Вавилон — символ перевода и... ошибка интерпретации

В текстах Священного Писания мы находим и мифологическую версию происхождения языка, и версию его разделения. В Биб­лии описан процесс сотворения мира путем присвоения имен ве­щам. Иначе говоря, говорение, точнее называние, лежит в основе сотворения мира Богом. «В начале было Слово, — сказано в Евангелии от Иоанна, — и Слово было у Бога и Слово было Бог. Оно было вначале у Бога» (Иоанн, 1: 1). Интересно, что Бог дал названия лишь наиболее существенным объектам, он назвал свет днем, а тьму — ночью, твердь — небом, а сушу — землей, собрание вод — морем. Что же касается всех живых существ на земле, то наречение их именами было поручено Богом первому человеку².

Таким образом, слово, т.е. язык, оказывается первоосновой мироздания или, точнее, основой осознания первым человеком окружающего мира. Иначе говоря, возникновение сознания про­исходит одновременно с возникновением языка. Исключительная роль языка в «сотворении мира» человеком, т.е. в познании мира и в способности идентифицировать предметы через их имена, аб­страктные знаки, признавалась далеко не всеми. В этой связи ин­тересно вспомнить фрагмент из гётевского Фауста, в котором идет речь о сомнениях Фауста, переводившего соответствующую главу Библии:

«В начале было Слово». С первых строк

Загадка. Так ли понял я намек?

Ведь я так высоко не ставлю слова,

Чтоб думать, что оно всему основа.

«В начале Мысль была». Вот перевод.

Он ближе этот стих передает.

Подумаю, однако, чтобы сразу

Не погубить работы первой фразой.

Могла ли мысль в созданье жизнь вдохнуть?

«Была в начале Сила». Вот в чем суть.

Но после небольшого колебанья

Я отклоняю это толкованье.

Я был опять, как вижу, с толку сбит:

«В начале было Дело» — стих гласит³.

¹ Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. С. 63.

² «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц не­
бесных. И привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как
наречет человек всякую живую душу, так и было имя ей» (Бытие, 2: 19).

³ Гёте И,-В. Фауст / Перевод Б. Пастернака.

Приведенный фрагмент интересен нам еще и потому, что на­глядно показывает, насколько от переводчика, от его субъектив­ного понимания текста и его выбора варианта перевода даже на уровне одного многозначного слова может зависеть толкование не только самого текста, но и той реальности, что скрывается за этим текстом, ведь вывод Фауста, сугубо материалистический по своей сути и вполне допустимый в силу многозначности греческо­го слова logos, коренным образом изменяет картину сотворения мира, в нашем понимании картину осознания мира человеком, и стирает возможный намек на то, что язык оказался основой для развития сознания.

Библейский текст интересен еще и потому, что содержит под­тверждение научной теории моногенеза и последующего разделе­ния языков. Интересующее нас событие описано в Библии так: «На всей земле был один язьж и одно наречие. Двинувшись с Вос­тока, они (народы, которые распространились по земле после по­топа. — КГ.) нашли на земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И ста­ли у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде, нежели рассеемся по лицу всей зем­ли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот один народ и один у всех язык; и вот что они начали делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же, и смешаем там язьж их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город. Посему дано ему имя: Вави­лон, ибо там смешал Господь язык всей земли...» (Бытие, 11: 1—9).

Вавилон стал ассоциироваться с многоязычием и, соответ­ственно, не мог не отразиться на последующей деятельности пе­реводчиков. Для современных переводчиков Вавилон — символ их профессии. Журнал Международной федерации переводчиков называется BABEL — так на древнееврейском языке обозначался Вавилон. Изображения Вавилонской башни украшают обложки некоторых книг по переводу.

Легенда о Вавилоне интересна и с лингвистической точки зрения, так как этимология самого имени Вавилон, получившая мифологическую интерпретацию в Библии, не имеет скорее всего ничего общего с легендой о смешении языков.

В древнееврейском языке было слово, созвучное слову BABEL, — глагольная форма [bil'bel'], означавшая путал. Это сходство и ле­жит в основе библейской интерпретации названия города. Однако есть некоторые основания полагать, что библейский миф о Вави-

лоне имеет в качестве прообраза реальный факт возведения ги­гантской башни — зиккурата, «столпа», т.е. «вавилонское стол­потворение». Священный столп имел особую космогоническую функцию: он обеспечивал связь с небом, символизируя «врата» в высший мир. Космический столп, поддерживающий небо и от­крывающий путь в мир богов, — один из наиболее распространен­ных космогонических образов. Функционально наиболее близок столпу образ Космической горы. Гора — самое приближенное место к небу, это центр мира, священное место, ведь недаром вершина Горы не была затоплена Всемирным потопом. Храмы воспроизводят космическую гору и представляют собой связую­щее звено между небом и землей.

Башни и алтари, построенные в столице Вавилонии — Вави­лоне, символизировали Космическую гору и назывались «Гора Дома», «Дом Горы всех Земель», «Мост между Небом и Землей»'. Поднимаясь на вершину зиккурата, имевшего семь этажей, сим­волизировавших семь планетарных небес, священнослужитель как бы достигал вершины Вселенной. Иначе говоря, башня служила как бы связующим звеном между Небом и Землей.

В аккадском языке, иначе называемом вавилоно-ассирий-ским или ассиро-вавилонским, было слово Bâb-Ilu, означавшее Врата Божьи. Это слово, видимо, и было положено в основу на­звания города Вавилон. Как отмечал М. Элиаде, «Вавилон имел массу наименований, среди которых "Дом у начала Неба и Земли", "Мост между Небом и Землей". Но именно в Вавилоне всегда осуществлялась связь между Землей и преисподней, так как город был построен на Bâb-Apsû. Apsû обозначало воды хаоса до сотво­рения мира»². Связь между Bâb-Ilu и Bâb-Apsû очевидна. Вавилон запирал воды хаоса и открывал путь в Небо.

Можно предположить, что евреи, изгнанные из Палестины ва­вилонским царем Навуходоносором II и насильственно согнанные им в Вавилонию (вавилонский плен 586—539 гг. до н.э.), увидели в строительстве башни олицетворение гордыни поработителей. Город же Вавилон историки считают городом многонациональным и многоязычным. Таким образом, гордыня завоевателей, много­язычие и сходство фонетической формы слов древнееврейского и аккадийского языков (bil'bel' = Bâb-Ilu) и могли быть положены в основу библейского мифа о смешении языков в Вавилоне.

Как известно, тексты Ветхого Завета относятся к XII—II вв. до н.э. Это позволяет предположить, что интересующий нас миф мог быть написан именно в период вавилонского плена.

¹ См.: Элиаде М. Указ. соч. С. 33.

² Там же.

Правда, существуют и другие версии о связи названия города Вавилона и истории, рассказанной в Библии. Некоторые иссле­дователи все же склонны считать, что название города произошло от вавилонского корня bll — путать, что укрепляет библейскую версию¹.

С точки зрения теории перевода, предположение о языковой ошибке, т.е. ошибке в интерпретации значения иноязычного сло­ва, интересно потому, что иллюстрирует весьма часто встречаю­щееся в переводе явление, которое может быть отнесено к разряду «ложных друзей переводчика»: смешение сходно звучащих форм исходного языка (ИЯ) и переводящего (ПЯ).

Что касается первых исторических свидетельств о переводе, то они относят перевод примерно к третьему тысячелетию до н.э. Ван Оф пишет, что в асуанских письменах — древнейшем из до­шедших до нас памятников, упоминающих о переводе, — указы­вается, что египтяне имели переводчиков в лице князей Элефан-тины — острова на Ниле. В этом пограничном районе, где бок о бок жили нубийцы и египтяне, развилось двуязычие, и составив­шее основу переводческой деятельности. Переводчики были у египтян и в меденосных районах Синая, где проживало семитское население². Переводчики участвовали в военных походах, сопро­вождали торговые караваны.

О письменном переводе в Древнем Египте рассказывает ле­генда, записанная якобы на древнем папирусе и произошедшая около 2500 лет до н.э³. Некоему скрибу было поручено перевести египетскую книгу о чудесах, сотворенных Имхотепом, которого отождествляли с богом медицины, на греческий язык. Перевод­чик был ленив, и работа продвигалась очень медленно. Тогда Имхотеп навел на скриба болезнь и явился ему во сне с книгой в руках. Знамение было правильно понято переводчиком. Он быстро закончил работу и вскоре выздоровел. Эта поучительная история несколько удивляет, правда, свободой оперирования историчес­кими датами. Складывается впечатление, что чем дальше мы ухо­дим в историческую материю, тем конденсированней она стано­вится. В том сгущенном историческом прошлом столетия и даже тысячелетия воспринимаются как наши годы и даже месяцы. В самом деле, по некоторым источникам⁴, Имхотеп — реальная историческая фигура, архитектор и главный министр фараона

¹ См.: Cordonnier J.-L Traduction et culture. Paris, 1995. P. 26.

² Van Hoof H. Op. cit. P. 7.

³ См.: Ibid. P. 8.

⁴ Словарь мифов / Под ред. Питера Бентли. М., 1999. С. 137.

2—18593 33

Джосера (2780—2760 до н.э.). Ему действительно поклонялись как полубогу мудрости, медицины и магии. Что же касается древ­негреческого языка, то его формирование относят лишь к XIV в. до н.э., а письменная форма появилась и того позже — лишь в IX—VIIIвв. до н.э. Возможно, речь шла не о греческом, а о фи­никийском письме, существовавшем с середины IIтысячелетия до н.э., но лучше воздержаться от исторических гипотез.

О том, что переводческая деятельность велась уже в IIIтыся­челетии до н.э., свидетельствуют глиняные таблички, обнаружен­ные в библиотеке Ниневии — столице Ассирии. Царь Ассирии Ашшурбанипал (669—633 до н.э.), первым из ассирийских царей постигший искусство письменной речи, приказал собрать в од­ном из дворцов все древние вавилонские и шумерские тексты. Значительную часть коллекции этой первой в мире библиотеки составляли многоязычные словники, которыми пользовались для переводов шумеры и вавилоняне. Самые древние относятся к пе­риоду царствования Саргона Аккадского (2872—2817 до н.э. — по нашей хронологии XXIV в.), который любил, чтобы его подвиги были воспеты на разных наречиях его империи.

Бог-интерпретатор

Великая греческая цивилизация не оставила существенных свидетельств об отношении общества к переводчикам. Не дошли до нас ни тексты, ни даже отдельные высказывания, способные показать, что греков хоть каким-то образом волновали тонкости переводческой деятельности. Это на первый взгляд кажется па­радоксальным, если принять во внимание совершенство языка, языковой культуры и литературы древнегреческого народа. Но, как полагают историки, именно высокий уровень развития языка и литературы и породил у древних греков тот национальный сно­бизм, ту гордыню, то представление об исключительности гречес­кой культуры, которые привели практически к полному пренеб­режению языками, литературами и культурами других народов. Иные языки назывались варварскими. В самом греческом слове βάρβαρος — варварский уже этимологически заключено презрение именно к чужим языкам: в основе структуры слова лежит онома­топея [бр,бр], копировавшая грубую, нечленораздельную, по мне­нию греков, некрасивую и непонятную речь других народов.

В силу национальной гордыни и представления об исключи­тельности своей языковой культуры греки не стремились перево­дить литературу варварских народов. Напротив, греческий язык и

греческая литература должны были служить образцами для под­ражания и источниками для переводов другими народами.

Поэтому перевод у древних эллинов, возможно, не считался достойным занятием. Сказать что-либо с уверенностью об отно­шении греков к переводу сегодня сложно, так как об этом не ос­талось никаких свидетельств. Но, может быть, отсутствие доку­ментов, в которых так или иначе отражалась бы переводческая практика, и является косвенным свидетельством пренебрежитель­ного отношения греков к переводу. Ведь дошли же до нас труды по риторике, философии, математике и другим наукам, позволя­ющие судить о научных интересах греков.

Можно предположить, что пренебрежительное отношение к переводчику как к фигуре второго плана, посреднику, толмачу, лишь повторяющему то, что изрекли другие, нередко наблюдае­мое и сегодня, сложилось именно в античной Греции.

Однако у древних греков был бог Гермес. В одном из Орфи­ческих мифов Древней Греции есть упоминание о боге Гермесе как о «переводчике всех языков», родоначальнике переводчиков.

Как известно, символическими атрибутами Гермеса были крылатая шляпа и крылатые сандалии, что символизировало со­ответственно быстроту мысли и быстроту исполнения поручений. Иногда его изображали с поднятой правой рукой, разъясняющего сказанное им. Гермес обучал людей облекать мысли в слова и, являясь посредником между Олимпом и человеком, находился в постоянном общении с людьми.

В мифе о Гермесе привлекают прежде всего посредническая функция бога и его способность интерпретироватьмысли, обле­кать их в слова. Однако Гермес — фигура весьма противоречивая. Его чтили и путешественники, и торговцы, и ораторы, и воры. Плут, каверзник и воришка был изгнан с Олимпа за свои продел­ки. Он же — всеобщий любимец. Олимп без него казался пустым и мрачным. Зевс сделал его своим представителем, посредником, послом и гонцом. «Быстроногий бог вмиг исполнял все приказания, был ловок, не терялся в любом положении, а в случае надобности умел быть и скрытным»'. Древние статуи изображают Гермеса прекрасным юношей с небрежно накинутой хламидой. От имени бога Гермеса образовано слово герменевтика, означающее способ­ность толковать, интерпретировать, разъяснять и нередко ис­пользуемое в современной теории перевода для обозначения этапа понимания, расшифровки исходного речевого сообщения.

Парандовский Я. Мифология. М., 1971. С. 78.

Гермес бессмертен и вечно юн, иначе он истощил бы свои силы и умер от изнеможения. Ведь днем он должен оказывать разные услуги богам, а ночью указывать путь заблудшим и прово­жать под землю, в царство Аида, души умерших.

В самом деле, в Гермесе угадываются черты современного пе­реводчика. Многим и сегодня переводчик представляется юно­шей (или девушкой), независимо от возраста, который в любой момент должен быть готов выполнить любое поручение помимо своей основной функции интерпретатора изречений: заказать обед, поймать такси, разбудить утром, сопроводить в магазин, обеспе­чить консультацию врача, отыскать нужный адрес и многое другое. Сначала такой взгляд на переводчика приводит в негодование, так как вызывает в сознании образное сравнение: переводчик — слуга двух господ, с акцентом на слове слуга. Но если задуматься, то кто, кроме переводчика, способен сделать все это для людей, за­блудших в иноязычном мире.

Но переводчики в отличие от Гермеса не бессмертны и не могут оставаться вечно юными. Поэтому и считается, что век уст­ного переводчика недолог, что перевод — удел молодых. И дело здесь не в возрастном ослаблении интеллектуальных способнос­тей, а в огромном количестве обязанностей, выполнить которые по плечу лишь молодым.

Гермес — бог красноречия. Он не только ловок и изворотлив, но умен и умел. Именно Гермес изобрел меры, числа и алфавит. Но главное, что он обучил этому людей. Сразу же вспоминаются Кирилл и Мефодий, славянские просветители, которые в IX в., создав славянскую азбуку, перевели с греческого на славянский несколько богослужебных книг. Письменность приходит народам в переводах.

Современной теории перевода Гермес оставил свое имя, точнее производные от него слова герменевтика, герменевтический, прочно укрепившиеся в науке о переводе для обозначения деятельности пе­реводчика по интерпретации смысла исходного текста.

В истории Древней Греции до новой эры доподлинно извес­тен один пример перевода с варварского — древнееврейского — языка на греческий: Септуагинта, первый перевод Ветхого Завета на европейский язык, до сих пор привлекающий интерес иссле­дователей как великолепным текстом, так и связанной с ней пре­красной переводческой легендой.

Глава 3

ПЕРЕВОД И РЕЛИГИЯ. ШЕДЕВРЫ БИБЛЕЙСКИХ ПЕРЕВОДОВ

Самая переводимая книга

Перевод Библии представляет собой одно из наиболее значи­мых явлений становления и развития человеческой цивилизации. Деятельность по переводу текстов Священного Писания отражает процесс распространения христианства по всем континентам. Но нас этот процесс интересует с другой, противоположной стороны. Нам важно проследить, как множественные во времени и в про­странстве переводы Библии повлияли на развитие переводческой практики и теории перевода.

С дохристианской античности и до наших дней Библия ока­зывается одним из главных источников творческого вдохновения переводчиков. Трудно найти в мировой литературе книгу, кото­рая привлекала бы внимание переводчиков на протяжении более двух тысяч лет, которая бы выдержала столько переводов на ог­ромное множество языков мира. К 2000 г. Библия переведена полностью или частично более чем на 2000 языков. Нет в миро­вой цивилизации другой книги, которая была бы переведена на такое огромное количество языков. Библию называют не только Книгой Книг, но даже Библиотекой. Авторы нового перевода Библии на французский язык очень точно заметили, что в этой библиотеке собраны произведения на трех языках — древнеев­рейском, арамейском и греческом, написанные разными авторами на протяжении нескольких столетий. Там есть все: и рассказы, и юридические документы, и генеалогии, и хроники, и архивы, и предсказания, и гимны, и поэмы, и пословицы, и легенды, и письма. Там можно найти и драму, и роман, и элегию, и песни любви и печали¹.

Переводы библейских текстов выполняли в истории культур­ного развития человечества огромную цивилизаторскую миссию. Эти переводы служили не только распространению христианских идей, но и являлись главным орудием становления новых языков Европы. Вместе с переводом Библии просветители Кирилл и Ме-фодий принесли славянам их письменность. Благодаря деятель­ности Мартина Лютера по переводу Библии на немецкий язык народ Германии получил свой единый выразительный и мощный

¹ David С. Les Habits neufs de la Bible // Le Nouvel Observateur. 30 août — 5 septembre 2001. P. 6.

национальный язык. Английский язык во многом обязан своему развитию и совершенству благодаря переводу Библии, известному под названием «Библия короля Якова» или «Авторизованная вер­сия». И наконец, многоязыкие Библии свидетельствуют о вели­чайшей роли перевода в развитии человеческой цивилизации. Ведь если в Библии изначально содержится все, что мы встреча­ем в мировой литературе двух тысячелетий, то вся литература оказывается в известном смысле переводом. Вспоминаются слова Августа Шлегеля о переводе: «Человеческий ум может только одно — переводить»¹.

В истории перевода Библии можно выделить три периода: древний, средний и современный. Древний начинается с момента первого перевода Библии на европейский язык. В это время осу­ществляются, редактируются, критикуются, сравниваются и пере­рабатываются переводы Библии на греческий и латинский языки. Уже тогда, в древности, возникали дискуссии о том, как следовало переводить книги Священного Писания.

Средний период знаменуется становлением новых европей­ских языков и переводом Библии на эти языки. В IX в. осуществля­ется перевод Библии на славянский язык Кириллом и Мефодием. Изобретение печатного станка и возможность книгопечатания увеличивают число переводов Библии. Показательно, что пер­вой печатной книгой, созданной Иоганом Гутенбергом в середи­не XV в. (начало работы над ней относят к 1456 г.), была так на­зываемая 42-строчная Библия, считающаяся шедевром раннего книгопечатания. Текст же этой Библии был текстом знаменитой «Вульгаты» — перевода Библии на латинский язык, осуществлен­ного более чем за десять веков до этого события св. Иеронимом. Реформация, оставившая неизгладимый след не только в истории христианской религии, но и в истории перевода, оказалась, по меткому выражению Э. Кари, в первую очередь «дискуссией пе­реводчиков». Средний период, характеризовавшийся двойствен­ным отношением к переводу текстов Священного Писания, обус­ловленным, с одной стороны, известным пиететом перед Книгой Книг, а с другой — желанием сделать Библию понятной каждому человеку, продолжается вплоть до середины XX в.

С середины XX в. наступает новый, современный, период. Благодаря деятельности библейских обществ Священное Писание переводится на огромное количество языков мира. По данным ежегодного справочно-энциклопедического издания Quid, вы­шедшего в свет в 1985 г., к тому периоду Библия была переведена

¹ Цит. по: Коптев П.И. Указ. соч. С. 185. 38

полностью или частично на 1685 языков мира¹. По данным того же справочника 2002 г., Библия переведена уже на 2233 языка². Перевод Библии продолжается и дальше. Так, российский Ин­ститут перевода Библии, осуществивший за 25 лет своей работы перевод Библии на 14 языков бывших народов СССР, планирует к 2005 г. перевести Библию еще на 15 языков³.

Более того, в переводах уже преобладает филологический подход к прочтению и переводу Библии. Современные перевод­чики Библии не только стремятся сделать тексты переводов по­нятными читателям, преодолев сомнения в том, что, возможно, сам Бог не желал, чтобы некоторые фрагменты были доступны всем. Они переводят Библию как художественное произведение, создавая художественные же произведения на языках перевода. В этот период создается много новых переводов Библии на раз­ные европейские языки. Так, уже в начале нынешнего тысячеле­тия во Франции вышел новый перевод Библии. В работе над ним приняли участие 20 писателей и 27 библиологов. После Библии Плеяды, Библии Ости, Иерусалимской Библии, Библии Шураки и других делается новый перевод. В этом непреходящем стремле­нии ко все новым переводам отражается прежде всего понима­ние того, что никогда и ни на какой язык Библия не сможет быть переведена полностью и точно. Одной из причин этого яв­ляется известная полисемия древнееврейского языка и отсутствие огласовки. Кроме того, каждое поколение хочет иметь свою Биб­лию, понятную и удобную для чтения. Авторы новых переводов стремятся сделать тексты адекватными новому читателю. Авто­ры нового французского перевода Библии попытались принести современному читателю, верующему и атеисту, книгу, родившуюся в «мире разочарованных», книгу без прикрас, книгу-кочевника, не принадлежащую ни иудеям, ни протестантам, ни католикам, без названия, без церкви, без инструкций⁴.

Одной из отличительных черт переводческой практики по созданию различных переводных версий Библии является фраг­ментарность переводов. Причин этому по крайней мере две. Пер­вая причина, функциональная, лежит в русле собственно религи­озной практики. Библейские тексты, служащие для литургий и специально отобранные для этой цели, переводились в первую очередь, составляя основное ядро библейских переводов. Эти тексты переводились неоднократно и, как правило, на многие

¹ Quid 1985. Paris, 1985. P. 296.

² Quid 2002. Paris, 2002. P. 349.

Новый Завет на 15 языках к 2005 г. Юбилейный проект к 25-летию ИПБ. Интернет: http://www. ibtnet.org. ⁴ David С. Op. cit. P. 9.

языки мира. Вторая причина — скорее техническая, а отчасти и экономическая. Полный перевод столь объемного литературного произведения требует многолетней работы, выполнить которую не всегда под силу не только одному человеку, на даже и пере­водческой бригаде. Такое предприятие оказывается и весьма до­рогостоящим. Поэтому нередко Библию переводят и издают от­дельными частями.

Второй важной для теории перевода особенностью перевод­ческой практики в области создания переводных версий Библии является прослеживаемое на протяжении всей истории противо­речие между попытками, с одной стороны, как можно более точ­но расшифровать и передать все смыслы текстов Священного Писания, а с другой — сделать переводной библейский текст максимально понятным даже самому неподготовленному читате­лю. Поэтому нередко в текст перевода вносились добавления, раскрывающие и разъясняющие значения тех или иных слов, а также устранялись трудные для понимания фрагменты.

В целом историко-филологический анализ различных пере­водов Библии в сопоставлении с оригиналом способен продемон­стрировать всю гамму проблем, решавшихся на протяжении всей истории и решаемых сегодня теорией перевода.

В истории библейских переводов можно выделить не только три основных периода, но и знаменательные события, сыгравшие особенно важную роль в развитии культуры, словесности, в рас­пространении идей христианства.

В первый, древний, период такими событиями явились зна­менитые Септуагинта и Вульгата.

§ 2. «Перевод семидесяти толковников» (Септуагинта)

а) Легенда о создании

В истории перевода во все периоды и во всех странах доволь­но четко прослеживается разграничение между литературой свет­ской и религиозной. И если светская литература переводилась в Древней Греции настолько мало, что от переводов не осталось сколько-нибудь существенных следов, то в сфере религии ситуа­ция была несколько иной и священные тексты неоднократно пе­реводились с древнееврейского на греческий и в период, когда Греция была самостоятельным государством, и тогда, когда она стала частью Восточной Римской империи — Византии.

Среди переводов Священного Писания на греческий язык особого внимания заслуживает перевод, получивший название Септуагинты, или, в русской богословской традиции, «Перевода семидесяти толковников» (LXX). В самом деле, говоря о Септуа-гинте, мы должны будем многократно повторять слово впервые.

С «Переводом семидесяти толковников» связан миф о чуде, об иерофании', позволившей создать этот замечательный текст.

Миф о чудесном «сотворении» (префикс со- используется здесь в своем прямом значении: совместного действия) впервые появ­ляется в так называемом «Письме Аристея», считающегося одним из известнейших пропагандистских творений александрийского иудаизма. Письмо якобы было написано еще во времена правле­ния египетского царя Птолемея II Филадельфа (-285—246 гг. до н.э.). Однако историки полагают, что оно составлено значи­тельно позже, около -100 г. до н.э. В этом письме, адресованном воображаемому брату Филократу, Аристей, военачальник Птоле­мея, рассказывает, как был послан царем в Иерусалим с просьбой к первосвященнику Елеазару о переводе древнееврейского Закона (Ветхого Завета) на греческий язык. По предположениям, просьба была вызвана желанием царского библиотекаря Деметрия Фалера иметь это произведение на греческом языке в знаменитой Алек­сандрийской библиотеке, а также любознательностью Птолемея, решившего познакомиться с иудейским Законом. Однако более достоверной представляется другая причина, а именно то, что ев­рейская община в Египте, главным образом в Александрии, но также по берегам Нила, утратила связь с родиной и мало-помалу стала утрачивать и родной язык, так как все общение осуществля­лось на греческом языке. В результате этого отправление службы в синагогах оказалось затрудненным. Иудейский ритуал предпола­гал обязательное чтение Торы на древнееврейском языке. Рядом с лектором и, разумеется, чуть ниже его находился переводчик, ко­торый переводил чтение на греческий язык². При подобном про­чтении ошибки в интерпретации тех или иных пассажей были неизбежны.

Вместо того чтобы исправлять и растолковывать многочис­ленные версии устных переводчиков, которым не позволялось даже заглянуть в священный текст на древнееврейском, более разумным было иметь одну общую феческую версию в письмен­ном виде. Эта единая версия и читалась бы в синагогах для иуде­ев, говоривших только по-фечески.

Нельзя исключать и третью возможную причину перевода иудейской Библии на феческий язык, а именно стремление древ-

¹ Термин иерофания (hierophante) предложил М. Элиаде в книге «Священное
и мирское»: «Для объяснения того, как проявляется священное, мы предлагаем
термин иерофания, который удобен прежде всего тем, что не содержит никакого
Дополнительного значения, выражает лишь то, что заключено в нем этимологи­
чески, т.е. нечто священное, предстающее перед нами» (Элиаде М. Священное и
мирское. С. 17).

² См.: Les traducteurs dans l'histoire / Sous la direction de J. Delisle et J. Woods-
worth. Ottawa, 1995. P. 166, a также: Van Hoof H. Op. cit. P. 12—13.

нееврейских священников распространить идеи иудаизма на дру­гие страны, прежде всего на народы Средиземноморского бассейна. Учитывая доминирующую роль греческого языка в этом регионе, можно вполне допустить, что греческая версия Ветхого Завета была призвана выполнить важную миссию — внедрить в созна­ние многих народов идеи древнееврейского монотеизма.

Обратимся к легенде. По просьбе глав еврейских общин в Египте царь и повелел перевести Ветхий Завет на греческий язык. Следует подчеркнуть, что перевод этот изначально предназначался не для греков, а для евреев, знавших лишь греческий язык.

Для выполнения перевода первосвященник Иерусалима на­правил в Египет 72 (по шесть человек от каждого «племени») старца-ученых, добродетельных и в совершенстве владевших древ­нееврейским и греческим языками¹.

«Письмо Аристея», яркий пример иудейской апологетики, представляло Птолемея II, политический и цивилизаторский ав­торитет которого общеизвестен, склонившимся перед богом Из­раиля: по преданию, Птолемей семь раз преклонил колена перед свитками Священного Писания, прибывшими из Палестины, и в течение семи дней за праздничным столом вел беседы с прибыв­шими к нему переводчиками будущей Септуагинты.

В «Письме Аристея» впервыееврейский Закон был назван «Книгой» — Библией.

Сначала Септуагинта была представлена как плод коллектив­ного творчества. Но в более поздних вариантах легенды, перехо­дившей из века в век, история ее создания облекается новыми та­инственными чертами. В I в. о ней упоминает Иосиф Флавий. В документе, приписываемом Филону Александрийскому, иудей-ско-эллинистическому религиозному философу и основателю патристики, также упоминается «Письмо Аристея». Согласно бо­лее поздним версиям, переводчики были размещены изолирован­но друг от друга, не имея возможности общаться. По истечении 72 дней они одновременно закончили работу по переводу Ветхого Завета (по некоторым версиям, только Пятикнижия — первых пяти книг, Книг Моисеевых: Бытие, Исход, Левит, Числа, Второ­законие). При сличении их переводов оказалось, что все они со­впали слово в слово. Не это ли пример иерофании? Возможно ли было такое совпадение, если перевод не был благословен Богом? Видно, каждый из переводчиков во время работы находился в контакте с Богом, поэтому исходный Священный текст просто не мог быть подвергнут ни малейшему искажению.

' Для удобства обозначения число 72 традиционно округляется до 70. Таким образом, возникло латинское обозначение этой переводческой версии — LXX, или Septuaginta.

Этот мифический вывод весьма важен для теории и истории перевода. Он показывает, что уже в тот период перевод отчетливо воспринимался как индивидуальное творчество, а раз индивиду­альное, то и неповторимое, не воспроизводимое полностью во всех деталях. Поэтому полное совпадение текстов переводов, выпол­ненных разными людьми, могло быть расценено только как воля Божия, как наличие непосредственной духовной связи каждого переводчика с Всевышним.

б) Вероятная история создания

Предположительно Септуагинта была переведена в период между 250 и 150 г. до н.э. Исследователи отмечают, что текст Библии, которым пользовались переводчики, отличался от масо-ретского текста. В частности, в книге Самуила есть сокращенные пересказы и, напротив, удлинения текста. В Первой Книге Царств имеются добавления, а в Книге Иова — пропуски. Иногда пере­водчики на свой лад интерпретировали выражения исходного тек­ста. Так, выражение Yahve Sebaoth, встречающееся в тексте 282 раза и означающее буквально Бог войска, постоянно переводится ими как Господь Всемогущий. Можно предположить, что войско пони­малось ими как составная часть Вселенной, подчиненная Богу.

Современные историки ставят под сомнение правдивость ле­генды о создании Септуагинты. Они полагают, что Септуагинта явилась результатом сведения воедино многочисленных разроз­ненных переводов отдельных фрагментов Библии, осуществляв­шихся на протяжении длительного периода.

Французский исследователь творчества Филона Александрий­ского Ж. Даниэлу полагает, что таким способом, какой описан Филоном, была переведена лишь первая книга Ветхого Завета, а остальные переводились в течение последующих двухсот лет раз­ными людьми. Аргументируя это предположение, Даниэлу гово­рит о различиях стиля и манеры переводить, отмечаемых в раз­ных частях текста, а также о том, что одним и тем же еврейским словам иногда даются разные переводы¹.

Я не буду ставить под сомнение выводы французского исто­рика. Однако аргументы, которые он предлагает, не могут пока­заться убедительными. Манера перевода и стиль переводчика ча­сто изменяются параллельно изменениям самого текста оригина­ла. Что же касается различия переводных эквивалентов у одних и тех же форм текста оригинала, то это может свидетельствовать не только о том, что перевод разных частей выполнялся разными людьми и в разное время. Возможно, переводчики древности уже понимали, что одно и то же слово в разных контекстах может

Danielou J. Philon d'Alexandrie. Paris, 1958. P. 95.

иметь разное значение, а следовательно, и должно переводиться по-разному.

Разумеется, Септуагинта оставляет массу вопросов для исто­риков: что было переведено 72 толковниками за 72 дня — первая книга (около 5% Ветхого Завета), Пятикнижие (около 25%) или весь Ветхий Завет? В самом ли деле все переведенные тексты соот­ветствовали друг другу полностью? Когда началась и когда была действительно завершена работа над переводом?

в) Значение Септуагинты для истории перевода

Для истории и теории перевода, несмотря на всю историчес­кую неопределенность и безусловную мифологичность версии о создании Септуагинты, важным является то, что переведенный на греческий язык текст Ветхого Завета составил одну из важней­ших вех. На самом деле роль Септуагинты в истории европейской цивилизации оказалась весьма серьезной.

Во-первых, как справедливо полагает Ван Оф, Септуагинта оказалась первым(возможно, одним из первых) переводом древ­нееврейского текста на европейский язык. Во-вторых, если ве­рить легенде, это была перваяиз зафиксированных историей по­пыток коллективного перевода. В-третьих, Септуагинта, реально существовавший текст Ветхого Завета на греческом языке, стала первымпосредническим источником, нередко основным, как для последующих переводов этого произведения на самые разные языки Европы, так и для их сравнительного изучения.

После опыта семидесяти Библию переводят на греческий язык неоднократно. Во II в. родственник римского императора Адриана Аквила пытается сделать буквальный перевод библей­ского текста на греческий язык. Перевод оказывается малопонят­ным и непригодным для чтения. В том же веке Феодотион пред­принимает попытку исправить перевод Аквилы и сделать его пригодным для чтения. В конце II в. Симмах Самаритянин дела­ет новый перевод Библии на греческий язык. Этот перевод, по дошедшим до нас фрагментам, считается наиболее удачным.

Текст Септуагинты приводит в своих «Гекзаплах» и христи­анский теолог и филолог Ориген (184—254) '.

г) Текстология Септуагинты

Текст Септуагинты до сих пор привлекает к себе внимание исследователей. Так, в одной из недавних работ, посвященных версии семидесяти, отмечается разнообразие переводческих при-

¹ «Гекзаплы» — сравнительное представление Библии (Ветхого Завета) в шести колонках, соответственно на древнееврейском языке, в греческой транс­крипции и в четырех переводах на греческий язык.

емов, стремление к дословности, сочетающееся с относительной свободой в выборе эквивалентов. Несовпадение отдельных мест Септуагинты с масоретским текстом можно объяснить, пожалуй, тем, что масоретский текст, более поздний по сравнению с ори­гиналом, с которого могла переводиться Септуагинта, был пло­дом специальных библиологических разысканий ученых иудеев — масоретов, авторов филологических работ (примечаний, коммента­риев и т.п.), известных под названием масор (masôrah) и предназ­наченных для обеспечения наиболее верного прочтения Библии.

Другой важной причиной разночтений, устанавливаемых се­годня при сопоставлении текстов Септуагинты с масоретским текстом, оказывается существование в древний период несколь­ких различающихся версий одних и тех же текстов.

И, наконец, разночтения объясняются простой «технической» причиной. Первоначальный текст Септуагинты не сохранился. Ее копии, сделанные последовательно на протяжении многих веков, хранят в себе ошибки и описки переписчиков, а иногда и свиде­тельства их фантазий, вызванных желанием «улучшить» ориги­нальный текст.

Считается, что на перевод сильно повлияла вся эллинская культура, и прежде всего философия. Так, в оригинальном древ­нееврейском тексте известное высказывание, в котором Яхве (Иегова) говорит о своей высшей сущности, примерно могло бы звучать так: «Я есть тот, кто я есть». В Септуагинте оно принима­ет иной смысл: «Я тот, кто есть». В русском тексте Библии, вос­ходящем к Септуагинте, — «Я есмь Сущий». Эта трансформация, как полагают исследователи, навеяна идеями онтологии Платона.

Разночтения, обнаруживаемые при сравнении масоретского текста с текстом Септуагинты, в известной степени затрудняют реконструкцию архитектуры библейского храма¹. Но именно эти разночтения привлекают внимание к Септуагинте как к перевод­ному тексту, заставляя задуматься о том, какие трансформации претерпел оригинальный древнееврейский текст под пером древ­них переводчиков.

Историки, сравнивавшие текст Септуагинты с древнееврей­ским оригиналом, нередко утверждают, что Септуагинта являет собой пример буквального перевода. «Хорошо известно, — пишет один из них, — что Септуагинта, как правило, представляет со­бой в высшей степени буквальный перевод, изобилующий калька­ми с древнееврейского языка»². В то же время ряд исследователей

¹ Ibid. Р. 15.

² Маневич Л. О некоторых кальках в греческом тексте Плача Иеремии //
Библия. Литературоведческие и лингвистические исследования. Вып. 3. М., 1999.
С 187.

полагает, что Септуагинта вовсе не однородна по своей перевод­ческой стратегии¹.

Некоторые из современных исследователей текста Септуагин-ты склонны считать, что «LXX была, по сути, первым художествен­ным переводом античности»², соответственно, с присущей данно­му виду перевода трансформацией исходного текста. А. Десницкий отмечает, что «в LXX мы можем заметить некоторые приемы, ко­торые стали нормой для литературного перевода в наши дни»³. Исследователь дает типологию этих приемов, иллюстрируя их примерами. В частности, он говорит о таких типах преобразова­ния текста: реструктурирование текста; изменение стратегии по­вествования (нарративизация); дополнение параллелизма; «куль­турный перенос»; замена метафоры другой метафорой; стилисти­ческое «тонирование» текста; идеологическая коррекция текста; подбор созвучных слов; ритмизация текста⁴. Анализ примеров переводческих преобразований, проведенный Десницким, дает интересный повод к размышлениям о месте этого произведения в древнегреческой культуре, а также о правдивости легенды о ее создании. Исследователь отмечает, что в Книге Чисел 23:10 в Септуагинте слово δήμους — демы переводит древнееврейское слово ròba' — четверть. «Слово четверть, очевидно, — полагает он, — было понято не в арифметическом, а в социальном смысле (часть народа, родоплеменная единица), и переводчик употребил такое греческое слово, которое, по его мнению, было ближайшим эквивалентом в социальной структуре эллинистического мира»⁵. Интересен, однако, не семантический аспект данной межъязыко­вой замены, а то, что слово δήμους встречается в Книге Чисел 150 раз и больше в Пятикнижии нигде не встречается. Это кос­венно свидетельствует о том, что семьдесят два толковника пере­водили разные фрагменты Священного Писания.

Современный исследователь отмечает и другие преобразова­ния исходного древнееврейского текста. Он говорит, в частности, о так называемом стилистическом «тонировании» текста, о его идеологической коррекции, о поэтике, заключающейся в подборе созвучных слов и ритмизации текста. Все эти преобразования в известной степени демонстрируют стремление всякого перевод­чика сделать текст соответствующим нормам переводящего языка

¹ См. напр.: Thackeray Η. St. J. A Grammar of the ОТ in Greek according to the
Septuagint. Cambridge, 1909.

² Десницкий А. Септуагинта как художественный перевод // Библия. Лите­
ратуроведческие и лингвистические исследования. Вып. 3. М., 1999. С. 157.

³ Там же. С. 158.

⁴ Там же.

⁵ Там же. С. 168.

илитературным традициям, сложившимся в языке перевода в данную историческую эпоху.

Септуагинта послужила источником для первого перевода Библии на латинский язык. В разных источниках приводятся раз­личные варианты самого древнего перевода Библии на латинский язык: Itala, Vetus Itala, Vetus Romana, Vetus Latina. Однако Септуа­гинта долгое время служила основной книгой католического бо­гослужения в Европе.

Септуагинта использовалась и св. Иеронимом в работе над Вульгатой — новой латинской версией Ветхого Завета, сделанной в конце IV в., хотя и не составляла для него единственного и даже главного источника, но послужила по меньшей мере спра­вочным материалом. Считается, что именно с Септуагинты был сделан первый перевод библии на славянский язык Кириллом и Мефодием¹.