Идолопоклонство интеллигенции

— Степанов издевался над учеными людьми, целующими мощи св. угодников Божьих. Очень сожалею, что он ушел с нашей беседы, я заставил бы его признаться, что он сам прикладывается к мощам…

— Это ложь! — не выдержал один из оставшихся товарищей.

— Но только не угодников Божьих и вообще не святых людей, — закончил свою фразу Уральцев и тотчас же обратился к вспыхнувшему товарищу:

— Скажите, пожалуйста, вы разве не поцеловали бы с благоговением свою умершую мать или любимую, только что скончавшуюся девушку.

— Ну, это дело другое, — ответил товарищ.

— Но ведь они же трупы, тело без души и жизни!

— Но я их люблю, они для меня как живые, — пояснил товарищ при смехе всей публики. Смех был вызван тем акцентом, который выдавал иудейское происхождение товарища.

— А если эти любимые вами трупы будут лежать год-другой нетленными, что вы с ними сделаете? Неужели выбросите на двор? — спросил этого иудея Уральцев.

— Ну, нет, — наивно отвечал тот, — я хранил бы их как величайшую драгоценность.

— Я полагаю, — заметил Уральцев, — то же ответил бы и Степанов.

— Ну, конечно, Парфений Каллистратович очень любит своих родителей.

— Стало быть, я правду сказал, а не ложь, — сделал заключение Онисим Васильевич, — что он сам почитает мощи и лобызает их.

— Да и кому не известно, что у культурных людей, тех самых, которых Степанов высмеивал за почитание мощей святых, существует обычай хранить локоны любимых женщин: культурные люди хранят их, как святыню, целуют их, как чествуемый предмет. Но ведь локоны — вещь бездушная, мертвая. Чем же она лучше мощей? Однако за это идолопоклонство Степанов не посмеет осуждать образованных людей, потому что сам, несомненно, причастен ему.

Культурные люди нашего времени — большие фетишисты: кому только не поклоняются! Что только не чтут за святыню! Что только не целуют с благоговением и с подобострастием! Каждый культурный человек считает своим долгом и честью целовать ручку дамы, как бы мерзка она ни была по своему развращенному поведению. Если она в перчатках, то он целует и их. А ведь известно, что дамские перчатки шьются из кожицы собаки-лайки. Ничуть не стесняются и не брезгуют культурные люди лобызать собачью шкурку, прикладываться к ней с величайшим благоговением, как к святыне. Несомненно, и Степанов это делает: ведь он выдает себя за культурного человека. Странно, что он, прикладывающийся к собачьей шкурке, насмехается над верующими людьми, лобызающими действительно святых людей, великих праведников и мучеников.

Современные культурные люди всякую дрянь чмокают своими губами, они с наслаждением целуют женщин в губы, щеки, шею, которые смазаны всевозможнейшими косметическими средствами: пудрой, помадой, румянами, кольд-кремом и т.п. А эти средства состоят из свиного сала, из тела насекомых (кармин) и даже, если не по преимуществу, из спермацета и амбры, добываемых из мозгов и кишечников животных. Всю эту гадость культурные люди смакуют с наслаждением и благоговением — с большим благоговением, чем верующие прикладываются к мощам, всегда завернутым в парчу или в дорогую ткань и хранящимся в особых раках. Много и другой нечистоты культурные люди прикладывают к своим и губам, и зубам и суют в рот. Припомните хотя бы только одни зубные средства: щетки, порошок, пломбу, вставные зубы. Все это составлено не из небесных веществ, а из очень низких продуктов. А если вы еще примете во внимание, что ест современный культурный человек, начиная с зверей и кончая ракообразными и червями, то вы придете к неизбежному заключению, что рот этого человека — самая поганая часть. Добавьте к этому постоянное осквернение его словесною мерзостью. Может быть, Бог потому и не допускает этих людей до лобызания мощей, чтобы они своим прикосновением к ним не осквернили эту святыню христианства[90].

Почитание святых мощей

— Почитание христианских мощей имеет глубокий смысл. Чтут христиане, собственно, не тело святого, не плоть засохшую, не мертвую материю, из которой состоят мощи, а действующий в них Дух Божий; преклоняются верующие не перед прахом чествуемого святого, а перед величием его подвига, перед силою его духа, перед чистотою и несокрушимостью его веры. Поэтому христиане почитают даже то место, где святой мученик или исповедник, или праведник скончал свою жизнь. Прекрасно об этом говорит великий святитель древней Церкви Григорий Богослов: «Так велико (у христиан) благоговение к истине, что малая часть волос, обрывки одежды, один признак капель крови иногда достаточны к чествованию целого мученика: даже месту мощей дается наименование «святые мощи», и оно получает равную силу, как бы находится в нем целый мученик»[91].

Нужно удивляться не тому, что христиане поклоняются мощам и иконам, — это поклонение одухотворенно-осмысленное, подобно тому, как почитаем мы книгу не за переплет ее и не за бумагу, а за выраженную в ней истину, за идеи и мысли автора. Удивительно по своему бессмыслию почитание революционных мощей и икон со стороны тех их поклонников, которые не признают существования в мире Бога, ни души, ни какой духовности, которые утверждают одну только материю, знают одну только природу с ее, по их учению, бездушными законами.

Революционные «мощи» и «иконы»

— Вспомните торжественнейшие и грандиознейшие революционные шествия в Петрограде при погребении жертв революции. Более величественного «крестного» хода Россия еще не видела. Товарищи несли десятки гробов, обитых красной материей, с остатками, т.е. мощами, погибших революционеров. Сами вожди революции не знали, чьи трупы лежали в этих гробах, среди них были, быть может, переодетые жандармы, провокаторы. И вот их с религиозным благоговением и с необычайной торжественностью похоронили на лучшей площади Петрограда. Кого же, собственно, хоронили товарищи? Кому воздавали столь великую честь? Перед кем с таким умилительным чувством преклонялись? Кому молились товарищи? Ни духа, ни души они не признают, стало быть, их не было ни в гробах, ни около гробов и нигде. Но христиане, поклоняясь святым угодникам Божиим, веруют и знают, что это поклонение принимается неумирающим духом этих праведников. А кому нужны были революционные поклоны перед гробами, наполненными изгнившими трупами, превратившимися уже в груды навоза, гноя и червей? Даже черви едва ли сознавали воздаваемую им товарищами честь.

Я не в насмешку говорю, что именно червям воздавалась честь. Сами вы, товарищи, — обратился Уральцев к степановским молодцам, — подумайте, перед кем же собственно вы преклонялись, если не перед червями? Ну, не перед навозом же и гноем!

— Пфе! — брезгливо прошипел один из них, но ничего не ответил на поставленный вопрос.

— Мы перед святыми идеями преклонялись, — ответил другой, но так несмело, что как будто бы только себе это сказал.

— Идеями?! — удивился Уральцев. — Да ведь вы же кроме экономики никаких идей не признаете. Да сами идеи и мысли, по вашему материалистическому учению, есть продукт материи, т.е. тот же гной и те же черви. Наконец, в революционных гробах были не идеи, а разложившиеся трупы, кишащие могильными червями и отдававшие нестерпимым зловонием. Не идеи вы таскали по столичным улицам, а вот эти ужасные «мощи», им вы поклонялись, их лобызали. И сам Степанов, смеющийся над учеными и литераторами, почитающими великих святых христианской религии, стоял коленопреклоненно перед этими революционными «мощами». Ах, как жаль, — воскликнул Онисим Васильевич, — что Степанов ушел с беседы. Я спросил бы его: не стыдно ли было ему[92], человеку культурному, ходить в молитвенном настроении по улицам Петрограда за этим прахом и гноем и с религиозным благоговением преклоняться перед грудой кишащих червей?[93]

— Послать бы за ним, — кто-то робко крикнул из публики и смолк.

— Не лучше революционных «мощей» и революционные «иконы», — продолжал Уральцев. — Этими «иконами» обставлены все советские учреждения по всей России, стоят они и на площадях, и на улицах. Таскают их товарищи во всех своих крестных ходах, машут перед ними красными знаменами, украшают их красными лентами, красными рамами, красной кровью. Стоят перед ними без шапок, почти молятся на них, во всяком случае, относятся к ним с религиозным благоговением. Какие же «святые» изображены на этих «иконах»? Это: Карл Маркс, Энгельс, Либкнехт, Роза Люксембург, Ленин, Троцкий, Зиновьев и проч. «чудотворцы» социализма и революции. Это все — убийцы, палачи, растерзатели народного тела.

Товарищи Степанова заволновались и завозились при этих словах. Они стали о чем-то нервно разговаривать между собой, и один из них стремглав вылетел из помещения. Публика следила за товарищами, и нервное их возбуждение передалось и ей. Она опасалась за своего оратора, Онисима Васильевича: ведь товарищи не простят ему эту откровенную правду о вождях социализма, их законы карают смертной казнью всякого, кто осмелится непочтительно отозваться о «святых» и об «угодниках» революции и социализма. Вылетевший товарищ, наверное, с доносом на Уральцева, понесся к своему господину — Степанову. Уральцев тем временем продолжал свою речь, не обращая внимания на возбужденное состояние товарищей.

— Христиане, воздавая честь иконам, почитают, собственно, не доски, не краски, а первообраз: признавая духовный мир и духовное общение, они верят, что их молитвы, их почитания, их душевные порывы доходят до тех святых лиц, которым они молятся. Это — вполне разумная молитва, достигающая намеченной цели. Но к кому идет товарищеское или пролетарское почитание революционных «икон», раз революционеры отрицают духовное общение и духовный мир? Ни Маркс, ни Либкнехт, ни даже Роза Люксембург не слышат и не чувствуют этого почитания и поклонения. Этих социалистических «святых» совсем не существует, они давно уже съедены без остатка гнойными червями. Не доходят революционные молитвы и до живых социалистических «угодников», ибо и они не знают и не признают духовного мира и духовного начала. Ясно должно быть для всякого, что революционные молитвы непосредственно и исключительно относятся к краскам, доскам, тряпкам, бумаге. Более бессмысленной и более глупой молитвы нельзя и придумать. Она в тысячу раз бессмысленнее молитвы самых диких идолопоклонников, глупее всех их жертвоприношений. Вот что заслуживает и осуждения, и осмеяния! Над этим чудовищным мракобесием должен бы Степанов искренне хохотать, если бы он на самом деле был человеком культурным или просто здравомыслящим, а не над христианскими почитаниями св. мучеников и угодников Божьих. Но в социализме и в так называемой пролетарской культуре есть еще более чудовищное мракобесие.