Исследование содержания или поэтика формы?
Есть правда иной, чисто научный подход к переводам китайских текстов, не ставящий задач художественного перевоплощения, но зато содержащий дотошное и скрупулёзное исследование текста, которое можно найти, например, у В. М. Алексеева, Л. Н. Меньшикова и М. Е. Кравцовой.
Из известных мне переводов китайских текстов наиболее основательным и полностью соответствующим исследовательским задачам, на мой взгляд, является перевод Д. Р. Кнектегесом на английский язык од-фу из «Литературного изборника» (Вэнь сюань)[54]. У него каждая переведённая строка снабжена подробными комментариями, поясняющими и дополняющими смысл, содержащими иные варианты перевода и сообщения о полемике вокруг данного отрывка, а порой отдельного иероглифа; ссылками, указывающими на прямые или косвенные заимствования поэта из текстов предыдущих эпох, переданы аллюзии и параллелизмы, которые свойственны китайской литературе.
К сожалению, на русском языке почти не существует дословно проанализированных и прокомментированных переводов-исследований. Есть отдельно исследования и отдельно переводы, которым не только литераторы, но и учёные стремились, в первую очередь, придать литературный вид. А хотелось бы видеть текст интересный и с познавательной, и с художественной точек зрения; литературное произведение, без тяжеловесных комментариев максимально передающее оттенки смысла не просто иноязычного, но иероглифического оригинала, показывающее его смысловой объём, а не ограничивающее одной из возможных интерпретаций.
Китайская поэзия вписана в определённую культурную среду, не вполне ясную западному читателю, она содержит обилие исторических и литературных аллюзий, отсылки к определённым сюжетам, упоминания исторических и легендарных персонажей. Между тем необходимость постоянно заглядывать в ссылки мешает художественному восприятию текста. Разве не был прав И. Бунин, когда, переводя «Песнь о Гайавате», все примечания и разъяснения вплетал в поэтическую ткань произведения? Для соблюдения научности можно подобную «отсебятину» заключать в скобки и добавлять примечания о её происхождении. Таким образом исследовательские и художественные задачи не будут противоречить друг другу, а напротив, будут взаимодополнять и взаимообогощать.
Ещё одно свойство китайской поэзии — её цитатность. Многие стихи включают прямые или косвенные цитаты или даже исключительно построены на них (постмодернизм в чистом виде).
В качестве примера приведу строки 358-359 из «Оды Восточному престолу» (Дун цзин фу) Чжан Хэна[55], являющихся цитатами из двух стихотворений Ши цзина (II, III, 8, 2 «Двор мерцает» — Тин ляо) и (IV, II, 8, 1 «Начало аудиенции» — Цзай цзянь)[56].
Первые иероглифы строк образуют нужный Чжан Хэну бином (луань хэ) — «колокольца на упряжке», далее в обеих следует звукоподражание, в первой — (хуй-хуй), определяемое как «гармоничное пение», а во второй — (ян-ян, или ин-ин), определяемое как «лёгкое подзвякивание». При этом иероглиф «луань» также означает мифическую жар-птицу — луань. Вот мой интерпретированный их перевод.
Бубен- „ле-лей”
-чики „дзин-дзиньк”.
(Жар-птичья трель,
игривый триньк.)
Китайская поэзия по-русски, или «на руинах оригинала»
Итак, подводя итог размышлениям, выделю три равноправных типа переводов.
I. Перевод, целью которого является передача звуковых форм китайской поэтики. В таком случае возможна:
1. Передача иероглифа
a) стопой,
b) короткой строкой (вообще, при переводе китайской поэзии, призываю пользоваться рубленым ритмом коротких строк).
В обоих случаях необходимо усиление рифмы с использованием внутристрочных, а одну из рифм желательно сделать.
2. Передача строк. Если в оригинале они состоят из чётного количества иероглифов, то делить их на русские строчки или попарно или ещё более дробно (например: строка в 6 иероглифов вполне может быть передана тремя русскими, а такое двустишие — русским шестистишием с вариантами рифмовок 1-2,4-5,3-6 или 1-4,2-5,3-6; — 3‑6 обязательно). Русскоязычные строки, которые в переводе соответствуют окончаниям строк оригинала желательно связывать единой сквозной рифмой (например, все чётные, каждую третью или каждую четвёртую).
Однако, подобный подход не бесспорен; более того, для некоторых жанров, таких как прозо-поэтический жанр од-фу и песенный юэ-фу, в которых длины строк варьируются, не всегда сохраняя даже одинаковые пары, он непригоден.
II. Поэтическое исследование (наоборот, особо подходит для од-фу и прочих крупных форм). Здесь достаточно того, что стихи переведены стихами (ритмичными и рифмоваными), а воспроизведение китайских долей и ритмов отходит на последний план. На первый выходит препарирование текста, учёт всех допустимых толкований и введение в поэтическую ткань большого числа поясняющих и обогащающих комментариев, графически оформленных скобками.
III. Чисто имажинистский перевод, при котором слова визуализируются до степени иероглифов, и ничего не добавляется ради благозвучия (принцип раннего Э. Паунда). Английский синолог А. Грэхэм видел в стилистике Э. Паунда источник для современных англоязычных переводов китайской поэзии[57]. Однако, на мой взгляд, такой вариант перевода идеально подходит для нерифмованной японской поэзии, переводя же поэзию Центрального «государства музыки», тем более на русский стих, традиционно особо музыкальный и заботливо относящийся к рифме, вовсе игнорировать звучание нежелательно.
IV. Перевод, способный объединить принципы всех трёх, ничто не определяя как закон, — перевод-реплика, впечатление, или перевод-гипотеза, толкование, перевод-игра, или диалог, не пунктуальный, но представляющий одно или несколько из возможных пониманий глубинного смысла.
Освободитесь от формальных пут оригинала! Художественный перевод, на мой взгляд, не должен ставить задачу полной идентичности. Важнее то насколько итоговое произведение интересно с точки зрения новизны привнесённого китайского содержания и насколько хорошо с точки зрения русскоязычной формы. Литература — всегда функция языка. Так что в определённом смысле никакой перевод вообще невозможен, это — всегда новое оригинальное произведение на тему иноязычного содержания. Кто написал «Тёмные вершины спят во тьме ночной» Гёте или Лермонтов? Да и сказки Пушкина не им самим придуманы. И подобных примеров много. При трансформации же иероглифических текстов в принципе возникает ситуация полной неадекватности. Более или менее скрупулёзная попытка добиться адекватности приведёт, во-первых, к необходимости использовать иные, не-литературные средства визуализации; а во-вторых, к отказу от какой бы то ни было русской грамматики и использованию только лингвистических корней. Такой вариант возможен как эксперимент и даже интересен, не исключено, что он способен создать новый стиль русской поэзии. Однако китайское содержание при этом всё равно не будет воспринято читателем. На сегодняшний день ведь бессмысленно призвать всех русских понимать по-китайски. А вот подарить русскоязычному читателю иные образные формы, увлечь игрою явных и подспудных смыслов, оставаясь в рамках русского языка — это вполне выполнимо и интересно. Ни к чему пунктуально рабское подражание исходному тексту, оно всё равно будет иллюзорным.
Уместно здесь процитировать В. М. Алексеева: «Просмотрим быстро критику, адресованную нашим переводам. Нас упрекают либо в удалении от текста, либо в обратном; либо в прилаживании к стилю оригинала, либо в обратном. Если собрать все эти упрёки и составить из них некий практический синтез, чтобы, руководствуясь им, совершенствовать свою работу, то сразу станет ясно, что работа невыполнима и перевода вообще не существует»[58]. Поэтому не приблизиться к оригиналу, но извлечь из него как можно больше и тем обогатить русскую словесность — такой подход представляется наиболее продуктивным.
В. М. Алексеев говорил о переводе «трансплантации» — пересадке инокультурного органа в новую среду, и «трансформации» — преобразовании, вплоть до создания нового произведения на руинах оригинала[59]. Я же работу над переводом воспринимаю, скорее, как диалог, как беседу или созвучие (не унисон) с кем-то, живым ли, мёртвым, вовсе неведомым, вдруг ставшим значимее и ближе прочих. Не восхитившись, не вникнув настолько глубоко в текст, чтобы стало ощутимо его иллюзорное междустрочье, опуская вопрос адекватности этого ощущения (он не разрешим), не создать ответного произведения. Сходного мнения придерживался и Э. Паунд, считавший, что «идеальный переводчик интуитивно вживается в душевное состояние оригинального автора и импровизирует средствами своего языка его сущностное подобие»[60]. Поэтому в переводе не возбраняется развивать намеченные в оригинале образы, выявлять их полифонию и подспудные парадоксы.
Расскажу поразивший меня случай, произошедший при переводе «Оды черепу» (Ду-лоу фу) Чжан Хэна[61]. Эта ода навеяна притчей из гл. 18 Чжи лэ («Высшее счастье») «[Трактата] Учителя Чжуана» (Чжуан-цзы)[62] знаменитого философа, одного из родоначальников даосизма Чжуан Чжоу (IV-III вв. до н.э.). В притче Чжуан-цзы спрашивает у черепа (напрашивается аналогия с «Гамлетом») не жалеет ли он о радостях жизни, на что череп отвечает отрицательно, утверждая, что смерть дарует свободу от пут жизни и слияние с Путём (дао). В оде Чжан Хэн сам находит валяющийся череп Чжуан-цзы и молится о возвращении тому жизни, ибо «не в том ли едина мечта господина?» На что следует ответ Чжуан-цзы-черепа:
И ответил он: „Речи почтенного —
странно бремя прибежища бренного…»
В тексте Чжан Хэна сказано только, что «речи почтенного крайне затруднительны», идея же того, что «затруднительность» происходит от бремени его живой бренности, которая исчезнет после смерти, отсутствует, т.е., можно сказать, что это полная отсебятина переводчика. Однако позже, обратившись к тексту самого Чжуан-цзы, я обнаружила в параллельной фразе, той, которая была исходной для Чжан Хэна, именно мною добавленный смысл. Не означает ли это, что наш диалог с Чжан Хэном приближается к уровню понимания мыслей, недовысказанных в словах. Возможно, это — самонадеянная иллюзия.
Таким образом переводческую деятельность можно сравнить одновременно с работой и актёра, который вживается в образ переводимого им автора; и режиссёра-постановщика, ставящего иноязычное произведение на сцене своей культурной среды, что-то в нём подчёркивая, дополнительно обыгрывая, а что-то убирая в тень. И нет здесь единственно верного решения.
На этом, единственно бесспорном во всём эссе, утверждении я и хочу закончить свои размышления. В искусстве вообще нет единственно верного. Ищите да обрящете. Или не обрящете — как получится. Последнюю реплику, в первую очередь, адресую себе.
Литература
1. Алексеев В. М. Китайская литература. М., 1978.
2. Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая. М., 1967.=
3. Бо Цзюй-и. Лирика / Пер. Эйдлина Л., М., 1965.
4. Бо Цзюй-и. Стихотворения / Пер. Эйдлина Л., М., 1978.
5. Бо Цзюй-и. Четверостишия / Пер. Эйдлина Л., М., 1951.
6. Ван Вэй. Стихотворения / Пер. Гитовича А., М., 1959.
7. Городецкая О. М. От иероглифа к слову (китайская поэзия по-русски) // XXXII Научная конференции «Общество и государство в Китае». М., 2002.
8. Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII–IX вв.) / Пер. Щуцкого Ю. К., СПб., 2000.
9. Ду Фу. Лирика / Пер. Гитовича А., М., 1967.
10. Ду Фу. Стихи / Пер. Гитовича А., М., 1955.
11. Из китайской классической поэзии. Цзя И, Чжан Хэн, Сунь Чо, Тао Цянь / Пер. и вступит. ст. Торчинова Е. А. // Петербургское востоковедение. 1992. Вып. 1. С. 224-238.
12. Китайская классическая поэзия. Пер. Эйдлина Л., М., 1984.
13. Китайская пейзажная лирика III–XIV вв. М., 1984.
14. Конрад Н. И. Неопубликованные работы. Письма. М., 1996.
15. Кравцова М. Е. Поэзия вечного просветления. СПб., 2001.
16. Кравцова М. Е. Поэзия древнего Китая. СПб., 1994.
17. Кудря Д. Китайские строфы // «Орфей». Литературно-эзотерический альманах. М., 2001. № 1. С. 84-85.
18. Ли Бо. Избранная лирика / Пер. Гитовича А., М., 1957.
19. Ли Цин-чжао. Строфы из гранёной яшмы / Пер. Басманова М., М., 1974.
20. Лу Ю / Пер. Голубева И. М., 1960.
21. Небесный мост. Поэзия Гао Ци (1336–1374) / Пер. Смирнова И., СПб., 2000.
22. Облачная обитель. Поэзия эпохи Сун. СПб., 2000.
23. Паунд Э. Поднебесная. Стихи по мотивам классической китайской поэзии / Пер. с англ. Кистяковского А. Вступит. ст. и примеч. Малявина В. В. // Восток — Запад. М., 1982. С. 246-290.
24. Поэзия эпохи Тан. М., 1987.
25. Поэты Китая и Вьетнама / Пер. Эйдлина Л., М., 1986.
26. Прозрачная тень. Поэзия эпохи Мин / Пер. Смирнова И., СПб., 2000.
27. Светлый источник. Средневековая поэзия Китая, Кореи, Вьетнама. М. 1989.
28. Синь Цицзи. Стихотворения / Пер. Басманова М., М., 1985.
29. Строки любви и печали. Стихи китайских поэтесс / Пер. Басманова М., М., 1986.
30. Су Дун-по. Стихи, мелодии, поэмы / Пер. Голубева И., М., 1975.
31. Сыма Цянь. Исторические записки / Пер. Вяткина Р. В. и Таскина В. С., том IV., М., 1986.
32. Тао Юаньмин. Стихотворения. Пер. Эйдлина Л., М., 1972.
33. Хуан ши нюй бао цзюань («Драгоценный свиток о праведной Хуан») / вступит. ст., пер., комм. О. М. Городецкой // «Восток». М., 2002. № 2. С. 145-158.
34. Цао Чжи. Семь печалей / Пер. Черкасского Л., М., 1973.
35. Цветы сливы. Китайская любовная лирика / Пер. Городецкой О., М., 2000.
36. Цзинь, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе, т. 1-3. Иркутск, 1994.
37. Цюй Юань. Стихи. М., 1954.
38. Чистый поток. Поэзия эпохи Тан / Пер. Меньшикова Л. Н., СПб., 2001.
39. Чжан Хэн (78–139). Ода о возвращении к полям (Гуй тянь фу) / Пер. Городецкой О. // Литературный альманах «Орфей». М., 2001. № 1. С. 53-54.
40. Чжуан-цзы. Ле-цзы. М., 1995.
41. Шицзин. Книга песен и гимнов / Пер. Штукина А., М., 1987.
42. Эберхард В. Китайские праздники. М., 1977.
43. Эйдлин Л. Тао Юань-мин и его стихотворения. Минск, 1994.
44. Юэфу. Из древних китайских песен / Пер. Вахтина Б. Б., М., 1959.
45. Бо Синцзянь. Тянь ди инь ян цзяо хуань да лэ фу из («Ода Великой радости любовного сплетения Неба и Земли, тени и света») // Чжун-го фан-ши ян-шэн цзи яо (Собрание главного по китайской эротологии и [учению] о пестовании жизни). Пекин, 1991. С. 254-282.
46. Вэнь сюань. Сяо Тун сюань. Ли Шань чжу. (Литературный изборник. Отобрано Сяо Туном, прокомментировано Ли Шанем. Пекин. 1959, т. 1.
47. Лю чэнь чжу вэнь сюань («„Литературный изборник” с шестью сопутствующими комментариями»), т. 2, цз. 2,3 // Сы бу цунь кань (Сборник изданий по четырём разделам), т. 2714. Шанхай, 1929-1937.
48. Лян Хань вэнь-сюэ ши цань-као цзы-ляо (Справочные материалы по истории литературы двух [периодов] Хань). Пекин, 1978.
49. Мао ши чжэн и (Правильный смысл «[Канона] стихов» Мао // Ши сань цзин чжу шу (Тринадцатиканоние с комментариями и толкованиями). Пекин, 1957.
50. Хань, Вэй, Лю-чао ши сань-бай шоу ши-чжэ (Перевод и переложение 300 стихотворений [эпох] Хань, Вэй и Шести династий). Пер. и комм. Шэнь Вэнь-фаня. Цзилинь, 1999, с. 6-8.
51. Хань шу («Книга [о династии] Хань») // Эр-ши-у ши (Двадцать пять хроник). Шанхай, 1934, т. 1.
52. Цзинь пин мэй цы хуа (Цзинь, Пин, Мэй в поэтико-повествовательном [жанре] (цы-хуа)). Шанхай, б.г.
53. Цюань шан-гу, Сань-дай, Цинь, Хань, Сань-го, Лю-чао вэнь (Полное [собрание] древнейших текстов Трёх эпох, Цинь, Хань, Трёх царств и Шести династий) / Сост. Ян Кэ-цзюнь (1762 — 1843). Шанхай, 1948, т. 1.
54. Чжан Хэн ши вэнь цзи сяо чжу (Выверенное и прокомментированное собрание стихов и прозы Чжан Хэна). Сверка и комментарии Чжан Чжэнь-цзэ. Шанхай, 1986, 1-6.
55. Чжуан-цзы цзи цзе («„[Трактат] Учителя Чжуана” с собранием толкований») // Чжу цзы цзи чэн («Корпус философской классики»), т. III. Пекин, 1956.
56. Ши цзи («Исторические записки») // Эр-ши-у ши (Двадцать пять хроник). Шанхай, 1934, т. 1.
57. Graham A. C. Poems of the Late T’ang. Introduction. L., 1965.
58. Wen xuan or selections of refined literature. Tr. with ann. and intr. by D. R. Knechteges. Vol. 1-3. Prinston, 1982-1996.
59. Zach, Erwin von. Die Chinesische Anthologie: Übersetzungen aus dem Wen hsűan, vol. 1. Cambridge., 1958.
Примечания и комментарии
[1] См. Алексеев В. М. Китайская литература. М., 1978.
[2] Там же, с. 77.
[3] См. Алексеев В. М. Указ. соч.; Кравцова М. Е. Поэзия древнего Китая. СПб., 1994; Чистый поток. Поэзия эпохи Тан. Пер. Л. Н. Меньшикова. СПб., 2001.
[4] См. Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII–IX вв.). Пер. Ю. К. Щуцкого. СПб., 2000.
[5] Китайская классическая поэзия. Пер. Л. Эйдлина. М., 1984, с. 8.
[6] Там же, с. 8-9.
[7] Wen xuan or selections of refined literature / Tr. with ann. and intr. by D. R. Knechteges. Prinston, 1982, vol. 1 p. 180-241.
[8] Перевод осуществлён мною на основе изданий: Вэнь сюань. Сяо Тун сюань. Ли Шань чжу. (Литературный изборник. Отобрано Сяо Туном, прокомментировано Ли Шанем. Пекин. 1959, т. 1, цз. 2, с. 25-46 (с комментариями Сюэ Цзуна (?–243) и Ли Шаня (630?–690); Лю чэнь чжу вэнь сюань («„Литературный изборник” с шестью сопутствующими комментариями»), т. 2, цз. 2 // Сы бу цунь кань (Сборник изданий по четырём разделам), т. 2714. Шанхай, 1929-1937 (включает комментарии Ли Шаня и пяти комментаторов VIII в. Люй Янь-цзи, Люй Сяна, Лю Ляна, Чжан Сяня, Ли Чжоу-хань); Чжао мин вэнь сюань и чжу (Знаменитый «Литературный изборник» с переводами на современный китайский язык и комментариями). Т. 1 Чан-чунь, 1987, с. 92-154 (откомментирован современными комментаторами); Чжан Хэн ши вэнь цзи сяо чжу (Выверенное и прокомментированное собрание стихов и прозы Чжан Хэна). Сверка и комментарии Чжан Чжэньцзэ. Шанхай, 1986, с. 19-92. В настоящем виде перевод публикуется впервые. В предыдущей редакции он был опубликован в материалах XXXII научной конференции «Общество и государство в Китае»: Городецкая О. М. От иероглифа к слову (китайская поэзия по-русски) // XXXII НК ОГК. М., 2002, с. 204-205.
[9] Дана нумерация строк, согласно делению, принятому в указанных выше изданиях.
[10] Горы Яо находятся к востоку от Чан-ань в на юго-западной границе современного уезда Лин-бао провинции Хэ-нань.
Хань-гу — горные ущелья на северо-восточной границе того же уезда, рискованный проход между современными провинциями Шэнь-си и Хэ-нань.
[11] Река Вэй – основной рукав Хуан-хэ. Река Цзин — рукав Вэй. Описывается топография окр. Юн-чжоу пров. Шэнь-си близ ханьской столицы Чан-ань.
[12] Макушка Дракона (Лун шоу) — название горы, на которой стоял ханьский дворец Вэй-ян. Здесь описывается его постройка в начале II в. до н.э. во времена основателя ханьской династии Гао-цзу. Строка 102 состоит из 4-х синонимов, демонстрирующих массивность, крутизну, высоту и отвесность дворцового комплекса.
[13] Перевод этого отрывка публикуется впервые.
Бельведер Кипарисовых Балясин (Бо-лян) — в гл. 6 «Записи о [деяниях] У-ди» (У ди цзи) Хань шу сказано, что он был построен императором У-ди во второй год под девизом Юань-дин (115 г. до н.э.) у северных стен Чан-ань, а в первый год под девизом Тай-чу (104 г. до н.э.) он сгорел [Эр ши у ши (Двадцать пять хроник). Шанхай, 1934, т. 1, с. 305, 306]. Жрец (шаман), родом из удельного царства Юэ, предоставил свои расчёты необходимых мероприятий для того, чтобы бедствие не повторилось, одним из которых было увеличение размеров строения. Так возник дворцовый комплекс Цзянь-чжан. Считается, что он был построен с удвоением масштабов Вэй-яна. Об этом см. гл. 28 Ши цзи; гл. 6 и гл. 25, ч. 2 Хань шу [Эр ши у ши, т. 1, с. 117, 306, 397; Сыма Цянь. Исторические записки / Пер. Вяткина Р. В. и Таскина В. С. Т. IV. М., 1986, с. 190].
Монолит Образцовый; Эталон Архитектуры; Регалии [созвездия] Стрельца; Атрибут Начала лунного года [согласно повороту рукояти Ковша Большой медведицы] — всё это разнообразие смыслов, которые можно реконструировать из названия дворца Цзянь-чжан.
Название парных вышек, увенчанных жар-птицами — Цзе-ши повторяют название «мемориальных» гор в области Бо-хай.
Согласно комментарию Сюэ Цзуна, жар-птицы были закреплены на крутящейся основе и поэтому всегда были развёрнуты навстречу ветру.
[14] Ранее они переводились на немецкий язык Э. фон Захом [Zach, Erwin von. Die Chinesische Anthologie: Übersetzungen aus dem Wen hsűan, vol. 1. Cambridge., 1958, XXIX, 4, с. 523-525], на русский Л. Н. Меньшиковым (неиздано) и на современный китайский Шэнь Вэнь-фанем [Хань, Вэй, Лю-чао ши сань-бай шоу ши-чжэ (Перевод и переложение 300 стихотворений [эпох] Хань, Вэй и Шести династий). Пер. и комм. Шэнь Вэнь-фаня. Цзилинь, 1999, с. 6-8].
Мой перевод сделан на основании изданий, перечисленных в примеч. 8, интерпретации Шэнь Вэнь-шаня и ещё одной современной трактовки — комментаторов издания Лян Хань вэнь-сюэ ши цань-као цзы-ляо (Справочные материалы по истории литературы двух [периодов] Хань). Пекин, 1978, с. 596-598. Предыдущая редакция перевода от лица мужчины с данными параллельно иероглифическими строками целиком опубликована: Городецкая О. М. Указ. соч., с. 197-199.
[15] Эберхард В. Китайские праздники. М., 1977, с. 20.
[16] Перевод драгоценного свитка осуществлён по изданию романа из который он происходит Цзинь пин мэй цы хуа (Цзинь, Пин, Мэй в поэтико-повествовательном [жанре] (цы-хуа)). Шанхай, б.г. Полностью он опубликован в «Сокровищнице мысли Востока» журнала «Восток». М., 2002, № 2, с. 145-158.
[17] Янь-ло, он же Янь-ван, он же Яма — Великий князь тьмы, владыка загробного мира.
[18] Подлунный мир — в китайских терминах, буквально: «мир солнца», или мир световой мужской активной стихии ян (ян-(ши)-цзянь), образ живого суетного мира, который противопоставлен миру теневому, или тёмной женской пассивной стихии инь (инь-(ши)-цзянь), царству мёртвых.
[19] Область Цао-чжоу, округ Нань-хуа — пров. Шань-дун.
[20] Най-хэ – река крови, в которой пребывают грешники в аду.
[21] Золотой мост через Най-хэ предназначен для прохождения праведников.
[22] Гора Разломанных монет — По цянь шань.
[23] Невинно убиенных град (ван-сы-чэн) — область преисподней, в которой пребывают души безвинно погибших до срока.
[24] Отроки — посланцы Янь-ло.
[25] Перевод осуществлён по тому же китайскому изданию романа Цзинь, Пин, Мэй, т. 3, с. 647. Предыдущая редакция перевода этой оды опубликована в неоконченном русскоязычном издании Цзинь, Пин, Мэй [Цзинь, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе, т. 1-3. Иркутск, 1994, т. 3, с. 272].
[26] Просто «рыбёшка» переводчиком специально превращена в «сома» ради созвучия со словом «солома».
[27] Цан-лан — древнее название реки Хань-шуй, или Ся-шуй, упоминаемое в классических трактатах и связываемое, прежде всего, с вошедшим в сборник «Чуские строфы» произведением Цюй Юаня «Отец-рыбак», где оно ассоциируется с образом отшельничества и очищения.
[28] Китайская классическая поэзия, с. 8-9.
[29] Конрад Н. И. Неопубликованные работы. Письма. М., 1996, с. 307.
[30] Подробнее об особенностях китайской системы рифмовки см.: Кравцова М. Е. Поэзия древнего Китая. СПб., 1994; Чистый поток. Поэзия эпохи Тан. Пер. Л. Н. Меньшикова. СПб., 2001.
[31] Чистый поток, с. 21.
[32] Шицзин, III, I, 3, 3. Я не являюсь переводчиком Ши цзина, переводила лишь отдельные отрывки, в связи с тем, что они цитируются в исторических одах Чжан Хэна, над которыми я в настоящее время работаю. Данная строка цитируется в ст. 163 «Оды Восточному престолу» (Дун цзин фу). Перевод осуществлён по тем же изданиям, что и перевод «Оды Западному престолу (см. примеч. 8) и уточнён по изданию Ши цзина [Мао ши чжэн и (Правильный смысл «[Канона] стихов» Мао // Ши сань цзин чжу шу (Тринадцатиканоние с комментариями и толкованиями). Пекин, 1957, т. 4/8, цз. 16(2)/50, лист 11, с. 1323]. В переводе А. А. Штукина эта ода названа «Ода о переселении племени Чжоу» [Шицзин. Книга песен и гимнов. Пер. А. Штукина. М., 1987, с. 222-224].
[33] Чистый поток, с. 18.
[34] Перевод осуществлён по изданиям, перечисленным в примеч. 8 и Лян Хань вэнь сюэ ши… Полностью опубликован в Литературном альманахе «Орфей», № 1, М., 2001, с. 53-54. Ср. иные переводы на русский [Из китайской классической поэзии. Цзя И, Чжан Хэн, Сунь Чо, Тао Цянь. Перевод и вступительная статья Е. А. Торчинова // Петербургское востоковедение. 1992. Вып. 1, с. 228], немецкий [Zach, Erwin von. Op. cit., XV, 2, с. 229 и далее] и английский [Wen xuan or selections of refined literature. Vol. 3. Prinston, 1996, p. 138-143] языки.
[35] Перевод осуществлён по изданию: Бо Синцзянь. Тянь ди инь ян цзяо хуань да лэ фу из («Ода Великой радости любовного сплетения Неба и Земли, тени и света») // Чжун-го фан-ши ян-шэн цзи яо (Собрание главного по китайской эротологии и [учению] о пестовании жизни). Пекин, 1991, с. 254-282. Полностью текст этой оды не опубликован.
[36] Перевод осуществлён по тому же китайскому изданию, т. 5, с. 1244-1245. См. другую редакцию перевода Цветы сливы. Китайская любовная лирика / Пер. О. Городецкой. М., 2000, с. 228-230.
[37] Эр ши у ши, с. 236.
[38] Перевод обоих осуществлён по изданию Цюань шангу, Саньдай, Цинь, Хань, Саньго, Лючао вэнь (Полное [собрание] древнейших текстов Трёх эпох, Цинь, Хань, Трёх царств и Шести династий) / Сост. Ян Кэ-цзюнь (1762 — 1843). Шанхай, 1948, т. 1, цз. 54, с. 770-771. Ранее публиковались [Городецкая О. М. От иероглифа к слову, с. 200-202].
[39] Поперечина Солнца (Хэн-ян) — местность в современной провинции Ху-нань.
[40] Чета жар-птиц — пара мифических фениксов — жёлтого (юань) и пятицветного с преобладанием красных или зелёных перьев (луань). Они, как возвышенные рифмы, противопоставляются обыденности кур и крякв.
[41] Ша-вэй, би-би (бай) – смысловая фраза также содержит звукоподражание щёлканью клювов по пустой шелухе от зёрен.
[42] Пяткù (вэй у) — буквально: «создают [группы по] пять». Согласно «Чжоуским ритуалам» (Чжоу ли) основою воинских подразделений являлись пятёрки солдат (у), которые объединялись по пять в колоны (хан) по 25 человек в каждой, которые, в свою очередь, также объединялись по пять и т.д.
[43] Сравнение скорости мелькания годов с полётом перелётных гусей — стандартная метафора китайской поэзии. Не будучи высказанным впрямую, по моему мнению, оно всё же присутствует.
[44] Бо Цзюй-и. Лирика. Пер. Л. Эйдлина. М., 1965; Бо Цзюй-и. Стихотворения. Пер. Л. Эйдлина. М., 1978; Бо Цзюй-и. Четверостишия. Пер. Л. Эйдлина. М., 1951; Китайская классическая поэзия. Пер. Л. Эйдлина. М., 1984; Поэзия эпохи Тан. М., 1987; Поэты Китая и Вьетнама. Пер. Л. Эйдлин. М., 1986; Тао Юаньмин. Стихотворения. Пер. Л. Эйдлин. М., 1972; Эйдлин Л. Тао Юань-мин и его стихотворения. Минск, 1994.
[45] Шицзин (Книга песен и гимнов) (Пер. А. А. Штукина, пред. Н. Т. Федоренко). М., 1957.
[46] Китайская пейзажная лирика III–XIV вв. М., 1984.
[47] Ван Вэй. Стихотворения. Пер. А. Гитовича. М., 1959; Ду Фу. Лирика. Пер. А. Гитовича. М., 1967; Ду Фу. Стихи. Пер. А. Гитовича. М., 1955; Ли Бо. Избранная лирика. Пер. А. Гитовича. М., 1957; Поэзия эпохи Тан. М., 1987; Цюй Юань. Стихи. М., 1954.
[48] Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII–IX вв.). Пер. Ю. К. Щуцкого. СПб., 2000.
[49] Юэфу. Из древних китайских песен. Пер. Б. Б. Вахтина. М., 1959.
[50] Китайская пейзажная лирика III–XIV вв. М., 1984; Ли Цин-чжао. Строфы из гранёной яшмы. Пер. М. Басманова. М., 1974; Лу Синь. Собрание сочинений в четырёх томах. Т. 1; Лу Ю. Пер. И. Голубева. М., 1960; Небесный мост. Поэзия Гао Ци (1336–1374). Пер. И. Смирнова. СПб., 2000; Облачная обитель. Поэзия эпохи Сун. СПб., 2000; Поэзия эпохи Тан. М., 1987; Прозрачная тень. Поэзия эпохи Мин. Пер. И. Смирнова. СПб., 2000; Светлый источник. Средневековая поэзия Китая, Кореи, Вьетнама. М. 1989; Синь Цицзи. Стихотворения. Пер. М. Басманова. М., 1985; Строки любви и печали. Стихи китайских поэтесс. Пер. М. Басманова. М., 1986; Су Дун-по. Стихи, мелодии, поэмы. Пер. И. Голубева. М., 1975; Цао Чжи. Семь печалей. Пер. Л. Черкасского.
[51] Поэзия эпохи Тан; Светлый источник; Цюй Юань.
[52] Кудря Д. Китайские строфы // «Орфей». Литературно-эзотерический альманах, № 1. М., 2001, с. 84-85.
[53] Паунд Э. Поднебесная. Стихи по мотивам классической китайской поэзии / Пер с англ. А. Кистяковского А., Вступит. ст. и примеч. В. В. Малявина // Восток — Запад. М., 1982, с. 248.
[54] Wen xuan or selections of refined literature. Vol. 1-3.
[55] Цз. 3 Вэнь сюань. В настоящее время перевод этой оды-эпопеи мною ещё не окончен, осуществляется он по изданиям, перечисленным в примеч. 8.
[56] Ср. по комментированному изданию Ши цзина [Мао ши чжэн и, т. 3/7, цз. 11(1)/36, лист 3, с. 911: т. 6/10, цз. 19(3)/35, лист 7, с. 1778]; и переводы А. А. Штукина [Шицзин, с. 149, 286].
[57] Graham A. C. Poems of the Late T’ang. Introduction. L., 1965, p. 13.
[58] Алексеев В. М. Указ. соч., с. 67.
[59] Там же, с. 67-68.
[60] Паунд Э. Поднебесная, с. 256.
[61] Перевод осуществлён мной по некомментированному изданию Цюань шангу, Саньдай, Цинь, Хань, Саньго, Лючао вэнь, т. 1, с. 770.
[62] См. Чжуан-цзы цзи цзе («„[Трактат] Учителя Чжуана“ с собранием толкований») // Чжу цзы цзи чэн («Корпус философской классики»), т. III. Пекин, 1956, с. 111. См. русские переводы: Л. Д. Позднеевой [Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая. М., 1967, с. 223-224] и В. В. Малявина [Чжуан-цзы. Ле-цзы. М., 1995, с. 170-171].