателей, но и глубокое, тонкое понимание этими строителями христианской храмовой символики.

На Владимире-суздальском образце можно подытожить священные темы храма как символа мироздания, небесного рая, Вселенской Церкви, кратко перечислив их сверху вниз: голубь — символ Святаго Духа, Крест — символ Христа, Лобное место — престол, гора Голгофа, горний Град Иерусалим (врата-закомары), рай небесный (внутри Града виден как бы сквозь ворота-закомары), апостолы — символы христианских народов («прозрачные» стены ворот-закомар), земные ангелы («пояс» святых), народы (стены в нижней части), образующие Церковь верующих, притекающие в нее с четырех сторон света.

* * *

Каменный соборный храм был главной святыней русского города со времен Крещения Руси. Стоял он внутри крепости, возвышаясь над ней своими закомарами, верхами с золотыми крестами. Внутренность обычно деревянной крепости наполняли также клети крома (склада) и маленькие осадные дворы жителей города. Сами жители вольготно проживали на посаде и в слободах под крепостью, имея дворы, дома, хозпостройки, огороды, сады, скотину, птицу... Между крепостью и посадом, используя пространство обстрела перед стеной, обычно размещался городской торг с рядами, лавками, амбарами, гостиными дворами, кузницами. Такая структура древнего русского города: храм, крепость, торг, посад была «типовой», характерной для сотен городов.

В нашей науке принято считать, что «город» как явление, есть следствие второго разделения труда — отделения ремесла от сельского хозяйства, место обмена сельскохозяйственных проектов на изделия ремесленных промыслов, то есть торговая точка определенной округи. При этом утверждается, что если в поселении с крепостью нет ремесленного населения, торговища, то городом его считать нельзя. Таким образом, из множества функций древнерусского города: жилой, промысловой, торговой, административной, оборонной, культовой брались один-два материалистических критерия (торгово-ремесленная функция) и после этого ставили вопрос о том, были ли вообще города на Руси?

Но «городом» в Древней Руси называли укрепленное поселение и, прежде всего, «крепость», ее оборонительные сооружения: стены, ворота, костры (башни). Защита горожан, населения округи была главной функцией города. Остальные функции поселения протекали под прикрытием города — он обеспечивал стабильность их осуществления. И нельзя торгашеско-ремесленную функцию возводить в критерий существования или несуществования города. А вот наличие крепости, «града» является таким критерием.

Если соборный храм символизировал Небесный Град, как бы опустившийся на землю с неба от Бога, то крепость знаменовала собой земной Иерусалим. Об этом позволяют говорить прежде всего появившиеся в Киеве и Владимире Золотые ворота, названные так по подобию с Золотыми воротами в святом палестинском Иерусалиме (затем в Константинополе). Во Владимире и Иерусалиме упоминаются также Железные ворота. Внутри древнерусского города находился кром. А в одном месте Синодальной Библии XV века русский переписчик ее написал: «Обиташе Давид в крому» — и это об Иерусалиме времен царя Давида. Следует, однако, признать, что символика земного Иерусалима в древнерусском городе была отражена слабо и эпизодически встречается лишь в крупных стольных городах.

Торговище и посад оценивались в древнерусском городе более приземленно. Торгующих вообще как бы изгнали не только из храма, но и из города-крепости (торг снаружи «града»). Принцип «товар — деньги — товар» процветал за пределами «града» и не имел к нему никакого отношения (см. рисунок города). Конечно, купцы-гости ставили храмы на торгу, особенно своим святым заступникам: Николаю Чудотворцу, Параскеве Пятнице, Козьме и Дамиану, а посадское население возводило храмы на посаде. Тем не менее, древнерусский город в целом не был просто «местом обмена продуктов труда», следствием отделения» ремесла от сельского хозяйства. Горожане в Древней Руси никогда не порывали связи с матушкой-землей, все (даже ремесленники) занималась сельским хозяйством. И не случайно более 90 % населения Руси-России всегда было в той или иной степени земледельческим, крестьянским, а значит духовным. Материальным воплощением этой духовности и являлись древние русские города, а в них — православные соборные храмы — символы Горнего Иерусалима.

Русь еще в X—XIII веках, отделенная от Святой Палестины, от святынь земного Иерусалима Диким полем, печенежскими, затем половецкими кочевыми ордами, избрала преимущественным объектом поклонения и молитвы само небо, горний Иерусалим, престол Сидящего посреди небесного рая. Ярким доказательством этого и явились их символы — крестово-купольные храмы с высокими верхами и закомарами, поставленные по древнерусским городам, монастырям, весям. Такой духовной направленностью Русь стала ощутимо отличаться от Византии, католического Запада. За такое ее благочестие она и стала прозываться русским народом в XVI—XVII веках «Святорусской Землей», или просто «Святой Русью».

Рисунок города

НАРУЖНАЯ СИМВОЛИКА РУССКИХ ПРАВОСЛАВНЫХ ХРАМОВ Х-ХII ВЕКОВ

ФОРМА	СОДЕРЖАНИЕ
ВЕРХ, «ЧТО ПРЕВЫШЕ НЕБЕС»
Голубь символ	Святого Духа
Крест символ	Христа
Цата (вверх/вниз)	Знак достоинства Царя Царей (небесного/земного)
Шар (позднее)	Держава над небесным и земным царствами (поруч. Михаилу Арх.)
Лоб, «чешуя»	Лобное место (от «черепа» Адама) множество небесных сил
Кольца, городки, треугольники	Чины небесных сил
«Барабан»	Престол — небесные силы (дориносимые чины)
«Трибун», позднее увеличен арками	«Подпрестолье» — небесные силы (многоочитые херувимы, кольца)
ВЕРХНЯЯ ЧАСТЬ СТЕН - НЕБО
Арки -закомары	Врата-апостолы Небесного Града
Прясла стен	«Экраны» видимого внутри небесного рая
Образы Давида, Геракла, Соломона,	Души праведных, попавших в небесное Царство
Растения, птицы, звери	Райские кущи, диковинная растительность, живность
НИЖНЯЯ ЧАСТЬ - ЗЕМЛЯ
Аркатура со святыми	Земные ангелы близ рая
Стены храма в целом	Христос
Стены, нижняя часть	Христианские народы, притекающие с четырех сторон света и образующие церковь-храм