Вторая часть истории, названная
ЦЕННЫЙ ТОВАР
ГЛАВА 17
О Реннере Лайтберне
Я ответила ему враждебным взглядом. Его вид мне не нравился. Он выглядел как человек из низов общества, что само по себе не было недостатком – я тоже не могла похвастаться высоким происхождением, - но в его спокойствии я видела ту грубую, неотесанную простоту, которую можно встретить лишь у подонков, населяющих городские улицы.
- Как тебя зовут? – спросила я.
- У меня нет имени. – ответил он.
- Что за ерунда! – заявила я. – У каждого есть имя.
- И у меня было, - произнес он. – А теперь нет. Потому что я Проклятый.
Обычно у Проклятых были приметные знаки, отметины на щеках или на шее, но на нем я их не видела. Впрочем, кажется, метка все-таки была – на руке, там, где бледную кожу скрывал черный рукав куртки: тонкие черные линии, переплетение росчерков, которые я поначалу приняла за волосы на руке, - но теперь видела, что они вполне могут быть татуировкой, говорящей о его положении.
Это было незавидное положение. Лишь немногие в Королеве Мэб находятся так же низко на социальной лестнице, как Проклятые. Может быть, Слепошарые Вояки – их считали отбросами общества; но Слепошарые Вояки по крайней мере сохраняли некоторое достоинство – грубую гордость ролью смертельного оружия, для которой их создавали.
- Значит, ты Проклятый, - произнесла я. – Зачем же ты пришел сюда? Как смеешь пребывать в этом прекрасном торговом доме, где тебе нечего делать? И как смеешь говорить со мной, мамзелью из приличного общества, которая…
- Я здесь, потому что меня сюда послали, - ответил он, явно не собираясь слушать мою тираду до конца. Его серые глаза оглядели меня с ног до головы. Он был высокого роста, его неухоженная черная борода скрывала подбородок и сливалась с усами. Его спутанные черные волосы рассыпались на пробор посередине головы. Кожа выглядела так, словно он очень долго не видел солнца – но он не был особенно грязным. Я слышала об этом, и теперь видела своими глазами – Проклятый, связанный обетами, отрекающийся от себя способом, поистине вызывающим жалость, отказывающийся от мытья и другой гигиены, чтобы ускорить разрешение от своего бремени. Для них такое пренебрежение к себе – форма исповеди и покаяния.
- Я не буду терять время, - сказала я. – У меня дела, и я…
- А я не собираюсь терять время на пререкания, - сообщил он. – Меня послали, чтобы забрать тебя отсюда и отвести в особое место. Для твоей же безопасности. Это задание – часть моего обета, так что я не могу его не выполнить. Мне сказали, что я найду тебя здесь, и я нашел. Думаю, я пришел как раз вовремя: я слышал, что здесь было, и могу сказать, что от этого типа у тебя будут проблемы. Ты ему нужна, потому что он знает, кто ты. В общем семейству Блэкуордов ты нужна позарез, и они тебя не выпустят. И потому – пошли отсюда.
- Кто тебя послал? – спросила я.
- Она сказала, чтоб я звал ее Эвсебией, и что ты должна знать, о ком речь.
Я вздрогнула. Неужели Мэм Мордаунт действительно прислала Проклятого, чтобы спасти меня?
Я обернулась, услышав шаги. Потом, быстро оглянувшись, обнаружила, что Проклятый исчез. Я предположила, что он скрылся в затененном дверном проеме – и проделал это с потрясающей скоростью.
Четыре сервитора появились в противоположном дверном проеме – том, через который ушел Лупан. Но теперь Лупана не было с ними. Они сопровождали человека, которого я прежде не видела.
Он выглядел как хорошо обеспеченный человек – не толстяк, но, судя по его гладкой коже, он ни в чем не нуждался и имел возможность хорошо ужинать каждый вечер. Он был облачен в синий костюм с высоким шитым золотом воротником, а свою голову – гладко выбритую и смазанную маслом – держал так высоко, что, хотя ростом он и был не выше меня, казалось, что он смотрит на меня сверху вниз.
- Мамзель Ресиди, - произнес он. - Я очень рад нашему знакомству. Я – Балфус Блэкуордс.
Он протянул руку. Я взяла ее, осторожно пожала и сделала реверанс. Я заметила маленькое приспособление, замаскированное под тонкий золотой перстень у него на мизинце. Еще я обнаружила небольшую выпуклость на кольце, которое он носил на указательном пальце. Энергетическая батарея, или резервуар для яда. Это кольцо на указательном пальце, украшенное изображением черепа – эдаким напоминанием “memento mori” – явно было портативным оружием.
- Я только что беседовала с Вашим сотрудником, Лупаном, - произнесла я.
- На сегодня я избавил Лупана от этой обязанности, - сообщил Балфус Блэкуордс – Он хороший работник, но занимает не самую высокую должность. Я опасаюсь, что Вы сочтете себя оскорбленной, если старшие представители дома не обсудят с Вами Ваше дело.
- Я ничуть не оскорблена, сэр, - ответила я. – Он был в высшей степени внимателен и сообщил мне всю необходимую информацию.
- Вы слишком добры, - произнес он. - …но я полагаю, «Блэкуордс» недооценил важность того лица, чьим представителем Вы являетесь. Я рискнул предположить, что только представитель семьи Блэкуордов, встретившись с Вами лично, сможет обеспечить Вам достойный прием.
- Это большая честь для меня, - ответила я.
- Позвольте проводить Вас в нашу комнату для чтения, - предложил он. – Обстановка там гораздо комфортнее, и мы можем ознакомить Вас с по-настоящему редкими книгами, которые доставят из хранилища.
Мы беседовали недостаточно долго, чтобы я смогла по-настоящему пристально изучить его интонации и, руководствуясь этим, понять его намерения – но даже сейчас я отчетливо различала напряжение в его голосе. Они явно что-то замышляли. Впрочем, это не свидетельствовало ни о чем определенном. По-настоящему насторожило меня то, как он стоял и как разместил сопровождавших его сервиторов.
Он тщательнейшим образом рассчитал все – но я смогла заметить. Блэкуордс стоял чуть ближе ко мне, чем того требовали приличия. После рукопожатия он должен был отступить на шаг, занимая дистанцию, принятую для вежливой беседы, но он не сделал этого шага. Сервиторы, насколько я видела, должны были находиться по бокам от него – многофункциональные сервиторы вроде этих способны совершать очень быстрые и точные движения, руководствуясь сложными эвристическими программами и движениями их владельца. Например, для сопровождения их можно запрограммировать всегда держаться в метре справа или слева от локтя владельца, всегда двигаться в шаге позади и параллельно сервитору, находящемуся с другой стороны. Когда их четыре, их посторение всегда остается неизменным благодаря идеальной синхронности действий. Эти механизмы выглядят очень дорогими – и производят еще большее впечатление, когда движутся, идеально повторяя жесты своего владельца. Я уже видела, как сервиторы делают это во время моего прошлого визита – Лупан управлял ими, и все их движения вокруг нас были безупречно-отточены и симметричны относительно друг друга.
Но эти четверо вели себя по-другому. Двое справа от Блэкуордса стояли чуть дальше, чем надо – похоже, они были готовы преградить путь к двери, через которую вошли. Расположение двоих слева вообще не имело ничего общего с двумя первыми – они стояли по бокам скорее от меня, чем от него. Впрочем, такая асимметричность могла объясняться круглой формой зеленой комнаты: позиция Блэкуордса относительно изгиба стены не позволяла им занять места, которые повторяли бы расположение правой пары.
Но для меня – ученицы ментора Заура, натренированной отслеживать – а иногда и самостоятельно осуществлять – передислокацию и наступательные маневры, было ясно, что они окружают меня, перекрывая путь к противоположной двери, и берут в кольцо.
Все это я успела заметить и понять в течение той секунды, которая понадобилась Блэкуордсу, чтобы вытянуть руку, показывая мне дорогу, мотнуть головой в том же направлении, и произнести:
- Мамзель?
Вслед за тем послышалось легкое жужжание – такой звук иногда издают напольные часы перед тем, как пробить время. Сервитор, который стоял прямо у меня за спиной, пришел в движение. Жест Блэкуордса должен был отвлечь мое внимание. Я чуть запоздала, поворачиваясь, но успела оглядеться и схватить вещь, которой воспользовалась как щитом.
Это была маленькая синяя книжица, блокнот Лилеан Чейз. Я вскинула ее на уровень горла, словно раскрытый веер. Сервитор выбросил руку, целясь в меня тонкой иглой, которой заканчивался инъектор, встроенный в его средний палец. Фарфоровый ободок на конце пальца, отодвинулся назад, и игла вытянулась наружу.
Книжка не защитила меня. Игла насквозь пробила обложку и страницы – и вышла с другой стороны. Я увидела крошечную капельку жидкости, сверкавшую на острие.
Но, если бы не книжка – игла вошла бы прямо мне в шею, и эта жидкость, чем бы там она ни была – уже оказалась бы в моей крови.
Яд? Парализующее вещество? Транквилизатор? Сыворотка правды? Неважно. Эту иглу только что попытались воткнуть в меня без моего согласия.
Я сделала резкое выкручивающее движение и рванула книжку в сторону, сломав фарфоровый наконечник – так что игла осталась торчать в ее страницах. Сервитор попытался схватить меня, но я ответила ударом локтя в лицо, расколов фарфоровую маску. Он пошатнулся и отступил на шаг.
Остальные бросились на меня.
Быстро наклонившись, я увернулась от одного, и попыталась вырубить другого ударом ноги – но длинное платье Лаурели Ресиди помешало мне. Эта одежда была сшита явно не в расчете на рукопашный бой. Я чуть не упала, запутавшись в юбках. Сервитор схватил меня за плечо.
- Держите ее! – крикнул Блэкуордс.
- Не советую вам делать это, - отозвался голос.
Это был Проклятый. Он снова возник в дверном проеме и вышел на свет. Его лицо было неподвижно. Он смотрел прямо на Балфуса Блэкуордса, который вздрогнул от неожиданности, обнаружив в помещении еще одного человека.
Проклятый навел на него пистолет.
Это была здоровенная, хромированная махина, револьвер с двумя стволами – одним стандартного калибра, и вторым – крупнокалиберным – расположенным под первым. Это было старинное оружие, которое использовала Гвардия, комбинированный Тысячник Ламмарка, оружие, которое носили офицеры, и которое с успехом использовалось во время окопной войны или уличных боев.
Проклятый взвел курок.
- Попробуйте-ка этого, - произнес он.
- Ты совершаешь ужасную ошибку, друг мой, - прошипел Блэкуордс.
- Не согласен, - сообщил Проклятый, не прекращая целиться.
- Почему это?
- У меня нет друзей. – ответил Проклятый.
И выстрелил. В закрытом помещении выстрел прозвучал оглушительно-громко, и пуля вдребезги разнесла голову державшего меня сервитора. Осколки разбитого черепа разлетелись в разные стороны, отскакивая от обитых зеленым бархатом стен.
Я высвободилась из хватки безжизненных конечностей и плечом оттолкнула с дороги другого сервитора. Тот, который пытался ткнуть меня иглой, бросился на Проклятого и тот уложил его еще двумя выстрелами, от которых у меня заложило уши. Пули пробили металлические пластины, покрывавшие торс сервитора.
Блэкуордс заорал, сыпля неприличными ругательствами, и поднял руку, собираясь отправить Проклятого на тот свет с помощью убийственного устройства, скрытого в его кольце. Я среагировала инстинктивно, - он стоял неподалеку, и я могла дотянуться до него. Я ударила его по руке книжкой, которую все еще держала – ударила, чтобы сбить прицел. Его выстрел, тоненькая струйка плазмы – пересек помещение и прожег дыру в стене. Зала наполнилась вонью тлеющего бархата.
Блэкурдс пошатнулся, сделал шаг назад и в смятении посмотрел на тыльную сторону своей ладони. Там он видел крохотный красный след, напоминающий укус пчелы, между костяшками пальцев – там игла, застрявшая в блокноте Лилеан Чейз, оцарапала его кожу.
Его губы шевелились, он хватал ртом воздух, но не мог произнести ни слова. Его глаза выкатились из орбит. Он издал странный, похожий на сдерживаемую рвоту звук, и тяжело рухнул на пол, завалившись на бок.
Два остававшихся в рабочем состоянии сервитора споткнулись и замерли, не понимая, какую из противоречивых команд выполнять – ловить меня, или, следуя базовым установкам, «зашитым» в их настройки, подойти и проверить состояние своего господина.
Пока они стояли в замешательстве, Проклятый подошел ко мне.
- А вот теперь нам точно пора искать дверь наружу, - произнес он.
Мы вместе двинулись по коридору к выходу. Теперь отовсюду доносился звон колокольчиков. Мы слышали приближающиеся быстрые шаги – кто-то бежал, направляясь к нам, в торговом доме царила суматоха. Из бокового коридора прямо перед нами появился сервитор, но Проклятый отшвырнул его с дороги ударом рукоятки своего тяжелого пистолета. Сервитор рухнул на пол, его лицо раскололось пополам. Я ненадолго остановилась, чтобы подобрать юбки – так я смогла бы бежать гораздо быстрее.
- Ты вошел с парадного входа, или с черного? – спросила я.
- С черного, - ответил он. – Они бы точно не впустили такого, как я, через парадную дверь.
- Тогда почему мы сейчас пошли вперед?
- Потому что позади нас полно народу. – сообщил он.
Появился еще один сервитор. Проклятый поднял пистолет, держа его обеими руками, и сделал два выстрела, которые разнесли голову и шею противника. В барабане пистолета было десять стандартных патронов. Магазин с одиннадцатым, крупнокалиберным зарядом, располагался на оси основного барабана – именно этот патрон можно было выстреливать через больший ствол пистолета. Пока Проклятый использовал стандартные патроны.
Мы перепрыгнули через упавшего сервитора, пробежали через торговый зал и понеслись по другому коридору к двери. Это была дверь на улицу Гельдер.
Она была наглухо заперта.
В помещениях позади нас собралась целая толпа сервиторов. Они готовились к нападению.
- Отойди назад и закрой лицо, - потребовал Проклятый.
Он поднял револьвер, взвел курок, позволявший использовать заряд из центральной камеры барабана, и навел оружие н дверь.
Центральную камеру револьвера Ламмарка обычно заряжали патроном с картечью, или разрывной пулей. В нашем случае было второе. Нижний ствол револьвера выстрелил с еще более тяжким и оглушительным грохотом, чем верхний, меньшего калибра. Разрывная пуля в щепки разбила ручку и кусок двери вокруг нее, выведя из строя замок и защитную установку, стрелявшую смертельными электрическими разрядами.
Он пинком распахнул дверь и мы вылетели наружу.
Внезапно он перешел на шаг и сунул пистолет в кобуру под курткой.
- Иди. – произнес он. – Не беги. Иди.
Я пристроилась за ним, стараясь держаться примерно в шаге позади.
Случайные прохожие шарахнулись в сторону от разбитой двери, поднялась суматоха, прозвучал сигнал тревоги. Сервиторы высыпали на улицу, они вертели головами, стараясь обнаружить нас своими аудио-и оптическими рецепторами. Немедленно собралась толпа зевак, привлеченная неожиданным событием.
Мы скрылись в этой толпе, высоко держа головы, спокойные и безразличные, словно нам ни до чего нет дела. Внимание к нам могла привлечь разве что одна деталь – мы не остановились поглазеть на то, что творилось на улице, как это делали все прочие.
Сервиторы не преследовали нас. Приближающийся звон колокольчиков и свистки возвестили о прибытии городской охраны. Блэкуордс явно не хотели, чтобы широкая публика узнала об их неудаче. Их клиенты ценили свободу выбора, конфиденциальность и приватность. Вряд ли они остались бы частыми посетителями заведения, ставшего источником скандала и беспорядков.
Мы спустились по улице Гельдер, пересекли переулок Пандовер, а потом повернули в переулок Беска. Мы оказались перед широко открытыми воротами, окованными стальными полосами – ворота вели во двор прачечной, и мы, войдя внутрь, остановились за стеной, где никто не мог нас видеть.
Я обнаружила, что по-прежнему держу в руке маленькую синюю книжицу. Я выдернула иглу, застрявшую в страницах, и обнюхала ее острие.
- Настойка Морфеула, - произнесла я. – Они хотели, чтобы я уснула. Но это, в общем-то, и к лучшему: если бы там был яд, Блэкуордсу пришел бы конец.
- Когда он проснется – всем будет тяжко, - заметил Проклятый. – Думаю, он постарается найти тебя.
Я выбросила иглу и спрятала книжку.
- Спасибо за помощь, - сказала я.
- Это еще не все, - ответил он. Сейчас он старательно перезаряжал свой Тысячник – выдвинул барабан, открыл его и помещал в него пули, доставая их из кармана куртки.
- Не надо мне об этом…
- Я должен отвести тебя к Эвсебии. Она мне так сказала.
- Тогда просто скажи, где ее найти, и я пойду к ней, - ответила я. – Просто…
- Она не сказала, могу я дать тебе эту информацию, или нет, так что, я тебя отведу, - решил он.
- Я настаиваю…
- Это ни к чему. Ничего другого я все равно не предложу.
- Ты вообще можешь дать мне хоть раз договорить? – поинтересовалась я.
Он не ответил, и это еще больше разозлило меня.
Я развернулась и пошла прочь. Он закрыл барабан револьвера, спрятал оружие, и последовал за мной.
- Может быть, хватит преследовать меня? – раздраженно бросила я.
- Нет.
- Я не нуждаюсь в твоем…
- Отказаться все равно не получится, - сообщил он. Он без труда догнал меня. При его росте, каждым шагом он покрывал больше расстояния, чем я. – Я должен доставить тебя к той женщине. Это мой обет, и я его исполню, нравится тебе это или нет.
Я остановилась и взглянула на него.
- Сэр, я понимаю и уважаю серьезность обетов, которые приносят Проклятые. – произнесла я. - …но Ваше присутствие создаст мне определенные проблемы. Не могли бы Вы просто сообщить мне, где находится Эвсебия, а после того – оставить меня в покое?
Он помотал головой.
Похоже, он был неплохим человеком – но его упертость в выполнении задания выводила из себя. Превращение в Проклятых, если вы не знаете, было способом покаяния для представителей низших каст. Ему подвергались мужчины, а иногда и женщины, совершившие некий великий грех. Если они, по своему выбору, представали не перед обычным судом, а перед судилищем Экклезиархии, и были признаны виновными – во искупление совершенного они должны были вести презренную жизнь «принесших обет», или Проклятых. Это означало, что они должны были жить на улицах, прося милостыню, и делая все, что в их силах, чтобы помогать другим. Это, в свою очередь, означало служение и выполнение любых просьб без единого вопроса и сомнений. Каждое действие, которое они совершали, помогая кому-то, снимало с них часть бремени совершенного греха и считалось частью покаяния.
В исключительных случаях это приводило к тому, что эти люди оказывались вне закона, становились изгоями, париями – в том значении, какое вкладывали в это слово в старину. Этическая логика их действий заключалась в том, что чем больше они могли облегчать бремя или решать проблемы других – тем легче становилось бремя принесенного ими обета, даже если «решая проблемы других», они занимались откровенно-темными делами. Например, кто-то не находит себе места, желая отомстить другому человеку. Проклятый, или «принесший обет» без проблем может исполнить эту месть, избавив желающего от необходимости совершать преступление и брать грех на душу. Причины мести не интересуют Проклятого – для него имеет значение только моральная тяжесть, которую он снимает с другого. Именно от этого зависит его разрешение от бремени его собственного греха, за который он несет наказание.
В общем, Проклятый берет на себя грехи и преступления других, чтобы облегчить собственную вину. Часто они запечатлевают свой грех и преступления, совершенные по поручению других, татуируя записи о них на собственной коже. Они, если угодно, отпускают другим их грехи, оправдывают их злодеяния и преступления, совершая их и неся за них ответственность как за свои собственные.
В трущобах Королевы Мэб Проклятый может в конце-концов превратиться в наемника, который не берет платы за свои услуги – потому что их обет предусматривает «делать что угодно для кого угодно»; даже самое ужасное преступление становится для них искуплением.
- Я не могу тебя оставить, - произнес он.- …пока не сделаю то, что обещал сделать. Ничего другого предложить не могу, нравиться ли тебе это, или нет.
- Значит, я – часть твоей епитимьи? – уточнила я.
- Во всяком случае, должна быть ею.
Я вздохнула.
- Тогда веди меня к ней. Но делай что я скажу. Для начала, нам надо зайти в Кронаур.
- Мы не должны этого делать. – отозвался он.
- Нет, мы должны. – ответила я. – Есть еще один человек – леди, которая послала тебя, хочет видеть и его. Мы должны взять его с собой. И скажи спасибо, что я согласилась сотрудничать.
Он пожал плечами.
- Как тебя зовут? – спросила я.
- Я уже говорил. У меня нет имени. Я - …
- …Проклятый, знаю-знаю. Но я отказываюсь тебя так называть. Как тебя звали? – повторила я вопрос.
- Меня звали Реннер Лайтберн, - ответил он. – Когда-то. Очень давно.
- Я не знала, что Проклятым можно носить оружие, мистер Лайтберн, - эаметила я. – Особенно с такой огневой мощью.
Он снова пожал плечами.
- В этом я могу поступать как считаю нужным. От этого мое бремя не станет тяжелее. Проклятыми не становятся больше одного раза.
Нельзя сказать, чтобы это заявление показалось мне особенно обнадеживающим.
ГЛАВА 18