ГЛАВА 9. БЕГИ, БЕГИ, ТЫ — ДЕМОН

(Переводчик:Inmanejable; Редактор: Erlkonig)

— Ты отвлекаешься, Клара, — говорит папа. — Тебе нужно сосредоточиться.

Я опускаю свою часть метлы, тяжело дыша. Мое плечо болит в том месте, куда меня только что ударил Кристиан. Мы тренировались на моем заднем дворе в Джексоне по щиколотку в снегу последние полчаса, и до сих пор это было неплохо. Я ударила его, он ударил меня. Хотя его последний удар был ошеломляющим.

Кристиан посмотрел на меня с чувством вины, которое засело в его золотых в крапинку глазах.

— Ты в порядке? — тихо спросил он. — Мне очень жаль.

— Все хорошо. Мы договорились, что не будем буксировать наши удары, я оставила себя открытой, так что ты должен был этим воспользоваться, — я подвигала рукой, поморщившись, а затем повернула голову вправо-влево, растягивая.

— Мы можем прерваться на минуту? Мне нужна передышка.

Папа нахмурился. — У нас нет на это времени. Ты должна тренироваться.

Это уже пятый раз, когда мы занимаемся вместе — я, папа и Кристиан — и с каждым разом папа становится все напряженней, словно у нас нет никакого прогресса. Он работал с нами как сумасшедший всю неделю, но зимние каникулы почти закончились, и у нас не будет столько свободного времени на тренировки, когда мы вернемся в школу. Для начала, мы должны перестать работать с метлами и швабрами. Пришло время заняться чем-то стоящим.

— Я думала, для тебя не существует такого понятия как время. — Я старалась не ныть. — Пойдем. Мне нужен горячий шоколад. Мои ноги замерзли.

Папа вздыхает и пересекает двор, становясь между мной и Кристианом. Он положил руки мне на затылок, прямо под волосами, затем, проделал тоже самое с Кристианом. У меня даже не было возможности спросить, что он делает, прежде, чем я почувствовала толчок в животе и мир растворился в ярко-белом свете, а когда он исчезает, мы оказываемся на пляже. Он выглядит, как какой-нибудь необитаемый остров из фильма: идеальный белый песок и голубая вода, никого вокруг, только несколько любопытных чаек.

— Святое дерьмо, папа, — я с трудом дышала. — В следующий раз попробуй сначала предупредить.

— А сейчас, — говорит он, хлопая в ладоши. — Снова.

Мы снимает ботинки и носки, скидывает наши куртки, и бросаем их на песок. Папа стоит на краю воды и наблюдает за нами, скрестив руки. Я поднимаю свою метлу и подхожу к Кристиану, который принял оборонительную позицию. Мои ноги зарываются в песок.

— Итак, — говорит Кристиан, словно у нас непринужденный разговор, а не тренировка, на которой мы избиваем друг друга до полусмерти. — Как Анжела?

— С ней все хорошо. По крайней мере, она опять со мной разговаривает, — я делаю выпад. Он блокирует его. — Я ужинала у нее пару дней назад, и мы немного поговорили. Она рассказала мне ту версию истории, в которую ей хочется, чтобы все поверили. — Он замахивается, я блокирую. — Я тебе рассказывала, что она собирается в мой литературный класс в этом семестре? Мы читаем Данте. Это должно быть забавно.

— Я видел ее вчера на площади, поедающей огромное мороженое, при 20 градусах (-6 по Цельсию), — сказал Кристиан. — Она болтала со мной ни о чем, как в старые добрые времена. Только… стала немного больше.

— О, да ладно, не такая уж она и толстая. С трудом в это верится.

— Что она такая же, как и шесть месяцев назад?

Я вижу, что он открыт и сильно бью его по ноге, но он движется слишком быстро. Я спотыкаюсь, не достав его, и быстро поворачиваюсь, как раз вовремя, чтобы блокировать удар, предназначенный моему бедру. Я отталкиваю его.

— Это зависит от того, в какую историю ты веришь, — я убираю прядь волос, которая закрывает мне обзор. — Если Пирс отец, то максимум это произошло с ней четыре месяца назад. Но она сказала, что ей рожать в марте, значит она уже на шестом месяце. Расчеты не сходятся. Шесть месяцев означают, что она забеременела в Италии. Таким образом, ребенок Пена.

— Но она не признается, что отец Пен, даже тебе, не так ли? — спрашивает Кристиан.

— Ни в коем случае, она говорит, что это Пирс. Она даже рассказала ему, что он отец, что значит, что Пирс в полнейшем шоке. Он предложил свою поддержку, но Анжела не позволяет ему ничего делать для нее. Пирс порядочный парень. Жаль, что не он отец.

Кристиан хмурится. — Значит, Анжела собирается придерживаться этой версии после зимних каникул?

Я дотягиваюсь до его ребер метлой, но он отпрыгивает. — Да. Но потом она уйдет в отпуск или что-то в этом роде, — говорю я ему. — На неопределенный срок.

— А как же ее предназначение? Оно в Стэнфорде, не так ли?

— Она не хочет говорить о своем предназначении. Словно перестала верить в него, или решила, что ей все равно, или она слишком сфокусирована на всем том, что связано с ребенком. — Я спотыкаюсь, и Кристиан сильно ударяет меня по бедру. — Оу! Эй, не так сильно!

Он останавливается, опуская метлу. — Но я думал, мы согласились…

Я атакую его, используя его опущенное оружие. — Беги, беги, демон! — кричу я, и он смеется, когда я его обезоруживаю, отправив метлу в воду. Кристиан опускается на колени, моя метла упирается в его горло. Он усмехается и поднимает руки в воздух.

Приятно видеть его улыбающимся. Последние пару недель были тяжелыми для него, находится в пустом доме, постоянно напоминающем об Уолтере и тех вещах, которые они привыкли делать вместе.

— Сдавайся, — серьезно говорю я.

— Сначала смерть, — кричит он, затем быстро кидается на меня, поймав за талию, и тащит меня в песок.

— Нет, остановись, — кричу я, отбиваясь, когда он перекидывает свою ногу через мои. — Нет, щекотно! Никакой щекотки на тренировках. Кристиан! — беспомощно смеюсь я.

— Достаточно, — внезапно говорит папа.

Кристиан и я останавливаемся, чтобы посмотреть на него. Думаю, мы оба забыли, что он здесь. Ему не смешно. Кристиан поднимается сам и помогает мне встать на ноги, отряхивая песок со своей рубашки.

Папа отдает ему его метлу.

— Снова, — говорит он.

— Ох, ты прям сержант по строевой подготовке, — хихикаю я. — Расслабься.

Папины глаза заискрились. — Это не спортивный зал, — сказал он.

— Я никогда особо не любила зал, — шучу я.

Чего, конечно, не следовало говорить. — Это жизнь и смерть, Клара. Я ожидал большего от тебя. Я ожидал, что ты отнесешься к этому серьезно.

Я смотрю на песок. Я старалась не зацикливаться на виде себя такой, покрытой кровью, с помутневшими глазами, такой, какой я видела себя в голове Кристиана, наряду с волнами беспокойства.

— У нее небольшие проблемы с юмором, — спокойно говорит Кристиан. — Она понимает, как это серьезно.

Огоньки исчезают из папиных глаз. Он выдыхает. — Мне жаль, — говорит он, что чертовски меня потрясает. — Давайте сделаем перерыв.

Мы садимся рядом на берегу, наблюдая за волнами. Я смотрю на Кристиана и улыбаюсь, посылая ментальные объятия, чтобы заверить его, что я в порядке, потому что в данный момент его мысли занимает архангел Михаил.

— Что-то в этом роде, — говорит папа Кристиану, — просто я ее отец.

— Вот чего я не могу понять, — говорит Кристиан через минуту. — Всю свою жизнь, с тех пор как мне дядя рассказал о Черном Крыле, он говорил мне бежать. Что для моего же блага, мне не стоит даже пытаться бороться с ним — они слишком могущественные, слишком быстрые, слишком сильные. Вы не сможете убить их. Беги, так он всегда говорил.

— Мама говорила тоже самое, — присоединяюсь я к разговору.

— Так и есть, — говорит папа. — В битве один на один с ангелом, у тебя не будет преимущества. И дело не только в могуществе, скорости или силе. Это опыт. Мы боролись друг с другом на протяжении очень долгого времени. — Кажется, ему стало грустно при этой мысли. — А вы только начали сражаться.

— Так какой в этом смысл? — спрашивает Кристиан. — Если мы не может бороться с Черным Крылом, не имея шанса на успех, зачем тогда мой дядя пытался научить меня? Почему ты учишь нас использовать сияние как оружие? — он качает головой. — Знаю, я видел себя в видении, использующего сияние как меч. Но зачем? Зачем, если я не смогу выиграть?

— Черное Крыло вряд ли непосредственно навредит вам, — говорит папа. — В конце концов, они все еще ангелы, и причинение боли кому-нибудь, кто на стороне добра, это как идти против нашей сущности. Это вызывает у Черного Крыла еще больше боли. Вот почему они предпочитаю использовать пособников, что причинять физический вред.

— Пособников? — повторяю я.

— Полукровки, — говорит он. — Черные Крылья выполняют свою грязную работу через Нефилимов. И Триплы самые сильные из всех Нефилимов.

— Так в видении мы боремся с другими полукровками, — заключает Кристиан.

Папа кивает.

Я связываю эту информацию с той, что Семъйяза сказал мне на кладбище об Азаэле.

— Да, — говорит отец. — Азаэль очень опасен. Пожалуй, самый опасный и злой из всех Черных Крыльев, кроме самого сатаны. Безжалостный. Неколеблющийся. Он берет то, что хочет, и если он увидит тебя, если он узнает кто ты такая, он заберет тебя. Он убил или поработил многих, если не большинство, Триплов.

— Большинство Триплов? — спрашиваю я дрожащим голосом.

— Нет, — говорит папа. — Вас очень немного. На самом деле в одно и тоже время на земле может быть не более семи Триплов. И на данный момент, Азаэль имеет в своем распоряжении, по крайней мере, троих.

— Семь, — говорит Кристиан, словно самому себе. — Таким образом, ты, я и Джеффри… остается еще один.

Семь Триплов. Семь.

Я встретилась с Кристианом взглядом. У нас была одна и та же мысль.

Седьмой будет одним из нас.

— Ребенок Анжелы, — понимаю я. — Потому что Пен его отец.

Папа хмурится. — Пен. — Он говорит его имя словно ругательство. — Отвратительное, трусливое существо, двуличный. Во многих отношениях, хуже падших. — Его глаза настолько ожесточились, что становится немного страшно. — У них вообще нет чувства вины.

* * *

— Я кажу ей, когда будем возвращаться в Калифорнию, — говорю я Кристиану, когда мы вернулись в мой дом в Джексоне, сидели на диване в гостиной перед огнем, и пили чай с малиной, который заставляет меня скучать по маме. — Чем раньше она узнает, тем лучше.

Он смотрит на огонь. — Хорошо. Хочешь встретиться в «CoХo» во вторник вечером, раз мы собираемся пропустить субботу?

— Конечно, — я кусаю губы. — И я подумала, может, если ты хочешь, мы могли бы начать бегать по утрам. Знаю, нам нужно учиться управлять сиянием как оружием, но, может, мы могли бы поупражняться в беге, на всякий случай.

— На всякий случай, — эхом отзывается он. — Да, почему бы и нет. Каждое утро?

— Да. Скажем в шесть тридцать. — Я содрогаюсь только от мысли о таком раннем подъеме, но это для хорошего дела. Словно это увеличит мою продолжительность жизни.

— Хорошо, — говорит он с улыбкой. — Только помни, что это твоя идея.

— Ок, буду. Кстати, какое у тебя расписание в этом семестре.

— Ничего интересного. Мой сумасшедший класс будет проектировать здания и сооружения.

Я поворачиваю голову и смотрю на него. — Проектирование зданий и сооружений? Звучит серьезно. — Я подозрительно сузила глаза. — Ты выбрал специальность?

Он делает свой любимый смешок на выдохе. — Я подумываю об архитектуре.

— Ты хочешь стать архитектором? Когда это произошло?

— Я люблю строительство. В детстве я поглощал журналы Линкольн. — Он пожимает плечами. — Это было вполне логично, так что я подумал попробовать себя в этом, попытаться, позаниматься математикой, физикой и рисованием, и посмотреть, будет ли мне после всего этого все еще нравиться эта идея.

Кристиан не смотрит прямо на меня, но я уверена, что он наблюдает за моей реакцией.

Не смотря на то, что я думаю, что это глупо, заниматься чем-то таким тяжелым как архитектура, буду ли я смеяться, представив его в костюме и каске, с чертежами подмышкой.

Думаю, это горячо. Я толкаю его своим плечом. — Это удивительно. Это звучит… идеально.

— А как насчет тебя? — спрашивает он. — Все еще имеешь сильное желание заняться медициной?

— Да. Я посещаю занятия по биохимии, которые называются геномика и медицина, которые, я уверена, сведут меня с ума.

— Что еще? — спрашивает он. — Больше никакого счастья не привалило?

Я делаю вдох. — Больше нет. Просто стандартные, базовые и другие предметы, которые нужно пройти до того, как поступать в медицинский колледж и, хм, физкультура.

Он ловит меня на попытке ускользнуть от ответа. — Клара, что за занятия по физкультуре? — Он выуживает информацию из моих мыслей. — Ты ведь ограничиваешь свои способности? Это не честно.

— Эй, никто никогда не говорил, что мы не можем тренироваться в свободное время.

Он садится рядом, смотрит на меня так, словно я та еще плутовка[13], чем он думал. — Я собираюсь тоже записаться на эти занятия. Когда они?

— В понедельник и среду, с часу до двух.

Он кивает головой, словно все решено. — Таким образом, мы будем бегать по утрам, и боксировать после полудня.

— Хорошо.

— И не строй планы на следующие выходные, — добавляет он.

Я смотрю на него. — Почему нет?

Уголок его рта поднимается. Кристиан смотрит на меня взглядом, который бы заставил ноги любой девушки подкашиваться. — Я приглашаю тебя. На свидание. Прежде чем все станет еще более странным.

Мое сердце бьется быстрее. — Ужин и кино, — я помню.

— В пятницу вечером, — говорит он. — Я заберу тебя в семь.

— В семь, — повторяю я, с каким-то глупым трепетанием в моем голосе. — Пятница.

Он идет к двери и одевает пальто.

— Куда ты идешь?

— Домой. Я должен подготовиться, — говорит он.

— К пятнице?

— Ко всему, — отвечает он. — Увидимся на «Ферме».

* * *

— Ты превышаешь скорость, — говорит Анжела.

Мне не нужно смотреть на спидометр, чтобы понять, что она права. Я нервничаю о том, как она воспримет то обстоятельство, что «возможно седьмой — твой ребенок[14]». Мы ехали весь день и теперь искали гостиницу на ночь, и я все еще не успокоила свои нервы, чтобы поговорить о главном.

— Не знала, что у тебя проблемы с превышением скорости, — замечает она. — Обычно ты аккуратный водитель, когда не сбиваешь ангелов. Ты придерживаешься правил.

Что, конечно, из ее уст прозвучало как оскорбление. — Супер, спасибо.

Она возвращается к журналу по воспитанию детей, который до этого читала. Анжела занимается всем, что связано с ребенком с такой же страстью, с которой обычно занималась делами ангелов. В последнее время она прячет под подушкой копию «Что ожидать, когда ждешь ребенка» с загнутыми уголками. И трехсотлетний том о женщине, подарившей жизнь Нефелиму. Просто немного легкого чтения.

— Итак, как прошли твои каникулы? — спрашивает она, с намеком на улыбку. — Выпустила немного пара с Кристианом?

Я игнорирую ее очевидный подтекст. — Мы провели немного времени на пляже.

Она задумчиво смотрит в окно, где небо на горизонте потемнело до глубокого соблазнительного синего цвета; ее руки лежат на животе. Интересно, когда в последний раз она испытывала хоть что-нибудь кроме беспокойства.

— Анж, нам нужно поговорить.

— Мы можем поговорить о том, почему ты не с Кристианом, — предлагает она.

— Как насчет того, что мы не будем говорить о том, что мы делали?

— В чем загвоздка, К?— продолжает она, словно и не слышала меня. — Он горяч, горяч даже по твоим меркам, он доступен, и ждет, подожди-ка … — Ее золотые глаза театрально расширяются. — А ты свободна сейчас?

Ненавижу тот факт, что после этих слов я покраснела.

— И давай не будем забывать, что он твоя судьба. Твое предназначение или чтобы это ни было. Твой парень. Так выясни с ним отношения, в конце-то концов. Просто будь с ним. В горизонтальном положении, как ты любишь говорить.

— Спасибо, Анжела, — говорю я, иронично. — За такое освещение событий.

— Прости, — говорит она, хотя понятно, что ей совершенно не жаль. — Меня бесит то, что вы двое так мучаете друг друга.

Именно здесь, я поняла, что полна решимости поговорить о ней, но сейчас мы говорим обо мне. Я позволила ей сменить тему, но я была серьезно настроена вернуться ко всей этой ситуации с ребенком.

— Мы не… — я вздыхаю. — Это сложно. Мы не хотим быть вместе, только потому, что кто-то сказал, что мы должны.

— И под «кто-то» ты подразумеваешь Бога, да?

Конечно, это звучит слишком высокомерно для меня, настаивать на отношениях, на своих собственных условиях, когда она смотрит на ситуацию с этой стороны.

— Это не так сложно, — говорит она. — Вы хотите быть вместе так, как вам этого хочется. Это очевидно, особенно для него. Не говори мне, что не замечаешь, как он смотрит на тебя, словно он готов целовать землю, по которой ты ходишь, если бы он только знал, что этим тебя покорить.

— Я знаю, — мягко признаю я. — Но…

— Но ты все еще одержима ковбоем.

Я проверяю зеркала. — Я не хочу прыгать из одних отношений сразу в другие. У меня и Кристиана есть время, чтобы стать всем тем, для чего мы предназначены — теми, кем мы решим стать.

— Ты не хочешь, чтобы он был твоей заменой, — задумчиво говорит она. — Очень по-взрослому.

— Спасибо. Я стараюсь. — Я перестроилась в другой ряд, чтобы обогнать дом на колесах, который плелся вдоль шоссе.

— Но, может, у вас нет этого времени, — говорит она, в первый раз осознав, что именно я говорила о своем видении. — И уже прошла пара месяцев, как ты рассталась с Такером, не так ли? — замечает Анжела.

Хорошо, вот и все. Достаточно обсуждать меня. — Так, как так получилось, что мы говорили о твоей личной жизни, а затем резко перешли к моей? Вряд ли это справедливо, — говорю я.

Все ее тело напряглось. — Мне нечего сказать о Пирсе. Он — милый парень.

— Уверена, что так оно и есть. Но ты не влюблена в него. И он не отец твоего ребенка, да?

Она глумится. — Да ладно, К. Мы уже через это проходили.

— Я понимаю, почему ты говоришь, что это он, — говорю я ей. — Я понимаю, действительно понимаю. Я не знаю, будет ли так лучше для Пирса, но я понимаю. Ты защищаешь своего ребенка. Также как моя мама пыталась защитить меня и Джеффри, позволяя нам думать, что папа был обычным бездельником.

Она уставилась на свои колени. Ей не хватает решимости признаться в этом. Никому. Она дала себе обещание, что будет придерживаться идеи об отцовстве Пирса, и она не собирается нарушать его ни для кого либо. Даже для меня. Так безопаснее.

— Ладно, хорошо, пусть будет по-твоему, — говорю я.

Я должна позволить ей разобраться в себе. Но нет ничего плохого, если это случится с моей помощью.

Я включаю радио, и мы его слушаем в тишине, погруженные каждая в свои мысли. Я придумываю новый подход. — Эй, помнишь, как я видела ту птицу около кампуса, и мне казалось, что это Семъйяза?

— Да, — с облегчением говорит она, потому что думает, что я сменила тему. — И что произошло с ним, в конце концов? Он все еще преследует тебя?

— Я бросила в него камень пару недель назад, и с тех пор его не видела.

— Ты бросила камень в Черное Крыло? — говорит она, впечатленная. — Вау, К.

— Я была расстроена. Это было, вероятно, ошибкой. Он знает, что я — Трипл, и, возможно, я довела его до такой степени, что он решит рассказать Азаэлю обо мне.

Анжела замирает. — Азаэль. Кто он такой?

— По-видимому, большой плохой Наблюдатель. Он собирает Триплов. По все видимости, одновременно нас может быть всего семь, и он хочет собрать всех, — быстро произношу я, словно это общеизвестный факт.

— Семеро из вас… — повторяет она.

Она, наконец, понимает. — Мой папа сказал, что никогда не бывает больше семи Триплов на земле одновременно, и Азаэль хочет их всех. Кристиан тоже сказал об том однажды — семь Триплов, что-то об этом рассказывал Уолтер, — я смотрю на нее.

— Что-то связанное с числом семь, так? Но как ты говоришь, это число Бога.

— Седьмой, — шепчет Анжела. Она смотрит вниз, на свой живот. — Седьмой наш.

— Сейчас мы все в ступоре, — говорю я и увеличиваю скорость.

* * *

Когда я возвращаюсь в Стэнфорд, первое, что я делаю, это пытаюсь найти своего брата. Что Семъйяза говорил о Джеффри—где твой брат, Клара?— раздражая меня, и я не хочу ждать его звонка, чтобы поболтать. Часть меня просто хочет увидеть его. К тому же, он должен знать об всей этой чертовщине с семью Триплами. Поэтому я беру дело в свои руки и начинаю искать пиццерии в округе Маунтин-Вью — давайте назовем интуицией тот факт, что Джеффри болтается рядом с нашим родным городком. В конце концов, в первый раз, когда он появился в моей комнате в общежитии он сказал, что видел меня, и это было на следующий день после того, как я брала Кристиана в Маунтин-Вью, где мы ходили в «Баззардс Руст».

Оказывается, в Маунтин-Вью есть три пиццерии, и Джеффри работает в третьей—в непосредственной близости от вокзала, на улице Кастро.

Он не в восторге, когда я вновь появляюсь в его жизни. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает он, когда я подхожу к прилавку и мило спрашиваю диетическую колу.

— Эй, разве девушка не может скучать по своему брату? — спрашиваю я. — Мне нужно поговорить с тобой. У тебя есть минутка?

— Ладно, хорошо. Эй, Джейк, это моя сестра, — сообщает он огромному латиноамериканцу, стоящему за прилавком, и который напоминает пехотинца, он кивает нам. — Я собираюсь на перерыв. — Джеффри ведет меня к столику в дальнем углу, под окном и садится напротив меня. — Хочешь пиццу? — спрашивает он и протягивает меню. — Я получаю одну бесплатно каждый день.

— Работа мечты, ха? — Я рассматриваю огромные фрески различных овощей, нарисованных на оранжевой стене позади головы Джеффри: огромное авокадо, четыре больших томата, огромный зеленый перец. Это не совсем то, что я представляла, когда Джеффри сказал, что работает в пиццерии. Это место небольшое, узкое, но уютное, с плиткой теплого персикового цвета на полу, простые столики выстроены по обе стороны комнаты, за прилавком видно кухню, чистую и сияющую нержавеющей сталью. Более высококлассная и систематизированная, чем средняя пиццерия.

Джеффри выглядит уставшим. Он продолжает мигать и потирать глаза.

— Ты живой? — спрашиваю я.

Он устало улыбается. — Прости. Поздняя ночь.

— Работал?

— Играл, — говорит он, и его улыбка напоминает гримасу.

Звучит не очень. — Во что играл? — спрашиваю я, предполагая, что ответом не будет «Xbox».

— Я ходил в клуб.

Клуб. Мой шестнадцатилетний брат устал, потому что был допоздна в клубе.

Невероятно. — Итак, покажи мне свое поддельное удостоверение, — говорю я, стараясь казаться крутой. — Хочу посмотреть, насколько оно хорошо.

— Ни в коем случае. — Он забирает у меня меню и показывает на веганскую[15] пиццу «Берклей».

— Вот эта отвратительна.

— Тогда не будем ее заказывать, — я опускаю взгляд на меню. — Как насчет вот этой? — говорю я, показывая на пиццу под названием «Касабланка».

Он пожимает плечами. — Нормально. Мне они все уже вроде как приелись. Выбери ту, которая тебе нравится.

— Хорошо, а теперь показывай свое удостоверение.

Он протягивает руки через стол. — У меня нет поддельного удостоверения, Клара. Честно.

— О, да. Ты ходишь в один из таких суперкрутых клубов, в которых не требуют удостоверения, — говорю я с сарказмом. — Где такой находится, я тоже туда пойду.

— Отец моей девушки владелец клуба. Он пускает меня. Не волнуйся. Я не пью… много.

О, как удобно, думаю я. На самом деле мне приходится закусить губу, чтобы удержаться от нытья-старшей-сестры.

— Так ты сейчас называешь ее своей девушкой, ха? — говорю я. — Как ее зовут?

— Люси, — ему требуется минута, чтобы сходить и сделать заказ. — Да, сейчас мы как бы вместе.

— И что же она из себя представляет, кроме того, что она дочь владельца клуба?

— Я не знаю, как описать ее, — говорит он, пожимая плечами. — Она горячая. И классная.

Типичные разговоры парней, настолько туманны, насколько это возможно.

Он улыбается, думая о ней. — У нее плохое чувство юмора.

— Я хочу с ней познакомиться.

Он ухмыляется, качая головой. — Не думаю, что это хорошая идея.

— Почему нет? Что, ты думаешь, что я буду тебя смущать?

— Я знаю, что ты будешь смущать меня, — говорит он.

— Ой, да ладно. Обещаю. Я буду вести себя хорошо. Приведи ее как-нибудь познакомиться со мной.

— Я подумаю об этом. — Он смотрит в окно, где группа подростков идет по тротуару, намеренно натыкаясь друг на друга и смеясь. Джеффри смотрит на них, когда ребята проходят мимо, и я чувствую его печальные эмоции, словно он смотрит на жизнь, которая у него была.

Сам того не заметив, он вырос. Повзрослел. Сам о себе заботится.

И ходит в клубы.

Джеффри прочищает горло. — Итак, о чем ты пришла поговорить со мной? — спрашивает он. — Тебе снова нужен совет по поводу твоей личной жизни? Ты еще не с Кристианом?

Я закатываю глаза. — Черт. Почему все спрашивают меня об этом? И ты мой младший брат. Предполагается, что такие вещи тебе отвратительны.

Он пожимает плечами. — Это так. На самом деле мне противно. Ну, так как?

— Нет! Но мы собираемся в пятницу на свидание, — с неохотой признаю я. — Ужин и кино.

— А, так может в пятницу… — дразнит он.

Я хочу ударить его. — За кого ты меня принимаешь?

Еще раз пожимает плечами. — Я был там в то утро, когда ты пробралась домой после ночевки у Такера. Только вот не нужно изображать передо мной невинность.

— Ничего не было! — восклицаю я. — Я заснула, и все. Шшш, ты хуже, чем мама. Не то чтобы моя невинность или ее отсутствие было твоим делом, — быстро продолжаю я. — но, Такер и я, мы не …ну, ты знаешь.

Он в замешательстве поморщил лоб. — Вы не что?

Джеффри никогда не отличался особым умом и сообразительностью. — Ты знаешь, — снова говорю я с ударением.

Понимание отразилось на его лице. — Ох. Почему?

— Когда я становилась слишком… счастливой, я начинала светиться, что не очень-то было по душе Такеру. Вся эта ситуация с ужасающим-людей-сиянием. Итак. — Я начинаю переставлять перечницы на столе. — Думаю, это то, что ты должен ждать с нетерпением в скором времени.

Теперь он действительно выглядит запутанным. — Хо-хорошо.

— Вот почему иметь отношения с людьми сложно, — говорю я. — В любом случае, это не то, что нам нужно обсудить. — Я глотаю, внезапно забеспокоившись, как он воспримет мою идею. — Я тренируюсь с отцом.

Его глаза сужаются, становясь сразу настороженными. — Что ты имеешь в виду под «тренируюсь»?

— Он учит меня использовать сияние в качестве оружия. На самом деле, нас с Кристианом, обоих. И я думаю, в следующий раз ты должен присоединиться к нам.

С минуту Джеффри смотрит на меня настороженными глазами. Затем он смотрит на свои руки.

Я продолжаю болтать. — Звучит весело, да? Бьюсь об заклад, ты был бы великолепен.

Он скалится. — Почему мне бы хотелось научиться использовать сияние как оружие?

— Чтобы защитить себя.

— От кого, ангелов-самураев? Сейчас двадцать первый век. У нас есть кое-что, что называется пистолетом.

Подходит Джейк и ставит дымящуюся пиццу на стол. Он выглядит ворчливо. Джеффри и я молча ждем, когда он поставит перед нами тарелки.

— Есть еще что-нибудь, что я могу для вас сделать? — спрашивает Джейк с сарказмом.

— Нет, спасибо, — говорю я, и он уходит, а я наклоняюсь через стол, чтобы прошептать: — Чтобы защитить себя от Черного Крыла. — Я рассказываю Джеффри о своем разговоре с Семъйязой на кладбище, включая тот факт, что Семъйяза специально спросил о нем, о том, что я все время вижу Сэма около кампуса в образе ворона, о тех вещах, что рассказал папа о семи Т-людях, и о том, что если нам придется с кем-то драться, то, вероятнее всего, с ними. — Итак, папа тренирует меня. И я знаю, он хотел бы и тебя научить тоже.

— Т-люди?

Я многозначительно смотрю на него, пока он не говорит: — О.

-Так, и что ты думаешь? Придешь? Это могло быть похожим на наш ангельский клуб, за исключением Анжелы, потому что она… занята.

Он качает головой: — Нет, спасибо.

— Почему нет?

— Я не собираюсь учиться драться. Это просто игра. Это не для меня.

— Джеффри, ты был бойцом-чемпионом. Ты полузащитник. Ты победитель районных соревнований по реслингу. Ты…

— Больше нет. — Он встает, смотрит на меня так, что становится ясно — разговор окончен. — Наслаждайся пиццей. Я должен вернуться к работе.