Благоуханный крин царицы небесной

«Воистину, в жизни каждого человека существуют мгновения, которые являются предначинательными не только предстоящей земной жизни, но и жизни вечной. Некоторые души сподобляются райских бла­женств, будучи еще на земле.

Подтверждение этому видим в благодатном Стар­це Николае.

Пресвятая Дева избрала его Себе в служители еще с раннего детства. «Она пришла в наш дом и одарила Своею Благодатию, — говорил Старец, — распростер­ла Свой Покров Святый и утешила благословением».

Воспитывала Батюшку мать, Екатерина Стефанов­на. Именно ее материнская любовь и молитва возгревали в маленьком сыне ревность по Бозе. Отец, Алек­сий Иванович, строгий и суровый человек, рано оста­вил семью: Коленьке было только пять лет, когда почил родитель. На руках вдовы осталось четверо сыновей: Михаил, Николай, Петр и Анатолий. Все три брата от­дали жизнь «за друга своя», не вернувшись со Второй Мировой Войны в 1942 году. Михаил упокоился на Пискаревском кладбище Санкт-Петербурга; Анато­лий же и Петр пропали без вести, и мать с братом так и не смогли поклониться их могилам. Молитва и слезы были уделом матушки Екатерины: потерять троих сыновей, которых пришлось поднимать на ноги одной, уповая только на помощь Божию, — это великое испы­тание. Старец часто вспоминал пророческие слова от­ца Алексия Ивановича: «Однажды мы сидели за сто­лом и пили чай, помню, что разговаривали. Вдруг отец посерьезнел, отставил чашку, и протянув руку в мою сторону, сказал матери: «Вот этот тебя доглядит». Пророческие были слова. Так и вышло».

Екатерина Стефановна Гурьянова, в девичестве Крылова, была также ангелоподобным человеком. Как-то спросили клиросных певчих из Храма на Острове, знавших ее, какой она была. Ответ духовный: «Какой могла быть мать такого подвижника? Конечно Ангел!»

Родилась Екатерина 10 января 1883 года, преста­вилась ко Господу 20 мая 1970 года. Мать свою Старец называл только одним ласковым словом: «мамушка». Послушание матери украсило всю его жизнь: во всем брал ее благословение и совет. «Матушка моя была бла­женная, разговоров не любила, больше молчала и бесе­довала с Господом, мысленно. Никогда с Евангелием не расставалась. Была очень религиозная и любила клиросное пение. У нее альт красивый был. Помню, бы­вало, среди ночи проснусь, услышав ангельское песно­пение, и сажусь за фисгармонию, чтобы записать, про­играть, пока не утратил.

Разбужу ее, конечно. «Батюшка! Что это ты мне спать не даешь! — «Матушка, прости, ангельское при­звание, не могу я спать». — «Укрепи тебя, Господи, — скажет, — и тут же встанет и сядет рядышком со мной».

Когда матушка почила, Старец был долгое время неутешен: служил сорокауст и плакал. Потом вспоми­нал, что не хотел ехать на Остров из Литвы, где подви­зался в удаленном от мира месте, Гегобросты, служа во Святом Храме Святителя Николая, находящемся в пустыньке; но матушка настояла, — и он за послуша­ние поехал, хотя сердце его благословенное не желало. Потом, когда Екатерина Стефановна поняла, на какой Крест она благословила сына, то очень страдала и пере­живала. «Эти страдания и сократили ее жизнь», — ска­зал Батюшка.

упокоить его честные останки Старец завещал ря­дом с материю, на Острове, на кладбище напротив келлии: «Хочу у матушкиных ног лежать!» Такова была воля блаженного отца, которую исполнили чтущие Ба­тюшку чада.

Уже в раннем детстве он приобрел навык молит­вы. «И что это было у меня?! — вспоминал Старец. — Все время о Господе думал, говорил и беседовал с Ним. Место наше, Чудские Заходы, больше эстонцами насе­ленное. Так вот соберу их всех, еще мальчонкой был, — Луззи, Магда, Сальма, Эдвард, — и говорю: «Давайте с крестным ходом пойдем. Возьмем кресты, иконы». Так и ходили, а я впереди шел и пел на эстон­ском: «Иссэнт хэй да арму» — «Господи, помилуй»... А потом, когда оставался один, пробирался в баню, прихватывал с собой накидушку с подушек, покрывал ею плечи и начинал служить Литургию. Даже кадило сам делал. И плакал, славя Господа. Всегда любил ноч­ную молитву, потому что среди ночи Небеса отверза­ются, и Ангелы внемлют... В раннем детстве явился мне Сладчайший Спаситель мира Иисус Христос и благословил меня. Всю мою жизнь я был в послуша­нии у Господа и на все брал у Него благословение... Вы понимаете меня?! Только веруйте в Господа, живите свято... Я зрел Господа, и беседовал с Ним, и осязал». Благословенный Старец взял мою руку и повторил: «Осязал вот так»³.

МОНАХ

«Меня в детстве все монахом называли, — как-то сказал Старец. — А я рад, я действительно монах. Никого кроме Господа не знал и не искал. Ведь это награда от Господа — монашество, призвание Божие; такая небесная радость служить Небесному Жениху. «Се Жених грядет в полунощи, и блажен муж его же обрящет бдяща»... У меня своя келлия была, так и называли: не комната, а келлия. Иконочки везде стояли, молитвословы, книги духовные. Ог­ромные Царские Портреты во весь рост. Однажды, когда красные бушевали, в окно влетел снаряд и упал возле Царских Портретов, но не разорвался: вот как Царские Мученики меня с детства хранили; а я как Их любил! Даже сердце останавливалось, как только думал о Них! [...]

В келлию монашескую я не пускал никого. На ме­ня даже обижались».

Батюшка очень почитал Преподобного Феодосия Иерусалимского (1800Н948) и еще до канонизации предсказывал его грядущее прославление Церковию. Всякий раз, когда молились ему или упоминали о нем, говорил: «Ведь вы подумайте! С трех лет монах! Ка­кой светильник!» Мы спрашивали: «Отче, это редкое явление — с трех лет монашество?»... «Редкое, но у Гос­пода особое попечение о каждой душе. Это Господу угодно было так сотворить с ним. Пути Божий прикровенны и сокрыты от нас».

После кончины Батюшки открыли подаренную и перепечатанную им подборку писем к нему. На стра­нице, где была телеграмма от Архиепископа Псков­ского Иоанна (Разумова), датированная двенадцатым марта 1971 года, прочли: «Баше Досточтимое Высокопреподобие, приимите наши бессердечные поздравле­ния с радостным днем Вашего Тезоименитства и всеславным пятидесятичетырехлетием Вашего усерд­ного служения Церкви Божией!»...

Рукой Батюшки на листочке, вложенном в этом месте в машинопись, было исчислено: «1971—1909 (г.р.) = 62; 62—54 = 8»... В восемь лет Старец начал слу­жение Церкви, о котором прикровенно пишет Влады­ка Иоанн. Должно быть, это сугубо памятная дата, с которой Архиереи поздравил Батюшку.

Благодатный Старец крупицами за все эти годы приоткрывал свой духовный путь: он не любил гово­рить о себе. Если о чем-то приходилось услышать, то это относилось не непосредственно к его жизни, а к обшей беседе. Как-то мы поставили запись проповеди одного из почитаемых московских проповедников. Священник долго и пространно говорил на духовные темы, в основном, как выяснилось, о себе. Батюшка внимательно вслушивался, вдруг покачал головой и сказал: «А святые молчат»...⁴