Типологическая (морфологическая) классификация языков
Типологическая классификация языков возникла позднее попыток генеалогической классификации и исходила из иных предпосылок.
Вопрос о “типе языка” возник впервые у романтиков.
Романтизм — это было то идеологическое направление, которое на рубеже XVIII и XIX вв. должно было сформулировать идейные достижения буржуазных наций; для романтиков главным вопросом было определение национального самосознания.
Романтизм — это не только литературное направление, но и мировоззрение, которое было свойственно представителям “новой” культуры и которое пришло на смену феодальному мировоззрению.
Романтизм как культурно-идеологическое направление был очень противоречив. Наряду с тем, что именно романтизм выдвинул идею народности и идею историзма, это же направление в лице иных своих представителей призывало к возврату назад, к устарелому средневековью и к любованию “стариной”.
Именно романтики впервые поставили вопрос о “типе языка”. Их мысль была такова: “дух народа” может проявляться в мифах, в искусстве, в литературе и в языке. Отсюда естественный вывод, что через язык можно познать “дух народа”.
Так возникла замечательная в своем роде книга вождя немецких романтиков Фридриха Ш л е г е л я (1772—1829) “О языке и мудрости индийцев” (1809).
На основе сравнения языков, проделанного В. Джонзом, Фридрих Шлегель сопоставил санскрит с греческим, латинским, а также с языками тюркскими и пришел к выводу: 1) что все языки можно разделить на два типа: флективные и аффиксирующие, 2) что любой язык рождается и остается в том же типе и 3) что флективным языкам свойственно “богатство, прочность и долговечность”, а аффиксирующим “с самого возникновения недостает живого развития”, им свойственны “бедность, скудость и искусственность”.
Разделение языков на флективные и аффиксирующие Ф. Шлегель делал, исходя из наличия или отсутствия изменения корня. Он писал: “В индийском или греческом языках каждый корень является тем, что говорит его название, и подобен живому ростку; благодаря тому, что понятия отношений выражаются при помощи внутреннего изменения, дается свободное поприще для развития... Все же, что получилось таким образом от простого корня, сохраняет отпечаток родства, взаимно связано и поэтому сохраняется. Отсюда, с одной стороны, богатство, а с другой — прочность и долговечность этих языков”.
“...В языках, имеющих вместо флексии аффиксацию, корни совсем не таковы; их можно сравнить не с плодородным семенем, а лишь с грудой атомов... связь их часто механическая — путем внешнего присоединения. С самого их возникновения этим языкам недостает зародыша живого развития... и эти языки, безразлично — дикие или культурные, всегда тяжелы, спутываемы и часто особенно выделяются своим своенравно-произвольным, субъективно-странным и порочным характером”.
Ф. Шлегель с трудом признавал наличие аффиксов во флективных языках, а образование грамматических форм в этих языках истолковывал как внутреннюю флексию, желая этим подвести данный “идеальный тип языков” под формулу романтиков: “единство во многообразии”.
Уже для современников Ф. Шлегеля стало ясным, что в два типа все языки мира распределить нельзя. Куда же отнести, например, китайский язык, где нет ни внутренней флексии, ни регулярной аффиксации?
Брат Ф. Шлегеля — Август-Вильгельм Шлегель (1767— 1845), приняв во внимание возражения Ф. Боппа и других языковедов, переработал типологическую классификацию языков своего брата (“Заметки о провансальском языке и литературе”, 1818) и определил три типа: 1) флективный, 2) аффиксирующий, 3) аморфный (что свойственно китайскому языку), причем во флективных языках он показал две возможности грамматического строя: синтетическую и аналитическую[367].
В чем же были правы братья Шлегели и в чем не правы? Безусловно правы они были в том, что тип языка следует выводить из его грамматического строя, а отнюдь не из лексики. В пределах доступных им языков братья Шлегели правильно отметили различие флективных, агглютинирующих и изолирующих языков. Однако объяснение структуры этих языков и их оценка никак не могут быть приняты. Во-первых, во флективных языках вовсе не вся грамматика сводится к внутренней флексии; во многих флективных языках в основе грамматики лежит аффиксация, а внутренняя флексия играет незначительную роль; во-вторых, языки типа китайского нельзя называть аморфными, так как языка вне формы быть не может, но форма в языке проявляется по-разному (см. гл. IV, § 43); в-третьих, оценка языков братьями Шлегелями ведет к неправильной дискриминации одних языков за счет возвеличивания других; романтики не были расистами, но некоторые их рассуждения о языках и народах позднее были использованы расистами.
Значительно глубже подошел к вопросу о типах языков Вильгельм фон Гумбольдт (1767—1835). Гумбольдт был романтиком-идеалистом, в филологии он был тем же, чем был в философии его современник Гегель. Не все положения Гумбольдта могут быть приняты, но его проникновенный ум и исключительная эрудированность в языках заставляют нас самым внимательным образом оценить этого крупнейшего философа-языковеда XIX в.
Основные предпосылки В. Гумбольдта о языке могут быть сведены к следующим положениям: “Человек является человеком только благодаря языку”; “нет мыслей без языка, человеческое мышление становится возможным только благодаря языку”; язык — “соединительное звено между одним индивидуумом и другим, между отдельным индивидуумом и нацией, между настоящим и прошедшим”; “языки нельзя рассматривать как агрегаты слов, каждый из них есть известного рода система, по которой звук соединяется с мыслью”, причем “каждый его отдельный элемент существует только благодаря другому, а все в целом обязано своим существованием единой всепроникающей силе”. Особое внимание уделял Гумбольдт вопросу о форме в языке: форма — это “постоянное и единообразное в деятельности духа, претворяющей органический звук в выражение мысли”, “...абсолютно в языке не может быть бесформенной материи”, форма же — это “синтез в духовном единстве отдельных языковых элементов, в противоположность к ней рассматриваемых как материальное содержание”. Гумбольдт различает внешнюю форму в языке (это звуковые, грамматические и этимологические формы) и внутреннюю форму, как единую всепроникающую силу, т. е. выражение “духа народа”.
В качестве основного критерия определения типа языка Гумбольдт берет тезис о “взаимном правильном и энергичном проникновении звуковой и идейной формы друг другом”.
Частные критерии определения языков Гумбольдт видел: 1) в выражении в языке отношений (передача реляционных значений; это было основным критерием и у Шлегелей); 2) в способах образования предложения (что показало особый тип инкорпорирующих языков) и 3) в звуковой форме[368].
Во флектирующих языках Гумбольдт видел не только “внутренние изменения” “чудесного корня”, но и “прибавление извне” (Anieitung), т. е. аффиксацию, которая осуществляется иначе, чем в агглютинирующих языках (столетие спустя это отличие сформулировал Э. Сепир, см. выше, гл. TV, § 46). Гумбольдт разъяснил, что китайский язык не аморфный, а изолирующий, т. е. грамматическая форма в нем проявляется иначе, чем в языках флективных и агглютинирующих: не изменением слов, а порядком слов и интонацией, тем самым данный тип является типично аналитическим языком.
Кроме отмеченных братьями Шлегелями трех типов языков, Гумбольдт описал четвертый тип; наиболее принятый термин для этого типа — инкорпорирующий.
Особенность этого типа языков (индейские в Америке, палеоазиатские в Азии) состоит в том, что предложение строится как сложное слово, т. е. неоформленные корни-слова агглюти-нируются в одно общее целое, которое будет и словом, и предложением. Части этого целого — и элементы слова, и члены предложения. Целое — это слово-предложение, где начало — подлежащее, конец — сказуемое, а в середину инкорпорируются (вставляются) дополнения со своими определениями и обстоятельствами. Гумбольдт разъяснял это на мексиканском примере: ninakakwa, где ni — “я”, naka — “ед-” (т. е. “ем”), a kwa — объект “мяс-”. В русском языке получаются три оформленных грамматически слова я мяс-о ем, и, наоборот, такое цельнооформленное сочетание, как муравьед, не составляет предложения. Для того чтобы показать, как можно в данном типе языков “инкорпорировать”, приведем еще один пример из чукотского языка: ты-ата-каа-нмы-ркын — “я жирных оленей убиваю”, буквально: “я-жир-олень-убив-делай”, где остов “корпуса”: ты-нмы-ркын, в который инкорпорируется каа — “олень” и его определение ата — “жир”; иного расположения чукотский язык не терпит, и все целое представляет собой слово-предложение, где соблюден и вышеуказанный порядок элементов.
Внимание к этому типу языков позднее было утрачено. Так, крупнейший лингвист середины XIX в. Август Ш л е и х е р вернулся к типологической классификации Шлегелей, только с новым обоснованием.
Шлейхер был учеником Гегеля и уверовал, что все происходящее в жизни проходит три этапа — тезис, антитезис и синтез. Поэтому можно наметить три типа языков в трех периодах. Это догматическое и формальное толкование Гегеля сочеталось у Шлейхера с идеями натурализма, которые он почерпнул у Дарвина, и считал, что язык, как и любой организм, рождается, растет и умирает. Типологическая классификация Шлейхера не предусматривает инкорпорирующих языков, а указывает три типа в двух возможностях: синтетической и аналитической.
Классификация Шлейхера может быть представлена в следующем виде:
Изолирующие языки
1) R — чистый корень (например, китайский язык).
2) R + r — корень плюс служебное слово (например, бирманский язык).
Агглютинирующие языки
Синтетический тип:
1) Ra — суффигированный тип (например, тюркские и финские языки).
2) aR — префигированный тип (например, языки банту).
3) — инфигированный тип (например, бацбийский язык).
Аналитический тип:
4) Ra (aR) + г — аффигированный корень плюс служебное слово (например, тибетский язык).
Флективные языки
Синтетический тип:
1) Ra — чистая внутренняя флексия (например, семитские языки).
2) aRa (Raa) — внутренняя и внешняя флексия (например, индоевропейские, в особенности древние языки).
Аналитический тип:
3) аRa (Raa) + r — флектированный и аффигированный корень плюс служебное слово (например, романские языки, английский язык).
Изолирующие или аморфные языки Шлейхер считал архаическими, агглютинирующие — переходными, флективные древние — эпохой расцвета, а флективные новые (аналитические) относил к эпохе упадка.
Несмотря на подкупающую логичность и четкость, схема типологии языков Шлейхера в целом — шаг назад по сравнению с Гумбольдтом. Основной недостаток этой схемы — ее “закрытость”, что заставляет искусственно подгонять многообразие языков в это прокрустово ложе. Однако благодаря своей простоте эта схема дожила до наших дней и была в свое время использована Н. Я. Марром.
Одновременно со Шлейхером предложил свою классификацию типов языков X. Штейнталь (1821—1899). Он исходил из основных положений В. Гумбольдта, но переосмысливал его идеи в психологическом плане. Все языки Штейнталь делил на языки с формой и языки без формы, причем под формой следовало понимать как форму слова, так и форму предложения. Языки с отсутствием словоизменения Штейнталь называл присоединяющими: без формы — языки Индокитая, с формой — китайский. Языки с наличием словоизменения Штейнталь определял как видоизменяющие, без формы: 1) посредством повтора и префиксов — полинезийские, 2) посредством суффиксов — тюркские, монгольские, финно-угорские, 3) посредством инкорпорации — индейские; и видоизменяющие, с формой: 1) посредством прибавления элементов — египетский язык, 2) посредством внутренней флексии — семитские языки и 3) посредством “истинных суффиксов” — индоевропейские языки.
Данная классификация, как и некоторые последующие, детализирует лежащую в ее основе классификацию Гумбольдта, но понимание “формы” явно противоречит в ней исходным положениям.
В 90-х гг. XIX в. классификацию Штейнталя переработал Ф. Мистели (1893), который проводил ту же идею деления языков на формальные и бесформенные, но ввел новый признак языка: бессловные (египетский и банту языки), мнимословные (тюркские, монгольские, финно-угорские языки) и истословные (семитские и индоевропейские). Инкорпорирующие языки выделены в особый разряд бесформенных языков, так как в них слово и предложение не разграничены. Достоинством классификации Ф. Мистели является разграничение корнеизолирующих языков (китайский) и основоизолирующих (малайский).
Ф. Н. Ф и н к (1909) в основу своей классификации положил принцип построения предложения (“массивность” — как в инкорпорирующих языках или “фрагментарность” — как в семитских или индоевропейских языках) и характер связей между членами предложения, в частности вопрос о согласовании. На этом основании агглютинирующий язык с последовательным согласованием по классным показателям (субиа из семьи банту) и агглютинирующий язык с частичным согласованием (турецкий) распределены Финком по разным классам. В результате Финк показывает восемь типов: 1) китайский, 2) гренландский, 3) субия, 4) турецкий, 5) самоанский (и другие полинезийские языки), 6) арабский (и другие семитские языки), 7) греческий (и другие индоевропейские языки) и 8) грузинский.
Несмотря на многие тонкие наблюдения над языками, все эти три классификации построены на произвольных логических основаниях и не дают надежных критериев к разрешению типологии языков.
Особо стоит морфологическая классификация языков Ф. Ф. Фортунатова (1892) — очень логичная, но недостаточная по охвату языков. Ф. Ф. Фортунатов исходным пунктом берет строение формы слова и соотношения его морфологических частей. На этом основании он выделяет четыре типа языков:
1) “В значительном большинстве семейства языков, имеющих формы отдельных слов, эти формы образуются при посредстве такого выделения в словах основы и аффикса, при котором основа или вовсе не представляет так называемой флексии [здесь имеется в виду внутренняя флексия. — А. Р.], или если такая флексия и может являться в основах, то она не составляет необходимой принадлежности форм слов и служит для образования форм, отдельных от тех, какие образуются аффиксами. Такие языки в морфологической классификации называют... агглюти-нирующие или агглютинативные языки... т. е. собственно склеивающие... потому, что здесь основа и аффикс слов остаются по их значению отдельными частями слов в формах слов как бы склеенными”[369].
2) “К другому классу в морфологической классификации языков принадлежат семитские языки; в этих языках... основы слов сами имеют необходимые... формы, образуемые флексией основ... хотя отношение между основой и аффиксом в семитских языках такое же, как и в языках агглютинативных... Я называю семитские языки флективно-агглютинативными... потому, что отношение между основой и аффиксом в этих языках такое же, как в языках агглютинирующих”2.
3) “К... третьему классу в морфологической классификации языков принадлежат языки индоевропейские; здесь... существует флексия основ при образовании тех самых форм слов, которые образуются аффиксами, вследствие чего части слов в формах слов, т. е. основа и аффикс, представляют здесь по значению такую связь между собою в формах слов, какой они не имеют ни в языках агглютинативных, ни в языках флективно-агглютина-тивных. Вот для этих-то языков я и удерживаю название флективные языки...”'
4) “Наконец, есть такие языки, в которых не существует форм отдельных слов. К таким языкам принадлежат языки китайский, сиамский и некоторые другие. Эти языки в морфологической классификации называются языками корневыми... в корневых языках так называемый корень является не частью слова, а самим словом, которое может быть не только простым, но и непростым (сложным)”.
В этой классификации нет инкорпорирующих языков, нет грузинского, гренландского, малайско-полинезийских языков, что, конечно, лишает классификацию полноты, но зато очень тонко показано различие образования слов в семитских и индоевропейских языках, что до последнего времени не различалось лингвистами.
Хотя при характеристике семитских языков Фортунатов не упоминает внутренней флексии, а говорит о “формах, образуемых флексией основ”, но это повторяется и при характеристике индоевропейских языков, где “существует флексия основ при образовании тех самых форм слов, которые образуются аффиксами”; важно здесь другое — соотношение этой “флексии основ” (как бы ее ни понимать) и обычной аффиксации (т. е. префиксации и постфиксации), которое Фортунатов определяет как агглютинирующее и противопоставляет иной связи аффиксов и основ в индоевропейских языках; поэтому Фортунатов и различает семитские языки — “флективно-агглютинативные” и индоевропейские — “флективные”.
Новая типологическая классификация принадлежит американскому языковеду Э. Сепиру (1921). Считая, что все предшествующие классификации являются “аккуратным построением спекулятивного разума”, Э. Сепир сделал попытку дать “концептуальную” классификацию языков, исходя из мысли, что “всякий язык есть оформленный язык”, но что “классификация языков, построенная на различении отношений, чисто техническая” и что нельзя характеризовать языки только с одной какой-то точки зрения.
Поэтому в основу своей классификации Э. Сепир ставит выражение разного типа понятий в языке: 1) корневые, 2) деривационные, 3) смешанно-реляционные и 4) чисто реляционные; последние два пункта понимать надо так, что значения отношений могут выражаться в самих словах (путем их изменения) совместно с лексическими значениями — это смешанно-реляционные значения; или отдельно от слов, например порядком слов, служебными словами и интонацией, — это чисто реляционные понятия.
Второй аспект у Э. Сепира — это та самая “техническая” сторона выражения отношений, где все грамматические способы сгруппированы в четыре возможности: а) изоляция (т. е. способы служебных слов, порядка слов и интонации), Ь) агглютинация, с) фузия (автор сознательно разделяет два вида аффиксации, так как их грамматические тенденции очень различны) и d) символизация, где объединены внутренняя флексия, повтор и способ ударения. В случае тонового ударения, например в языке шиллук (Африка) jit с высоким тоном — “ухо”, а с низким — “уши” — очень схожий факт с чередованием гласных.
Третий аспект — это степень “синтезирования” в грамматике в трех ступенях: аналитическая, синтетическая и полисинтетическая, т. е. от отсутствия синтеза через нормальное синтезирование к полисинтетизму (от греческого polys — “много” и synthesis — “соединение”; см. гл. IV) как “сверхсинтезированию” .
Из всего сказанного у Э. Сепира получается классификация языков, приведенная в таблице.
Основной тип | Техника | Степень синтеза | Пример |
А. Простые чисто реляционные языки | 1) Изолирующий 2) Изолирующий с агглютинацией | Аналитический | Китайский, аннамский (вьетнамский), эве, тибетский |
Б. Сложные чисто Реляционные языки | 1) Агглютинирующий, изолирующий 2) Агглютинирующий 3) Фузионно-агглютинирующий 4) Символический | Аналитический Синтетический Синтетический Аналитический | Полинезийские Турецкий Классический тибетский Шиллук |
В. Простые сме шанно-реля ционные языки | 1) Агглютинирующий 2) Фузионный | Синтетический Аналитический | Банту Французский |
Г. Сложные сме шанно-реля ционные языки | 1) Агглютини- рующий 2) Фузионный 3) Фузионный, символический 4) Символико-фу- зионный | Полисинтетический Аналитический Чуть синтетический Синтетический | Нутка Английский, латинский, греческий Санскрит Семитские |
Э. Сепиру удалось очень удачно охарактеризовать 21 язык, приведенный в его таблице5, но из. всей его классификации не ясно, что такое “тип языка”. Наиболее интересны критические замечания, касающиеся прежних классификаций, — здесь много интересных мыслей и здравых идей. Однако совершенно непонятно после работ Ф. Ф. Фортунатова, как мог Э. Сепир охарактеризовать арабский язык “символико-фузионным”, когда в таких языках, как семитские, аффиксация агглютинирующая, а не фузионная; кроме того, он охарактеризовал тюркские языки (на примере турецкого) как синтетические, однако советский ученый Е. Д. Поливанов разъяснил аналитический характер агглю-тинирующих языков'. Кроме того, и это главное, классификация Сепира остается абсолютно внеисторичной и аисторичной. В предисловии к русскому изданию книги Сепира “Язык” А. М. Сухотин писал: “Беда Сепира в том, что для него его классификация только классификация. Она дает одно — “метод, позволяющий нам каждый язык рассматривать с двух или трех самостоятельных точек зрения по его отношению к другому языку. Вот и все...”. Никаких генетических проблем Сепир, в связи со своей классификацией, не только не ставит, но, наоборот, решительно их устраняет...” (с. XVII).
В одной из недавних работ Тадеуш Милевский также не связывает типологическую характеристику языков с историческим аспектом и, исходя из правильного положения, что “типологическое языкознание вырастает непосредственно из описательного языкознания”', и резко противопоставляя типологическое языкознание сравнительно-историческому2, предлагает такую “перекрестную” классификацию типов языков, исходящую из синтаксических данных: “... в языках мира имеются четыре основных типа синтаксических отношений: ...1) подлежащего к интранзитивному сказуемому [т. е. не обладающему свойством переходности. — А. Р.], 2) субъекта действия к транзитивному сказуемому [т. е. обладающему свойством переходности. —А. Р.], 3) объекта действия к транзитивному сказуемому, 4) определения к определяемому члену... Типология структур словосочетаний [т. е. синтагм. — А. Р.] и предложений может быть, таким образом, двоякого рода: одна опирается только на форму синтаксических показателей, другая — на объем их функций. С первой точки зрения мы можем выделить три главных типа языков: позиционный, флективный и концентрический. В языках позиционных синтаксические отношения выражаются постоянным порядком слов... Во флективных языках функции подлежащего, субъекта, объекта действия и определения обозначаются самой формой этих слов... Наконец, в концентрических языках (инкорпорирующих) транзитивное сказуемое при помощи формы или порядка входящих в его состав местоименных морфем указывает на субъект действия и объект...” Это один аспект.
Второй аспект анализирует различия объема синтаксических средств, причем автор отмечает, что “в языках мира имеются шесть различных типов совмещения четырех основных синтаксических функций”. Так как в этом анализе собственно типология отсутствует, а есть лишь указания на то, какие комбинации указанных признаков встречаются в каких языках, то все это рассуждение можно опустить.
В другом месте этой статьи Т. Милевский разбивает языки мира еще по одному принципу на четыре группы: “изолирующие, агглютинативные, флективные и альтернирующие”. Новым, по сравнению с Шлейхером, здесь оказывается выделение альтернирующих языков, к которым относятся семитские языки; Т. Милевский их характеризует так: “Здесь наступает совмещение всех функций как семантических, так и синтаксических, в пределах слова, которое благодаря этому образует морфологически неразложимое целое, состоящее чаще всего только из одного корня”2. Это утверждение в свете сказанного выше (см. гл. IV, § 45) неверно; выделить тип семитских языков необходимо, но отнюдь не так, как предлагает Т. Милевский (см. выше определения Ф. Ф. Фортунатова).
Вопрос о типологической классификации языков, таким образом, не разрешен, хотя за 150 лет было много и интересно написано на эту тему.
Одно остается ясным, что тип языка надо определять прежде всего исходя из его грамматического строя, наиболее устойчивого, а тем самым и типизирующего свойства языка.
Необходимо включать в эту характеристику и фонетическую структуру язык а, о чем еще писал Гумбольдт, но не мог этого осуществить, так как в то время не было фонетики как особой языковедческой дисциплины.
При типологическом исследовании надо различать две задачи: 1) создание общей типологии языков мира, объединенных в те или иные группы, для чего недостаточно одного описательного метода, а нужно использование и сравнительно-исторического, но не на прежнем уровне младограмматической науки, а обогащенного структурными методами понимания и описания лингвистических фактов и закономерностей, чтобы можно было для каждой группы родственных языков построить ее типологическую модель (модель тюркских языков, модель семитских языков, модель славянских языков и т. д.), отметая все сугубо индивидуальное, редкое, нерегулярное и описывая тип языка как целое, как структуру по строго отобранным параметрам разных ярусов, и 2) типологическое описание отдельных языков с включением их индивидуальных особенностей, различением регулярных и нерегулярных явлений, которое, конечно, тоже должно быть структурным. Это необходимо для двустороннего (бинарного) сопоставления языков, например с прикладными целями перевода любого типа, включая и машинный перевод, и в первую очередь для разработки методики обучения тому или иному неродному языку, в связи с чем подобное индивидуально-типологическое описание для каждой сопоставляемой пары языков должно быть разным.
ОСНОВНАЯ ЛИТЕРАТУРА К МАТЕРИАЛУ, ИЗЛОЖЕННОМУ В ГЛАВЕ VI. (КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ)
1)Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1990.
2)Вопросы методики сравнительно-исторического изучения индоевропейских языков. М.: Изд. АН СССР, 1956.
3)Г л и с о н Г. Введение в дескриптивную лингвистику / Русский пер. М., 1959.
4)Иванов Вяч. Вс. Генеалогическая классификация языков и понятие языкового родства. Изд. МГУ, 1954.
5)Кузнецов П. С. Морфологическая классификация языков. Изд. МГУ, 1954.
6)М е и е А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков / Русский пер. М.—Л., 1938.
7)Морфологическая типология и проблема классификации языков. М.-Л.: Наука, 1965.
8)Народы мира. Историке-этнографический справочник; Под ред. Ю. В. Бромлея. М.: Сов. энцикл., 1988.
9)Общее языкознание. Внутренняя структура языка; Под ред. Б. А. Серебренникова. М.: Наука, 1972 (раздел: Лингвистическая типология).
10)Сравнительно-историческое изучение языков разных семей. Современное состояние и проблемы. М.: Наука, 1981.
11)Теоретические основы классификации языков мира; Под ред. В. Н. Ярцевой. М.: Наука, 1980.
12)Теоретические основы классификации языков мира. Проблемы родства; Под ред. В. Н. Ярцевой. М.: Наука, 1982.
ГЛАВА VII. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЯЗЫКА,